Читать книгу: «Безупречный злодей для госпожи попаданки», страница 4

9

– Чего они не знают, Лазарис? Как это возможно, чтобы никто не смог сбежать? – спрашиваю тихо, стараясь не вспугнуть его неожиданную разговорчивость.

Лазарис отходит от шкафа с новым пузырьком в руках. Хмурится, словно уже жалеет о своей откровенности. Я с замиранием сердца жду, что он просто промолчит или, как обычно, заругается и тоже ничего не скажет. Но неожиданно он протягивает мне флакон, который держит, и хмуро буркает:

– Возьми. Завтра перед таврением выпей – это притупит боль.  А ответить на твой вопрос я не могу – клятву давал.

Он отворачивается и отходит к широкому столу возле окна на всю стену. Стоя ко мне спиной, принимается перебирать лежащие там инструменты. Бесцельно перекладывает с места на место и напряженно молчит, а я размышляю над его словами.

Что, что может помешать рабу убежать? Много чего. Например, нет места, где можно спрятаться после побега.  Зато есть рабская одежда, по которой беглеца сразу вычислят. Что еще…? Что необходимо для успешного побега? Деньги? Помощник? Средство передвижения? Возможно, все это было у кого-то из пытавшихся совершить побег… Но Лазарис утверждает, что никому это не удалось.

– Скажи, только у Али не сбежал никто или вообще…? – осторожно интересуюсь я.

– Всех рано или поздно находят. Обычно сразу после побега, – старик вдруг с такой силой стискивает в пальцах какой-то инструмент, что тот с громким треском ломается.

– Ты тоже пытался бежать! – доходит до меня. – Ты все знаешь по собственному опыту….

 Лазарис молчит, все так же не поворачиваясь ко мне лицом, только обычно прямые плечи бессильно опускаются.

– Все давно прошло и забыто, – произносит глухо после паузы. – Но тебе я не советую повторять мой опыт.

– Но ведь ты остался жив? И прекрасно устроился в доме Али, – я никак не успокаиваюсь.

– "Господина Али", Федерика! – рявкает на меня лекарь.

Я молчу, а старик, наконец, отворачивается от стола и идет ко мне.

Требует:

– Дай зелье обратно, глупая! Пусть тебя заклеймят как всех прочих, чтобы поняла, что такое боль!

Пытается выхватить у меня флакончик, но я успеваю спрятать руку за спину.

– Не отдам! Ты думаешь, я не знаю, что такое боль, глупый старик?!

Свободной рукой я хватаю край длинного рукава его кафтана и задираю, обнажая худое старческое запястье. Восклицаю:

– Ты должен меня понять! У тебя есть клеймо, Лаза…, – и ошеломленно  замолкаю – прямо над темным пятном рабского знака я вижу на коже лекаря татуировку, бледную, почти затертую, но все еще различимую. Такие  наколки набивали мужчины в годы моей юности, в основном сидельцы на зоне. Иногда подростки из неблагополучных семей. Еще моряки, но у тех чаще были якоря, волны да чайки.

«Лёня + Маша» – вот что выбито на руке Лазариса. Я выпускаю край рукава из ослабевших пальцев и перевожу взгляд на его застывшее, изрезанное морщинами лицо. Растерянно спрашиваю:

– Почему ты Лазарис, а не Леонид?

– Воскресший Лазарь из Библии.

– Как давно ты попал сюда? – мой голос звучит глухо от наполнивших его эмоций.

– Не важно. Если ты кому-то расскажешь об этом, пожалеешь, Федерика. Или как там тебя звали раньше…, – старик нависает надо мной, угрожающе сжав кулаки.

В его голосе ни грана тепла или радости, что в этом мире нашлась родственная душа.

Я запрокидываю голову и усмехаюсь ему в лицо:

– Не понимаю, о чем ты говоришь, лекарь. Мое имя Федерика и раньше меня тоже звали Федерикой. Так же, как тебя всегда звали Лазарисом.

