Читать книгу: «Мист», страница 4

– Знал бы ты, как я не хочу туда возвращаться…

– Но это ведь ненадолго, так ведь, детка? Все обойдется, – подбодрил ее Раст и неожиданно для самого себя широко зевнул. – Ладно, думаю, мы еще можем несколько часов подремать. Что скажешь?

– Отосплюсь в самолете, мне целых шесть часов лететь. Пожалуй, поработаю, чтобы отвлечься, – девушка кивнула на ноутбук. – А ты иди поспи.

Раст наклонился поцеловать Сиршу, но она как-то вяло ответила, и парень понял, что таким образом Сирша дает понять, что хотела бы побыть с собой наедине. Раст вылил остывший чай в раковину, поставил чашку в посудомоечную машину и отправился обратно в спальню. Минут через десять из-за приоткрытой двери донеслось его мерное похрапывание, и Сирша, соскользнув с подоконника, села за компьютер и застучала по клавишам.

Надо было каким-то образом привести свои мысли в порядок – нельзя ходить с таким беспорядком в голове, это чревато последствиями. Писать что-то в социальных сетях или постить записи в блоге, который она вела еще с университетских времен, не хотелось: последнее, что ей было нужно в таком состоянии это публичное внимание. Сирша немного посидела, подперев голову рукой и бездумно глядя в экран, после чего открыла приложение электронной почты и, решившись, начала:

«Дорогой папа…»

Эпизод пятый: Колин Холл. Август 2018.

В то утро, когда патрульный полиции штата обнаружил двух пропавших подростков на обочине девятого шоссе, и благополучно вернул их родителям, владелец магазина строительного оборудования и электроинструментов «Мэг Поинт Гир Про» Колин Холл вышел из дома, рассеянно насвистывая «Don’t Look Back In Anger». В выходные его магазин открывался в десять, но Холл, следуя выработанной годами привычке, приходил на рабочее место минимум за час. Сегодняшняя суббота не стала исключением, и Колин, захватив из холодильника контейнер с едой, заботливо приготовленной вечером супругой, отправился на работу.

Два настенных фонаря на крыльце их дома едва освещали мощеную камнем дорожку, выложенную до заиндевевшей за ночь живой изгороди – все остальное тонуло в тумане, густом и плотном, как вата. Колин запер дверной замок, сбежал по ступеням, на ходу щелкая автомобильным ключом: двигатель «Рендж Ровера» завелся, мощные фары пробили молочную хмарь, и Холл увидел, что рядом с аккуратно подстриженной изгородью на пешеходной части валяется разломанная надвое клюшка. Чуть поодаль лежала хорошо знакомая ему хоккейная шайба с полустертой эмблемой клуба «Аляска Эйсез».

Колин в замешательстве толкнул обломок клюшки носком ботинка и озадаченно уставился на шайбу. Странный ступор, заблокировавший мозг отца от стремительной страшной мысли, прошел через две секунды; портфель из дорогой кожи упал на асфальт, Холл вихрем взлетел на крыльцо, отпер дверь и, не разуваясь, бросился на второй этаж.

– Кайрен! Кайрен!!!

Дверь была не заперта – Колин с разбегу вбежал в комнату сына и остановился перед смятой постелью. В детской царил тот самый умилительный хаос, который перестает быть таковым для родителей ровно в тот момент, когда ребенок как-то неожиданно превращается в тинэйджера. Разноцветные «Найки» разбросаны по полу, на спинке стула высилась угрожающая гора одежды, в углу – переполненная корзина грязного белья. Одеяло цветов «Тампа-Бэй Лайтнинг», любимого клуба Кайрена, наполовину сползло на пол. Белые створки встроенного в стену шкафа, где Кайрен хранил хоккейную экипировку, были приоткрыты, и на нижней полке лежала распотрошенная спортивная сумка. Самого Кайрена Холла в комнате не было.

Колин поспешно вынул телефон. Через пару секунд установки соединения исцарапанный айфон, оставленный на прикроватной тумбочке, отобразил на экране дурашливую фотографию самого Колина и принялся читать рэп голосом Дрейка.

– Черт… Тесса!

