Читать книгу: «Продажный рок. Как лейблы укротили панк, эмо и хардкор», страница 3

$ $ $

Журнал Maximum Rocknroll был известен своими провокационными обложками, будь то панки-нацисты или коррумпированные политические лидеры. В первом номере журнала, вышедшем летом 1982 года, был изображен президент Рональд Рейган в капюшоне Ку-клукс-клана. Но обложка июньского номера «Major Labels» за 1994 год действительно вышла за рамки. На нем был изображен крупным планом человек, засовывающий себе в рот пистолет, а заголовок гласил: «Некоторым из ваших друзей уже пришел такой п***ц». Послание всем группам было четким и ясным: подписание контракта с крупным лейблом было панк-самоубийством.

Время было выбрано неудачно, учитывая, что смерть Курта Кобейна еще была свежа у всех в памяти. Но тот выпуск был не столько о Кобейне и Nirvana, сколько предупреждением, адресованным группам, которые думают о том, чтобы последовать их примеру. Поскольку это было издание Области залива, гнев этого номера часто обращался на Green Day.

Основатель Тим Йоханнан с первой же страницы задал тон выпуску, оставив мало места для нюансов, сравнивая основные крупные студии с жестокими нацистами-скинхедами, наводнившими панк-сцену и сеявшими хаос в таких клубах, как Gilman, несколькими годами ранее. «Панк/инди/андеграундная сцена подвергается нападению, как и тогда, – говорилось в этой нудной статье, в которой "подвергается нападению" было выделено жирным шрифтом. – Никакой разницы, только на этот раз бандиты умнее и богаче. Их мотивация примерно та же – контроль, власть, доминирование». Отдельные ее разделы были настолько воинственными, что читались как военная пропаганда: «Когда на вас нападают силы, чуждые основополагающим принципам сообщества или социума, не может быть никакого компромисса или неопределенности».

«Место было в известной степени поучительным, – говорит бывший журналист MRR Кайл Райан. – Они, по сути, были полицией сцены. У Тима была репутация крайне лицемерного человека. Это был конфронтационный подход к группам. В этом месте отмечалось, что зарабатывать на жизнь музыкой означало стать продажным, что было непозволительно. У них были очень строгие правила, и они не писали о группах с крупных лейблов».

Колумнисты журнала последовали примеру Йоханнана на следующих страницах номера. Возможно, они не доходили до крайности, сравнивая отделы A&R с Третьим рейхом, но, безусловно, крупные студии были темой, по которой ни у одного автора не было недостатка во мнениях и претензиях. Одного автора, Брайана Зеро, пригласили написать о неэтичной деловой практике ведущих компаний после того, как он устроил акцию протеста перед выступлением Green Day в Петалуме, раздавая листовки, в которых советовал фанатам «бросать Green Day». Протестовали всего несколько человек с плакатами против Green Day, но этого было достаточно, чтобы любой, кто входил в кинотеатр, чувствовал себя штрейкбрехером.

Другие обозреватели, например, Ли Даймонд, обрушили ушат ледяной воды на инди-группы, мечтающие о переходе на крупную студию, развеяв миф о трех наиболее распространенных приманках: суммарные авансовые чеки и щедрые студийные бюджеты кажутся впечатляющими, пока вы не осознаете, что они берутся из ваших гонораров; представители A&R часто кажутся молодыми, крутыми и располагающими к себе, но все же они сотрудники студии, а не ваши друзья; и, наконец, «НИ У ОДНОГО человека или группы в индустрии нет контракта, который позволял бы им полностью контролировать свое творчество. НИ У КОГО».

В переиздании своей скандально известной статьи «Проблема с музыкой» продюсер и лидер Shellac Стив Альбини рассказал о стоимостном выражении сделок с крупными лейблами, отрезвляюще подробно описав, насколько больше денег уходит продюсерам, юристам и менеджерам, чем участникам группы. Он пришел к выводу, что артист, заработавший на своей студии 3 миллиона долларов, зарабатывает «примерно 1/3 от того, что он заработает при графике с 7 утра до 11 вечера».

