Читать книгу: «Не бойся меня», страница 4

Глава 6
«Моя нервная»

Полноценные выступления «Моей нервной» – не квартирники, а настоящие концерты в клубах – порой затягивались на два-три часа, судя по записям, так что было логичным пообедать в универской столовой. По такому случаю – а еще в честь прохождения в «Эклектику» – Саша, кроме дежурного риса с кукурузой, позволила себе клюквенный морс и творожную запеканку. Обед был превосходным; свет за окном, закатный, золотой и мягкий, смывал страхи. Все кругом казалось позолоченным и спокойным; даже холл главного корпуса, где обычно царила невероятная суета, этим вечером выглядел тише и степенней обычного. Огромное панно из газет и журналов, старые сухие пальмы, фикусы и драцены в гигантских горшках – все это было розово-золотым, вплывающим в душу. Может быть, после сжимавшего, давившего страха это было неизбежно – пауза; умиротворение; покой.

Ложные ощущения.

Саша выскочила на крыльцо, подальше от этих мыслей, и даже не стала застегивать куртку. Хотелось впитать вечерний ветер – ледяной, но все равно несущий весну. Глубоко вдохнув, она сбежала по ступеням и увидела, что Аринина машинка уже ждет на парковке. Саша влезла на переднее сиденье, и Арина, не здороваясь, тронулась с места.

– Ну ты и копуша! Времени видела сколько? Я почти двадцать минут тебя жду.

– Ой… прости, – весело отозвалась Саша, даже не глядя на часы.

– Приедем ровно к началу, – предупредила Арина. – И ехать будем быстро. Так что не пищи и давай пристегнись.

Саша послушно пристегнулась.

– Слушай, а почему ты решила пойти?

– Считай, в рамках поддержки тебя, – ответила Арина, шаря в бардачке. – Помоги-ка… Там где-то конфеты.

Саша вытащила из пыльного, с крошками и бумажками бардачка горсть ирисок.

– Ты в «Шоколаднице» какая-то совсем кислая была. А сегодня еще группу свою снесла. Я подумала, тебя очередная волна зависти и депресняка накрыла, – добавила Арина. – Разверни мне.

Саша развернула фантик. Что ж. Ладно, пускай Арина считает, что это действительно волна депресняка. Ох, вот бы так и было. Но увы.

Увы.

Увы.

Внутри вновь начала подниматься тьма – несмотря на дорогу, скорость и концерт впереди. Клубиться, путаться, оплетать пузырьки счастья.

Отвратительный мерзкий страх.

Я зажму тебе рот. Ладонью. Это добавляет эстетики.

Сашу передернуло, и она сунула Арине конфету.

– Ты чего?

– Тошнит, – буркнула Саша, сосредоточенно вглядываясь в дорогу.

Кажется, это было очень глупым решением – ехать на концерт. Кажется, это вообще очень, очень глупо – быть такой беспечной.

А потом я отрежу твою левую косу и сделаю из нее кляп.

* * *

В «Птичке за поворотом» было прохладно, сумрачно и уютно. Саша бывала в этом клубе и раньше, как-то раз даже заглядывали сюда с Колей: выпили чаю, поговорили о теории вероятности и ушли. Коля проводил ее до общаги, дежурно кивнул. Исчез в сумерках – домой он возвращался не позже десяти, железно. Это было еще в ту пору, когда они не целовались на заднем крыльце общаги. Впрочем, «целовались» – громко сказано; возможно, поцелуями это можно было назвать только в воображении. В Колином воображении.

Правда, несмотря на тот скучный и не особенно теплый вечер, в «Птичке» Саше понравилось: тесно расставленные столы, стены, оформленные так, что казалось, будто ты сидишь на поляне в лесу, а лампочки на столах – крохотные светляки, вокруг которых гуще и гуще сходится тьма, но от этого только еще уютней. Впрочем, в этот раз теснота и тьма нравилась Саше далеко не по причине уюта. Столы стоят тесно – значит, никто не подберется к ней незамеченным; в зале темно – значит, разглядеть ее тоже будет не так-то просто.

