Читать книгу: «Искусственные ужасы», страница 3

Глава 4

После встречи в кафе на душе у Павла скребли кошки. Он чувствовал, что с его девушкой что-то происходит, но что именно – понятия не имел. На звонки она отвечала скупо, ссылаясь на то, что занята, а сообщения и вовсе оставались без ответа. Павел даже начал думать, что дело в нём самом. В тех редких спорах, что случались у них из-за переезда, Аня не раз едко замечала, что работе он посвящает всего себя, а к ней приходит только от случая к случаю. Сказать, что она неправа, Павел не мог.

– Ты слишком много времени проводишь в офисе, ты практически там живёшь! Хочешь, чтобы я целыми днями сидела в пустой квартире?

– Я просто хочу видеть тебя чаще, – настаивал Павел.

– Ты просто хочешь, чтобы кто-то дожидался тебя с работы. А я ведь не собака какая-то. Обо мне ты подумал?

Обычно после таких слов он сдавался, и разговор о переезде откладывался до следующего раза. И теперь ему казалось, что Аня просто устала его ждать. А ведь раньше у них всё было так хорошо.

В последнее время Павел часто вспоминал тот день, когда они познакомились на одной вечеринке. Хотя, как оказалось позже, знакомы они были уже давно, вот только, подходя к улыбающейся блондинке, одетой в белый сарафан, он не знал этого. Павел подкатил к ней так же легко, как и к любой девушке, которая попадала в поле его зрения. Она быстро нарисовала на него шарж, такой забавный и похожий. И этим зацепила. Аня сразу ему понравилась, а проведя с ней вечер, он сам не заметил, как влюбился. Как предложил подвезти, а подъехав к большому частному дому, понял, что девушка, задремавшая на его сиденье, – дочь известного художника Жданова, старого друга отца. Раньше он часто бывал у них в гостях. Только вот, поступив в институт, Павел окунулся в студенческую жизнь, а после и в работу. И больше никогда не ездил в тот дом – до того дня.

Аню он помнил щекастой девчонкой лет девяти с короткими, по плечи, волосами. И тогда ещё долго всматривался в её расслабленное сном миловидное лицо, не понимая, почему сразу не признал в ней ту, что вечно появлялась перед ним с перепачканными красками пальцами. Он не разбудил её в тот вечер, подхватил на руки и отнёс домой. Отец Ани сразу узнал его и позволил переночевать в доме. А утром Павел предложил ей встречаться.

Их отношения развивались стремительно. Они часто проводили время вместе, он поддерживал её творчество. Баловал, как может баловать взрослый парень шестнадцатилетнюю девчонку, и даже обустроил ей мини-студию в своей спальне. Её родители одобряли такие отношения, тем более что их отцы дружили.

Павел стал для неё первым во всех смыслах. Аня для него была не первой, но единственной девушкой – это он понял уже спустя время, – кого Павел по-настоящему полюбил.

Всё у них складывалось хорошо. Даже те две недели, что Аня провела в художественном лагере, они созванивались каждый день. А потом случилась беда: её родители погибли.

Этот год их сильно сблизил. Обнажил и показал то, что не лежало на поверхности, а скрывалось внутри. Павел старался стать для неё оплотом надёжности и силы. Он не мог вернуть её родителей, но был способен создать собственную семью. Они много говорили об этом, но Аня не была готова покинуть тётку, которая оставалась единственным родным человеком.

А через полгода его повысили. Вместе с этим прибавилось работы, и Аню он стал видеть только на выходных, а иногда – ещё реже. Павел хотел заработать как можно больше денег, ведь он уже давно планировал сделать ей предложение. Только вот их отношения стали портиться. Сначала это были споры, связанные с переездом, потом обиды из-за редких встреч. Позже Аня стала злиться даже на то, что Павел, часто сосредоточенный на рабочих проблемах, слушал её вполуха. А в последнее время складывалось впечатление, что она специально избегала общения с ним. Именно поэтому Павел решил сделать внезапный сюрприз, побыть спонтанным – возможно, именно этого она и добивалась.

