Читать книгу: «Академия Стоундем», страница 4

– Нет, не могу! – её голос звенел от азарта. – Что же произошло на вечеринке, о чём ты решила умолчать? Жду подробности, иначе начну расспрашивать всех, кто видел вас троих.

Я моргнула.

– Троих?

– В отличие от тебя, у меня прекрасная дедукция, – самодовольно улыбнулась она и театрально провела пальцем по воображаемым очкам. – Ты избегаешь Алекса, но благодарна нашему демону. Так-так-так… что же скажут люди?

Я стиснула зубы.

– Это шантаж.

– Нет, – её улыбка стала ещё шире. – Это всего лишь решение проблемы, если ты откажешься.

– Скоро начнутся занятия, а после работа, – торопливо выдала я. – Давай завтра после учёбы?

Лиса трагично запрокинула голову и прижала ладонь к груди, словно собиралась упасть в обморок.

– Я с ума сойду до завтра! – громко воскликнула она, а потом глубоко вздохнула. – Как ты можешь так издеваться надо мной?!

Я закатила глаза, но с улыбкой ответила:

– Обещаю рассказать во всех деталях, только потерпи.

Она сузила глаза, оценивающе прищурившись, словно взвешивала, стоит ли мне доверять. Наконец, надув идеально подкрашенные матовой помадой губы, кивнула:

– Ладно. Но если ты не расскажешь, буду допытывать всех. Помни об этом!

С этими словами она уверенно схватила меня под руку и потащила в аудиторию, сияя довольной ухмылкой. Я едва сдержала смешок.

Всю жизнь я избегала физического контакта. Объятия, прикосновения, даже случайные касания чужой руки казались мне лишними и обременяющими. Но с Лисой всё было иначе. Её жесты никогда не вызывали у меня неловкости. Напротив, рядом с ней я ощущала лёгкость, словно она умела снимать невидимые барьеры, не оставляя после себя неприятного осадка. Это был её особый дар – располагать к себе людей, разрушать чужие стены и превращать всё в игру.

***

Когда мы, наконец, закончили разносить газеты, я осознала, что за весь день мы с Генри обменялись всего парой коротких фраз. Никто из нас так и не затронул тему вечеринки, но в воздухе всё равно висело молчание, наполненное мыслями, которые мы предпочли оставить при себе.

Я устало опустилась на каменную мостовую, вытянув ноги перед собой и выпустив протяжный выдох. Нагретый солнцем камень приятно согревал ладони, но тело будто отказывалось двигаться дальше: ноги горели от многочасовой ходьбы, в животе раздалось предательское урчание.

Сегодня мы бродили по улицам дольше обычного, разнося не только газеты, но и маленькие посылки, открытки, прессу. В какой-то момент Генри молча переложил в мою сумку часть лёгких пакетов, освобождая руки для более тяжёлых. Он сделал это так естественно, будто это не требовало пояснений.

– Устала, мелочь? – его голос прозвучал с лёгкой насмешкой.

Я раздражённо повернула голову, сверля его взглядом:

– Хватит называть меня мелочью. Не мои проблемы, что ты такой высокий.

– Тебя это обижает? – Генри ухмыльнулся.

– Буду называть тебя башней.

– Ладно, ладно, понял, – со смехом он неожиданно протянул руку и погладил меня по голове.

Я замерла.

Теплая ладонь коснулась моих волос слишком легко и слишком уверенно. Контраст ошарашил: секунду назад я ещё сердито возмущалась, а теперь внутри всё спуталось. Часть меня хотела резко оттолкнуть его руку, а другая… другая жадно ловила это ощущение, мечтая, чтобы он не убирал ладонь, а наоборот – медленно, осторожно провёл пальцами по волосам, скользнул к виску, коснулся кожи.

Я подняла взгляд и наткнулась на его глаза. Там мелькала привычная насмешка, но глубже теплилось что-то тёплое, тревожащее, от чего у меня сбивалось дыхание. Он засмеялся звонко и искренне, так заразительно, что мне вдруг захотелось услышать этот смех снова.

Что со мной происходит?

Он вызывал во мне слишком много противоречий, и это начинало пугать.

– Почему ты приехал сюда? – спросила я, пытаясь оттолкнуть нарастающее волнение. – Во Франции полно мест, где можно учиться.