Сдав куртку в гардероб, Саша натянула на голову капюшон толстовки.

– Зачем тебе капюшон? – удивилась Арина, подкрашивая ресницы перед большим зеркалом.

– Просто, – ответила Саша.

– Странная ты, мать, в последние дни.

Саше захотелось повернуться и резко, в лицо, выдать Арине все, что обрушилось на нее в последние дни. Все, что случилось после долбаной регистрации в долбаном «Переиграй». Саша уже открыла рот… и подумала вдруг, что, если именно этого он и ждет. Что, если он прячется где-то рядом и ждет, когда она выдаст себя. Что, если он караулит ее у крыльца клуба, готовясь схватить, как только закончится концерт… А может, он ждет начала, первых аккордов, ждет, когда весь зал погрузится в музыку и почти абсолютный мрак, едва разреженный лампами-светлячками, – и подкрадется, и схватит, и зажмет ладонью рот, и…

Это добавляет эстетики.

Саша сглотнула. Взяла Арину под руку и потянула в зал – прочь из холодного людного холла, где толклись непонятно какие местные барды, бородатые мужики и то ли нищие, то ли культурные отщепенцы.

* * *

 
Я зажигаю этот свет,
Идя на полночь без примет,
Без фонарей, без батарей.
Без опасений в голове.
Я зажигаю этот свет
скорей,
скорей¹⁶.
 

Первой, как и на всех квартирниках и концертах, сыграли «Свет». Саша закрыла глаза, пытаясь раствориться в мелодии, но потом подумала, что жмуриться под эту песню – последнее дело. Ей всегда казалось, что «Свет» – история о донкихотах, о хрупкости бытия и о том, что именно те, кто не боится и не стыдится толпы, меняют в этом мире хоть что-то.

Арина сидела рядом, вглядываясь в солистку. Наверняка оценивала платье, а не вокал, мелодию или слова; может быть, подмечала, какие на сцене освещение и декор, – делала мысленные заметки для своих маленьких квартирников. Может, вообще думала о чем-то постороннем. Саша ощутила, как ее захлестывает громадная волна благодарности за то, что Арина сейчас с ней. Вытащила на концерт. Сидит рядом, хоть и вовсе не фанатка «Моей нервной». И наверное, даже не назвала бы сумасшедшей, если бы Саша рассказала ей обо всем. Впрочем, о чем таком – «обо всем»? Чем больше времени проходило с утреннего сообщения, тем быстрей после острых приступов разжимал липкие пальцы страх. Накатывал – и уходил.

Саша огляделась; да, это дерьмо, конечно. Но… ну разве тут, в «Птичке», может случиться что-то плохое? Под такие-то песни, на «Моей нервной»? Да нет, конечно. Нельзя давать страху волю и силу. Нельзя давать ему подпитываться собой.

«Я же удалила группу и страницу. Я закрыла все остальные страницы. Ему меня не достать».

Саша глубоко вдохнула и очень медленно выдохнула, представляя, что выпускает страх.

 
У него там спрятан дом,
Старый дом с окном на север,
Ты там будешь, ты поверь мне,
В этом домике с прудом.
Посреди Долины смерти
Для тебя открыты двери,
Для тебя открыты окна.
Там сирень под ливнем мокнет,
Видно сад, и дождь, и свет,
И в любую сотню лет
Для тебя открыты двери
В тихий дом в Долине смерти,
Только ты не торопись,
Продолжая эту жизнь,
ты держись,
держись,
держись!
 

За всеми мыслями Саша только в конце первого куплета сообразила: Вадим же просил записать! Она включила диктофон, стараясь как можно меньше прикасаться к экрану. Положила телефон на стол. Вспомнила, как летом перед одиннадцатым классом они гуляли с Вадимом – уже темнело, накрапывал легкий дождь – и напевали эту песню вдвоем, едва слышно. Саша просто начала тихонько, не думая даже, что в шуме ветра Вадим услышит. Но он услышал и принялся что-то бормотать; что-то, в чем она опознала:

 
В звездном ветре перемен,
В страхе, в холоде, во тьме
Для тебя открыты двери
В тихий дом в Долине смерти.
Только ты не торопись,
Побеждая эту жизнь,
ты держись,
держись,
держись!
 