Старик снова отходит к столу и, отвернувшись от меня, повторяет:

– Даже думать не смей о побеге. Меня тогда спас господин Али, потому что я был нужен ему. Тебе никто не станет помогать – единственный, кто мог бы это сделать, ненавидит тебя.

– Не волнуйся, я тоже его ненавижу, твоего Али. Да, я бы не отказалась от его или твоей помощи – не гордая, приняла бы. Но раз нет, значит сама буду справляться. Быть заклеймённой скотиной – это не моё, Лёня.

Я встаю со своей табуретки и, глядя в его спину, спрашиваю:

– Дело в нем, да? Клеймо причина того, что всех беглых рабов находят. Это как чип, вшитый породистой собаке под кожу – с его помощью всегда можно отследить ее местонахождение. Только у нас используют электронику, а тут магию, наверное…

Старик не отвечает, но по его напрягшимся плечам я понимаю, что угадала. Что же, значит, нужно любой ценой избежать клеймения. Вопрос – как?

Притвориться больной в надежде, что меня не будут трогать?  Не пойдет – Лазарис быстро выведет меня на чистую воду. Рассчитывать на его поддержку нет смысла – он служит Али не за страх, а за совесть или из чувства благодарности, что еще хуже для меня. В любом случае действовать против хозяина лекарь не будет.

Какие еще варианты? Спрятаться и выйти из укрытия только когда все закончится? Найдут и все равно клеймят. Еще и выпорют вдобавок – здесь с этим просто.

Весь вечер и половину ночи я хожу из угла в угол по своей крошечной комнатушке – три шага в одну сторону, разворот, три шага в другую – и старательно размышляю.

Главная проблема в том, что я вообще ничего не знаю об этом мире: ни о законах, ни об образе жизни. Да что там говорить, даже название места, где расположен дом Али, не знаю! Я словно младенец, ничего не ведающий о мире, в котором он очутился. Даже если я смогу избежать клеймения и сумею убежать, где мне взять одежду обычной женщины, не рабыни, чтобы меня не поймали в первую же минуту? Куда идти, где прятаться, и чем потом зарабатывать на жизнь?

В какой-то момент я даже застонала от отчаяния, что реальных выходов у меня только два – покориться рабской участи или умереть. Но умирать я себе запретила. А быть рабыней – тоже нет! Да, говорят, что человек ко всему привыкает и к доле раба тоже. Но что-то во мне упрямо восставало против этого…

Ничего не придумав и окончательно выбившись из сил, ближе к рассвету падаю на жесткую лежанку, служащую мне кроватью. Закрываю глаза и проваливаюсь в беспокойный, наполненный мрачными картинками сон.

В этот момент я еще не знаю, что три сестры, где-то на небесах скручивающие пряжу моей судьбы, уже дернули каждая за кончик своей нити, запутывая ее еще больше. И что их посланец уже стоит на пороге дома Али Меченого – первая глава моей новой жизни закончена.

10

Королевский дворец

Сегодня в тронном зале было чуть светлее, чем обычно. Кроме факелов мрак большого стылого помещения разгоняли установленные возле золотого трона жаровни – старый король отчаянно мерз. Отсветы тлеющих углей добавляли привычной полутьме кровавых оттенков, делая ее еще более зловещей.

Исполинские фигуры кверков возвышались за спиной Цварга Вечного. Неподвижные и молчаливые, словно каменные статуи, они готовы по первой команде хозяина уничтожить любого.

Сам властитель полулежал на мягких подушках, обильно устилавших жесткое сиденье его трона. Морщинистое лицо короля с глубокими провалами глазниц болезненно кривилось. Лежащие на подлокотниках руки дрожали и время от времени дергались в рваных конвульсиях. Ему было холодно и страшно от подступающей все ближе беспомощности.

– Ты нашел ее? – просипел Цварг, обращаясь к мужчине в сером плаще, склонившемся перед ним в приветствии. – Месяц, как я велел тебе отыскать принцессу Маури. Но вместо девки в свою постель получил только твои обещания. Ты стал плохо служить своему властелину, инквизитор.