Холл сбежал по лестнице вниз, бестолково размахивая руками. Из ванной комнаты, примыкающей к родительской спальне, доносилась мелодичная музыка, перебиваемая ровным журчанием воды.

– Тесса!

Дверь ванной с грохотом открылась, миссис Холл испуганно повернулась в душевой кабине и едва не упала, поскользнувшись на мокром кафеле.

– Боже мой, Колин! Что случилось?

– Где Кайрен?

– Что значит «где Кайрен»? – Тесса повернула кран и сняла с крючка полотенце. – У себя, где же ему еще быть в полдевятого утра?

– Его нет в комнате, – отрывисто произнес Колин. – А на лужайке валяется его старая клюшка, переломанная на две части.

Тесса, мгновенно изменившись в лице, прошла мимо мужа и, на ходу оборачивая полотенце вокруг тела, заспешила в комнату сына. Вскоре дом наполнился материнским зовом «Кайрен! Кайрен!», в котором раз от раза становилось слышно все больше истерических нот. Сам Колин, на всякий случай обойдя дом и заглянув во все углы и гардеробные, соображал, что же могло случиться, пока они спали.

Кайрена хлебом не корми, только дай шанс погонять шайбу на улице, раз уж в тренировках на ледовой арене наступил месячный перерыв. Чуть ли не каждое утро, несмотря на ранний час, отец заставал сына, расстреливающего живую изгородь легкими пластмассовыми шайбами. После того, как мальчик точными выверенными бросками разбил трех садовых гномов на соседском газоне, пожилой Айвен Макнамара обратился к Холлам с требованием утихомирить хоккейный пыл Кайрена. Выполнить просьбу соседа оказалось непросто, ведь мальчик просто бредил игрой. Поэтому три дня назад, в самом конце июля, Колин разрешил сыну упражняться в дриблинге на тротуаре возле дома, где пять минут назад он и обнаружил изувеченную клюшку.

Вспомнив об этом, Колин бросился обратно на улицу. Наверняка Кайрен в пылу тренировки просто сломал старую клюшку и теперь бродит вокруг дома, не решаясь вернуться из-за страха отцовского нагоняя. На миг вообразив понурую физиономию сына, готовящегося получить выговор, Холл чуть было не рассмеялся от облегчения. Но когда мужчина выбежал на дорогу, высматривая мальчишеский силуэт в тумане, ни улице все также никого не было.

– Кайрен! – во всю мощь легких заорал отец, но крик почти сразу утонул в едком мареве.

– Что случилось? – вдруг донеслось с соседского участка.

Пожилой Айвен Макнамара, чьи садовые гномы пали жертвой хоккейного искусства, вышел на крыльцо, кутаясь в пуловер грубой вязки и пытаясь различить того, кто портил его беззаботное утро оглушительными криками. Разглядев Холла сквозь толстые стекла очков и туман, он по-стариковски неодобрительно поджал губы и покачал головой.

– Айвен, ты не видел моего сына этим утром? – Колин с юношеской прытью перепрыгнул через ограду и приблизился к соседскому дому.

– Видел, конечно, – ворчливо ответил старик, запахивая свитер поудобнее.

– Давно? – вибрирующим от волнения голосом спросил Колин.

– Минут двадцать назад, когда курил на крыльце. Он шел к себе домой. Его провожал мужчина, один из рабочих порта.

– Мужчина?

Колин почувствовал, как его с головы до ног окатило ведром ледяной воды.

– Ну да, – Макнамара раздраженно подернул плечами. – Он довел твоего пацана до почтового ящика и ушел вниз по улице. Так что твой сын у себя дома.

– Но его нет дома! – в отчаянии крикнул Холл. – Айвен, куда ушел тот мужчина?

– Мужчина? – раздался срывающийся голос. – Какой мужчина?

Тесса, одевшаяся в первое попавшееся под руку, выскочила из дома с босыми ногами и подбежала к живой изгороди.

– Да что с вами такое, люди? – Старик удивленно переводил взгляд с Колина на его жену. – Я же сказал, что видел, как ваш сын зашел в дом! Небось сидит сейчас у себя в комнате, натачивая клюшку для очередного…

– Черт бы тебя побрал, Айвен, Кайрена нет у себя в спальне! – заорал Колин, теряя самообладание. – Кого ты видел рядом с ним?