Генри чуть прищурился, разглядывая меня. В его взгляде не было злости, только лёгкое любопытство, будто он ждал этого вопроса.

– Ты задаёшь слишком много вопросов, – наконец произнёс он, и на его лице появилась загадочная улыбка. – Давай так.

Он сделал шаг вперёд. Моё дыхание сбилось.

– Ты можешь задать мне три любых вопроса. Абсолютно любых. А я, в свою очередь, получу три желания.

– Ты с ума сошёл? – я не заметила, как он оказался так близко.

Его лицо было всего в нескольких сантиметрах. Я ощущала тепло его тела, тонкий аромат кожи и что-то неосязаемое, тяжёлое, висевшее между нами. Он улыбался, но в глазах было другое – вызов, игра, уверенность в том, что он держит инициативу. Сердце стучало слишком быстро, а воздух будто стал гуще, тяжелее.

– Да ладно тебе, – его голос стал мягче, но с оттенком насмешки. – Разве тебе не хочется узнать больше?

И он был прав.

Ох, как же сильно хотелось.

Всё ещё стоя так близко, Генри не сводил с меня глаз. Его улыбка была самоуверенной, наглой, но от этого только сильнее кружилась голова. Щёки предательски горели, дыхание сбивалось, а внутри будто что-то перевернулось. Вся логика кричала: «Лана, не соглашайся! Это ловушка!» Но тело не слушалось. Я застряла в этом моменте, как муха в янтаре.

Время тянулось, вытягивая секунды в минуты. Его взгляд скользил по мне, в нём было нескрываемое ожидание. Самодовольный, уверенный, он знал, что выиграл. И самое ужасное – я понимала, что он прав. Я не могла отказаться. Да и не хотела.

Мне хотелось узнать о нём больше.

Кто он? Откуда? Почему выбрал Академию? Что скрывается за этим маскарадом насмешек и ухмылок? И почему один его взгляд заставляет моё сердце биться быстрее?

Притяжение становилось невыносимым. Оно пугало, но ещё больше пугала готовность поддаться.

– Хорошо, – выдохнула я.

Какая же ты идиотка, Лана.

На миг его ухмылка исчезла, будто он ждал другого ответа. Может, отказа. Я улыбнулась, заметив его замешательство, и неожиданно для самой себя ощутила удовольствие от того, что застала его врасплох.

– Всё? Аргументы кончились? – приподняла я бровь.

– Даже не мечтай, – Генри быстро вернул маску самоуверенности. – Твоё согласие было ожидаемо. Тебе слишком интересно узнать, кто я такой.

– С чего бы?

– Просто уверен в этом.

Чёртов хитрец.

Я шагнула вперёд и обеими руками толкнула его в грудь. Для него это оказалось всего лишь лёгким ветерком. Он даже не пошатнулся, а только рассмеялся, запрокинув голову. Чёрт, какой же у него смех. Звонкий, заразительный, будто в нём не было ничего от его обычной холодности.

– Демон-искуситель! – бросила я через плечо. – Издеваешься над младшими.

Сбросив с себя напряжение, я резко развернулась и направилась к общежитию.

– И какие желания ты загадаешь? – быстро спросила я через плечо.

– Всё будет зависеть от того, какие вопросы ты задашь, – ответил он улыбаясь.

Я обернулась и впервые увидела его другим. Не каменным, не саркастичным, не колким. Он стоял с заложенными за спину руками и улыбался так, что на щеках появились две глубокие ямочки. Они делали его лицо чересчур привлекательным. Я не могла оторвать взгляд.

Почему я только сейчас их заметила?

– Теперь даже не знаю, – я театрально вздохнула. – Все вопросы вдруг вылетели из головы.

– Не торопись, – спокойно сказал он. – У нас полно времени.

– Ты так доволен… Уверена, всё это было спланировано. Больше не могу смотреть на тебя, – я нарочито отвернулась, скрывая улыбку.

Генри снова рассмеялся, и я поймала себя на том, что смеюсь вместе с ним.

– Думаю, мне пора, – сказала я тихо.

– До завтра, мелкая, – его голос прозвучал неожиданно мягко.

