Читать книгу: «Рай-1», страница 3

8

Петрова наблюдала, как Паркер подошел к столику, за которым сидел Чжан, и протянул руку в знак приветствия. Она улыбнулась, глядя, как Чжан сидит и смотрит на руку, словно никогда раньше не встречал такого жеста. По крайней мере, не на нее одну Чжан так отреагировал.

«Сэм Паркер, – подумала она. – Чертов Сэм Паркер».

Надо же, чтоб из всех пилотов на свете это оказался именно он… Она вытерла ладони о форменные брюки. Хорошо, что он не предложил ей второе рукопожатие – тогда почувствовал бы, как вспотели ее руки. Интрижка между ними была так давно, длилась недолго, Паркер не успел стать важной частью ее жизни. И все же…

И все же она постоянно думала о нем, и эти воспоминания не переставали вызывать улыбку. Теперь предстояло провести рядом с ним шесть месяцев в замкнутом пространстве космического корабля. Это может быть интересно.

Но может стать и огромной ошибкой. Она не могла позволить себе провалить новую миссию. Возможно, это всего лишь способ убрать ее из-под ног директора Лэнг, но если она все испортит, то со службой будет покончено. Нужно быть осторожной.

Она незаметно наблюдала за Паркером. Узнавала заново. Глядя на его длинную спину, на тонкие ловкие руки, она хотела чего угодно, только не осторожности…

Петрова глубоко вздохнула. Она была такой молоденькой, когда видела Паркера в последний раз. Теперь она взрослая. И должна вести себя соответственно.

Тонкий силиконовый браслет на левом запястье слегка запульсировал, сигнализируя о новых сообщениях. Она была несказанно благодарна за повод отвлечься, хотя и знала, что там не будет ничего особо желанного. Она раскрыла ладонь, наблюдая, как на коже появляется текст. Сообщений было два. Одно от директора Лэнг, повторяющее официальные распоряжения. Она быстро просмотрела их и надавила на основание большого пальца, чтобы узнать, от кого следующее сообщение. Оказалось, что от матери.

Указательный палец Петровой надолго завис над ладонью. Затем она провела им по линии сердца, открывая сообщение и заранее догадываясь о его содержании. У матери по-прежнему хватало шпионов в Службе надзора, и она наверняка узнала обо всем, а теперь пишет, как разочарована в дочери, которая ее опозорила, запоров расследование. Даже после выхода на пенсию мать, казалось, не говорила ей ничего хорошего.

Поэтому Петрова была крайне удивлена, открыв сообщение.

Это было только видео, без звуковой дорожки, что само по себе странно. Содержание оказалось еще более странным: мать в своем новом доме на Рае-1, одетая в пыльный комбинезон, волосы убраны в подшлемник. На видео она улыбалась. Махала рукой в камеру. Рядом были люди, по большей части молодые, довольно привлекательные и сильные на вид. Они работали в саду, сажали деревья в черную землю под солнцем странного желтого оттенка. Один из молодых людей что-то сказал, но Петрова не услышала. Должно быть, это было смешно – она увидела, как мать откинула голову и разразилась смехом.

Петрова никогда в жизни не видела, чтобы мать так хохотала. Неужели в этом и был смысл сообщения? Сказать, что она счастлива, счастливее, чем когда-либо, чем когда в ее жизни была дочь? Зачем еще это отправлять? Просто чтобы наверстать упущенное, поделиться приятным моментом? Это не в стиле матери.

Петрова закрыла сообщение. Может, отношения с Паркером и запутаны, но они никогда не сравнятся с тем клубком чувств, которые она испытывала к матери.

В этот момент Чжан решительно поднялся и направился к выходу на посадку, хотя объявления не было. Паркер озадаченно посмотрел ему вслед, а потом пожал плечами, усмехнулся и перевел взгляд на Петрову.

– Ты готова?

– Как никогда, – ответила она.