Поначалу они еще прятали глаза – но «держись» пели, уже глядя прямо друг на друга. Саша заслушалась; Саша засмотрелась и чуть не поскользнулась. Вадим подхватил ее за руку и почти сразу же отпустил, но Саша хранила это прикосновение, сложила его в шкатулку воспоминаний, куда потом добавилось кое-что Данино, кое-что Ванькино – но за три года так и не появилось ничего от Коли.

Что касается Вадима… Встречаться они так и не начали, но все равно было что-то. Все равно что-то глубоко внутри было.

 
Я прорасту через все этажи.
Вёсны наступят, наступят бесспорно!
Слышишь – трубят серебристые горны,
Слышишь, у птицы хранится под горлом
Вёснам грядущим и вера, и верность?
Веря и зная, любя и надеясь,
Я захожу на судьбы виражи.
Я прорасту через все этажи!
 

Арина кивнула: эту песню «Моей нервной» она знала и обожала – за мощный текст и невероятно позитивный мотив.

 
Птиц птицелов отпускает в финале,
Мир раскрывается светом и трелью,
Силой добра в эпилоге и в зале,
Зеленью, талью, могучим апрелем,
Клевером, мятой, травой у межи.
Я прорасту через все этажи!
 

К концу «Дороге птицелова» подпевал – орал, пританцовывая, насколько позволяло пространство, – весь зал. И Саша ощущала волшебное освобождение. Словно не было ничего. Потому что жизнь сильнее, чем что угодно: жизнь, и правда, и свет.

 
Сопротивляться бессмысленно, милый,
Я прорасту с неизбежною силой,
И, заставляя подняться и жить,
Я прорасту через все этажи!
 

* * *

Взбудораженная концертом, Саша не могла уснуть – хоть и падала с ног от усталости. Приняв душ и переодевшись, она выпила холодного чаю и рухнула на кровать. И провалялась, рассматривая потолок, до глубокой ночи – улыбаясь, вспоминая то песни, то Вадима, то «Эклектику».

Уснуть все никак не получалось; и, когда возбуждение наконец начало отпускать, Саша почувствовала легкие уколы возвращающегося страха. Чтобы не дать ему шанса, она встала, включила настольную лампу, вскипятила в коридоре чайник – чтоб не будить соседок, – налила сладкий кофе с молоком и устроилась в комнате за столом с мини-рецензией на «Ареопагитику» для семинара по зарубежной литературе.

Время подходило к восьми утра, и Саша все чаще ловила себя на том, что страх спускается с потолка, как мелкий паук на слабенькой паутинке; касается ее хлипкими лапками, мохнатыми, едва ощутимыми, такими, которые невозможно стряхнуть. Хотя она все равно пыталась; искрутилась на стуле так, что Ануш подняла голову от подушки, пробормотала что-то и повернулась на другой бок. Саша постаралась усмирить тревогу, включив в наушниках треки со вчерашнего концерта. Вспомнила, как Арина, подпевая, в порыве чуть не смахнула со стола чайничек с чернично-имбирным чаем. Слабо усмехнулась и погрузилась в «Ареопагитику», велев себе не отвлекаться на интернет и отключившись от вайфая. Но взгляд сам собой то и дело соскальзывал на время в углу экрана. И когда часы показали 08:01, Саша не выдержала и вернулась в хлипенькую общажную сеть.

Мессенджеры молчали. В левой почте было пусто. В учебной и рекламной – тоже. Зато ее основная почта – часто и бережно использовавшаяся – моргала одним новым письмом. Внутрь словно упал кубик льда, и дернулся глаз. Чувствуя, что падает глубоко и далеко, что стены комнаты сменяются бесконечным полетом ниже, ниже и ниже, Саша открыла почту. И прочла в превью:

Зовем на собеседование в «Эклектику»!

Это еще что за новости? Падение замедлилось. Саша принялась читать.

Саша, здравствуйте!