***

Шагая по мощёной дорожке, я полностью утонула в своих мыслях. Внутренний голос упрямо повторял его имя снова и снова, будто проверяя мою реакцию на каждое повторение. Раздражение? Несомненно. Радость? Вряд ли… хотя, может быть, и да. Всё это казалось глупым, нелепым и совершенно неправильным, но отрицать было бессмысленно. Генри каким-то образом пробрался в мои мысли и не собирался оттуда уходить.

Я раздражённо выдохнула и покачала головой, будто пыталась вытряхнуть его образ из памяти. Что со мной происходит? Почему один только взгляд, его насмешливая ухмылка, его голос оставили во мне столько эмоций? И зачем я вообще согласилась на эту дурацкую игру с вопросами? Теперь сама себя загнала в ловушку. Эта сделка, как назойливая заноза, всё время сидела в голове.

Поглощённая размышлениями, я продолжала идти, почти не замечая дороги. Мысли кружили, отвлекая от всего вокруг. И только когда я подняла голову, меня будто окатило холодной водой: улица выглядела чужой.

Я резко остановилась.

Оглянувшись, попыталась вспомнить, когда свернула не туда, но дома, фонари и кусты были пугающе одинаковыми. Всё казалось похожим и незнакомым одновременно. В груди медленно разгоралось тревожное чувство.

– Город намного больше, чем кажется… – пробормотала я и машинально свернула направо.

Узкий переулок упёрся в тупик.

– Прекрасно. Просто идеально, – выдохнула я, чувствуя, как раздражение вплетается в растущую тревогу.

Я бродила ещё какое-то время, надеясь узнать хоть что-то знакомое, но над городом стремительно сгущались сумерки. Небо окрасилось в густой синий цвет, свет угасал, а вместе с ним угасала и моя уверенность.

Фонари оставались мёртво-чёрными, будто сам город не собирался мне помогать. По коже побежали мурашки: слишком много теней и слишком мало людей. Казалось, все разумные жители уже давно разошлись по домам, а я одна плутала в лабиринте переулков.

С каждым шагом тьма становилась плотнее, вязкой, словно живая. Она обволакивала, давила, заставляла сердце биться быстрее. Я ускорила шаг, стараясь не поддаваться панике.

– Великолепно, Лана. Просто супер. Теперь ты ещё и потерялась, – прошипела я себе под нос, сжимая ремешок сумки.

Достав телефон, я нажала на кнопку включения. Ничего. Экран остался черным. Я попробовала снова. И ещё раз. Мой старенький iPhone даже не дрогнул.

– Нет-нет-нет… – прошептала я и встряхнула его, как будто это могло его оживить. Но нет. Батарея сдалась.

– Да твою же… – выдохнула я, резко разворачиваясь на месте.

Собравшись с силами, я глубоко вдохнула. Паника только усугубит ситуацию. Нужно думать трезво. Я порылась в сумке, доставая тетради, конспекты, листы, надеясь, что где-то, хотя бы на полях, записан адрес общежития.

Но ничего.

Чувство беспомощности накрыло с головой, холодной волной. Словно судьба сегодня решила проверить меня на прочность.

Ладно.

Общежитие в городе одно. Значит, если я спрошу у местных, кто-нибудь обязательно подскажет дорогу. Я просто должна найти кого-то.

Я подняла голову и огляделась. Ни единой души. Пустота улицы будто давила на плечи, и одиночество стало почти осязаемым. Но вдруг в полумраке я заметила троих парней у стены. Их фигуры сливались с тенью, лица скрывались в полутьме, но очертания были слишком чёткими.

Сердце гулко ударило в грудь. Всё внутри кричало: «Разворачивайся и беги», но у меня не было выбора. Я сделала вдох, сжала кулаки и шагнула к ним.

– Извините… – голос дрогнул, но я быстро взяла себя в руки. – Вы не подскажете, где находится студенческое общежитие?

Они заговорили почти одновременно, и в этот момент я их узнала. Лица, искажённые злобой всего несколько дней назад, когда они сцепились с Генри. Теперь они вынырнули из тьмы, как кошмары, ожившие наяву. Грудь сдавило, дыхание перехватило, и я ощутила, будто чья-то холодная рука сжала мои лёгкие. Ноги стали свинцовыми, тело отказывалось слушаться.

– Что в такое время здесь забыла молодая девушка? – ленивый голос прозвучал так спокойно, будто речь шла о пустяке. Но в этой тягучей лености слышалась угроза, липкая, как ядовитая слизь.