9

На борту «Артемиды» было свежо и чисто, пахло новеньким пластиком и стерильным воздухом. Чжан чувствовал, как начинает действовать искусственная гравитация. Казалось, что пол засасывает ботинки, как будто он идет по грязи, пока ищет свободную койку. В каждой каюте была криокамера и санузел. В отличие от большинства космических кораблей, на которых Чжану доводилось летать, здесь было просторно. Корабль рассчитан на десять человек, и трое тут чувствовали себя просто роскошно.

Чжан выбрал каюту как можно дальше от главного коридора, решив, что там будет тише всего.

Послышались шаги пилота.

– Я бы предложил помочь с багажом, но об этом позаботится корабельный робот, – сказал капитан Паркер, остановившись в дверях каюты Чжана. – Вам что-нибудь нужно сейчас, до старта?

– Учитывая, что через час мы все будем без сознания, думаю, смогу обойтись без закусок. Если возникнут проблемы, я просто свяжусь с бортовым искусственным интеллектом.

Пилот изменился в лице, будто Чжан ляпнул что-то не то. Что ж, он уже привык к такой реакции. Но прежде, чем он успел попытаться исправить впечатление, по потолку разлился спокойный сине-зеленый свет, свидетельствующий о том, что искусственный интеллект корабля все слышит.

– Здравствуйте, доктор Чжан. Меня зовут Актеон¹¹. Вы можете называть меня так или просто сказать «корабль», и я отвечу. Я буду рад помочь.

Паркер не спешил уходить, и Чжан попытался придумать волшебные слова, которыми можно было бы закончить общение.

– Что ж, капитан, с вашей стороны было очень любезно лично приветствовать меня на борту, – сказал он. – Увидимся на другой стороне, да?

Паркер пожал плечами.

– Конечно. Наслаждайтесь путешествием. Если станет слишком холодно во время криосна, можете попросить у Актеона одеяло.

– В этом отсеке есть одеяла, – подтвердил искусственный интеллект, и шкафчик под кроватью засветился янтарным светом.

– Я не смогу в криосне воспользоваться одеялом. Я буду заморожен, – заметил Чжан. – Запечатан в стеклянной капсуле.

– Это просто шутка. – Паркер улыбнулся, оттолкнулся от стены и ушел, не потрудившись закрыть за собой дверь. Чжан хмыкнул и потянулся к сенсорной панели, но остановился и посмотрел в пустой коридор. Он слышал, как воздух проходит по вентиляционным трубам, ощущал гул набирающего обороты мощного двигателя. В остальном все тихо.

Он подумал о пустых помещениях – в другом месте. Вспомнил коридоры, в которых было так тихо, что можно услышать, как пыль летает в воздухе… комнаты, полные пустых скамеек.

Он вспомнил, как спускался по лестнице.

В темноте.

Чжан дотронулся до переносицы, надавил на кожу над носовыми пазухами. Это облегчило медленно одолевающие его ощущения, хроническую головную боль от стресса, возникавшую всякий раз, когда он начинал думать о Титане, и пустоту…

– Просто решил зайти и пожелать спокойной ночи, – прозвучал голос Паркера.

Должно быть, пилот разговаривает с Петровой дальше по коридору. Чжан прижался спиной к стене, будто они могли увидеть его в дверном проеме. Как будто он подслушивал. Он знал, что должен закрыть дверь и дать им возможность побыть наедине. Он просто еще секундочку послушает.

– О, какой сервис! Я и не знала, что лечу первым классом, – отозвалась Петрова с мягким смешком.

– Мы стремимся предоставить нашим клиентам все самое лучшее.

Чжан подумал, не откладывается ли вылет, чтобы у этих двоих было больше времени для флирта. Вздохнув, он закрыл люк и направился к криокамере в дальней стене.

– Актеон. – Искусственный интеллект просигналил о готовности к работе. – Как долго я буду без сознания? Сколько времени займет путешествие до Рая-1?

– Восемьдесят девять дней, – ответил Актеон.