Он позвонил тёте Ани и рассказал о своих намерениях, которые она с энтузиазмом поддержала. Светлана согласилась, что её племяннице не помешает развеяться, ведь она тоже заметила, что в последнее время Аня сама не своя. Она попросила Павла заехать к ней на работу во время обеденного перерыва за ключами, так как планировала завтра уйти из дома на весь день.

Поэтому Павел заранее подменился и, проснувшись утром, начисто выбрил лицо, щедро надушился одеколоном и, надев тяжёлые золотые часы, подошёл к зеркалу. Белозубо улыбнулся отражению, поправил воротник идеально выглаженной чёрной рубашки, провёл рукой по светлым, слегка вьющимся волосам и, довольный своим видом, вышел из квартиры.

План был прост. Заехать по дороге в пекарню, купить свежей выпечки, а у самого дома зайти в кофейню за горячими напитками. Войти в квартиру и, если девушка спит, подать завтрак в постель. А если Аня уже проснулась – он подготовился и к такому варианту, – Павел просто отвезёт её на новую выставку известного художника-экспрессиониста. И пусть сам он в искусстве ничего не понимал, Аня просто обожала все эти галереи.

Но у судьбы, видимо, были другие планы. Павлу не удалось приехать пораньше: по пути у него спустило колесо. Казалось, сама жизнь просила отложить сюрприз. Он не верил в знаки, а в багажнике была запаска, поэтому Павел не отступил и всё-таки добрался до Аниного дома. Совсем забыв про кофе, он вошёл в подъезд и, поднявшись на нужный этаж, достал ключи. Попытался тихонько отпереть замок, но, к его удивлению, входная дверь была приоткрыта. На мгновение Павел подумал, что тётя Света проговорилась племяннице, рассказала о готовящемся сюрпризе, и Аня сама решила удивить его. Это даже было похоже на неё, ведь она всегда любила перехватить инициативу.

Он переступил порог, прикрыв за собою дверь, разулся и прошёл в зал. Там никого не было. Павел направился в комнату и, открыв дверь, остановился. Аня была не одна. Рядом с ней стоял какой-то побитый парень в ужасной кожаной куртке и рваных джинсах. Вылитый панк.

– Ты мне объяснишь, что здесь происходит, или мне лучше сразу уйти? – спросил Павел, крепко стиснув кулаки. Ему совершенно не понравилась картина, а в голову начали лезть не самые приятные мысли.

– Это не то, что ты думаешь, – ответила Аня, утирая слёзы рукой. – Павел, это Богдан, мой друг, мы познакомились недавно в парке. Богдан, это Павел, мой молодой человек.

Богдан сделал шаг вперёд, вытянув руку для приветствия, но Павел не стал её пожимать, лишь покачал головой, еле сдерживая желание плюнуть ему прямо в лицо.

– Познакомились недавно, и он уже у тебя дома так рано? Или он пришёл вечером и просто не уходил?

– Я пришёл утром, и мы просто друзья, – выпалил Богдан. Он хотел сказать кое-что ещё, но ему просто не дали.

– Я не с тобой разговариваю, панк, – зло выплюнул Павел, – а со своей девушкой.

Аня подошла к нему осторожно, ощущая исходящую от него злость. Павел был зол, но ещё больше его разозлило, что на её лице он не разглядел сожаления или вины.

– Позволь мне всё тебе объяснить, но это будет история, в которую сложно сразу поверить. – Сейчас Аня стояла очень близко к нему и искала одобрение в его глазах.

– Ты никогда мне не врала, никогда. Надеюсь, что и сейчас не будешь. Если что, я переживу всё, кроме лжи. Поэтому давай, рассказывай… историю.