Не все авторы пошли в атаку. Антагонистический лидер Screeching Weasel Бен Уизел занял на удивление либеральную позицию, советуя амбициозным группам иметь реалистичные ожидания и принимать взвешенные решения. «Я не собираюсь осуждать тех, кто подписывает контракт с ведущей компанией. Это их дело, – написал он. – Но если вы собираетесь продаться, то, по крайней мере, сделайте это с умом. Признайте, что вы продались». Он похвалил группы, успешно создающие музыку на своих собственных условиях, как его друзья из Jawbreaker, стойкого независимого трио из Области залива, к которым, по его словам, «обращались практически все крупные лейблы, но они им отказали».

Ларри Ливермор в своей последней колонке этого журнала был одним из немногих, кто защищал решение Green Day перейти на Warner Bros. «Если вы будете просто сидеть и ныть о том, что такие-сякие продались, – писал он, – то очень скоро вас никто не будет слушать».

Что касается самих Green Day, то одно дело запретить им играть в Gilman ради сохранения независимости клуба, и совсем другое – самим читать злобные слова от тусовки, которая их породила – это было нелегко. Три месяца спустя Армстронг парировал на страницах SPIN: «Тим Йоханнон может пойти и отсосать у себя, мне плевать. Он ни хрена не понимает в том, о чем говорит. Я никогда в жизни не размахивал флагом панк-рока».

«Они были очень молоды и чувствовали, что их отвергает сцена, столь жизненно важная и значимая для них. Это, должно быть, очень больно, – говорит Ливермор. – С одной стороны, все, иногда даже знаменитости, на которых ты равнялся всю свою жизнь, говорят тебе: "О, ребята, вы гении, вы замечательные, вы потрясающие!" А с другой стороны, ты думаешь: "Да, но все мои старые друзья ненавидят меня". Я думаю, что это чуть их не уничтожило».

$ $ $

В воскресенье, 14 августа, в третий и последний день Вудстока 1994 года, все утро шел дождь. Однако, если не считать унылой погоды, музыкальный фестиваль в северной части штата Нью-Йорк, ориентированный на фанатов музыки поколения X, имел мало общего с духом своего легендарного предшественника, фестиваля свободной любви 1969 года. «Там было две сцены вместо одной, качество постановки было намного лучше, и звук намного качественнее, – вспоминает Эллиот Кан, который сам выступал на оригинальном Вудстоке в качестве основателя ду-воп-группы Sha Na Na. – Атмосфера в аудитории тоже сильно изменилась. На дворе были уже не 1960-е годы. Это было в гораздо большей степени коммерческое предприятие». За последние двадцать пять лет цены на билеты также значительно выросли: абонементы на выходные подскочили с 18 до 135 долларов плюс сбор компании Ticketmaster¹⁷. Корпорации вцепились когтями в этот фестиваль, который больше не был уникальным раем для хиппи, а превратился в очередной крупный бизнес-проект.

Первоначально он был заявлен как «Еще 2 дня мира и музыки», третий день был добавлен для удовлетворения высокого спроса на билеты. Более 180 000 билетов было продано заранее, и поскольку еще многие тысячи человек заплатили при входе или просто пробрались тайком, предполагаемая посещаемость достигла 400 000 человек. Фестиваль также транслировался по телевидению с предварительной оплатой за просмотр, что увеличило мировую аудиторию до миллионов.

Green Day добавили в свой график выступление на Вудстоке в последнюю минуту, улетев с фестиваля Lollapalooza в Атланте, чтобы выступить в полдень в Нью-Йорке на сцене поменьше, напротив главной сцены с выступающими Spin Doctors, Бобом Диланом и Red Hot Chili Peppers. Это был концерт, на который они согласились отчасти ради забавы, а отчасти потому, что, как объяснил Дернт в Washington Post, «нам платят много денег».

Пока Green Day ждали выхода на сцену за кулисами, репортер в дождевике направила свой микрофон на Дернта и задала вопрос об этом корпоративном фестивале: «Некоторые люди говорят, что альтернативные группы, которые здесь выступают, продались. Что ты можешь им сказать?» Дернт, не медля ни секунды, пожал плечами и сказал: «Возможно, они правы».