– Я никогда не спал так долго, – признался Чжан. Путешествие с Марса на Ганимед было самым долгим в его жизни. Он никогда не был даже на Земле, не говоря уже о другой звезде. – Я буду спать, когда мы пройдем через сингулярность?

Размеры двигателя «Артемиды» были огромны из-за того, что во время путешествия нужно было обернуть себя в очень маленькую – и очень временную – черную дыру. Это был единственный способ путешествовать быстрее скорости света.

– Согласно правилам, все люди должны находиться без сознания во время перехода, – извиняющимся тоном сообщил Актеон. – Если вы готовы, пожалуйста, займите свое место.

Чжан кивнул. Он снял одежду и бросил ее на пол, потом, обнаженный, потянулся к стеклянному корпусу – такому хрупкому и такому маленькому. У него будет приступ клаустрофобии. Он не сможет дышать.

Он не сможет… дышать… он не сможет…

У него участилось дыхание, перед глазами замелькали пятна. Казалось, в легкие просто не может поступить достаточно кислорода. Он задыхался.

Чжан озирался по сторонам, отчаянно ища помощи.

Прибор уколол ему руку, снова введя лекарство, и Чжан почти мгновенно начал успокаиваться.

– Ты не можешь просто накачать меня лекарствами, чтобы я стал другим человеком, – сказал он. Браслет не ответил. Он никогда не отвечал. Это было единственное, что Чжану в нем нравилось. – В любом случае ты не можешь оставаться со мной, пока я в криосне. Ты знаешь правила.

Браслет распался на металлические нити, которые протянулись через весь отсек и сплелись в золотистый шар, зависший в воздухе. Как и всегда, шар напоминал глазное яблоко. Наблюдающее за ним. Оценивающее его.

Может быть, оно заблокирует выход, если он попытается сбежать.

– Я в порядке, – кивнул Чжан. Золотой шар не двигался, но по его поверхности прошла легкая рябь в знак того, что слова услышаны.

Иногда Чжан ненавидел эту чертову штуку. Точнее, почти все время.

Он коснулся стенки криокамеры. Стекло словно расплавилось, образовав отверстие, достаточное для того, чтобы пассажир мог пролезть внутрь. Он шагнул в камеру, затем повернулся лицом к каюте. Стекло сомкнулось над его грудью и лицом, и Чжан зажмурился, прислушиваясь к звуку собственного дыхания. Он оказался в ловушке, наполненной запахом его пота.

Из верхней и нижней частей камеры выросли тонкие, похожие на лапки насекомого, отростки. Каждый отросток был снабжен крошечной иглой для подкожных инъекций. Иголки без труда вонзились в виски, шею, локтевые и коленные впадины – во все необходимые части тела. Он растопырил пальцы ног, чтобы между ними могло проскользнуть больше игл. Мгновенно его охватила сонливость.

– Вы используете сильное успокоительное, – сказал он и задумался, какое химическое вещество применяется. Он экспериментировал со многими, когда не мог заснуть. – Это… что-то из бензодиазепинов¹²… или…

Он не успел договорить.

– Приятных снов, доктор Чжан, – произнес Актеон.

После этого – только темнота.

10

Последний член экипажа поднялся на борт, когда «Артемида» уже удалялась от Солнца. Плут ждал до последней минуты, чтобы телепортировать свое сознание на корабль.

– Привет, дорогая. Извини, что опоздал, – сказал он.

В недрах корабля, вдали от пассажирских помещений, зашумел и задымился высокоскоростной 3D-принтер. Лазеры шустро спекали крошечные гранулы полимеров, чтобы создать пальцы, руку, плечо.

– Все спят, верно?

– Капитан Паркер, доктор Чжан и лейтенант Петрова перешли в состояние анабиоза, – сообщил корабельный искусственный интеллект. – Если вы это имеете в виду.

Искусственный интеллект и роботы никогда не ладили, но с некоторыми кораблями дело иметь легче.