Это Татьяна, руководитель программы «Эклектика.Talents». Просим прощения, что ждать ответа пришлось так долго – на конкурс поступило очень много работ, и ваша оказалась одной из лучших. Приглашаем на второй этап! Собеседование на стажировку в творческий отдел «Эклектика.Young» пройдет в нашем офисе, карту прикрепляю к письму. Ждем вас 6 марта в 19:00, собеседование займет примерно полтора часа. Будьте готовы к тому, что мы попросим вас выполнить творческое задание. После собеседования будет небольшая экскурсия по офису и пицца. До встречи! Если будут вопросы, обязательно задавайте – ответом на это письмо или в канал стажировок @eklektika_talents.

Татьяна,

руководитель программы «Эклектика.Talents».

Уже понимая, что случилось что-то очень нехорошее, Саша подняла глаза на адрес. talents@eklektika.ru. Отыскала предыдущее письмо. Вгляделась в адрес. talents@ekleсtika.ru. Вроде все так же? Но что тогда?..

У Саши опустились руки, когда она сообразила: дело в «c». В первом письме в домене была «c» – там, где во втором письме стояла «k». Саша машинально проглядела свой ответ на первое письмо. И в ужасе зажала рот. Она отослала паспортные данные – страницу с фото и страницу с регистрацией.

Что же, что же, что же ты наделала, Саша…

Это было делом его рук – она совершенно не сомневалась. Поднялась со стула. Захлопнула ноутбук. Словно во сне, выбралась в коридор. Прошла в дальний конец, до мужского туалета. Потом обратно, через кухню, где уже копошились ранние пташки, через холл, где сильно дуло из открытого окна, вперед, через вторую кухню и до женского туалета в другом конце коридора.

У него есть ее паспортные данные. Что он может сделать? Взять на нее кредит? Устроить какую-то подставу? Попытаться найти ее по адресу регистрации? Какое счастье, что она до сих пор прописана в Вилюйске, где родилась и прожила первые пару лет, но совершенно ничего об этом городе не помнила и ни разу туда не возвращалась.

Что же делать? Как реагировать на это? И кто ждал бы ее в офисе компании, приди она туда пятого марта к шести вечера? И что делать теперь – идти ли туда шестого?

Конечно, идти. Ты же так хотела! Я боюсь.

За окном светлело, вовсю щебетали птицы. Саша резко вдохнула, словно вынырнула из черной воды, и обнаружила себя совершенно окоченевшей на подоконнике в холле. Она отскочила от ледяного окна, вернулась в комнату и закуталась в одеяло. Плохо слушающейся рукой подтянула телефон. Почти девять утра, и ни одного нового сообщения – нигде.

До этого он всегда присылал голосовое в восемь.

Саша медленно выдохнула. И начала собираться на пары.

Глава 6–1
Я наблюдаю из тьмы

Тебя легко взять на слабо – это я понял, прислав тебе приглашение поучаствовать в марафоне скетчей. Удивительно, но даже в состоянии постоянной тревоги (мне жаль, что я заставляю тебя тревожиться; не бойся меня, Саша…) ты умудрялась рисовать ежедневные задачки.

Тебя легко спровоцировать на необдуманные действия – испугом или счастьем. Пока я организовал счастье. Это было несложно, учитывая, какую прекрасную запись ты сделала на своей стене – о высоком стремлении попасть в «Эклектику». Мне жаль, что ты снова почувствуешь растерянность и испуг, когда поймешь, что письмо было обманом.

Тебя легко порадовать – достаточно оставить приятный комментарий, или восторженный стикер, или написать что-то мотивирующее в личные сообщения. Зачем ты закрыла личные сообщения? Зачем удалила группу? Ведь на самом деле внутри себя ты уже поняла, что от меня не спрятаться. Ведь поняла же? На самом деле внутри нас всегда есть ответ на любой вопрос. Мы всегда знаем, хотим чего-то или нет. Сделаем что-то – или не сделаем. Решимся – или не отважимся. Любим – или не любим.