– Во-первых, не повышай на меня голос, – брюзгливо ответил Макнамара и поднял вверх мосластый указательный палец. – Ты мне так ни цента и не заплатил за ущерб. Во-вторых…

Холл стремительно взлетел по ступенькам соседского крыльца и, прежде чем старик успел договорить, грубо схватил его за грудки:

– Сейчас же говори, кого ты видел с моим сыном, Макнамара! – завопил обезумевший от страха Колин, брызжа слюной в лицо Айвену, и встряхнул соседа так, что у того очки съехали на кончик носа. – Иначе клянусь богом!..

Ошарашенный внезапным нападением старик от удивления приоткрыл рот и лишь сдавленно клокотал горлом.

– Колин, остановись! – миссис Холл взбежала на крыльцо и расцепила пальцы мужа. Пожилой Макнамара грохнулся оземь, ощутимо ударившись костлявым задом о половицы.

Тесса отпихнула Колина от тщедушного старика и, громадным усилием воли держа себя в руках, обратилась к соседу:

– Айвен, кого ты видел с нашим сыном сегодня?

Макнамара с трудом поднялся на ноги, поправил очки и гневно сверкнул глазами в сторону Колина.

– Сукин сын… Ты мне еще ответишь за это…

– Айвен, – умоляющим голосом сказала миссис Холл, загораживая собой мужа от взгляда Макнамары. – Пожалуйста, скажи, кого ты видел?

– Да я вам уже сказал! Вы что, меня не с первого раза не поняли? Мужчину, который пашет на рыболовном траулере, не помню, как он называется… «Сантьяго» вроде бы… Он сейчас стоит на ремонте в порту, – отряхиваясь, проворчал Айвен. – По-моему, его фамилия Баррелл или что-то вроде этого.

– Тесса, сейчас же звони «девять-один-один»! – прокричал Холл, выбегая на дорогу и устремляясь вниз по улице. – Немедленно!

***

– Девять-один-один, что у вас случилось?

– Мое имя Тесса Ребекка Холл. Я живу в доме номер семнадцать по Бурен-роуд. Мой сын Кайрен сегодня утром ушел из дома и не вернулся. Наш сосед сказал, что видел его около получаса назад возле нашего дома с мужчиной.

– Поняла вас. Мэм, соседу удалось опознать мужчину?

– Он сказал, что это был Вэл Баррелл. Он работает на рыболовном траулере «Сантьяго».

– Как давно сосед видел вашего сына с ним?

– Полчаса… Да, где-то полчаса назад… Пожалуйста! Прошу вас!

– Мэм, прежде всего не паникуйте. Я направляю к вам две патрульные машины. Вам необходимо дождаться их, так что не отходите от дома. Оставайтесь на линии и не вешайте трубку.

– Но Кайрен…

– Миссис Холл, пожалуйста, возьмите себя в руки. Машины прибудут ориентировочно через десять минут.

– Десять минут?!

– Мэм… Миссис Холл! Тесса! Алло!

***

Услышав от диспетчера время ожидания приезда полиции, Тесса Холл сбросила звонок, выбежала на проезжую часть и близоруко щурясь, поспешила вслед за мужем, выкрикивая имя сына.

Эпизод шестой: Иэн. Ноябрь 2008.

Первые месяцы в психиатрическом институте вспоминались Иэну сочетанием едкого запаха хлорки и слепящим солнечным светом, отражавшимся от белых глянцевых стен его палаты. Еще он помнил прикосновение пухлых ладоней и теплую мыльную воду, когда его, одурманенного нейролептическими препаратами, купали в небольшом бассейне, уложенном скользким кафелем. Он совершенно потерял способность воспринимать окружающее, равно как и свое тело. Порой ему казалось, что ноги вдруг стали втрое короче, а иногда он ощущал себя так, как будто его туловище вылеплено из рыхлого теста и вот-вот растечется по полу. Он оставался равнодушен к таким неожиданным трансформациям, и только не мог понять, почему он до сих пор еще жив. Все, чего Иэн тогда хотел – это спать и не видеть кошмаров.