– Не так просто найти девушку, которую не видел никто, кроме ее родителей и двух – трех доверенных слуг, ваше величество. Вы знаете, что император Шелай скрывал свою единственную дочь от всех, опасаясь за ее жизнь.

– Скрывал, скрывал, да ничего не помогло – украли его отродье, – король довольно захихикал, неожиданно оборвал смех, ударил кулаком по подлокотнику трона и завизжал: – Мне плевать на оправдания! Почему ты до сих пор не выполнил мой приказ, главный инквизитор королевства?! Мне нужна эта девка!

– Я приложил все усилия, чтобы порадовать вас, ваше величество, – почтительно произнес инквизитор, не обращая внимания на королевское недовольство. – Моим ищейкам удалось взять след принцессы.

– Где она?! – от волнения король привстал на тощих ногах, но не удержался и рухнул обратно на подушки. Проскрипел: – Мне необходима ее магия. Ты видишь, инквизитор, что я… приболел. Мне нужно лекарство из ее девственной крови и магии ее отца. Где она?

– После похищения принцессу Маури с ее служанкой везли на корабле под флагом капитана Фаррагаса из Гримлы. Кто был заказчиком похищения, установить не удалось, но корабль направлялся к берегам Гримланского царства.

– Где сейчас корабль и его груз? – король в нетерпении поерзал на своих подушках.

– В пути на судне началась эпидемия сухотной лихорадки.  Половину матросов капитан отправил на корм рыбам, как только у них проявились первые признаки болезни.

– Кха-кха, – смех короля был похож на карканье. – У рыб был знатный пир в тот день!

– Думаю, да, но этими мерами остановить эпидемию не удалось. К сожалению, заболела и принцесса Маури. Она мертва, повелитель. Можно сообщить об этом ее отцу – доказательства ее гибели у меня.

Король задумчиво пожевал тонкими синеватыми губами:

– Нет, мы не будем ничего сообщать этому спесивому магу… Пусть и дальше ищет свою доченьку.

Старик умолк, продолжая задумчиво шевелить губами. Потом уставился на инквизитора тяжелым взглядом. Долго рассматривал закрывающий лицо капюшон с узкими отверстиями для глаз, неприязненно произнес:

– Почему вы всегда прячете свои лица? Что-то скрываете?

– Так повелели наши предки, ваше величество, – инквизиция не имеет лица, – ответил мужчина в плаще.

Теперь в его голосе не было почтительности, только лед и металл. На миг король Цварг смутился, затем взял себя в руки и медленно, словно смакуя каждое слово, произнес:

– Пора подумать, нужны ли нам давно забытые заветы давно исчезнувших теней…

– Ничто не исчезло, и ничто не забыто. На заветах Первопредков держится наш мир и королевская власть, ваше величество. Вам ли не знать этого…

– Да, держится.

Руки короля затряслись еще сильнее. Чтобы унять дрожь, он вцепился в подлокотники трона.

Недовольно зашипел:

– Ты огорчил меня. Очень огорчил. Ты не сумел найти для меня принцессу, инквизитор. Не знаю, смогу ли я простить тебе эту оплошность.

– Ваше величество, к моменту, когда пришло письмо императора, его дочь была мертва. И ни один некромант не смог бы ее оживить – рыбы в Эритейском море очень прожорливы…, – голос инквизитора был все еще холоден, но теперь в него вернулась обычная почтительность.

– Так и быть, я прощу тебя, мой друг, за эту хорошую шутку, – старик на троне захохотал, захлопал в ладоши, не заметив, как мужчина в плаще непроизвольно дернул плечом на словах «мой друг».

– Жаль, что не удастся попробовать волшебной магии принцессы. Ну а где ее служанка? Наверняка, она тоже сладкая булочка – Шелай не подпустил бы кого попало к своей дочери, – проскрипел король отсмеявшись.