Аня перевела взгляд на Богдана, как бы спрашивая, можно ли, и тот просто кивнул.

– Мы познакомились в парке…

* * *

Аня выложила всё как есть, надеясь, что Павел поверит столь безумному рассказу. Богдан же в подтверждение её слов показал буквы, образующие у него на теле пока ещё не полное проклятое имя.

– Это либо правда, и тогда я должен убить этого панка, который втянул тебя во всё это… либо ты держишь меня за самого последнего идиота на свете, – высказался Павел, задумчиво поджав губу.

– К сожалению, это правда, – произнёс Богдан. – И, если ты меня убьёшь, это ничего не изменит.

– Разве? – ехидно заметил Павел. – Кое-что изменит. Восторжествует хоть какая-то справедливость, а я получу моральное удовлетворение.

– Прекрати! – раздосадовано выкрикнула Аня, и на её глазах снова выступили слёзы, но она их быстро утёрла ладонью. Ей не хотелось с ним ругаться, но поведение Павла выводило из себя. – Нам просто надо дорисовать этот чёртов портрет, и всё закончится! Никто не виноват, что так получилось! Эту фотографию могла найти и я, так что сейчас мы все в одной лодке.

– Покажите тогда мне фотографию. – Павел не просил – требовал таким властным тоном, что Аня не могла ослушаться.

Вытащив снимок из ящика, в который она убрала его от греха подальше, Аня неуверенно протянула Павлу, хотя сердце подсказывало, что делать этого не стоит.

– Говоришь, она не горит? Сейчас мы это и проверим.

Павел достал зажигалку и поджёг снимок, который забрал у Ани. На мгновение тот вспыхнул ярко-красным светом, который походил не на пламя, а на вспышку фаера – пиротехнической игрушки, что стали часто использовать на рок-фестивалях. Однако спустя секунду огонь погас, а фотография осталась прежней. Она даже не нагрелась.

– Ладно, допустим, я приму историю про Роберта, – не отводя взгляда от фотографии, протянул Павел. – Вы хотите нарисовать его портрет, но у вас не получается. Может ли это быть из-за того, что вы не видели глаз этого Роберта? Это бы объяснило сон про старика и сундук, в котором они как раз и лежат. Получается, вам нужно открыть сундук, но вы не знаете второе имя этого чернокнижника, так как про него очень мало информации. Значит, вам следует найти человека, который видел Роберта.

Аня и Богдан переглянулись, слушая рассуждения Павла, который выстраивал весьма логичную цепочку.

– Но что за человек мог видеть Роберта? – нахмурился Богдан, который пока не особо понимал, к чему ведёт его новый знакомый.

– Фотограф, который сделал этот снимок, – ответил Павел. – Фото может быть пятидесятых-шестидесятых годов, а значит, есть небольшой шанс, что тот, кто его сделал, ещё жив. Этим шансом надо воспользоваться. Терять всё равно нечего. Аня, где твой ноутбук?

– На столе, – мотнула головой она, не понимая до конца намерений Павла. – Но что ты хочешь сделать?

– Хочу поместить это фото во всех возможных социальных сетях. – Он сел за стол, и пальцы защёлкали по клавиатуре. – Попрошу всех, кто знает этого человека или того, кто его снимал, связаться с нами. Оставлю наши контакты. Сейчас в интернете можно найти всё что угодно, было бы желание.

– Мне кажется, это не самая лучшая идея – показывать лицо Роберта всему миру, – забеспокоился Богдан.

– Ничего страшного не случится, я уже увидел это фото, и со мной всё хорошо. А это реальная возможность докопаться до истины, – продолжая перебирать клавиши, ответил Павел. – К тому же это всё начал ты, панк. – Павел обернулся и, кинув на него суровый взгляд, продолжил: – Если с Аней что-то случится, я найду тебя и убью, поверь на слово.