Я сглотнула, но пересохшее горло не позволило даже этого простого движения. Воздух стал тяжелее, как густой сироп, который невозможно вдохнуть.

– Ты оглохла, подруга? – второй голос был ближе.

Они двинулись ко мне, как стая волков, уверенных, что добыча не вырвется. Их шаги гулко отдавались в тишине, каждая поступь будто отсчитывала последние секунды до конца моего бегства.

Внутренний голос взвыл: беги.

Я резко развернулась, вложив все силы в рывок. Но едва успела сделать шаг, как грубая рука вцепилась в воротник и с силой дёрнула назад. Мир смазался, асфальт больно встретил спиной, и из лёгких вырвался воздух. На мгновение я даже не могла вдохнуть. Уши заложило гулом, перед глазами поплыла пелена.

И всё же, даже через эту мутную завесу, я увидела его. Того, кто нависал надо мной с мерзкой ухмылкой, в которой смешались самодовольство и хищный интерес.

– Ну привет, красавица, – его голос был низким и медленным.

Меня тошнило от ужаса, но я не могла отвести глаз.

Он схватил ворот моей рубашки и вжал меня спиной в стену. Камень ударил по лопаткам. Холод мгновенно вошёл в кожу сквозь ткань. Одна рука прижала к стене мои плечи, вторая достала складной нож. Лязг лезвия разрезал тишину, и мир сузился до звука металла и собственного сердца.

Я затаила дыхание. Горло будто сжали тиски. В голове только один адский свод: не дышать резко, не делать резких движений. Сердце колотило так, что казалось, должно выпрыгнуть наружу.

– Не рыпайся, – сухо сказал он и приложил лезвие к шее. Холод стали прошелся по коже, от чего я замерла. – Где дружка своего потеряла?

Пальцы сжали шею. Моё дыхание ушло. Я сделала инстинктивный шаг, чтобы оттолкнуть его, и ощутила, как теряю опору: ноги поднялись, земля ушла из-под стоп. Он держал меня одной рукой, и это было ещё страшнее. Понимание, что я в полной власти чужого кулака.

Дышать стало нечем. В каждом вдохе была пауза, в каждой паузе чувствовалось растущее давление в висках. Рвотный рефлекс бился в животе, язык налип на нёбо, голос исчез. Я пыталась понять, где руки, как пошевелить пальцами, как послать хоть какой-то сигнал миру, но мир сузился до лезвия и пальцев, сдавливающих горло.

– В городе ночью не опасно, – его голос был ровный, без эмоций. – Но, если одна гуляеш, то могут случиться неприятности.

От его дыхания на щеке меня тронуло отвращение. Он чувствовал свою власть. Он наслаждался этим.

Я попыталась зажать глаза, чтобы спрятаться, но в темноте всё равно было видно лезвие. Попытка двинуться, и петля на шее сжалась. Паника вилась внутри, превращая каждую мысль в тонкую нить: беги, зови, кричи. Но голос не отзывался, телефон мёртв, вокруг – пустота.

– Не рыпайся – и будет не так больно, – прошептал он, почти ласково. – Скажи, где он, и мы уйдём.

Я стиснула зубы. Пропитанное страхом молчание казалось предательским, но слёз не было. Я понимала, что слёзы сейчас – это слабость, которую он обязательно использует. Тело сводило судорогой, пальцы немели.

И вдруг – голос, как удар:

– Если хоть пальцем её тронешь, я убью тебя.

Это были не слова пустого героя. Они прорезали ночь, чёткие и тихие. В груди что-то ожило. Я подняла глаза через туман сознания и увидела силуэт.

Генри.

Он вышел из тени без суеты. В его голосе не было шутки и не было смеха; там была железная твердость. Он шагнул вперёд, и в его взгляде замерла холодная сосредоточенность.

– Отпусти её, – сказал он ровно. – Ты хотел разобраться со мной, не с ней.

Человек над мной хмыкнул. Но в голосе Генри прозвучало не просто требование, в нём была угроза другого порядка: тихая, без лишних слов, но плотная как стена.

Я слышала, как у него сжалось горло. Видела, как рука того, кто держал нож, дрогнула на миг. Секунда. Две. Мир вокруг ожил как бы в замедленной съёмке: капля пота на виске, натянутая мышца, звук шагов, приближающихся тенью. Всё зависло на нити перед тем, как случится взрыв.