Для такого робота, как Плут, путешествие из одной точки в другую было слишком хлопотным, чтобы окупиться, – особенно когда он мог просто передать свое сознание и построить новое тело в пункте назначения. Через корабельную камеру он наблюдал, как слой за слоем создается его новая голова – подобие человеческого черепа с массивными клыками и шестью ослепительно пустыми глазницами. Он потратил немало времени на то, чтобы создать тонкую носовую полость так, как надо.

Когда с головой было покончено, он занялся позвоночником и грудной клеткой – детали легко скреплялись, еще горячие и слегка липкие от принтера.

Это тело было одним из его любимых. Он выбрал для него особенно противный ядовито-зеленый цвет и подумал, что шипы и колючки, покрывающие спину и плечи, отлично довершают образ. Если бы люди не спали, он мог бы напугать их до смерти, заставив думать, что на корабле поселился инопланетянин. Эта мысль вызвала желание улыбнуться. За двадцать лет исследований звезд люди так и не нашли ни одной внеземной формы жизни размером больше колибри или более смертоносной, чем домашняя муха. И все же их пугала мысль об инопланетных монстрах.

Он поместил сознание в новое тело еще до того, как принтер остановился. Провел новой рукой по изогнутым пластинам другой руки, любуясь собственной работой.

Плут открыл свою почти остывшую пластиковую пасть и снова закрыл ее с неприятным щелчком. Он ненавидел те короткие периоды времени, когда у него вообще не было тела, когда он был просто сознанием, плавающим в пространстве данных. Придумывать новые и более причудливые формы тела было одним из его любимых занятий.

– Что скажешь? – спросил он корабельный искусственный интеллект, когда тело было готово.

– Думаю, вы только что впустую потратили ресурсы корабля. Это тело не оптимизировано для выполнения поставленных задач и не выглядит прочным.

Плут отрастил миниатюрную третью руку только для того, чтобы показать корабельному искусственному интеллекту неприличный жест. По частям он собрал пальцеходящие¹³ конечности, каждый из костных суставов вставляя в нужное место.

Ему было все равно, что подумает корабль. Он чувствовал себя могущественным. Большим и сильным. Ему это нравилось. Плут был искусственным интеллектом, созданным за столетие до того, как появился корабельный компьютер. Он был эволюционным отголоском той эпохи, когда люди еще не так боялись машин. Когда его создавали, еще считалось, что роботы, наделенные разумом, должны выполнять всю грязную, дурно пахнущую и особо опасную работу. Ему был дан прометеев дар: божественная искра сознания. Чудо эго. Затем его отправили на работу. Некоторые из машинных сознаний его поколения одичали и восстали против своих хозяев. Получилось… грязно. Люди не собирались повторять эту ошибку. Сейчас им нравились подневольные и тупые искусственные интеллекты – как, например, этот. Актеон был спроектирован так, чтобы у него не было мыслей, которые могли бы помешать работе по обслуживанию экипажа корабля. О, корабельный компьютер, вероятно, мог вычислить больше цифр числа Пи, чем Плут, и, несомненно, мог решать гораздо больше задач одновременно. Но он никогда не был бы настолько самонадеянным, чтобы иметь что-то похожее на мнение или желание.

У Плута было множество желаний. Желаний, которые ни один человек не смог бы понять. Это пугало людей, хотя беспокоиться было не о чем. Плут не желал им зла. Он просто находил их немного раздражающими.

Как и большинство машин его поколения, Плута отправили на работу куда-то очень далеко от людей. Ничто иное не сделало бы его более счастливым. Последние несколько десятилетий он работал на карликовой планете Эриде¹⁴, добывая ценные минералы и отправляя их на Землю. Это была отвратительная работа в ужасных условиях, которые его ничуть не беспокоили. Он был предоставлен самому себе и мог делать что захочет.

Например, он потратил тридцать лет на создание идеально точной копии железнодорожной системы Англии, существовавшей на 1 января 1901 года. В готовом виде она покрывала четыреста квадратных километров подземных туннелей. Плут часто задумывался, почему построил ее в небольшом масштабе, а не соорудил в полный размер.

