Читать книгу: «Петля разума», страница 10

– Это точно.

– Знаешь, что обидно, Рик? Вот сильнее всего.

– Что же?

– Что ты не можешь выбирать семью. Родителей, родственников. Просто знаешь, порой смотришь на семьи, здоровые, нормальные семьи. И как они любят своих детей, покупают им подарки, как к ним в гости приезжают их родственники, и все они сияют от счастья, и они искренне скучают друг по другу. Они так рады видеть друг друга. Господи, да просто у меня от этого слезы накатывают. Что не изменить этого. Не изменить, ни за что и никогда. И точка. Вот родился ты в семье уродов – все, у тебя был один шанс, но ты оказался неудачником. И не было у тебя детства, сука. Из-за этих мразей. Которые измывались над тобой, они просто плевать хотели на твои чувства. Из-за которых ты взрослеешь лет в семь. Когда не надо взрослеть, понимаешь меня, Рик? Другие дети в этом возрасте играют в куклы, ездят на выходные к дедушке с бабушкой, а твои родители посылают тебя в магазин за алкоголем, а мать вообще умирает от передозировки наркотой. Блять, это все так тяжело, Рик. Бармен, налей пожалуй и мне виски. Эти мысли отбили всякое желание пить пиво.

– Мия, ой, Мила, знаешь, я, конечно, не имею права так говорить, однако, у тебя были родители. Ты их запомнила. Спасибо тебе. Я просто всю жизнь так скучал по своим. Меня подкинули, когда я был младенцем. Может это были даже твои родители.

– Ахах, я бы не удивилась, – рассмеялась Мила.

– И, в общем, мне было обидно. Тоже. Я понимаю тебя, что ты чувствуешь. У нас разная история, но их объединяют чувства. Разные тела, места. Но одни и те же чувства. Для чувств, таких как любовь и ненависть, не существует времени и пространства. Они сильнее людей. Это нечто высшее. Выше всех звезд, планет и вселенных. А в конечном итоге сильнее любовь. Только любовь может заставить человека забыть о ненависти. Но ненависть только на время заставит тебя забыть о любви. И если ты предпочел с помощью ненависти побороть любовь, то в конечном итоге ты сломаешься. Любовь ломает сильных. И только сильных. Привыкших думать, что они поработили всякие чувства. Те, кто ничего не боится, кто уверен в себе, умеет быть счастливым, подчинивший себе все, что захотел подчинить. Для него любовь будет наказанием. Или даже искуплением. Она научит его смиренности. И не отступит, пока не сломает его. Пока каждый сантиметр сознания не начнет умолять тело сдаться. Борьба тела и разума, где победитель известен заранее. С любовью бессмысленно бороться. И уж тем более прятать ее за щитом из ненависти. Ведь когда ненависть проиграет, иссякнет, будет больнее. Намного больнее. Я любил своих родителей. Хоть и понятия не имею кто они. Затем я обманул себя, заставив питать к ним ненависть. Затем попросту времени не было о них думать. Но когда я остался один, Боже, я лишь один раз впустил в себя это все. И дико пожалел. Любовь, словно энергия, все это время копилась во мне и выстрелила именно в тот момент, когда я был наиболее уязвим. Это была ее месть. И она была оправданна. И до сих пор я жил, боясь вновь даже подумать о родителях, однако ты вновь спасла меня. Ведь действительно неизвестно, какие они. Может они каннибалы, и отдали меня, чтобы не съесть. Или извращенцы. Почему они мне казались идеальными? Ведь есть и другая сторона. И с чего я взял, что я вытянул счастливый билет, когда как есть те, кто вытягивает другой. Не существует удачливых и неудачников. Существуют люди. Ответственные. Но не чувствующие ответственность. Ты родилась не неудачницей. Ты родилась в семье ублюдков. Это их вина, и ничто их не оправдывает. Ты не выбирала, где родиться. К сожалению, не выбирала. Как и я. Но ведь если бы нам дали выбор, может нам пришлось бы заплатить чем-нибудь. Будущим, часами жизни, здоровьем. Но как бы там не было, какая-то сила привела нас сюда. Благодаря ей мы тут, говорим обо всем этом. Беспомощные. Обиженные, разбитые. По крайней мере, я. Может, стоит довериться этой силе?

– Рик. Мне очень жаль. Я такая эгоистка. Мне казалось, что у меня было худшее детство в мире, ненавидела себя, судьбу, жизнь. Почему же мне и в голову не пришло, что может быть хуже? Прости меня, Рик. Что была такой дурой, – Рик заметил, как у нее нахлынули слезы, от чего и сам начал плыть.