Я дал тебе столько подсказок, но в своих страхах и эйфории ты пропустила даже самую очевидную. Sir_Kir, Overlord¹⁷, Лорд Камней, Кирилл, yourmajesty¹⁸. С каких еще ников нужно было оставлять комментарии, чтобы ты сообразила? Саша, Саша. Страх и эйфория. Я не хотел ни того ни другого, но так сложилось, Саша. Са-ша. Са… ша.

Прежде мне нравились только твои косы. Но чем дольше я наблюдаю за тобой, чем больше борюсь с собой – тем интересней мне сама ты и то, что может случиться с тобой, в твоей голове и в твоем сердце, если мы продолжим делать то, что делаем. Мне любопытно, можешь ли ты открыться. Готова ли взглянуть в глаза своим внутренним чудовищам, к которым ночами, в полусне, прижимаешься иногда так крепко.

Зачем ты натянула капюшон на концерте? Как горели твои глаза; я любовался тобой, я хотел бы шагнуть из тьмы и подойти к тебе прямо в клубе. Зачем ты перестала носить косы и делаешь хвост? Это тоже красиво, но косы идут тебе больше. Зачем ты позволяешь Арине так быстро и так неаккуратно водить машину, когда ты рядом? Увы, твоя подружка становится помехой. Я не уверен, что хочу, чтобы ты бывала с ней.

Если ты придешь ко мне повзрослевшей, я буду лишь рад. Впрочем, я буду рад тебе любой. А самое интересное – следить за тем, какой же ты явишься, прогнозировать, угадывать и ошибаться. Ведь ожидания никогда не совпадают с реальностью.

Глава 7
Ты дура, Саш?

По пути в универ Саша зашла в аптеку. Хотела попросить пустырник, но, стоя в очереди, сообразила, что вряд ли удастся отделаться таким безобидным средством. Подумала, не попробовать ли медитации, о которых постоянно трещала староста Лена. Когда подошла очередь, Саша неловко спросила:

– Можно успокоительное что-нибудь?

– Что именно?

– Что-то… посильнее, – кусая губу, криво объяснила она.

– Посильнее только по рецепту.

– У меня… нет, – тихо сказала Саша с быстрой, но отчетливой паузой – чтобы не дрогнул голос. – Но мне очень надо.

– Тогда могу только пустырник в таблетках предложить или сбор с валерьянкой.

Саша подумала, что сбор, наверное, будет лучше. Но сбор не выпьешь в универе. Так что…

– Дайте и то, и то, пожалуйста.

Это оказалось незапланированной, хоть и не слишком крупной тратой. Стало досадно. Но Саша вспомнила про зарплату в «Эклектике» и успокоилась. В том, что ее возьмут на стажировку, она даже не сомневалась. Если так конкретно не везет в одном, в другом просто однозначно должно повезти.

Одну таблетку, не запивая, Саша сунула в рот сразу, как вышла из аптеки. Кратчайшей дорогой до универа была тропинка вдоль забора психушки. «Символично», – вздохнула Саша, рассасывая сладковатый пустырник. Подумала: нет, нельзя доводить себя до такого состояния. Надо быть адекватней. Надо трезво смотреть на мир. В конце концов, если он предпримет что-то сильнее, чем письма… Если письма не прекратятся… Она просто пойдет в полицию. Вот и всё. И в полиции уже всё решат. Что-то сделают. Защитят ее. И вся эта история останется в прошлом.

Добравшись до недавно отремонтированной, пахнущей пластиком аудитории – как хорошо, что уже светло и всех прохожих можно было запросто разглядеть, – Саша проглотила еще одну таблетку. Запила из фонтанчика в коридоре. Устроилась в углу кабинета, кивнув девчонкам, которые во главе с Леной колдовали над расписанием, видимо все же надеясь разгрузить понедельник.

К обеду совсем не хотелось есть. Сосало под ложечкой. От пустырника было ни горячо, ни холодно. Саша убедила себя, что его вообще-то пьют курсом и ждать мгновенного эффекта от трех таблеток, принятых за один день, – дохлое дело. И все же как хотелось просто спокойствия наконец. Не вздрагивать. Есть с аппетитом. Не жить в постоянном ожидании конца света. Ну, не конца света, конечно, но…

В столовой Саша подсела к Илье и Антону – те слегка удивились, но вроде бы были не против. Она минимально поддерживала разговор, размешивая в стакане сахар, но так ничего и не съела. В голове крутились мысли об «Эклектике», о «Переиграй», о теории журналистики. Какие-то отрывки, обрывки – как в тумане. Наверное, это из-за того, что уже который день она не могла нормально уснуть. Ну ничего; сегодня заварит себе сбор и уснет как миленькая.