Мужчина рывком поднял меня ещё выше, и я ощутила, как горло сдавило так сильно, что глаза заслезились. В следующее мгновение он бросил меня в сторону, словно тряпичную куклу. Я рухнула на землю, удар отозвался резкой болью в спине, по телу пробежала дрожь. Лёгкие будто забыли, как дышать, если каждый вдох давался с боем, рвано, с болью, которая разрывала грудь.

– Парни, держите её, – хрипло бросил он. – А мы пока поговорим со старым другом. Он станет сговорчивее, если девчонка будет у нас.

Чьи-то руки впились в плечи, удерживая так крепко, что я почувствовала онемение. Я рвалась, пыталась вырваться, но тело подводило, не слушалось. Оставалось только смотреть вперёд. Туда, где Генри и нападавший кружили друг против друга.

Они двигались так быстро, что я едва успевала следить. Тени сливались, удары были резкими, яростными, каждый новый сильнее предыдущего. В груди стучала паника: он один против них… а я не могу ничего сделать.

Внезапный удар в спину выбил из меня остатки воздуха. Боль вспыхнула ярко, будто кто-то вонзил в тело раскалённое железо. Мир дрогнул, поплыл. Я пыталась ухватиться за сознание, но мысли рассыпались.

– Генри… – мой голос сорвался на едва слышный шёпот.

– Мелкая! – прорезал воздух его крик.

И это было последнее, что я услышала, прежде чем темнота накрыла окончательно.

Глава 8

Я открыла глаза, и комната поплыла: контуры мягко размылись, всё было как в тумане. Попытка встать обернулась глупой идеей, в спине пронзила острая боль, я застонала и снова рухнула на подушку.

– Не шевелись, – рядом раздался знакомый голос. – Эти придурки тебя хорошенько приложили, синяк на спине будет еще долго.

Лунный свет заливал комнату из открытого окна, всё было серебристо и тихо. Воздух был прохладный, и это удивительно успокаивало.

– Где я?.. – хрипнула я. Голос сам меня напугал: он звучал слабее, чем хотелось.

– У меня, – ответил он спокойно.

– Почему не в общежитии? – с трудом выдавила я.

Генри сел на край кровати, потер переносицу. Он устал. На щеке у него тянулся тонкий кровяной подтёк, подбородок в царапинах. Но говорил он спокойно, с долей насмешки.

– И как ты себе это представляешь? – его губы дёрнулись. – В полночь приходит парень весь в крови, ищет комнату студентки и хочет отнести ее туда на руках без сознания? Меня бы засадили в участок, а тебя – в больницу, а затем на допрос.

Логично.

Я молчала и смотрела в окно, цепляясь глазами за звёзды. Всплывали обрывки. Удар, нож, их лица в темноте. Дрожь пробежала по телу.

– Ты как будто без неприятностей жить не можешь, – проворчал он.

– У меня сел телефон, – сказала я. – Заблудилась.

Он посмотрел на меня, и в груди снова сжалось. Лунный свет делал его лицо бледным, и я неожиданно заметила мелкие царапины у губ. Он выглядел как человек, которому не привыкать к дракам.

– Как ты собираешься завтра на учёбу с такими ранами? – спросил он.

– Не в первый раз, – прохрипел он и усмехнулся. – Пара царапин – это нормально.

Рука сама потянулась к его лицу. Я коснулась синяка под глазом, от чего он вздрогнул, но не отстранился. В его взгляде мелькнуло что-то тёплое, почти неуловимое; уголки губ чуть дрогнули.

– Прости, – прошептала я и убрала руку.

Он молчал. Я задумалась про тех парней.

– Что с ними?

– Думаю, это последнее, о чём тебе стоит переживать прямо сейчас.

В полумраке он смотрел на меня жёстко, изучающе. От этого мне стало тесно в груди, словно даже воздух стал плотнее. Один неверный шаг, и нарушится какое-то хрупкое равновесие между нами.

– Почему ты так смотришь? – голос мой дрогнул.

Он не отводил взгляд.

– Пытаюсь понять тебя, – ответил тихо.

– А что тут понимать? – язык прилип к нёбу, я сглотнула. – Я простая.

Он усмехнулся, и в этом усмешке не было насмешки, но было неожиданное чувство мягкости.