Несколько минут спустя Дернт, в футболке Screeching Weasel – дань уважения Lookout Records – тяжелой походкой приблизился к микрофонной стойке. Он схватил ее, трижды ударил себя по голове и заорал огромной толпе: «Как дела, эй, вы, богатые ублюдки?»

Вскоре появился Билли Джо Армстронг с синими волосами и в красном галстуке и встал на переднем краю сцены во властной позе. Он разразился вступительными аккордами «Welcome to Paradise», и толпа начала подпрыгивать. В течение первых пятнадцати минут своего выступления Армстронг изо всех сил пытался наладить контакт с аудиторией. В отличие от клубов, в которых они привыкли играть, где толпа была достаточно близко, чтобы протянуть руку и дотронуться до исполнителей, периметр аудитории Вудстока начинался примерно в шести метрах от него, за несколькими рядами ограждений, охранников и съемочных групп.

Однако после трех песен Армстронг, наконец, начал взаимодействовать с публикой. Или, точнее, публика начала взаимодействовать с ним. Люди стали наклоняться, выкапывать из земли огромные комья грязи и травы и швырять их в группу. В середине «When I Come Around» один ком угодил в верхнюю часть одной из тарелок Кула, за ним сразу же последовал другой, ударивший Армстронга по руке, которой он играл на гитаре, и ни один из музыкантов не сбился с ритма. На сцену полетели грязевые снаряды, а технический персонал спешил накрыть усилители полотенцами и делал отчаянные попытки защитить телекамеры от обстрела с помощью брезента.

Пока команда была занята спасением оборудования, пара ребят перепрыгнула через ограждение и побежала к сцене, один из них добрался до группы и заключил Армстронга в грязные объятья. Исполнив еще две песни, Армстронг снял гитару и объявил толпе дружескую войну. Он встал на краю сцены с распростертыми руками и приветствовал шквал комьев грязи. Он поймал несколько штук, оторвал от одного кусок, а остальное бросил обратно в толпу. Он насмехался над зрителями, называя их «грязными хиппи» и «гребаными идиотами», и они это проглотили. Он спустил штаны и показал толпе голый зад, что только заставило их полюбить его еще больше. В какой-то момент Армстронг поймал маленького мальчика – «будущего идиота» – и пронес его через всю сцену. «Это не любовь и мир, – сказал фронтмен, – это гребаная анархия!»

После десяти минут неудержимой потасовки в грязи между Green Day и публикой Вудстока не осталось ни дюйма чистой сцены. Грязь стекала с динамиков и размазывалась по объективам камер, пытающихся запечатлеть этот хаос. Наконец, Армстронг решил, что пришло время положить конец этому бедламу. «Все скажите: "Заткнитесь на хрен", и мы прекратим играть», – сказал он этим грязным хиппи и идиотам. И на счет «три» все ему подчинились. «Ладно, мы уходим, – сказал он, опуская микрофон. – До свидания». И вот так внезапно и бесцеремонно закончилось самое безумное выступление в истории Вудстока.

Почувствовав, что это их последний шанс прорваться на сцену, толпа парней без рубашек побежали к группе. Как только Дернт снял бас-гитару, здоровенный охранник, приняв басиста за сумасшедшего фаната, бросился прямо на него, ударил плечом в живот и повалил на землю. Дернт упал на локоть и сразу почувствовал боль. Он пошарил языком во рту и обнаружил, что у него выбита пара зубов.

Ситуация из веселой превращалась в опасную, и незваных гостей на сцене стало больше, чем охранников. «Эй, успокойся, чувак, – умолял ведущий из динамиков. – Послушайте, мы просто пытаемся немного повеселиться. Рок-н-ролл. Так, полегче, ребята. Полегче, народ! Полегче!» Когда «грязные хиппи» начали преследовать участников Green Day и хватать их за одежду, музыканты и их команда быстро поняли, что им нужно убираться оттуда, пока не стало гораздо хуже.

«Это был хаос, но ребята были очень им увлечены, – вспоминает Кавалло. – Я был сбоку от сцены, и мы увидели, что все эти ребята бегут на нас, и пришлось бежать, чтобы нам не досталось. Кто-то втолкнул нас в белый фургон с окнами. Мы подумали: "О, отлично, мы добрались до фургона". Он находился в таком месте, куда другие люди не могли добраться, но внезапно тысяча гребаных чуваков начали бить руками по стеклам, трясти фургон и пытаться забраться внутрь. Помню, я посмотрел на Майка и Тре, а они вытаращили глаза».