– Эй, Мила. Пожалуйста, успокойся. Я не хочу, ну, я не хочу, чтобы наша встреча была чем-то грустным. Ведь представь, если мы больше никогда не увидимся, для тебя я запомнюсь как некоторый негативный персонаж. А я так не хочу.

– А можно подумать, что обо мне ты будешь вспоминать как о прекрасном? – Рик увидел слезы, наступившие на ее глаза. От этого он загрустил еще сильнее.

– Может и буду, ведь еще не поздно.

– Не поздно для чего?

– Ладно, забудь. Мне кажется, я уже слишком напился.

– Эй, да мы только начали. Нельзя. Рано тебе еще напиваться, мужик.

– Нет, дело не в алкоголе. Еще пару рюмок и из меня выльется вся эта боль. Не знаю, готов ли я к этому. Знаешь, я так и не осознал все полностью. Я просто возвел у себя в голове маленькую комнатушку, четыре стены вокруг себя, оставив окно, чтобы просто наблюдать. И сейчас, когда ты появилась, эти стены становятся хрупкими, они осыпаются, Мила. Алкоголь их точно разнесет, я уверен.

– Да что же произошло в твоей жизни, Рик?

– Наверно, наиболее правильней будет спросить, что я потерял. Я не могу чувствовать что-либо, кроме тоски, отчаяния. Нет, не то. Я не знаю, не могу подобрать правильные слова.

– Не важно, Рик. Тебе не нужно говорить об этом, думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Да, возможно.

– Но мы для того и здесь. Я знаю, ты не рассказывал никому об этом. Обычно даже когда подобное происходит с человеком, у которого куча близких людей, даже он умалчивает о таком до последнего. А тут. Тебе даже излить душу то некому оказалось. Самое удивительное, что я нахожу в таких ситуациях – легче всего высказаться обо всем чужому человеку. Вы понимаете, что вы ничем друг другу не обязаны, не боитесь, что вас осудят и какая бы задница не была в твоей жизни, тебе легче об этом рассказать рандомному человеку, которого, с вероятностью в девяносто девять и девять процентов, больше никогда не увидишь.

– Не знаю, я не верю в вероятности, случайности, совпадения. Если и есть в этой жизни вероятность, то это всегда пятьдесят на пятьдесят. До того, как что-то произошло, оно либо произойдет, либо нет.

– Теория кота Шредингера? – спросила Мила

– Что-то в этом роде.

– Да, думаю, ты прав, мужик. Брехня все эти вероятности, вычисления. Вот сидят люди, весь день тратят на то, чтобы выявить, будет завтра пасмурно или солнечно, и вроде бы им это и удается, однако какая-то мелочь, то, что на их взгляд, никак не могло на все это повлиять, берет и меняет все в корне. И даже не обязательно о погоде. Повседневная жизнь, все эти трейдеры, буки, их огромное множество, людей, продавших свои души вероятностям. Они пытаются найти хоть какие-то закономерности в мире, где господствует хаос.

– Да, людям просто необходимо понимать, чтобы перестать бояться, – сказал Рик.

– Для меня самый яркий пример этого – чувства. Согласна с тобой, люди всю свою жизнь стремятся систематизировать все, разложить по полочкам, просчитать все действия, все возможные исходы и взаимосвязь действий. Почему одно порождает другое, что чему способствовало и так далее. В некоторых отраслях это даже полезно. Но чувства. Человеческие эмоции. На мой взгляд, их нельзя обуздать, понять, и уж тем более, систематизировать. Да, ты можешь дать им названия, категорировать, но ты не сможешь их подчинить. Ты можешь попытаться вызвать гнев в человеке, да, с одним человеком у тебя получится, но появится тот, кому будет наплевать. А некоторых людей это даже позабавит, даже найдутся те, кто будет чувствовать жалость к тебе. Либо для тебя гарант хорошего настроения – юмор, ты захотел развеселиться, включил комедию, в один момент это дало результат, но во второй раз это может даже наоборот, вызвать грусть. Чувства сильнее человека. И у каждого они свои. Свое видение жизни.

– Как ты думаешь, из чего состоит жизнь: случаев, событий, времени? Нет… Ты – это и есть жизнь. Утверждение, что каждый видит жизнь по-своему – неверно. Каждый видит свою жизнь.

– Хм, это очень глубокая фраза. И кстати, у тебя детерминистские взгляды. Как и у меня.

– Освежи мне память, что это значит?