– Корабль капитана Фаррагаса провел две недели на карантине в одной из лагун недалеко от Гранса. По его окончании служанку принцессы продали работорговцу, гоблину по имени Кришц. Девушка умерла через два дня после этого. Полагаю, от истощения – пока корабль стоял на карантине ее практически не кормили.

Король сцепил перед собой трясущиеся руки:

– Сдохла, и ладно – мне она не интересна, если только не девственница. Но ты напомнил мне об одном деле, инквизитор. У меня на ложе две недели не было ни одной подходящей девки. Уже две недели! Мои евнухи ежедневно отправляются на рынки и рабские аукционы, но возвращаются с пустыми руками. Словно все девственницы в столице вдруг закончились! Я уже хотел наказать слуг за нерадивость…

Цварг выпрямился на своих подушках и торопливо заговорил, словно изнутри что-то его распирало, и он торопился излить это наружу.

– Но вчера я вспомнил про Гранс, инквизитор! – выпалил Цварг, в своем странном возбуждении он не заметил, как напряглась мрачная фигура в сером плаще, и визгливо продолжил:

– Гранс – самый южный порт, куда причаливают все корабли с рабами, прибывающими в мое королевство. Гранс, где работорговцев больше, чем бродячих псов на городском рынке… Уже сегодня мои евнухи скупят там всех нетронутых рабынь. Всех! Я подписал указ! По нему все городские торговцы девками обязаны открыть свои загоны с рабами!

Словно в бреду, Цварг прикрыл свои полинявшие за столетия глаза и продолжил выкрикивать, не видя ничего вокруг:

– У меня будет много девственниц, инквизитор! Много, столько, сколько я захочу! Сколько мне надо, чтобы снова стать молодым…

Мужчина в сером плаще повернулся и, не прощаясь с Цваргом Вечным, вышел из зала. За его спиной в неверном свете факелов остались неподвижные фигуры кверков и старик на золотом троне, продолжавший что-то бормотать, визгливо смеяться сам с собой и довольно потирать ладони…

Через минуту в небо над островерхими крышами королевского дворца взмыл огромный черный дракон. Яростно взревел, выпустив столб пламени. Расправил мощные крылья и стремительно полетел на юг, растворяясь в безоблачном небе над великим королевством Аштаной.

11

Лена-Федерика

Просыпаюсь на рассвете от того, что меня грубо трясут за плечо.

– Вставай, Федерика. Быстро! Да открывай же ты глаза!

С трудом разлепляю веки и пытаюсь сообразить, что происходит. Надо мной склонилось женское лицо, молодое и симпатичное. Я видела эту девушку в доме Али, она одна из трех старших служанок. У работорговца выстроена строгая система иерархии среди слуг, прямо как в армии.

– Живее, бестолочь!

Пока я разглядываю ее и сонно хлопаю глазами, девушка выходит из себя и, схватив меня за руку, буквально сдергивает с лежанки. Я с глухим стуком падаю на каменный пол, отшибая себе бедро и локоть. Шиплю от боли и злости, зато мгновенно слетают все остатки сна. Опираясь на лежанку, кое-как встаю и, потирая ушибленные места, рявкаю:

– Что надо?!

– Одевайся! – в лицо мне летит какая-то тряпка, и девушка почти с ужасом восклицает. – Да поторопись же ты, если не хочешь сдохнуть!

Подгоняемая отчаянием, зазвучавшим в ее голосе, я быстро скидываю ночную сорочку и натягиваю принесенное платье. Успеваю только удивиться, что это не одежда рабыни со специальной меткой на груди, а какая-то другая. Замечаю, что и на девушке такое же платье, только белого цвета, а мое светло-желтое.

– Обувь! – девушка кидает мне под ноги новенькие сандалии с длинными ремешками и тревожно озирается на дверь.

Кричит мне:

– Федерика, живее, если не хочешь, чтобы тебя оставили здесь! – и вдруг срывается в коридор.