В общаге Саша оказалась к пяти вечера. Солнце еще даже не думало заходить, холодный свежий ветер бил в лицо всю дорогу. Добравшись до пустыря перед корпусами, Саша взбодрилась настолько, что начала даже напевать что-то из «Моей нервной». Достала телефон – никаких сообщений. Отправила Вадиму то, что успела записать от «Долины смерти». Потом запоздало сообразила, что так и не ответила «Эклектике». А ведь вообще-то надо подтвердить получение письма и свое согласие прийти на собеседование!

Татьяна, здравствуйте!

Спасибо за замечательную новость. Обязательно буду!

Саша нажала «Отправить» – и в следующую же секунду обозвала себя идиоткой. Опять обожгло, а потом прокатилось холодом по позвоночнику. А что, если именно это письмо – фальшивка? Что, если они оба фальшивые? Почему она не зашла в паблик или на портал «Эклектики», почему не проверила новости?

К счастью, на сайте действительно оказалась новость об итогах первого тура. Вывесили ее сегодня утром. Ого, какой порог! Организаторы писали, что из-за очень большого числа желающих проходной балл пришлось сильно повысить по сравнению с прошлыми годами. В этот раз это было восемьдесят семь из ста. В приложении к утреннему письму Саша обнаружила разбор работы с баллами – у нее было ровно восемьдесят семь. Называется, вскочила в последний вагон. Саша усмехнулась, спрятала телефон, пересекла пустырь и вошла в общагу. Выяснилось, что у нее совершенно закончились продукты: гречку она съела, яиц не осталось, молока, чтобы сварить кашу, не было. В ящике, где она хранила еду, завалялось только яблоко с пятнами на боках и крошки от печенья. Саша вытряхнула на ладонь крошки, доела яблоко и легла на кровать. Нужно было взяться за домашку. Нужно было продолжить подготовку к собеседованию. Нужно было написать маме, что все хорошо. Все хорошо, ну-ну. Саша снова усмехнулась, завернулась в одеяло и, голодная, уставшая, с головной болью и сладко-горьким привкусом пустырника на языке, уснула.

* * *

«Я знаю, что ты здесь, и я знаю, что ты слышишь меня. Ты не можешь меня не слушать – твое любопытство сильнее тебя, правда? Правда. Твои косы как наэлектризованный шелк, как черный капрон: окутывают меня и не дают покоя. Они могут стать ошейником и поводком, если я захочу. Но я пока не хочу. А ты все равно не сможешь убежать, не сможешь спрятаться – ты ведь уже поняла это, правда? Правда. Мне нравится наблюдать за тобой. Ты слишком прозрачная, слишком очевидная, слишком невероятная, чтобы я отступил. Ты хочешь, чтобы это закончилось. Ты хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни. Ты правда этого хочешь? Неправда, Са-ша».

– Саш, на тебе лица нет. Что случилось?

Она сама не понимала, что случилось, как она оказалась здесь – в холле ТЦ, на вытертом сиреневом диванчике, обтянутом искусственной кожей. Арина сидела рядом, держа ее за руку.

– Ты ледяная просто. Не заболела?

Зазвонил телефон. Саша вздрогнула, охнула и подскочила. Заозиралась по сторонам. Оказалось, телефон звонил у Арины. Подруга сбросила вызов, подвинулась ближе и обняла за плечи.

– Рассказывай давай, что такое.

– Арин… – слабо пробормотала Саша, чувствуя себя то ли в полусне, то ли в полуобмороке. – Я…

У нее не было сил сопротивляться. И не было больше никаких сил держать все это в себе. Саша достала телефон и просто включила утреннее сообщение. В ТЦ играла музыка, гремела реклама, визжали дети – можно было не бояться, что сообщение услышит кто-то, кроме Арины. И конечно, кроме него. Но он и так все знал.