– Ладно, в общем так. Детерминизм учит о том, что все события, вплоть от самых первых в твоей жизни привели тебя к твоему настоящему. Блин, сформулировала я конечно максимально понятно, поэтому скажу вкратце – типа все взаимосвязано. Допустим, то, что мы сейчас сидим тут и обсуждаем все эти крутые штучки, напрямую связано со всем, что произошло до этого. Твоя попытка суицида, мое появление, больница, кафе и так далее.

– Да, кажется, я все понял. И еще раз да, у меня детер… как ты там сказала?

– Ааа, детерминистс… детернимитс… ай, да забудь, я слишком пьяна.

– Ух, как и я, пожалуй. Может уже найдем место поудобнее?

– Если ты сейчас о своей хижине, даже не пытайся.

– У меня есть квартира, точнее, я жил там. До.

– Не стоит, поедем лучше ко мне.

– По-твоему, я самоубийца, чтобы садиться к тебе в машину?

– Да.

– Соглашусь, пожалуй, – они оба начали сильно смеяться. Все это, то, что происходило в баре, было таким далеким от Рика. За последние дни, даже месяцы, когда он еще был на работе, ничто не принесло ему столько радости и спокойствия, как вот этот смех. С каждой секундой он словно возвращал себе способность получать удовольствие, для чего ранее ему приходилось прибегать к капсулам.

Маленькие, цвета изумруда, капсулы. Неизвестный химический состав, непонятно кем придуманные, и, непонятно как вошедшие в обиход среди подобных Рику. Сейчас они все глубже и глубже утопали в его разуме. На место им поднимались уже давно забытые чувства. Это позволяло видеть, понимать, и, что самое удивительное, проявлять интерес. Ему резко стало интересно и любопытно. И почти вся эта заинтересованность витала вокруг одного объекта – Мила. Алкоголь, несмотря на все опасения Рика, напротив, лишь развязал его душу, превратившуюся в узел. Лишь открыл доступ к его сердцу. Подарил свободу положительным мыслям, у которых давно не было даже шанса себя показать. И какова же была цена?

Голова раскалывалась, вокруг странная обстановка.

– Где же я, – спросил он себя вслух.

– Как я сюда попал. Неужели опять бредовые сны?

– Почему же опять? И почему бредовые? По-моему, у меня довольно мило, – сказала Мила, появившись, словно из неоткуда.

– И давно ты проснулся?

– Ах, наверно сейчас.

– Ты мог не отвечать, я и так это знала.

Так зачем же спрашивать, подумал Рик, но не стал язвить.

– Как я здесь оказался?

– О, так ты ничего не помнишь? И я могу рассказать любую историю, и ты подумаешь, что это правда?

– Ты ведь не станешь этого делать.

– Может быть, кто знает.

Минута тишины, ужасно противный звон в ушах и раздражительность.

– Я как бы жду ответа.

– А, да какая разница? Может ответ тебе не понравится?

– Да Господи Боже, неужели так трудно просто ответить? – Рик начинал заводиться.

– Нет, не трудно. Просто ты только проснулся. Лучше позавтракай, приведи себя в порядок и я тебе все расскажу.

– Окей, я тебя понял. Никакого смысла дальше даже пытаться.

– Смысл есть во всем, Рик. Но если конечной целью для тебя является узнать ответ, то соглашусь, смысла действительно нет, ведь мы уже обговорили все.

– Ты всегда такая болтли… разговорчивая?

– А что плохого в слове болтливая?

– Ясно, я понял. Где у тебя здесь ванная?

– Ты быстро сдался, приятель. Ванная слева, вон та дверь.

– Угу. Не против, если я ею воспользуюсь?

– Чувствуй себя как дома, все равно мне надо бежать.

– Слушай, и все-таки, где мы? Может, хоть вкратце скажешь, чтобы я как-то провел время? Не буду же я весь день торчать здесь.

– Ну, ты мог бы убраться здесь. Ладно, я шучу, но если хочешь, то я не буду против.

Рик, уже готовый взорваться, пронзил ее вопросительным взглядом.

– Ах да, город. Мы в Даунхилле.

– Погоди-погоди, ты сказала Даунхилл?

– Воу, парень, я надеюсь, ты не собрался меня убить за это?

– Нет, черт, просто, я слышал об этом городе, – Рик пытался понять, откуда ему так знакомо это название. Словно совсем недавно ему доводилось слышать про него. Но никак не мог вспомнить, это воспоминание было похоже на сон, которого ты прекрасно помнил утром, но к обеду уже почти потерявшийся в голове, оставив после себя постоянное чувство дежавю. Он начал все сильнее концентрироваться на этом слове.