– Нет, не простая, – сказал он, потом тихо: – Перевернись, дай осмотреть спину.

И только теперь я поняла, в чём заключалась настоящая проблема. Я лежала под тонким покрывалом… в одном нижнем белье. Жар тут же накрыл меня с головой. Полумрак комнаты скрывал моё смущение лишь отчасти. Я отчётливо ощущала, как лицо пылает. Пальцы судорожно вцепились в ткань, подтягивая её выше к шее.

– Ты совсем с ума сошёл? – выдохнула я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Генри усмехнулся, ни капли не смутившись:

– А как ты думала? Что я оставлю тебя в грязной одежде, после того как ты весь день бегала, падала на землю и была в крови?

Я открыла рот, но слов не нашла. Он снова был прав. Господи.

Я лежала в его кровати.

– В крови?.. – переспросила я, моргнув.

– На тебе была не твоя, – сказал он так, будто это было несущественно.

Он не объяснил, чья именно. Я потеряла сознание после удара, и всё, что произошло дальше, оставалось за завесой. Может, оно и к лучшему. Главное, что мы оба живы.

– Ладно… если стесняешься, оставлю мазь, – он поднялся. – Но не думаю, что ты сможешь дотянуться до спины сама.

Он уже направился к двери, когда я, поборов сомнение, хрипло остановила его.

– Генри, стой… Я повернусь.

Я глубоко вдохнула, стиснула зубы и медленно перевернулась на живот. Каждое движение отзывалось болью, но я не подала вида.

Лёгкое прикосновение холодных пальцев к моей коже заставило меня вздрогнуть, и по телу побежали мурашки. Внутри всё перемешалось. Стыд, смятение и что-то ещё, от чего становилось ещё жарче. Я уткнулась лицом в подушку, будто это могло спрятать моё пылающее лицо.

– Спокойно, я осторожно, – сказал он, и голос его был предельно сосредоточенным.

Его пальцы скользили по спине, нанося мазь. Я чувствовала каждый штрих так ясно, будто он касался не только кожи. Холод и тепло сливались, вызывая в теле странный отклик. Смесь боли и непонятного удовольствия. Я вжалась лицом в подушку сильнее, пытаясь унять дрожь.

– Не двигайся, мне нужно расстегнуть лифчик, – прозвучало спокойно, как нечто обычное.

– Хорошо… – выдохнула я.

Щёлкнула застёжка, и спина полностью открылась. Его пальцы снова пошли по коже медленно, осторожно, чуть дольше, чем требовалось. Я сжала губы, не позволяя звуку вырваться наружу.

– У тебя мягкая кожа, – тихо сказал он, почти шёпотом. – Несколько дней будет болеть.

Последнее прикосновение, затем он убрал руки, укрыл меня одеялом.

Ни слова больше.

Он просто вышел, оставив после себя только мягкий звук шагов.

Я лежала неподвижно, вдыхая прохладный воздух, но тепло его рук всё ещё ощущалось на коже. Оно будто впиталось в меня, не исчезло сразу, а задержалось, как след, который невозможно стереть. Сон должен был прийти, но мысли, словно назло, кружили в голове, мешая закрыть глаза. Слишком многое произошло за последние дни, слишком многое успело поменяться с того момента, как я приехала сюда. Я уже не чувствовала себя той Ланой, что была раньше: спокойной, предсказуемой, обычной. Всё вокруг стало другим, и я вместе с ним.

Взгляд сам скользнул к ночному столику. На нём лежал мой телефон. Экран тихо светился в темноте, он был полностью заряжен, хотя я была уверена, что батарея села. Потянувшись, я взяла его в руки и увидела пропущенный звонок и одно сообщение.

«Дорогая, у тебя всё хорошо? Ты не позвонила сегодня.»

Мама.

Сердце неприятно кольнуло. Вчерашний день был настолько тяжёлым, что я совсем забыла написать ей. Я быстро набрала ответ, стараясь, чтобы слова звучали легко и привычно:

«Привет, мам. Всё хорошо, у нас уже ночь, позвоню тебе завтра. Сегодня было много дел, не получилось. Не переживай.»

Положив телефон обратно на столик, я услышала короткую вибрацию, пришло ещё одно сообщение. Я глянула на экран, но читать не стала. Сейчас мне хотелось только одного – провалиться в сон, хотя бы ненадолго отключиться от всех тревог, от этого странного нового мира, который меня затянул.