* * *

Не так хотел провести этот день Павел. У него были совсем другие планы, но они рухнули, как карточный домик. Он хотел помочь Ане, так что за час управился с размещением снимка на всевозможных ресурсах. Богдан к этому времени уже ушёл, и Павел остался наедине со своей девушкой. Он хотел лишь защитить Аню, хотя осознавал, что, возможно, вначале перегнул палку, но она должна была его понять. Что он мог подумать, увидев рядом со своей девушкой в её квартире странного типа? Но, когда Аня рассказала историю, он с трудом поборол в себе желание покалечить панка. Хотя тот и без этого выглядел плохо. А как она бросилась его защищать!

«Мы все в одной лодке», – вспомнились её слова, которые он хотел оспорить, но промолчал. Павла это так взбесило, что он намеревался вытащить её из этой чёртовой лодки во что бы то ни стало. Но для начала стоило наладить их отношения, которые с каждой минутой всё сильнее трещали по швам.

Он вошёл в кухню. Тонкий аромат свежесваренного кофе и тостов ударил в нос. На сковороде скворчали яйца с тончайшими полосками бекона. Аня стояла к нему спиной, нарезая овощи на салат. Павел подошёл к ней и обнял за плечи.

– О чём ты только думала? Как ты могла привести этого дрянного панка в дом? – спросил он совершенно спокойно. Не пытаясь её укорить, лишь выразить беспокойство.

– Не называй его так.

Её плечи напряглись, но она продолжала нарезать перец.

– Вот, опять ты защищаешь его.

– Я и не ожидала, что ты меня поймёшь, – с горечью в голосе произнесла она.

– Я понимаю тебя, но только одного не возьму в толк: почему ты не рассказала мне об этом сразу?

– Ты вечно на работе, тебе всё равно нет до меня дела. – Нож ударился о столешницу, и Аня развернулась к нему лицом. Её губы дрожали, а в глазах читался упрёк. – Твоя работа важнее!

– Не говори так, Аня. – Он поморщился, словно получил удар под рёбра, а потом, обхватив её лицо руками, посмотрел прямо в глаза. – Никогда не говори так. Ты, только ты важна для меня.

Она смотрела в его глаза, а по щекам текли слёзы. Павел вытер их большими пальцами, а потом стал зацеловывать её лицо.

– Не плачь, моя девочка. Не плачь, моя милая. – Он остановился и снова заглянул в её глаза. – Хочешь, после обеда поедем на выставку? Я купил билеты. Ты же любишь. А потом ко мне. Останешься у меня, я подменюсь и два дня проведу с тобой. Только ты и я. Хочешь?

В её глазах он читал согласие, но с губ сорвалось совсем не то, что он хотел услышать:

– Я должна закончить портрет.

– Ты его закончишь. – Он поцеловал её в уголки губ, а потом прижал её голову к себе и медленно вдохнул тонкий аромат волос.

* * *

После обеда Аня предложила посмотреть фильм ужасов. Странный выбор, как показалось Павлу, но он был не против. Хотя ужасы совсем не любил, да и прежде не замечал за Аней тяги к этому жанру. Он просто не хотел оставлять её одну и чувствовал, что она разделяла его желание.

Павел ещё несколько раз, прежде чем они сели смотреть «Звонок», предлагал ей поехать к нему, но Аня твердила одно и то же: ей нужно закончить портрет. Павел не понимал, почему она не может этого сделать у него дома, но спорить не стал.

Они расположились в зале на диване и начали смотреть фильм. Только вот Павел совсем не обращал внимания на экран: его мысли были заняты Аней. Он должен был её уберечь. Но как? Иногда Павел замечал, как Аня вздрагивает или закрывает глаза, и тогда спрашивал себя, зачем она мучается, если ей так страшно, но ответа не находил.

А потом она вдруг схватила его за руку и так сильно сжала её, что он почувствовал, как ногти впились в его ладонь. Её пугал не фильм, что-то другое, и оно передалось ему так отчётливо, что Павел понял: он нужен ей, как яркая звезда путнику в ночной мгле.