«Даунхилл, черт, откуда же я тебя помню? Почему же это название так врезалось в мою память. Все такие воспоминания связаны с тобой, Мия. Но это давнее воспоминание, несколько лет назад, как минимум. Что же тогда произошло?»

– Эй, ты в порядке? Где побывал на этот раз?

– Подожди, просто подожди пару минут, ладно?

– Мне как бы нужно идти, это сильно важно для тебя?

– Ты не представляешь, на сколько, – он вновь начал погружаться в мысли, словно в омут, где ничего не было видно. Лишь наощупь трогая, обнюхивая мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием, многие из которых уже потеряли образ.

«Вот, вот же оно. Армстронг. О Боже, как же это было давно и совсем недавно одновременно. Сранные капсулы, во что же вы превратили мои воспоминания. Они словно не настоящие, будто все это было сном. Я вспоминаю их как сон. Может большинство из них и были сном? Может тебя никогда не было, Мия? Нет, конечно же ты была. Прости меня. Как же мне тяжело без тебя.

– Ну все, Рик, мне правда пора.

– Я вспомнил.

– Ух ты, и что же там?

– В общем, смотри. Я понимаю, почти нереально, что ты можешь об этом знать, но был один старик, как же его звали, черт.

– Ахах, крутое имя, – рассмеялась Мила.

– Да нет же. Короче, как вспомню имя, скажу. А пока слушай дальше. Один близкий мне человек покупал у него одну вещицу…

– Ты сейчас прямо засыпал меня подробностями.

– Да дослушай уже. Прошу, это и вправду важно для меня.

– Ладно, прости, я просто хотела поднять тебе настроение.

– Он вроде как даже преподавал в одном университете Даунхилла, не помню, в каком именно. И у него был непутевый сын, затем он узнал, что у него есть внук, а вскоре он исчез.

– Старикан?

– Боже, нет! Внук исчез, ты чем слушаешь?

– Да я поняла, какое же у тебя редкое чувство юмора. То есть, его отсутствие.

– Да дело не в этом, просто… Я вспомнил, его звали Абрахам. Если я не ошибаюсь.

– Внука? Ладно, кажется, я знаю, о ком ты.

– Серьезно? Ты случайно не знаешь, где он живет?

– Лично я – нет, но могу узнать, уж в университете, думаю, остался его адрес. Я как раз туда направляюсь, у меня должна была быть практика, как раз поделюсь там, что нашла крутой экземпляр.

– Ты о чем?

– А вот это уже не смешно, Рик.

– Я, правда не понимаю, о чем ты.

– Ты гонишь, чел? Сейчас не лучшее время забывать о таком. Ты вчера обещал мне, что будешь моим типа клиентом и поможешь мне, забыл?

– Да успокойся ты, обещал, значит помогу. Я бы и так тебе помог, просто у меня плохой коннект со вчерашним днем.

– И не только с ним. Так что, это даже пойдет тебе на пользу. Уверена, у нас получится тебя вылечить, дурачок. Ладно, я побежала, по дороге позвоню парочке людишек, чтобы замутили адрес старикана и скину тебе. А пока ждешь, развлеки себя чем-нибудь, хотя из развлечений у меня тут только я, да и то, покидаю тебя. Ну все, пока.

– Пока Мила. И кстати, спасибо тебе большое.

– За что?

– За все.

Она улыбнулась ему. Было видно, что Рик ей был нужен сильнее, чем она Рику. Хоть она и пыталась многое скрыть за маской, не нуждающейся ни в ком, сильной девушки. Но в такие моменты она была бессильна. Ее истинные потребности, глубина ее одиночества вырисовывались в улыбку, в полные надежды глаза, так уставшие от слез по ночам. Рик смотрел в них, взглядом, в котором можно было заметить маленький огонек. Она все-таки успела. Она успела появиться вовремя и раздуть из тлеющих угольков маленький огонек, который со временем мог зажечь в нем жизнь. Но пока они оба были не готовы открыться. Две линии жизни, которым, быть может, при других обстоятельствах и не суждено было пересечься. Но какое это имеет значение теперь, когда вы ближе друг для друга, чем кто-либо? И речь идет не о расстоянии. Оставшиеся в этом мире сами по себе, лишенные своей опоры. Постоянно спотыкаясь, выбивающиеся в люди. Кто-то раньше, а кто-то до сих пор. Но такие нужные друг другу, сильнее, чем казалось им, соприкоснувшись взглядом. Это была не искра, скорее усталость, желание быть просто любимыми. Они оба это понимали. Это чувствовалось в их взглядах, в которых нельзя было увидеть флирт, заигрывание, надменность, смущение. Это было просто желание любить и быть любимыми, согретыми в объятиях. Банально держать кого-нибудь за руку, когда смотришь любимый сериал, сладость поцелуя – момент, которые не ценишь, моменты, которые кажутся вечными. И теряя это, ты теряешь время, свое время, теряешь молодость и в конечном итоге – себя. Жизнь превращается в существование, которое в лучшем случае превращается в простую апатию, в худшем – в поиски замены, себя, смысла продолжения жизни, что приводит к отчаянию. Так и не найдя причины продолжать жизнь, человек просто решает ее оборвать, понимая, что лучше не станет. Понимая, что эту боль заглушить только так. И в редких случаях происходит чудо, где вселенная дает еще один шанс, сводит ваши пути, пути двух сердец, уже лишившихся надежды на лучшее.