И все равно каждую ночь он раз за разом находил себя на ухабистой тропе, ведущей через лес к старым докам. Иэна окружали скрюченные стволы угрюмых деревьев, обтекаемые клубами вязкого тумана. Чуть поодаль, за кромкой леса, виднелись полуразвалившиеся ангары с отслаивающими листами железа, рыжими от бугристой ржавчины. Сгнившая калитка с переплетом колючей проволоки была давно сломана, сорвана с петель и валялась рядом с покосившимся забором.

В лесу было темно и очень холодно, и где-то рядом его звала Сирша. Иэн мыкался меж стволов, путался в валежнике и царапал лицо о колючую хвою, пытаясь найти девушку, а когда находил, она стояла спиной к нему, и ее плечи и шея были покрыты пятнами запекшейся крови. Сирша указывала рукой вперед, где в нескольких ярдах от нее коленями на сырой земле стоял маленький мальчик: он протяжно плакал, пряча лицо в ладонях. Иэн подбегал к брату и опускал его руки, но лицо Виктора было безглазым, безносым и перекошенным, точно оплавленная восковая маска. Иэн громко и страшно вопил, срывая горло, и тогда дежурный медбрат вместе с ассистентом врывались в палату и кололи ему феназепам. Транквилизаторы помогали парню протянуть до утра, но уже в следующую ночь кошмары возвращались к нему.

Хуже всего Иэну пришлось тогда, когда в он, забывшись тревожным колючим сном, в очередной раз оказался в ночном лесу. Сирша больше не звала его по имени, и это вселяло еще больший страх: он остался совершенно один рядом с тем, что здесь обитало. Спрятавшись за черной елью, Иэн изо всех сил укусил себя за фалангу большого пальца, надеясь проснуться, но, как во все предыдущие разы, это не дало никакого эффекта. Слыша лишь стук крови в ушах, Иэн выглянул из-за ствола, надеясь заметить за деревьями хоть кого-то, кто бы помог ему выбраться отсюда.

Ярдах в тридцати от себя, в полоске тягучего ртутного света, Иэн увидел высокий темный силуэт. Фигура медленно двигалась в комковатых клубах тумана, бесшумно скользя меж деревьев. Скованный ледяным ужасом, Иэн сделал шаг назад, зацепился пяткой за узловатый корень и упал на спину. Голова фигуры тотчас повернулась в его сторону. Обезумев, Иэн неистово взревел, тут же проснулся, а секунду спустя увидел высокую черную тень в своей палате у изножья кровати. Тень протягивала к нему худую конечность, и мигом позже Иэн почувствовал, как вокруг щиколотки сомкнулись длинные холодные пальцы.

На следующий день парня одели в смирительную рубашку и поместили в карцер с мягким полом и стенами, предварительно накачав клоназепамом. Сам Иэн этого не помнил, но потом ему рассказали, что он умудрился разбить усиленное проволочной сеткой окно и попытался выпрыгнуть из палаты на улицу, при этом сильно поранив грудь и живот. Когда двое дежурных санитаров, оскальзываясь на мелких осколках, попытались оттащить окровавленного юношу от окна, он орал и вырывался так, словно его собирались топить в кислоте. Одному из них Иэн едва не откусил палец, а второму вывихнул плечо. После этого случая доктор Найджел Рагас, который старался давать Иэну минимум психотропных препаратов, с тяжелым сердцем признал, что онейроидные кошмары только ухудшаются и назначил парню полный двухмесячный терапевтический курс. Психиатр до последнего откладывал это решение, поскольку считал, что сильные барбитураты нанесут непоправимый вред психике и здоровью молодого человека, но после повторной попытки суицида (именно так врачи клиники истолковали желание Иэна выпрыгнуть из окна третьего этажа) решил, что иного выхода нет. Во время прохождения этого курса Иэн чувствовал себя так, словно его мозг существовал отдельно от тела и плавал где-то в банке с формальдегидом. Он перестал есть, сильно потерял в мышечной массе, и у него вырос яйцевидный животик.