***

Утром, когда я открыла глаза, в голове на несколько секунд возникла пустота. Потолок, стены, свет – всё казалось чужим, и я никак не могла понять, где нахожусь. Но стоило памяти догнать меня, как я резко подскочила и тут же пожалела об этом. Боль полоснула по спине, вынудив меня стиснуть зубы и тяжело выдохнуть.

Чёрт. Я у Генри. В его доме. В одном белье.

Стыд и волнение вспыхнули одновременно, горячей волной накрыв всё тело, но я упрямо старалась подавить их, заставляя себя сосредоточиться на чём-то более важном.

Комната выглядела неожиданно уютной: тёплые тона, минимум мебели, никаких вычурных деталей. В ней было ощущение чего-то домашнего, чего я совсем не ждала от Генри.

У стены стояло высокое зеркало. Я неуверенно подошла, внутренне готовясь к тому, что увижу.

– Мда… остаётся желать лучшего, – пробормотала я, изучая отражение.

Спутанные волосы висели на плечах тусклыми прядями, кожа выглядела болезненно бледной. На щеке темнело пятно, от которого сердце неприятно сжалось, но, коснувшись, я поняла: просто грязь. Значит, действительно успела приложиться лицом о землю.

Я выглядела уставшей, измученной. Последние дни лишили сна, и лицо приобрело сероватый оттенок. Осторожно повернувшись спиной к зеркалу, я замерла. На лопатке расплылся огромный синяк. Я дотронулась до него и тут же вскрикнула. Острая боль вспыхнула так резко, что слёзы предательски навернулись на глаза.

– Какой ужас… – прошептала я, быстро отворачиваясь.

В этот момент взгляд зацепился за аккуратно развешанную студенческую форму. Идеально выглаженную, белоснежную, будто её только что привезли из прачечной. Справа я увидела две двери: одна, широкая, явно вела в коридор, а другая, узкая… Я потянулась к ручке, и облегчение накрыло, когда за ней оказалась просторная ванная.

– Надеюсь, никто не разозлится, если я приму душ, – пробормотала я, неловко улыбнувшись самой себе.

На раковине стояли разные гели, а рядом лежала новая, ещё не распакованная зубная щётка. Я замялась, но, шепнув извинение за маленькую кражу, взяла её и вошла в душевую.

Горячие струи обрушились на тело, смывая остатки грязи и усталости. Я закрыла глаза, позволяя воде обжечь кожу, и пыталась упорядочить мысли. Всё перемешалось: работа с человеком, который мог сорваться из-за чашки кофе. Нападение в переулке. Ночь в доме того, кого я должна была избегать. И, пожалуй, самое пугающее – осознание того, что он мне нравится. Когда это случилось? В какой момент всё изменилось?

Я вышла из душа, вытирая волосы полотенцем, и в этот момент услышала лёгкий скрип. Дверь приоткрылась, и я резко обернулась.

– Ой! – пискнула я, поспешно прикрываясь.

– Не переживай, милая, – раздался мелодичный женский голос. – Я меньше всего хотела тебя напугать, но ты не открывала…

В дверях стояла Клэр.

– Я только хотела помочь тебе с синяком, – добавила она мягко. – Генри рассказал мне, что вчера произошло. Мне очень жаль.

Я молча кивнула и повернулась к ней спиной. Клэр подошла ближе и поставила на столик небольшую баночку с мазью.

– Не волнуйтесь, – пробормотала я, пытаясь улыбнуться. – Это пройдёт.

– Ты храбрая, – заметила она, выдавливая мазь на пальцы.

Её движения были уверенными и точными. В отличие от Генри, в её прикосновениях не было ни намёка на смущение. Только забота и желание облегчить боль. Она втирала крем мягко, но настойчиво, и боль постепенно отступала.

– Роза, которую вы мне подарили, уже завяла, – тихо призналась я. – Наверное, я не умею ухаживать за цветами.

– В саду их много, выбирай любые, – улыбнулась Клэр. – Я соберу тебе новый букет, когда захочешь. Они растут быстрее, чем я успеваю за ними следить.

– Вы слишком добры… – я запнулась, не зная, как правильно к ней обратиться.