* * *

Арина заставила ее пойти в полицию. Написать заявление. Пройти все эти бесконечные коридоры, взгляды и вопросы.

Очень, очень старое здание. У входа – черно-белые фотографии под стеклом: «Их разыскивает полиция». Саша против воли вгляделась в лица, пытаясь понять: есть ли среди них он? Она стояла и смотрела на фото до тех пор, пока ее не окликнули, пока Арина не потащила ее за локоть в глубину этого здания, выкрашенного блеклой голубой краской, опутанного колючей проволокой, пахнущего штукатуркой и чем-то стерильным, пугающе-ледяным. Саша подумала, что должна чувствовать себя в безопасности здесь. Но на самом деле все было еще хуже, чем раньше, – потому что ей пришлось включить последнее сообщение. Прослушать его вместе с дежурным сотрудником и с Ариной. Отчетливо и громко – еще раз. А потом ответить на бесконечность вопросов о предыдущих голосовых. Когда именно приходили. С каких адресов и аккаунтов. Что в них было – максимально точно, насколько только возможно вспомнить. Это было извращенной пыткой. Саша холодела и холодела; ей казалось, она втягивает в себя весь холод, и даже слезы страха замерзают, так и не выкатившись из глаз. Зато ладонь, которой Арина сжимала под столом ее пальцы, казалась обжигающей. Это было почти больно. Саша выдернула руку.

По ощущениям, они пробыли в отделении часа полтора; Саша заполняла серые шершавые бумажки – такие же бесконечные, как вопросы. Тянулись минуты. Саша поймала себя на том, что в последние дни время вообще тянется странно: в него вмещается так много, хотя, казалось бы, прошло всего ничего, и на события – на обыкновенные события обыкновенной жизни – последние месяцы были не так чтоб очень щедры.

Мигала лампа под потолком. Скрипела форточка. Аринины волосы шевелил сквозняк. «Удивительно, – отстраненно подумала Саша, – что ее пустили со мной. Могли выгнать». Если бы Арины не было рядом, она бы, наверное, сложилась пополам прямо на старом деревянном стуле и не смогла бы больше ни пошевелиться, ни произнести хоть что-то связное.

Связное.

Они могут стать ошейником и поводком, если я захочу. Но я пока не хочу.

Сашу затошнило. Она едва добежала до туалета. Раковина была в пятнах краски и выглядела так, словно кто-то умывался в ней после драки. И почему-то тут тоже моргала лампа, бело-голубой кружок в углу под потолком: клац-клац. Клац-клац. Моргала, клацала и жужжала.

Саша выбралась обратно в коридор. Кто-то сказал ей, что заявление приняли, работа идет: судя по всему, это маньяк, которого ищут уже несколько лет. Он уже отсидел за изнасилование, и в прошлый раз было все то же: анонимные письма, фетиш, связанный со связыванием, девушки Сашиного возраста.

Связанный со связыванием.

Ты так красиво поешь, Са-ша. Думаю, ты кричишь так же красиво. Уже три недели, засыпая, я представляю, как ты кричала бы, если бы я связал тебя твоими косами и оставил одну.

Саша потрясла головой. Слова не вытряхивались. Она укусила себя за руку. Арина схватила Сашу, пытаясь отвести ее руку от лица.

Слова доносились как сквозь вату:

– Дайте ей успокоительного какого-нибудь. Пусть едет домой. В этот… откуда она… Вилюйск. У нее там родители? Вот пусть поживет пока с родителями.

– Почему я? – сражаясь с ватой, спросила Саша. – Почему?!

– Исходите из того, что это человек с определенными психическими отклонениями. Он зациклен на определенных… вещах. Он ищет их. И видимо, в вас он нашел что-то из того, что искал.

Голова кружилась, хотелось на воздух – вырваться из этой штукатурки, полированных деревянных столов, курева, людей в форме, хлорофитумов и алоэ. Окружающее сливалось в мутную полосу.