– Ладно, пока, Рик, – улыбнувшись, попрощалась Мила, и, не дожидаясь ответа, вышла на улицу. Слишком переполненная эмоциями, чтобы еще хоть на секунду там задержаться.

– Пока, Мила – его слова так и остались витать в тишине. Встав с кровати, Рик быстро привел себя в порядок. Ванная комната показалась ему весьма привлекательной и уютной, и чем-то даже напоминала ему ванную с их первого с Мией дома. Ему пришлось приложить усилие, чтобы подавить эти мысли, эти эмоции, которые всегда были готовы вырваться наружу, словно река, удерживаемая дамбой. Это было слишком трудно, и он прекрасно понимал, что долго не сможет их держать, что рано или поздно они прорвутся. И урон, который они нанесут, был одному Богу известен. Но Рик был уверен, что приятного в этом будет мало. Ему надо было высказаться, и сделать это будучи трезвым. Ему нужна была Мила. Закончив с водными процедурами, он начал расхаживать по кухне, вновь погрузившись в мысли, забыв, что изначально зашел сюда, чтобы позавтракать.

«Так, что же дальше? Что мы имеем на данный момент? Мы в чужом городе и в чужом доме, однако, учитывая, что у меня есть из категории родного, то сейчас либо все являются чужими, либо все являются… правильно – родными. Ладно, надо признаться, я обязан ей жизнью. И что самое забавное – жизнью, которую я сам же собирался оборвать. Я понимаю, что она роднее для меня сейчас, чем кто-либо. Просто, понимаешь ли, Рик, нам наверно не стоит обнадеживать себя. Хотя если подумать, мы уже должны были быть мертвы, и если смотреть с этого угла, то, какое значение имеют такие понятия, как «обнадеживание», «скованность», «страх»? Черт возьми, только вдумайся – ты должен был быть мертвым, Рик. Очнись приятель! Если у тебя есть к ней чувства – выскажись ей. Только решительные меры смогут тебе помочь перешагнуть эту пропасть, из которой тебя с трудом вытащили. Почему ты позволяешь каким-то подконтрольным эмоциям брать вверх над собой? Почему ты позволяешь им уничтожать себя? Разве ты не достаточно страдал? Достаточно для чего? Твою мать, я просто схожу с ума. Достаточно для чего я страдал? Для чего? Для искупления?! Я, самолично, уничтожил себя. Если отбросить намерения, стороннее воздействие и все прочее. Я сам себя убил. И это не самое худшее. Я убил свою любовь и своего, еще не родившегося еще, ребенка. Просто потому что испугался. Испугался не угодить своему другу. Пытаясь угодить кому-то, важно расставить приоритеты. Возможно. Если это так, то приоритетом было мое желание – а я хотел к своей жене. Я не знаю, о чем сейчас думает этот сукин сын. Раскаялся он или нет. Плевать. Я все ему высказал, ушел с этой поганой работы; я уничтожил все, что только мог уничтожить. А Натали, вряд ли она в этой ситуации вообще сыграла хоть какую-то роль. Она просто следовала своим инстинктам, ложно приняв меня за носителя сильных генов. Ведь так делают самки животных, не так ли? Она – животное, неспособное контролировать свои чувства и эмоции.

– А ты, Рик, способен их контролировать? – спросил его слишком знакомый голос.

– Ааа!!! Черт, черт, черт!!! Заткнись! Заткнись, Заткнись!!!

– Рик, все хорошо, успокойся, я рядом.

– Что, черт, кто это? – Рик был до смерти напуган этим голосом, которого точно здесь не должно было быть.