Спустя две недели после прохождения курса, когда Иэна перестали пичкать лошадиными дозами препаратов и стали приводить на групповые сеансы с психологом, доктор Рагас наведался к нему в палату. В то утро парень затолкал в себя поджаренный тост с джемом, с трудом подавив рвотный позыв, и сидел на смятой кровати, глядя сквозь замутненное стекло на крыши соседних зданий. После недавнего снегопада крыши выглядели точно покрытые пивной пеной, и Иэн меланхолично наблюдал за отблесками солнечных лучей.

Когда в коридоре прозвучал короткий звуковой сигнал и замок железной двери щелкнул, Иэн моргнул и медленно повернул голову. В палату вошел высокий холеный мужчина в светло-коричневом костюме, а следом за ним проследовал крепкий низкорослый санитар в белой униформе: один из тех, кого парень едва не искалечил тогда. Доктор Рагас мягко улыбнулся, увидев, что Иэн глядит на него и громко, точно разговаривал с глухонемым, поздоровался:

– Здравствуй, Иэн!

– Здравствуйте, – буркнул парень, отворачиваясь обратно к окну. Ему было безразлично, зачем доктор пришел его навестить, потому что почти наверняка это будет очередной разговор о курсе лечения. Ловить солнечные блики за окном было куда интереснее, чем слушать перечисление новых препаратов.

– Я к тебе с визитом. И хорошими новостями.

Рагас пододвинул к себе деревянный стул, подтянул брюки на коленях и сел, заложив ногу на ногу.

– Не хочешь повернуться ко мне, Иэн?

Демме вяло обернулся, уселся на жестком матрасе по-турецки и сонным взглядом поймал психиатра в фокус. Рагас был, как всегда, очень ухожен: гладко выбритый, хорошо пахнущий, с красиво уложенными волосами. Доктору было за пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе, и было заметно, что он этим очень гордится. Иэн, которому оставалось меньше месяца до девятнадцати, не понимал этой борьбы с собственным возрастом, и щепетильность Рагаса касательно внешнего вида казалась ему нелепой. Неделю назад на групповом сеансе психотерапии он отпустил какую-то дурацкую шутку насчет докторских волос, которые тот обильно смазывал лаком, зачесывая назад, и все пациенты зашлись в столь диком приступе хохота, что сеанс пришлось прервать. Самому Иэну перестало быть смешно уже через секунду, а еще через две, когда волну истерического смеха подхватили остальные пациенты, он ощутил такой ужас, что едва не потерял сознание. С тех пор он больше не шутил и вообще не открывал рта на сеансах.

– Как ты себя чувствуешь? – осведомился Рагас и придирчиво рассмотрел парня поверх очков.

– Нормально, – буднично солгал Иэн.

– Мне сообщили, что ты снова ешь. Я был очень рад это слышать.

Парень молча кивнул.

– Мишель также сказала, что ты перестал кричать по ночам. Стало быть, кошмары ушли?

– Ушли, – бесцветным голосом согласился Демме, и это тоже была неправда. Да, в последние несколько дней его постоянный кошмар словно бы отступил и являлся парню не в виде ярчайшего фантома, сотканного из холода и тьмы, а помутневшими урывками; но все равно, те жуткие сновидения, что каждую, почти без исключения, ночь приходили к нему, стоило только заснуть, никуда не делись.

Чтобы больше не кричать и не будить персонал больницы, Иэн завязывал себе рот обрывком старой простыни, прежде чем ложиться в постель. Приходилось все время дышать через нос, что порой бывало непросто, иногда во сне ему казалось, что он начинает тонуть, но так было даже лучше, потому что заботы о кислороде прогоняли терроризирующий его кошмар. Он по-прежнему находил себя на знакомой тропе в холодном темном лесу, все также слышал далекий голос Сирши, но невероятным усилием воли заставлял себя больше не идти за ней, как бы ему ни хотелось вновь увидеть девушку.

Рагас добродушно сверкнул жемчужными зубами, и проговорил:

– Ты показал большой прогресс в борьбе с болезнью, и мы приняли коллективное решение перевести тебя в реабилитационное отделение. Там минимальный надзор, и тебе больше не нужно будет сидеть взаперти. У тебя будет компания, и ты сможешь выходить на прогулку вместе с остальными пациентами.