Не понимая, зачем это делаю, но уже зараженная беспокойством, я подхватываю принесенные сандалии и босиком выбегаю из комнаты. Тонкая фигурка в белом почти скрылась за поворотом, ведущим к выходу из лазарета, и я припускаю в ту сторону. Бегу что есть сил, чувствуя, как разрастается в груди ком тревоги. Коридор заканчивается, и я замираю на пороге двери, ведущей во двор. Тревожно озираюсь и замечаю перед задними воротами крытую повозку. В нее как раз забирается девушка в белом платье. Собираюсь тоже бежать туда, но сзади в мое плечо впиваются жесткие пальцы.

– Северные ворота, Федерика. Иди на север, – в еле слышном шепоте с трудом узнаю голос Лазариса. Пытаюсь оглянуться, чтобы спросить, что происходит, но тут в мою ладонь вталкивают что-то твердое, завернутое в ткань.

– Что там, на севере? – спрашиваю, машинально стискивая пальцы.

Вместо ответа получаю толчок в спину, от которого вылетаю чуть не на середину посыпанного белым песком двора.

Вслед доносится еле слышное, сказанное по-русски:

– Прощай, землячка. Найди хоть ты свое счастье.

Я припускаю к повозке, возле которой стоит зверского вида мужик с бритым черепом и злобно буравит меня глазами. На бегу успеваю повернуть голову, чтобы еще раз взглянуть на лекаря, но в дверном проеме уже никого нет…

– Живо! – рычит бритый мужик, когда я подбегаю.

Подхватывает меня огромными ручищами и буквально закидывает в кузов. Приземляюсь на колени, обдирая их о грубые доски днища и застываю, шипя от боли и пытаясь отдышаться. В одной руке я крепко сжимаю ремешки своих сандалий. Пальцы другой судорожно стискивают то, что дал мне лекарь. Плотный полог на входе падает, погружая нутро кибитки в густую темноту. Громкий щелчок бича снаружи, гортанный окрик, и, скрипя колесами, повозка трогается с места.

– Иди сюда, – зовет из темноты нежный женский голос, и чьи-то руки тянут меня, помогая подняться.

Я наощупь усаживаюсь на твердую лавку, прижимаюсь спиной к стенке повозки и замираю, пытаясь понять, что происходит.

– Фу-у-у, – длинно выдыхает женский голос справа от меня. – Святые Предки, успели удрать!

– Погоди радоваться, дура, – одергивает ее другой голос. – Когда живые и здоровые в дом господина Али вернемся, тогда будем улыбаться, и Предков благодарить.

– Сама дура, – огрызается моя соседка. – Главное, что из дома выехали, и теперь никто не скажет, что мы рабыни, даже если остановят на проверку.

– Главное, чтобы Евлин успел нас вывезти из города и спрятать.

Наступает тишина, разбиваемая только скрипом колес и щелчками бича возницы. Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я начинаю различать окружающее. Кроме меня в повозке еще десять девушек. В полутьме их лица видны нечетко, но я все равно узнаю – все они служанки из дома Али. Все в светлых платьях, похожего на мой фасона.

– Что случилось? Куда нас везут? – спрашиваю шепотом у соседки справа.

Я вспоминаю ее имя – Ваниса. Она несколько раз приносила мне еду в лазарет. Девушка придвигается ко мне и шепчет, почти касаясь губами уха:

– В город прибыли королевские евнухи. Старый урод издал указ, что все девственные рабыни должны быть переданы дворцовым закупщикам. Сейчас отряды стражи ходят по домам торговцев рабами и проверяют всех женщин. Хорошо, что Евлин узнал об этом еще ночью и успел предупредить господина Али. Иначе всех нас забрали бы, а там, сама знаешь, что было бы…

– Что? Я ничего не знаю, – мотаю я головой.

– Точно, тебя ведь недавно привезли, – Ваниса еще ближе подается ко мне. – Король каждый день берет на ложе девственницу и лишает невинности. После ее убивают – живьем закапывают в землю.