– Все хорошо, мой любимый, Рик.

– Мия… Как ты тут? Что происходит? Мия, прости меня, умоляю, прости мен. Какой же я дурак – он упал на колени и начал взахлеб рыдать, в бреду умоляя простить себя.

– Ты не виноват, Рик. То, что должно произойти рано или поздно слушается. Ты не мог знать. Прости меня, что поехала. Прости себя, любимый мой. Мне пора, любовь моя. Я всегда буду рядом. Пока, сладулик,– ее смех, как же он скучал по нему. Как же он скучал по ней.

– Не уходи, прошу тебя, стой. Мия!!! Умоляю, побудь еще со мной, прошу тебя, – он был уже весь в слезах, вся боль, что копилась в нем, сейчас выливалась, и даже приложив усилия было трудно сдержать слезы. А он и не прилагал. В моменте он просто прилег на диван и спустя пару минут уснул от полного опустошения.

– Рик, с тобой все в порядке? Рик, очнись, Рик. Эй, – она начала легонько шлепать его по щекам ладонью, пытаясь привести в чувство.

– А, Мия, ты здесь. Куда ты уходила?

– Это Мила, я несколько часов пыталась до тебя дозвониться. Я уже начала думать о самом худшем, куда же без этого, когда ты параноик, – она смотрела в его глаза и улыбалась, опираясь руками на его плечи. Рик лежал на диване, навзничь, а рядом сидела она. Нежно взяла его голову, кажущимися на его фоне крохотными руками, и положила к себе на колени. Рик снова взглянул ей в глаза, но теперь все было не так – она уже не смотрела в его глаза, взгляд, полон слез, был устремлен сквозь него.

– Прости меня, Рик. Я… Когда я увидела тебя на полу, я думала, что ты снова это сделал. Я испугалась, Рик. Стояла просто в шоке и смотрела, не зная, что делать. Мне стало страшно, что я не смогла тебе помочь. Я привыкла, что в моей жизни люди то появлялись, то уходили, но я не думала, что когда-нибудь мне не захочется, чтобы они ушли, что мне не будет безразлично. Я просто стояла, Рик, беспомощная. Эта минута, она длилась дольше, чем вся моя жизнь. И вот сейчас, я не знаю, что мне делать, чувствовать, когда все хорошо. Вчера мы напились, ты мне все рассказал. Про Мию, последние дни, про своего бывшего друга, про Армстронга. Ты все мне рассказал. Это очень тяжко. Мне тяжело сегодня вспоминать об этом. Хоть это и банально, но я не вынесла бы такого. Наверно, я сделала бы то же самое. Только еще раньше.

– Но ты ведь уже пыталась, верно?

– Да, думаю, было бы глупо это скрывать, так же глупо, как думать, что это можно скрыть от тебя. Я планировала это с самого детства, вся проблема в моей семье. Я терпела, подавляла эмоции, ведь проявить их мне никто бы не дал. Потом юность. Знаешь, Рик. На самом деле очень больно смотреть, может я и говорила уже об этом, больно смотреть, как у окружающих тебя людей есть любящая семья. Вот все эти вещи, к которым все привыкли, такие как проводить детей в школу, вместе дружно поужинать с семьей, на выходных съездить с друзьями куда-то. Они воспринимаются ими как должное. Они даже порой ругаются по мелочам, не радуясь, не благодаря Бога, как благодарила я, когда отец не избил маму в очередной раз. Рик, почему обязательно нужно лишиться, чтобы начать видеть, насколько это было прекрасно? И почему нельзя получить, когда понял всю ценность? Я знаю, у меня не будет других родителей, детства. Но ведь мы не выбираем это все. Так почему одни счастливы, а другие нет? Почему одних любят, а других ненавидят, хотя они не виноваты. Они не виноваты, что родились. Мы не виноваты, Рик. Мы не виноваты, Рик, – Рика насторожило, что она повторила это дважды, словно компьютерный баг, которые он часто исправлял на первой работе, и голос этот уже шел не из ее уст. Он шел откуда-то снизу. Подняв голову, он увидел перед собой сгнившее тело младенца, который поняв, что он на него смотрит, быстро начал карабкаться по его ногам и, встав прямо напротив лица, закричал мужским голосом, таким хриплым и омерзительным:

– Так почему ты не дал мне родиться, Рик?! – от страха Рик подпрыгнул и закрыл лицо руками, и чуть было не впал в безумие, но все же в последний момент сумел удержать контроль над рассудком.