Психиатр сделал паузу, как бы предлагая Иэну обрадоваться этой новости, но парень не выказал ни малейшей эмоции.

– Вчера я разговаривал с твоими родителями, – продолжил врач. – Они очень обрадовались тому, что ты стал идти на поправку, и хотят навестить тебя, как только представится такая возможность.

– Долго мне еще здесь сидеть, доктор? – оборвал его Иэн.

Рагас чуть нахмурился и смахнул несуществующую пылинку с отутюженных брюк:

– Как только мы будем полностью уверены в том, что ты больше не хочешь причинить вред себе и другим, мама и папа заберут тебя домой.

Демме снова кивнул и уставился на продольный розовый шрам на левом предплечье.

– Но пока ты все еще здесь, с тобой будет работать психолог. Это мой хороший друг, он отнесется к тебе очень внимательно. Будь уверен, это пойдет тебе только на пользу.

– Меня больше не будут пичкать таблетками?

– Мы значительно урежем список препаратов, – уклончиво ответил доктор. – Ты прошел очень тяжелый курс нейролептиков, и твое состояние все еще чрезвычайно хрупкое. Но с помощью психолога, групповых сеансов и лечебной физкультуры мы надеемся свести лекарства к минимуму. Скажи, Иэн, ты рад тому, что мы переводим тебя?

– До усрачки, – огрызнулся Демме и отвернулся. Глаза щипало.

– Ну-ну, – примирительно поднял ладонь Рагас. – Ты должен понимать, Иэн, что мы тебе не враги. Мы хотим помочь, и сделаем все, что в наших силах, чтобы ты полностью выздоровел.

Парень плечом утер слезу и сипло ответил:

– Простите.

– Не извиняйся. Я прекрасно все понимаю. Ты прошел через сложнейшее испытание, и показал себя очень мужественным человеком, Иэн. Я прошу тебя оставаться сильным, в первую очередь ради себя самого.

С этими словами Рагас поднялся со стула, по-отечески похлопал парня по плечу и, сделав жест санитару, направился к выходу. Но, прежде чем железная дверь захлопнулась за ними, Иэн нетвердым голосом спросил:

– Скажите, доктор… Не было никаких вестей из Мэг Поинт?

– Ты о чем? – не понял Рагас.

Демме глубоко вздохнул и выдавил:

– Никто не спрашивал обо мне, кроме родителей?

Взгляд доктора на миг скользнул по левой руке Иэна, изуродованной рваным шрамом, и лицо его чуть потемнело. Сам Иэн никогда не говорил психиатру о причинах попытки самоубийства, и Рагас не задавал по этому поводу вопросов, опасаясь спровоцировать рецидив слишком ранним копанием в чувствах молодого человека. Но из показаний Демме-старшего он знал, что Иэн попытался покончить с жизнью после того, как из города уехала его девушка. Это подтверждали и санитары, сообщавшие о том, что парень во сне зовет ее по имени, прежде чем проснуться с криками. Доктор уловил прозвучавший в вопросе скрытый намек, и им овладело беспокойство. Не слишком ли поспешно он решил ослабить режим лечения? «С другой стороны», – тут же подумал он, – «продолжать мариновать молодого человека в крыле «тяжелых» тоже нельзя».

Найджел Рагас моргнул, надел на себя привычную участливую улыбку и мягким голосом произнес:

– Твои родители очень беспокоятся о тебе и справляются о твоем состоянии почти каждый день. Тебя никто не оставил в одиночестве, Иэн. Совсем скоро ты увидишь свою семью. А пока отдыхай. Вечером мы переведем тебя в новую палату.

Дверь за Рагасом закрылась, и Иэн, более не чувствуя на себе взгляд доктора, повалился спиной на матрас. В глазах щипало уж очень сильно, парень изо всех сил закусил нижнюю губу и вцепился пальцами в стальной каркас кровати, борясь с желанием завыть во весь голос. Лицо Сирши, печальное и очень красивое, стояло у него перед глазами, сколько бы он ни пытался не думать о ней.