Толпа обезумевших грязных людей перепрыгивала через ограждения и окружала фургон со всех сторон, колотя кулаками по стеклу. Водитель переключил фургон на нейтральную передачу и нажал на газ, отпугнув нескольких человек шумом двигателя ровно настолько, чтобы проехать на дюйм вперед и затем сорваться с места. «Мы добрались до другой безопасной зоны, где нам открыли ворота с колючей проволокой, которые как будто служили как раз для таких чрезвычайных ситуаций, – говорит Кавалло. – Нас отвезли туда, и Майку оказали первую помощь. У него действительно был сломан локоть и выбит зуб. Ему было совсем хреново. Затем нас посадили в другой фургон без окон».

Оттуда группу и ее команду проводили к вертолету, чтобы увезти их прочь. Пока вертолет нес ребят по пасмурному небу, они смотрели вниз на то, что осталось от Вудстока, а там расстилалось бесконечное коричневое море. Green Day не могли и мечтать о более прекрасном зрелище для рекламы анархического панк-альбома, названного в честь экскрементов¹⁸. Когда они парили над разрушенным полем, Кавалло осенила мысль: «Это попадет в новости».

$ $ $

После потасовки в Вудстоке Green Day было трудно появиться где-нибудь, не навлекая на себя неприятностей и не попав в новостные ленты. Три недели спустя, 9 сентября, их пригласили на бесплатный концерт для зрителей всех возрастов на Hatch Shell, открытой площадке в Бостоне. Организаторы ожидали, что соберется тридцать тысяч человек. Несмотря на послеполуденные ливни, площадка заполнилась с самого утра, а потом пришло еще десять тысяч человек, а потом еще, и еще. После восьми часов вечера, когда группа вышла на сцену, пространство уже заполнило около семидесяти тысяч человек, у многих из которых, по сообщениям Boston Globe, «были татуировки и кольца в носу, они были одеты в "гранжевом" стиле и, судя по всему, находились под воздействием наркотиков».

Вскоре после начала выступления Green Day огромная толпа снесла охранников, свалила ограждения и ворвалась на сцену. Green Day не оставалось ничего другого, кроме как прекратить выступление через двадцать минут. Радиостанция WFNX, рекламировавшая мероприятие, привлекла в качестве спонсора компанию Snapple¹⁹, поэтому, когда музыканты уходили, в них полетели сотни стеклянных бутылок. «Когда эту группу приглашали восемь недель назад, они были в относительной безвестности, – сказал в интервью Globe недоверчивый президент WFNX Барри Моррис. – Внезапно они стали самой горячей группой в стране».

Буйная толпа задержалась на несколько часов после прекращения концерта, выплескивая свою энергию на улицы Бостона и сталкиваясь с полицией, скандируя: «Свиньи – отстой!» Сообщалось, что 250 полицейских произвели более шестидесяти арестов, десяткам людей потребовалась медицинская помощь. «Их называли гиперактивными проблемными детьми панк-рока, – сказала репортер WBZ Джойс Кулхавик о Green Day в вечерних новостях, – и сегодня они оправдали это прозвище».

За кулисами спокойный и собранный Армстронг беседовал с репортерами о беспорядках, которые они только что спровоцировали. «Панк-рок снова стал мейнстримом, и многие люди в обществе не знают, как это понять, – сказал он. – Такая группа, как мы – это, по сути, катастрофа, которая может случиться еще не раз».

После Бостона и Вудстока телефоны в офисах Reprise звонили, не переставая, с просьбами об интервью у «самой горячей группы Америки» – так назвали Green Day на обложке журнала Kerrang! Фото скандальной группы также украшали обложки изданий Rolling Stone, SPIN и NME.

Dookie не только легко разошелся тиражом в 100 000 экземпляров, на которые рассчитывал Кавалло, но и стал продаваться более чем по 100 000 экземпляров в неделю. В июне он стал золотым (было продано 500 000 альбомов), в августе – платиновым (один миллион), а к тому времени, когда группа играла в Madison Square Garden в декабре – где Армстронг выступал полностью голым – только в Соединенных Штатах было продано более трех миллионов экземпляров. Огромный интерес к Green Day также привел к тому, что их первые две пластинки на Lookout стали золотыми, принеся домашней студии Ливермора 10 миллионов долларов прибыли за один год.