Арина вытащила Сашу на крыльцо. Саша виском прислонилась к бетонному столбу, поддерживавшему козырек. Хотелось уйти отсюда как можно скорее, но она словно превратилась в кисель: двигаться получалось очень медленно, очень плавно, тело откликалось с огромной задержкой. Весь мир превратился в кисель, кружился и пытался забиться, залиться внутрь. Растворить Сашу. Она была бы рада. Но голос и руки Арины вытаскивали наружу.

– Мать, не раскисай! Сейчас отвезу тебя в общагу, купишь билет домой, и я тебя провожу до вокзала. Эй! Воды дать?

– Нет, – разлепила губы Саша. Оттолкнулась от столба. – Все норм. Пошли.

Табло на кинотеатре показывало 19:31, пятое марта.

– Нет, – повторила Саша, сглатывая. – Да. Дай воды.

Арина протянула бутылку. Внутри оказалось что-то прохладное и сладкое. «Опять одноразовая бутылка», – слабо подумала Саша, сделав несколько крупных глотков.

– У тебя паспорт с собой? А, да, с собой… Зарядка? Карточки? Билет можно с телефона купить. Сразу поедем на вокзал, там подождем поезд. Ладно?

– Нет, – повторила Саша. Допила. Вытерла губы. – Я не поеду никуда.

– В смысле?!

– Завтра собес в «Эклектике». Я столько раз пыталась. Я не буду забивать из-за какого-то урода.

– Саш! Ты с ума сошла? Ты же слышала: это маньяк, который уже убил кого-то!

– Не факт, – сухим, не своим, каким-то скрежещущим голосом произнесла Саша. – Может, это не он. А просто какой-то псих. Я не буду из-за него упускать такой шанс. Я завтра схожу на собес. Не возьмут – поеду домой. Возьмут… посмотрим.

– Ты дура, Саш? Он и тебя убить может!

– И тебя, – откликнулась Саша, вглядываясь в испуганное Аринино лицо. – И кого угодно. И что теперь? Рано или поздно всем конец. Так что теперь, готовиться к этому?

– Ты дура, – повторила Арина уже с утвердительной интонацией. – Я позвоню твоей маме.

– Не смей! – крикнула Саша.

Из предбанника выглянул дежурный.

– Чего разорались?

Саша спустилась по ступеням. Мир все еще казался чересчур жидким, зыбким, каким-то неловким. Но уже было лучше. И мысли были стройней. И почему-то после похода в полицию больше не было страха.

Нет. Нет, конечно. Она не будет отказываться от того, чего так долго добивалась, из-за какого-то психа. Какого-то фетишиста. Пошел он в задницу.

– Саш, давай я хотя бы… ну, не знаю, провожу тебя на этот собес завтра, – плачущим голосом предложила Арина.

Ее слезы, ее тревога нервировали. Саша кивнула, чувствуя холодок и откуда-то взявшееся ослиное, стальное упрямство.

– А сейчас довезу до общаги. Или, может, у меня переночуешь?

– В общагу, – отрезала Саша.

* * *

Всю ночь разум был трезвым и острым – словно мозги прочистили. Саша удивлялась сама себе. Пила одну за другой чашки кофе, листала конспекты, читала статьи, рекомендации и отзывы прошлогодних стажеров «Эклектики». Запоминала все так, как не запоминала накануне экзаменов во время сессии. Все было кристально ясным. Саша была уверена: если она пройдет завтра – все плохое останется позади, в дурном сне. Это как игра; нужно пройти собеседование, чтобы оставить прошлый уровень со всеми его кошмарами, охотниками и намеками позади.

На пары Саша не пошла: просидела за подготовкой весь день, смешивая кофе с успокоительным сбором и пустырником. К вечеру поняла, что нужно хоть что-то съесть. Голода не было; страха не было. Даже нервного предвкушения не было: только цель. Саша умылась. Из зеркала на нее смотрел кто-то вроде зомби. Саша достала косметичку и накрасилась. Зомби превратился в человека. Она налила чай и вытащила из дальнего ящика шоколадку. Это был неприкосновенный запас для встречи с дементорами. Кажется, время пришло.