Тем же днем, буквально через несколько часов после визита доктора, Иэна перевели в реабилитационный центр – соседний корпус при психиатрическом институте. Помощница Рагаса, молодая девушка-интерн по имени Мишель, принесла парню новую одежду, купленную на присланные родителями деньги, и небольшую картонную коробку. Иэн сложил в нее все свои скудные пожитки: сменное белье, пару тонких тетрадок, где ничего толком не было написано, алюминиевую кружку и фотографию со школьного выпускного, на которой он улыбался вместе с родителями и братом. В фойе Мишель накинула на парня новенький теплый пуховик, взяла коробку из его рук, и оба вышли на улицу.

Реабилитационный корпус находился в пятидесяти ярдах от здания института, но дорога туда заняла не меньше десяти минут: Иэн останавливался через каждые несколько шагов. Морозный ноябрьский воздух, несмотря на то что был куда теплее, чем в Мэг Поинт, с непривычки жег ему легкие. Ходьба давалась парню с большим трудом, но с каждый шагом и вздохом Иэн чувствовал, как его тело просыпается после длительной гибернации.

– Хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спросила Мишель после того, как Иэн в очередной раз остановился на полдороги.

– Нормально, – со слабой улыбкой ответил молодой человек. Он впервые за все время своего пребывания в учреждении посмотрел ассистентке в глаза, и отметил про себя, что она очень привлекательна. Парню в ту же секунду стало очевиднее очевидного, что у доктора Рагаса с ней роман. Учитывая, что на безымянном пальце психиатра было кольцо, Иэну подумалось, что Рагасу, должно быть, приходится прикладывать немало усилий, чтобы скрывать столь явную интрижку.

– Ты хорошо справляешься, Иэн. – Мишель погладила парня по плечу. – Пойдем.

– Спасибо вам, – прошептал парень и преодолел последние шаги до входа в реабилитационный корпус.

В последующие десять минут его познакомили с дежурным персоналом крыла и представили психиатру по имени Хэйден Смит; Иэн неловко пожал протянутую ладонь и украдкой осмотрел его, когда тот разговаривал с Мишель. Доктор Смит выглядел далеко не так изящно и ухожено, как Найджел Рагас – правда, надо думать, что и такой любовницы, как Мишель, у него не было. Лицо у Хэйдена Смита оказалось доброе, интеллигентное, чуточку одутловатое. Обращаясь к Иэну, он говорил спокойным, деловитым голосом и вместе с Мишель проводил парня до его новой палаты. Пожелав приятного вечера и сказав, что завтра они увидятся на утреннем сеансе, доктор посоветовал парню не сидеть в комнате в одиночестве, а выйти в большой зал к остальным пациентами. Иэн согласно кивнул, попрощался с Мишель, с которой, как он тогда думал, больше не увидится, и вошел в свою комнату.

Новая палата оказалась немного просторнее, и, что было очень хорошо, стены ее не были выкрашены в стерильный белый цвет. Обои с незамысловатым узором из цветочков и птиц колибри были песочного оттенка, совсем как сегодняшний костюм доктора Рагаса. В углу стояла небольшая полка с потрепанными старыми книгами и детскими раскрасками. Среди потертых корешков Иэн обнаружил томики Редьярда Киплинга, романы Джека Лондона, сборник сказок о Поле Баньяне и учебники английского языка для начальной школы. Дверь в палату была не железная, а деревянная, и Иэн на секунду почувствовал себя так, словно его выпустили из тюрьмы. Правда, спустя мгновение парень с горечью вспомнил, что он все еще находится в психиатрическом институте, и что дом он сможет увидеть в лучшем случае в конце зимы. И хоть Иэн думал о Мэг Поинте с ужасом, он знал, что ему нужно вернуться туда как можно скорее.

Демме поставил коробку со своими пожитками на стол. Ему очень хотелось побыть одному, но в то же время было страшно оставаться в одиночестве на новом месте. Собравшись с силами, Иэн накинул пуловер и вышел из палаты.

