Читать книгу: «Поглощение», страница 3

Охотник дёргался, пытался вырваться, но тело не слушалось – мышцы сковала невидимая сила, будто лесные тени оплели его живыми путами. Его поставили на колени, затем прижали лицом к земле. Губы коснулись холодного грунта, и он почувствовал – земля дышит.

В этот момент раздался Голос.

Не слова – а нечто древнее, темнее, глубже. Звуки, которых не должно было знать человеческое горло. Они вползали в уши, как ледяные черви, сковывали разум.

Он больше не сопротивлялся.

Земля под ним стала мягкой, влажной – словно раскрывала объятия. Она просачивалась в рот, в ноздри, в поры кожи, втягивая его в себя. И он… проваливался. Но не вниз, а куда-то. Туда, где нет времени, где тьма шепчет забытыми именами.

5.

Он пришёл в себя внезапно, будто вынырнул из густого, чёрного озера.

Ни ветра, ни шорохов – только звёзды, холодные и безразличные, смотрели сверху. Тело ломило, как после долгой лихорадки. Он пошарил руками вокруг – вот его вещи, разбросанные в беспорядке.

Но что-то было не так.

Он одевался медленно, будто впервые чувствовал ткань на коже. Каждое движение давалось с трудом – мышцы не слушались, пальцы дрожали. В голове стоял гул.

Когда он поднялся, то огляделся. Поляна была пуста.

Ни следов, ни пепла от костра, ни намёка на тех…кто бы это ни был. Только ровная земля, будто её никогда не тревожили.

Он зашагал к лесу – неуверенно, спотыкаясь о невидимые неровности. Но когда пересёк границу деревьев, что-то изменилось.

Лес больше не был знакомым. Деревья стояли плотнее. Тропы, которые он помнил, исчезли. Даже воздух стал другим – густым, тяжёлым, словно время здесь текло иначе.

Он слышал Голос – далёкий, но неотступный. Он звучал не в ушах, а глубже— в висках, в затылке, в самих сосудах, будто кровь теперь текла под его шёпот. Древняя речь, чуждая и всё же узнаваемая, будто когда-то, очень давно, он уже её понимал.

Она пульсировала.

С каждым ударом сердца слова вдавливались в сознание, отдавались в глазах – и тогда мир на миг мерцал, как сквозь толщу воды.

«Иди…»

Гулкий, многоголосый шёпот.

«Забери то, что теперь принадлежит нам.»

Он встал, шатаясь. Руки сами потянулись к вещам. Пальцы знали, что брать.

«Принеси. Отдай.»

Голос не приказывал – он напоминал. Будто всё уже решено. Будто он, ещё тогда, на поляне, уже согласился. И теперь лес вёл его – туда, где лежало то самое. Где он должен был взять своё… и отдать их.

6.

Лес вёл его.

Не просто деревья и тропы – сам дух чащи нёс его, перебрасывая с места на место, будто играл. Ветви подхватывали, когда он спотыкался; корни мягко выталкивали вперёд, когда силы были на исходе. Он не шёл – его вели.

Дом. Родной дом.

Словно крюк, впившийся в рёбра – первая мысль, вырвавшаяся из ошмётков сознания.

Он не бежал – его выплёвывала чаща, выталкивала на свет, как неудобный комок плоти. Ноги подкашивались, колени вминались в землю, оставляя кровавые отпечатки на мёрзлой траве.

Дверь.

Знакомая до боли. Та самая, что он мастерил своими руками из старого дуба – теперь почерневшая, покрытая чем-то липким, что тянулось за пальцами, как смола.

Заперто.

Удар кулаком. Ещё. Ещё. Кости трещали, но замок не поддавался.

Молчание.

Окна.

Он прижался лицом к стеклу – и оно прижалось к нему с той стороны.

Тьма. Густая, жирная, пульсирующая в такт его бешеному сердцу. Внутри что-то дышало. Дом скрипел балками, как старыми костями. Стены шевелились, впитывая последние следы тепла, жизни, памяти.

Он отпрянул – и в этот миг все окна распахнулись разом. Из чёрных провалов потянулись руки – бледные, длинные. Голос, который он слышал в лесу, теперь звучал из каждого угла: «Их здесь нет. Но ты их найдешь».

«Мне надо найти мою семью. Мне надо найти мою семью…»

Он бормотал это, как заклинание, как молитву, которую забыли боги. Слова спотыкались о зубы, вырывались шёпотом, но **не звучали** – будто лес воровал их ещё до того, как они достигали воздуха.

"Войди" – скрипел дом.

"Посмотри" – шептали окна.

Мы внутри" – смеялись голоса.

Он поднял кулаки. Снова бил в дверь. Кровь текла по дереву, но трещины зарастали быстрее, чем появлялись.

В последний раз он обернулся – лес сомкнулся за ним. Пути назад не было.

Только дом.

Только тьма.

"Входи же" – сказал голос жены из-за двери.

7.

Он открыл дверь и зашёл в дом. Всё было по-прежнему: та же тишина и спокойствие, что всегда встречали его после охоты. Подойдя к столу, он увидел свежеиспечённый хлеб, накрытый белым полотенцем. Вдруг раздался топот ног – дети выбежали ему навстречу, а следом появилась жена.

– Папа, папа! Ну где ты был? Мы тебя так долго ждали! – затараторили они, хватая его за руки.

– Дорогой, я уже начала волноваться, – мягко сказала жена. – Обычно ты возвращаешься гораздо раньше…

Они обняли его крепко, жена нежно поцеловала в щёку.

– Иди умывайся, – сказала она, поправляя полотенце на хлебе. – Сейчас будем ужинать.

Они уселись за стол и начали ужинать. Дети наперебой рассказывали о школьных делах – о новых играх, знакомствах, смешных случаях. Жена, поправляя салфетку, делилась домашними хлопотами.

После ужина все разошлись по своим делам. Дети, позёвывая, потянулись в спальню. Он проводил их, помог улечься, обнял и поцеловал на ночь – сначала старшую, потом младшего, который уже клевал носом, едва коснувшись подушки.