Во второй половине 1994 года Dookie прорезал чарты Billboard, как горячий нож масло. Он ворвался в десятку лучших сразу после выступления группы в Вудстоке, а в пятерку – после бостонских беспорядков. В праздничные дни он продолжал восхождение, а 28 января 1995 года альбом достиг своего пика – второго места, обогнав Pearl Jam, Eagles и Boyz II Men, уступив на вершине только Гарту Бруксу.

В том году по радио повсюду гремели ударные аккорды Армстронга. Альбом породил пять хитовых синглов – на один больше, чем нашумевший Nevermind. Даже обновленная «Welcome to Paradise», песня Green Day, которая была в их арсенале более трех лет, достигла седьмого места в Чарте альтернативных трансляций Billboard. Видеоклипы на «Longview», «When I Come Around» и «Basket Case» постоянно крутились на MTV, и канал назвал «Basket Case» своим видеоклипом номер один в 1994 году.

В декабре Green Day были музыкальными гостями на Saturday Night Live, и их представила Розанна Барр, одетая в футболку группы. В том году они выступали на Late Night с Конаном О’Брайеном, на Шоу Джона Стюарта, в 120 Minutes на MTV и на Late Show с Дэвидом Леттерманом. «Новый альбом наших следующих гостей журнал Time назвал лучшим рок-CD года», – сказал Леттерман, держа в руках экземпляр Dookie. Они сыграли «Basket Case» – Армстронг посвятил песню своей девушке Эдриенн, на которой через три дня женился.

Но помимо данных электронных таблиц о трансляции на радио и позициях в чартах, влияние Green Day на новое поколение меломанов было неизмеримым. Новоиспеченные панки по всему миру красили волосы в синий цвет, а начинающие гитаристы приспускали ремни на гитарах на несколько дюймов. Если бы возник вопрос о том, кто станет преемником Nirvana в качестве популярнейшей рок-группы в мире, Green Day подняли бы свои грязные руки.

К тому времени, когда группа вернулась на Late Show в следующем году, Леттерман в своем вступлении упомянул еще об одном впечатляющем достижении. «Когда они впервые выступали в нашей программе, они меня до смерти напугали, – сказал он. – Но с тех пор их альбомы разошлись миллионными тиражами, а еще они получили "Грэмми"». Группа исполнила «86», новую песню, в которой Армстронг сетовал на то, что, несмотря на все похвалы, выступления с аншлагом на аренах по всему миру и попадание на многочисленные обложки журналов, он все еще убит горем из-за запрета появляться на Гилман-стрит. «Мы играли перед 20 000, 30 000 зрителей, – сказал фронтмен в интервью SPIN, – а я так и не испытал того чувства, которое испытывал, играя в этом месте».

$ $ $

Статус международной суперзвезды Green Day расколол панк-сцену надвое. «Некоторые группы ушли глубже в андеграунд, чтобы отказаться от амбиций, а некоторые пошли другим путем, – говорит Аппельгрен. – К сожалению, до сих пор существовало мнение, что быть амбициозным – значит быть радиоактивным. Либо вы притворялись, что у вас нет никаких амбиций, либо они у вас были, но вы не хотели в этом признаваться».

Панк-клубы, такие как Gilman, буквально засыпало новичками, и такой быстрый рост имел свои плюсы и минусы. «У нас был наплыв публики, который очень помогал нам оставаться в плюсе. Это очень, очень помогло нашим финансам. Мы могли платить за аренду и выживать», – говорит Люциус. С другой стороны, это иногда привлекало нежелательное внимание. «Мимо нас проезжали туристические автобусы – экскурсантам показывали дом Green Day. Ведущие новостей просили у нас разрешения поснимать внутри, но мы не дали. Мы взяли пример с riot grrrls²⁰: никакой прессы, идите на хер».