– Ааа!!! Черт! Да что происходит то, а?! – шок постепенно исчез, и Рик тихо зарыдал, словно маленький мальчик, которого разыграла сестра, притворившись мертвой. Только здесь все было куда реальней.

– Рик, тише, тише, успокойся, все хорошо, – пытаясь не подавать виду, Мила начала успокаивать его. Она понимала, что с ним происходит нечто тяжелое, пока еще не известное ей. Но она любила подобные проявления, ведь именно такие состояния человека больше всего завораживали ее на лекциях. И потому просто легла рядом с ним, и обняла его голову, положив себе на грудь. Она была в роли матери, в той самой, в которой ни разу не побывала ее собственная мать. И в отличие от матери Рика, она имела возможность, но просто не хотела. Это было то, что больше всего нужно любому мужчине – любовь и забота, чувствовать себя нужным, безо всякого осуждения и порицания, в моменты, когда он максимально слаб, уязвим, ранен. Они так и пролежали до вечера.

– Рик, как ты думаешь, я реальна? – спросила она.

– Не знаю. Я уже не знаю, реален ли я сам.

И это действительно было так. Он начинал терять уверенность, что все вокруг настоящее. Все чаще и чаще мысли о том, что все, чем он окружен порождено капсулами, обретало силу. Он уже и забыл про старика Абрахама, к которому хотел наведаться. Последнюю неделю он так и прожил у нее. Страх не позволял ему никак вернуться назад, вступить за порог, если раньше только их городского дома, то сейчас даже загородного. Словно войдя в любой из них, он потеряет себя нынешнего. Будто призраки прошлого утащат его во тьму, и начнут жить его жизнью. Даже подобная мысль могла поглотить его на длительное время, ведь все, что приходило ему в голову имело право на существование.

«Надо успокоиться, развлечь себя чем-то. Черт, Абрахам. Я ведь собирался узнать у него про Мию. Да и просто, она так много рассказывала про него. Да и вся эта история про мальчика, надеюсь услышать, что там было хоть какое-то прояснение. Надо позвонить Миле. Надеюсь, ты не занята.»

– Рик, все хорошо? – не заставляя себя ждать, спросила Мила.

– Да, спасибо. У тебя там как, все норм? – с немного не своим голосом спросил Рик.

– Да, тоже ничего, – голос у тебя немного, будто во рту тусовка.

– Так и есть. Но я по другому поводу. В общем, помнишь того старика? Я тебя попросил как-то адрес достать.

– Да-да, я помню. Я как-то хер на это забила тогда.

– Я так и понял. Можешь снять с него свой хер?

– Могу. Погоди пару минут, я сейчас спрошу и перезвоню.

– Хорошо.

Прошло немного больше пары минут, когда зазвенел телефон в руках Рика. Это была Мила.

– Да, у тебя получилось? – спросил он.

– Не поверишь, но да. Здесь его помнят. Он, правда тут преподавал, какой-то старперский предмет, я не стала спрашивать.

– Да, как бы, всем насрать.

– Точно, – засмеялась Мила,

– Адрес я тебе переслала. Желаю хорошо провести время, любитель пожилых мужчин.

– Ты просто завидуешь.

– Ахах, точно. Только вот завидую тому старику.

– Ну, я ведь вернусь домой. К тебе домой.

– Я про это и говорю. Везет же ему.

– Хорошая шутка, малыш.

– Ладно, правда, Рик, хорошо провести время. Если что-нибудь случится, обещай, что позвонишь мне?

– Обещаю, Мила. И кстати…

« – Я люблю тебя – , простая фраза, но страх потерять ее, как и терял он всех любимых себе людей, парализовал его»

– Да, Рик? – «вот бы он это сказал, умоляю, Рик. Всего три слова, прошу тебя, ведь я слишком слаба, чтобы сама это сделать».

– Спасибо тебе.

– А, это, да… не вопрос, Рик. И… тебе спасибо. В общем, пока тогда.

– Пока, – Рик понял, что она хотела услышать. Понял, что он сам хотел сказать. И чувствовал горечь от совершенной ошибки. Ему помешал страх. Злость начинала закипать в нем, притупляя все остальное.

«Я ведь дал слово, чертов слабак. Где же твои яйца, сукин ты сын, Рик?! Скажи ей уже об этом. Какое же ты ничтожество. Ты ведь уверен, что это взаимно. Что тебе еще надо?! Ладно, все. Глубокий вздох, выдох. Все хорошо, еще не поздно. Я расскажу обо всем, но когда приду домой. Обещаю, Рик. Черт, у меня ведь нет никаких денег с собой. Ни документов, вообще ничего. Надо вернуться, причем как можно скорее, и забрать оттуда, хотя бы частично, самые ценные вещи. Интересно, Мила даст мне свой автомобиль? Думаю, самое время узнать.