– Мать честная! – вырывается у меня.

– Что вы там шепчетесь?! – недовольно прикрикивает та самая девица, что принесла мне платье. – Заткнитесь, и без вашего шушуканья тошно. А ты, Федерика, лучше бы надела обувь – до Северных ворот недолго осталось. Там нам придется идти пешком.

Моя соседка фыркает, но послушно замолкает, видимо, авторитет старшей по должности здесь непререкаем. Я тем более молчу и решаю последовать совету и обуться. В ладони по-прежнему крепко сжимаю то, что дал Лазарис, напряженно размышляя, как бы посмотреть, что там. Пальцы просто зудят от нетерпения развернуть тряпицу, но я сдерживаю глупое желание. Все равно ничего не разгляжу в темноте, а другие могут заметить, что у меня что-то в руках.

Поэтому, копаясь с сандалиями, я осторожно забираюсь рукой под подол платья и засовываю сверток в маленький кармашек, который вчера пришила к панталонам, выполняющим здесь роль трусов. Не знаю, зачем я его сделала. Просто сидела, и вдруг в голову стукнуло, что так нужно. Нитки и иголка у меня были – как раз накануне зашивала дырку на подоле. Оторвала клочок ткани от простыни и смастерила потайной карман. Как знала, что пригодится. Затолкав сверток в надежное место, еще вожу руками по ремешкам сандалий, проверяя, крепко ли завязала, и выпрямляюсь.

В повозке становится светлее – солнце уже взошло, и его лучи сквозь щели пробираются внутрь кузова. Теперь я могу хорошо разглядеть остальных девушек. Все сидят молча, явно нервничая.  Кто-то кусает губы, кто-то беспокойно сжимает пальцы или перебирает браслеты на запястьях. Браслеты… У всех на руках их по нескольку штук разного вида и размеров, только у меня ни одного. В доме никто из служанок не носил украшения, значит их выдали сейчас, перед побегом… Наверняка они чем-то важны…

– Почему у меня нет браслетов? – требовательно спрашиваю, глядя на старшую служанку.

Она недовольно режет меня взглядом, но сказать ничего не успевает – снаружи раздаются крики и громкая ругань. Наша повозка тормозит, да так резко, что мы, словно кегли, валимся друг на друга и на пол.

– Что там?! Что случилось?! – раздаются испуганные возгласы. Девушки начинают подниматься, цепляясь за соседок и за лавки и испуганно тараща глаза.

– Ну-ка заткнулись и сидим спокойно! – вполголоса рявкает старшая.

 Все поспешно рассаживаются по лавкам и замолкают. Да уж, с дисциплиной у слуг работорговца все просто железно! Респект и уважуха, как говорит молодежь…

– Что бы ни происходило, все молчат. Говорить буду я одна, – добавляет старшая и пересаживается к выходу из повозки. Оборачивается ко мне: – Сядь напротив меня, Федерика. Держи руки так, чтобы было видно, что у тебя нет клейма, поняла?!

Я послушно пересаживаюсь, кладу руки на колени, развернув запястья тыльной стороной наверх и напряженно застываю. Тревожные мысли мечутся в голове. В груди что-то беспокойно ворочается, и от волнения меня начинает потряхивать так, что руки буквально подпрыгивают на коленях.

Старшая вдруг наклоняется ко мне. Берет мои ладони в свои, пристально смотрит в глаза и тихо произносит:

– Успокойся, Федерика. Я не знаю, что там. Но, может быть, что от твоего поведения зависят жизни всех нас.

Я завороженно смотрю ей в глаза и молча киваю. Глубоко вдыхаю и медленно-медленно выдыхаю, представляя, как мое беспокойство уходит вместе с отработанным воздухом.

– Умница, – кивает старшая, отпускает мои руки и выпрямляется.

Позади повозки раздаются шаги нескольких пар ног, мужские голоса, и чья-то рука отодвигает тяжелую ткань на входе…