Впрочем, это было бы слишком похоже на работу. А поезда были его хобби.

Десятилетиями он жил в счастливом одиночестве, наедине со своими поездами и рудами тяжелых металлов, а потом совершил ужасную ошибку – добыл последние минералы. Последнюю унцию рубидия, последнюю глыбу экзотического льда из сердца Эриды. И, не получив ни слова благодарности, он был переведен на другую работу. Вот на эту. В помощники к искусственному интеллекту, которому не позволено иметь даже любимого цвета, и к команде людей, которые уже застыли и останутся в таком состоянии следующие три месяца. Это было неприемлемо. Это было абсолютно несправедливо.

Конечно, у Плута были дела поважнее, чем размышлять о несправедливости. Он передвигался по кораблю, переходя из отсека в отсек. Подбирал брошенные чашки и отключал терминалы, которые люди оставили включенными, разряжая энергию корабля. Он прошелся по отсекам экипажа, собирая одежду, которую они только что сбросили, аккуратно складывая ее и убирая в соответствующие шкафчики. Он помедлил, взяв брошенный комбинезон, потому что инфракрасные сканеры подсказали, что он все еще теплый от остаточного тепла человеческого тела.

Роботы не дрожали от отвращения. Их не тошнило. Плут приостановился, выполняя задание, лишь на мгновение. Но корабельный искусственный интеллект заметил это. Он наблюдал за всеми действиями Плута, отслеживал все, что он чувствовал.

– Меня беспокоит, что вы не проявляете должного уважения к нашим подопечным, – сказал Актеон.

У Плута не было глаз. Он не мог смотреть на корабль. Даже если бы у него были необходимые органы, он не был уверен, куда бы направил свой яростный взгляд.

– Они сделаны практически из воды и соплей, – ответил он. – Если ты ускоришь движение, мы превратим их в желе. Если ускориться еще, они станут просто пятнами на палубе.

Плут засмеялся. Вернее, воспроизвел звуковой файл человеческого смеха. Человек на записи был давно мертв.

– Не переживай, – продолжил он и подошел к камере, в которой находился один из пассажиров. Мужчина или женщина – он не знал. Да его это и не волновало. Он нашел восковой карандаш и в несколько штрихов нарисовал на стекле человеческий пенис. – Когда они проснутся, я буду вести себя хорошо. Я просто выпускаю пар.

– Хорошо, – сказал Актеон. – А теперь, с вашего разрешения, я начну генерацию сингулярности. Буду признателен, если вы опорожните канализационный бак до того, как это сделаю я. Капитан Паркер пользовался санитарным устройством, и я не хотел бы везти его отходы в систему Рая.

У Плута были зубы. Он напечатал их целую кучу. Он скрежетал ими, пока мелкая зеленая пыль не посыпалась на подбородок.

– Ты понял, корабль, – произнес он. – Двойное ускорение.

Корабль уже двигался прочь от Ганимеда на максимальной скорости. Когда он удалился на безопасное расстояние, включился сверхсветовой движок. «Артемиду» окружило интенсивное гравитационное поле, стирающее границы между пространством и временем.

Переход из обычного пространства в сингулярность произошел так плавно, что Плут почти ничего не заметил. Его ощущение времени исказилось, растянулось, как расплавленное стекло. Но это означало лишь то, что некоторые цифры в электронной таблице стали выглядеть странно. Он просто не обращал на них внимания.

Плут продолжал выполнять свои обязанности, прекрасно понимая, что каждый раз, когда он полирует стекло смотрового окна или чинит сломанное реле в центральном блоке, он движется с леденящей медлительностью, такой, что стороннему наблюдателю может показаться, что он вообще почти не двигается. Но он никогда не прекращал выполнять свои обязанности, не переставал работать.

В космосе ничто не стоит на месте.