Коридор, по обеим сторонам которого располагались палаты, вел в большой зал, где пациенты проводили послеобеденное и вечернее время. Помещение было не сильно похоже на то, что Иэн представлял себе по увиденному в телевизионных сериалах и кино. Там действительно стояли мягкие кресла и небольшие столики, на которых люди играли в незамысловатые настольные игры вроде «Монополии», но сама обстановка в комнате скорее напоминала лаундж, нежели клинику. Приглушенный зеленоватый свет, невыразительные тона в предметах мебели, на полу пухлые ковры, а в углу – добротный виниловый проигрыватель. Никто из находящихся в зале не бормотал неразбериху, не пускал слюни и не заходился беспричинным смехом, как это нередко бывало в крыле «тяжелых». Иэн до того привык к ненормальности окружающего, что умиротворенная атмосфера общей комнаты вдруг вызвала в нем смутную тревогу. В какую-то секунду он едва ли не пожалел, что его сюда перевели: честно говоря, Иэн почувствовал бы себя куда более спокойно, если бы увидел, что кто-то мочится себе в штаны или скребет ногтями деревянные подлокотники.

Большинство пациентов (их оказалось около дюжины) просто молча смотрели телевизор, один мужчина лет шестидесяти пяти играл сам с собой в шахматы, и перед ним была раскрыта пухлая тетрадь, куда он записывал ходы. На диване, скрестив ноги, сидела молодая женщина с лицом в форме сердечка и бледной кожей, а позади нее стояла невысокого роста ассистентка по уходу за больными и заплетала ее волосы в косички.

Иэн осторожно прошел в комнату, исподлобья оглядывая остальных, ожидая, что его появление вызовет переполох, но никто не обратил никакого внимания на то, что в зале стало одним человеком больше. Лишь шахматист, оторвавшись от доски, скользнул взглядом по лицу молодого человека и приветствовал его микроскопическим кивком. Иэн от растерянности не ответил на вежливый жест, но мужчину это, кажется, совсем не обидело: он вернулся к игре и, подержав щепотку пальцев над белым слоном, двинул его по диагонали, после чего сделал соответствующую пометку в тетради. Парень проглотил застрявший в горле ком и, двигаясь бочком вдоль стены, подошел к самому дальнему креслу. Он не имел ни малейшего представления, что ему нужно делать, но, судя по всему, от него никаких действий и не ждали, поэтому Иэн уселся поглубже в кресло, уставился в окно и принялся рассматривать дальние огни уличных фонарей.

Спустя несколько минут бездумного таращенья в темное окно Иэн невольно переключил внимание на окружающих людей. Сейчас, более-менее успокоившись, Демме начал подмечать странности в действиях пациентов, которые на контрасте с поведением «тяжелых» смотрелись как безобидные причуды. Один из присутствующих, сухонький паренек с соломенными волосами и острым подбородком, каждые несколько минут вставал, делал полный круг вокруг кресла, часто-часто моргая, и садился обратно. Сидящий рядом с ним бледный грузный мужчина дружески похлопывал его по плечу, и оба возвращались к просмотру телевизора. По кабельному шел сериал «Анатомия Грейс», и, если судить по перешептыванию между пациентами, далеко не все улавливали сюжетные коллизии. Высокий чернокожий мужчина лет сорока, атлетично сложенный, терпеливо разъяснял происходящее на экране соседям, при этом лениво жестикулируя. Иэн невольно подметил, что у мужчины красивые сильные ладони с длинными пальцами – казалось, он мог обхватить сверху пушечное ядро и поднять. С такими руками люди зарабатывают миллионы долларов, играя в Национальной Баскетбольной Ассоциации, а не томятся в четырёх стенах, делаясь экспертами по мыльным операм.

Рассматривая новых соседей, Демме почувствовал, что проваливается в дрему и тотчас переменил позу, нарочно усевшись неудобно. Вряд ли окружающие будут в восторге, если он начнет вопить во все горло, снова оказавшись в своем привычном кошмаре. Вдобавок сильно захотелось пить. Он пару раз открывал рот, чтобы спросить медсестру, возившуюся с волосами пациентки, где находится кулер с водой, но тут же отворачивался. Его появления почти никто из окружающих не заметил, и Иэн не хотел бы выдавать свое присутствие: он опасался, что не справится с направленным на него вниманием. Сознание Демме, поврежденное нейролептиками, все еще быстро утомлялось от прежде рутинной мыслительной работы, и часто просилось на перерыв.