– Ало, Мила, еще раз привет.

– Привет, Рик, неужели ты так быстро соскучился?

– Да, хотел услышать твой голос и еще попросить твою машину.

– Ух ты. Надеюсь, ты не собрался катать на ней телок?

– Если только ты согласишься со мной прокатиться.

– Да, прокатимся обязательно, но как только ты закончишь свои дела. И, тебя стоит спрашивать, зачем тебе понадобилась тачка?

– Да я решил кое-какие вещи свои забрать, с той самой «хижины». Да и боюсь, что там ничего не заперто. Поэтому, решил забрать то, что еще не украли.

– Веселые у тебя занятия, не то что мне, торчать на этой гребанной практике.

– Да ладно, твоя главная практика это я, так что не унывай.

– Хорошо, Рик, мне нужно бежать, ключи лежат в тумбочке в моей комнате, только не нюхай мои трусы и не пользуйся моим фаллоимитатором.

– Боюсь, уже поздно. Я их всех вынюхал. Спасибо, что рассказала про вибратор, я даже не надеялся его у тебя найти.

– Ахах, я знаю. Ладно, хорошо провести время, сладулик.

– Откуда ты… – звук гудков. Мила сбросила трубку. Рик вновь задумался, откуда она могла это знать. Он не мог вспомнить, чтобы упоминал данное слово при ней. Это было их слово. Личное. Только она его так могла называть. Его переполняли странные чувства: все эти видения, галлюцинации, сейчас и это слово. Может, ему почудилось? Или он просто не помнит, но на самом деле произносил его, возможно, даже во сне. В последние дни произошло слишком много дерьма, чтобы на этом зацикливаться, решил Рик. Как ни странно, за все эти дни он ни разу не бывал в ее комнате. Она была причудлива, хоть здесь и царил беспорядок. Эта комната могла многое рассказать о ней, все необходимое, если бы возникло желание. Однако, Рик здесь был не за этим. Обнаружив ключи там, где и сказала Мила, он накинул на себя пиджак, так как на улице было пасмурно и точно не жарко. Водить он научился в первый же год, как Мартин взял его под свое крыло. Точнее он и настоял на этом. Сам Мартин не любил вождение, он считал это лишней тратой времени, когда можно пользоваться любыми видами таксами, даже воздушными, лишь бы были деньги. Поэтому делал все для того, что было чем оплачивать их услуги. Но в свое время успел взять права и поездить на различных спорткаров, причем не мало. Он любил драйв, ощущение высокой скорости, адреналин. Иногда выбирался на гоночный трек на своем раритетном Феррари, чтобы просто несколько часов насладиться теми самыми чувствами. Как-то он взял с собой и Рика, даже позволил ему сесть за руль, под своим чутким наблюдением. Рик тогда понял, насколько это круто. Потому Мартин и настоял научить Рика вождению, даже записал его в автошколу. Рик быстро научился вождению, они все чаще и чаще выбирались на трек. Однажды даже арендовали два спорткара, чтобы провести гонку. Он вспомнил это сразу же, как сел за руль. Впервые за долгое время. Вспомнил, как планировал купить такой же, как только пойдет на повышение. Мартин дал ему слово, что купит себе ровно такой же, какой решит приобрести Рик. Тогда Рик еще отшутился, что купит стиральную машину. А Мартин ответил, дескать, зачем тебе две, разве Мия не справляется одна? Он понял, как сильно скучает. По Мартину. Понял, насколько глупо поступил по отношению к нему. Ему так захотелось увидеться с ним, сказать, что простил его. Ведь именно так он сейчас и поступил. Он его простил. С выступившими на глазах слезами. Он постепенно отпускал прошлое. Этот тяжкий груз, весь это мрак. Сейчас что-то менялось: в самом Рике, вокруг. Таков был вердикт судьбы. Стерев слезы влажной салфеткой, упаковку которых он обнаружил на переднем пассажирском сиденье Милы, Рик повернул ключ зажигания. К его счастью, коробка была автоматическая, потому что он ненавидел ручную. Он недоумевал, почему они вообще пользуются спросом в нынешнее время. В отношении автомобилей у них с Мартином совпадали интересы и мнения, даже вкусы. Теперь, вспоминая совместные развлечения с ним, он вдруг подумал о Мие. Каково же было ей все это время.