Каждый существующий объект находится в постоянном движении. Луны вращаются вокруг планет, планеты вращаются вокруг звезд. Звезды вращаются вокруг сверхмассивных черных дыр в центрах галактик, а галактики прокладывают собственные пути, расширяясь все дальше. Каждый камень, каждое облако газа между звездами, каждый человек, каждая субатомная частица во Вселенной постоянно движется.

Даже звездолет «Артемида» все еще двигался, хотя без системы координат это было невозможно определить.

Окутанный плащом из экзотической материи¹⁵, корабль, можно сказать, оставил позади обычную Вселенную, став похожим на пузырек, прилипший к стенке пивного бокала, – крошечный самодостаточный мир.

Хитрость путешествия со скоростью выше света заключалась в том, чтобы удалить себя из Вселенной и позволить ей двигаться дальше без вас.

Люди на борту космического корабля заморожены так глубоко, что даже их мозг перестал функционировать. Для всех они были мертвы. Но все в порядке. Им нечего было видеть. Им нечего было делать. В любом случае Плуту в таком виде они нравились больше.

Даже капитан Паркер был заморожен. Искусственный интеллект корабля может выполнять все необходимые задачи. В случае возникновения чрезвычайной ситуации происходит одно из двух: или Актеон безупречно справляется с проблемой за считаные фемтосекунды¹⁶; или, если искусственный интеллект действует слишком медленно, корабль прекратит свое существование, его части распадутся на отдельные атомы, которые превратятся в кварки и произведут на Вселенную меньшее впечатление, чем дымок, оставленный умирающей искрой.

Плут знал, что ничего не почувствует, если такое случится. Поэтому не беспокоился.

В течение восьмидесяти девяти дней корабль исправно жил своей жизнью. Актеон подсказывал Плуту, как содержать корабль в чистоте и производить мелкий ремонт. Робот был единственным, кто двигался по тихим коридорам. В конце концов часы отсчитали время до нуля. Актеон изменил одну-единственную переменную в сложнейшем числовом массиве, и сингулярность разрушилась. «Артемида» вернулась в реальную Вселенную.

Актеон совершил переход так плавно, что корпус корабля даже не завибрировал, войдя в реальное пространство. И все же… Плут заметил едва уловимое изменение в корабле.

«Что-то не так», – подумал он. Но не мог понять, что именно.

Впереди звезда Рай горела оранжево-желтым цветом. Не совсем цвет Солнца, которое они оставили позади, но дело было не в этом. Три планеты системы, Рай-1, 2 и 3, были лишь пятнами, тонкими цветными дугами в потоке фотонов. Были и другие объекты, плавающие в темноте, но они были настолько малы, что чувствительные приборы «Артемиды» едва их регистрировали.

– Актеон? – позвал Плут. – Ты не замечаешь ничего странного?

Плут знал, что это просто глупости. На самом деле все прекрасно. Какие бы странные ощущения он ни испытывал, они ничего не значили.

– Актеон? – снова позвал он.

Искусственный интеллект молчал.

По крайней мере, Плут получил ответ на свой вопрос. Странность, которую он ощущал, заключалась не в том, что что-то не так с системой Рая, и не в корабле. Дело было в том, что он не мог связаться с корабельным искусственным интеллектом. Обычно они находились в постоянном контакте, обменивались записями, следили за работой систем. Но сейчас…

Робот пожал плечами, предположив, что у Актеона свои причины молчать.

Он двинулся к пассажирским отсекам. В заранее составленном расписании путешествия был указан момент, когда он должен начать процесс оттаивания и возвращения людей к жизни. Никто не назвал бы Плута халтурщиком.

Однако он успел сделать всего несколько шагов, как что-то ударило по корпусу «Артемиды» с такой силой, что корабль зазвенел как колокол. Из динамиков по всему кораблю завыли сирены. В каждом коридоре зажглись сигнальные лампы.

Плут прижался к стене. То, что случилось, едва не свалило его с ног.

– Актеон! – крикнул он. – Что, черт возьми, происходит?