– Просто Клэр, – мягко подсказала она.

– Спасибо, Клэр.

Когда она ушла, я поспешно оделась и осторожно выглянула из комнаты. В тот же миг чуть не столкнулась с Генри.

Он как раз поднимался по лестнице и, встретившись со мной взглядом, на мгновение замер.

– У тебя точно дар сносить всех с ног, – усмехнулся он.

Я скрестила руки на груди, приподняв бровь:

– Тогда тебе придётся привыкнуть, что за дверью в любой момент могу появиться я.

Генри отвёл взгляд, нервно поправляя волосы. Я только сейчас заметила, что его рубашка чуть смята, а чёрные волосы ещё влажные, прилипшие к лбу. Это делало его… по-домашнему небрежным.

И тут меня словно ударило. Эти самые руки в рубашке, закатанной до локтей, сильные, уверенные, всего несколько часов назад несли меня на руках. А потом осторожно касались моей кожи, втирая мазь.

Я сжала кулаки, прогоняя нахлынувшее чувство.

– Мы не опаздываем? – спросила я нарочито спокойно.

– Как раз пора выходить, – коротко ответил он.

– Ты собираешься идти с мокрыми волосами?

– Зачешу назад, высохнут сами, – пожал он плечами.

Я кивнула, хотя внутри всё ещё чувствовала лёгкую растерянность.

Мы вышли на улицу. Тишина между нами тянулась слишком долго, и я изо всех сил пыталась придумать, чем её заполнить. Но любая мысль казалась либо банальной, либо неуместной. Я украдкой бросала взгляды на Генри, надеясь, что он заговорит первым. Он же выглядел так, будто эта тишина его совершенно не смущала.

И всё же в какой-то момент он нарушил тишину.

– Хочу использовать первое желание, – его голос прозвучал ровно, но в нём была такая твёрдость, что внутри сразу сжалось от дурного предчувствия.

Я резко повернулась к нему, нахмурившись:

– Почему? Я ведь даже ещё не задала тебе вопросов.

– Какая разница? – спокойно пожал он плечами, будто речь шла о чём-то очевидном. – Уговор есть уговор. У тебя три вопроса, у меня три желания.

Я прищурилась, показывая, что слушаю, хотя внутри уже закипало раздражение. Моё мнение его явно не интересовало.

– Каждый раз, когда будешь возвращаться поздно, неважно, с подработки или ещё откуда, ты обязана сообщать мне. Я прослежу, чтобы ты добралась до общежития целой.

Я остановилась, возмущение вспыхнуло так резко, что дыхание перехватило.

– Что? Генри, я не ребёнок, чтобы ты таскался за мной и провожал, как маленькую!

Он тоже замедлил шаг, потом развернулся ко мне. Его голос стал ниже, жестче:

– Мне плевать, ребёнок ты или нет. Вчера ты осталась только с синяком потому, что я оказался рядом. Без меня всё закончилось бы куда хуже. Эти ублюдки ещё объявятся, и теперь ты для них цель. Если я не буду рядом, последствия будут другими. Так что хочешь ты или нет, ты будешь делать, как я сказал.

С каждым его словом он приближался, и пространство между нами сжималось до предела. Воздух стал вязким, сердце билось так громко, что мне казалось, он слышит каждый удар. Его запах, смесь парфюма и чего-то тёплого, родного – заполнил лёгкие, сводя с ума.

Я не могла отступить, хотя каждая клеточка тела кричала, что нужно сбросить этот накал.

– Хорошо, – наконец выдохнула я и повторила громче: – Хорошо.

Генри задержал на мне взгляд чуть дольше, чем следовало, а потом будто ничего не произошло, развернулся и пошёл дальше. Я опустила глаза, несколько секунд приходя в себя, и только после догнала его.

У главного входа он коротко кивнул и направился к друзьям.

Я вошла внутрь и тут же врезалась в Лису.

– Лана! – она обняла меня, и я едва не застонала от боли. Лиса сразу же отстранилась, сузив глаза. – Ой, прости! Всё нормально?

Я кивнула, но её взгляд уже полнился подозрением.

– Птичка напела, что ты пришла с Генри. Так что выкладывай! – её голос звучал восторженно, но в глазах сверкала хитринка. – С тобой всё просто: стоит что-то запретить, ты обязательно сделаешь наоборот.