Испытывая некоторое чувство вины за то, что невольно привлекли внимание к своей местной сцене, Green Day делали все возможное, чтобы защитить тех, кто не стремился к такому вниманию. Когда в интервью их спрашивали о Gilman или о других группах из Области залива, они обычно держали язык за зубами или меняли тему, избегая «панксплуатации», как они это называли. «Я всегда думал о песне Germs "What We Do Is Secret"²¹, – позже объяснял Армстронг Rolling Stone. – Я действительно не могу говорить об этом».

Однако для тех групп, которые были достаточно предприимчивы, чтобы преуспеть и отмахиваться от обвинений в продажности, внезапно открылись возможности, раньше казавшиеся нереальными. MTV и радиостанции были более склонны давать шанс рок-группам поменьше, а независимым студиям было легче размещать свои релизы в сетевых магазинах и торговых центрах. «Был эффект постепенного стимулирования других групп, – говорит Ливермор. – Почти любая группа с нашей студии могла бы позвонить кому угодно на другом конце страны и сказать: "Привет, мы с Lookout, хотим приехать в ваш город", – и они получали концерт».

Dookie были тем приливом, который поднял все лодки в 1994 году, ставшем годом прорыва для панка. В первую очередь, Epitaph Records, независимая студия из Лос-Анджелеса, основанная гитаристом Bad Religion Бреттом Гуревицем, в одночасье добилась невероятных успехов. Их самая популярная группа, квартет Offspring из округа Ориндж, имела невероятные продажи благодаря своему апрельскому релизу Smash. Этот альбом в 1994 году стал платиновым и разошелся тиражом больше, чем любой независимый альбом в истории – было продано больше экземпляров, чем могло даже поместиться в офисе Epitaph. «Пластинки Offspring заполнили все мое здание на бульваре Санта-Моника, от пола до потолка, – сказал Гуревиц в интервью Rolling Stone. – Внутри здание выглядело как кубик Рубика из поддонов с виниловыми пластинками, кассетами и компакт-дисками Offspring. Потом у нас появилось еще одно здание в центре города – его тоже заполнили, как и арендуемые помещения в сторонних зданиях».

В том году Epitaph также выиграла от менее масштабных хитов Let’s Go от группы Rancid и Punk in Drublic от NOFX, и оба в итоге стали золотыми. Rancid, в которой участвовали Тим Армстронг и Мэтт Фримен из Operation Ivy, стали любимцами MTV благодаря своим кожаным курткам с заклепками и ирокезам высотой сантиметров в тридцать – новое поколение меломанов знакомилось с эстетикой панк-рока. Панк-ветераны Bad Religion, совершившие переход с лейбла Epitaph на Atlantic, достигли 87-го места в чарте Billboard в сентябре того же года со своим дебютом на крупном лейбле – альбомом Stranger Than Fiction.

Epitaph была не единственной независимой панк-студией, получившей неожиданные доходы от Dookie. У Fat Wreck Chords, студии из Сан-Франциско, соучредителем которой был лидер NOFX Фэт Майк Беркетт, имелся целый арсенал поп-панк-групп, таких как Lagwagon, No Use for a Name и Face to Face, и они наблюдали, как растет их аудитория, и теперь могли продать пару сотен тысячи альбомов. Чтобы удовлетворить вновь возникший в стране интерес к поп-панк-группам, стало появляться или расширять свою деятельность множество новых инди-студий: Hopeless, Go-Kart, Fearless, Nitro, SideOneDummy, Vagrant.

Почувствовав несомненный расцвет нового рок-движения, крупные лейблы начали вкладывать огромные деньги в группы, подобные Green Day, в надежде заполучить новых звезд панк-рока. «Большая шестерка» вышла на охоту, расхватывая шедевры из четырех аккордов направо и налево. «Контракты подписываются стремительно, – сообщалось в сентябрьском номере журнала SPIN за 1994 год. – Итак, Green Day для панк-сообщества – это действительно новая Nirvana, предвестник грядущих кардинальных перемен».

Панк снова стал прибыльным, и крупные лейблы захотели в него вкладываться. Каждый толковый представитель A&R теперь искал достойных преемников Green Day. «После Dookie еще один аспект андеграунда стал коммерчески жизнеспособным, – говорит Гиттер. – Итак… кто станет новыми Green Day?»