Когда кино закончилось, они какое-то время сидели в тишине. Он обнимал склонившуюся к нему Аню, поглаживал её по спине и плечам. Если бы можно было провести с ней так вечность, не беспокоясь ни о чём, он был бы счастлив вот так просто обнимать её, слышать сердцебиение, дыхание, зарываться пальцами в волосы, вдыхать запах кожи.

Но всё это было лишь мечтой. Реальная жизнь иногда слишком жестока и сложна. Нельзя просто остановить время и насладиться им сполна. Ты постоянно должен делать выбор между «нужно» и «хочу», даже если не нравится. Принимать важные решения, но даже так нет гарантии, что всё сложится наилучшим образом. Ведь действительность нельзя предугадать, она обрушивается на нас ежедневно, стоит открыть глаза. Иногда она далеко не радужная, и с этим мы продолжаем жить. Такова человеческая природа. И Павел это понимал, оставляя Аню одну.

Перед тем как уйти, он пообещал, что будет с ней до конца. И никакой Роберт не сможет им помешать. Поцеловав её в губы, Павел вышел из квартиры и стал быстро спускаться по ступеням. На улице ещё было светло, когда он вышел из подъезда и направился к автомобилю. К дому Павел подъехал ближе к вечеру, когда в городе стало постепенно темнеть – всему виной московские пробки.

Квартира встретила его привычной тишиной. Возвращаясь каждый раз с работы, он готовил себе простенькую еду или заказывал доставку. Ужинал, принимал душ и ложился спать, чтобы завтра всё повторилось. Возможно, в этой рутине и терялось ощущение времени, потому Павел не сразу почувствовал, что произошедшие с его девушкой перемены могли быть серьёзнее простой обиды.

Он прошёл на кухню и, поставив кастрюлю с водой на плиту, ушёл обратно в комнату, чтобы переодеться. Вернувшись, он засыпал рожки в кипящую воду и, вытащив из холодильника пару сосисок, услышал какой-то странный звук, доносящийся из ванной комнаты. Вначале Павел подумал, что это гудят трубы канализации, но, когда прислушался, понял, что это чьи-то голоса. Почти шёпот.

Его бросило в жар, и Павел, схватив самый большой нож, что был на кухне, направился в сторону ванной, чтобы проверить, кто там. Несколько шагов, которые потребовалось ему пройти до места, показались вечностью. Сердце бешено колотилось, заглушая шуршание ступней о пол.

Оказавшись в туалете, Павел не увидел ровным счётом ничего. Он даже подумал, что голоса ему просто померещились, что было неудивительно после той истории, которую рассказала ему Аня. Но, как только Павел решил вернуться на кухню, голос вернулся. Слов по-прежнему нельзя было разобрать, но с ним точно кто-то говорил.

Он вернулся, одержимый желанием разобраться в происходящем раз и навсегда. И только сейчас до него дошло: шёпот доносился из унитаза. Ужас на мгновение охватил Павла. Всё это напоминало сюрреалистический кошмар. Разумнее было бы не приближаться, но он, будто загипнотизированный, повинуясь неведомой силе, сделал шаг вперёд.

Любопытство и страх боролись в нём, не давая отойти. Ему нужно было знать, в чём дело, иначе он не смог бы успокоиться. Он опустился на корточки, пытаясь расслышать непонятные слова.

Внезапно его шею схватила и потянула вниз рука с длинными кривыми пальцами, появившаяся из унитаза. Павел отшатнулся, стал сопротивляться, изо всех сил упираясь руками в ободок, но смердящие пальцы вцепились мёртвой хваткой, затаскивая его всё глубже.

Лица Павла коснулась вода, и всё внезапно прекратилось. Рука исчезла так же быстро, как и появилась. Он завалился на пол и в ужасе отполз в угол. По лицу стекали грязные капли. Он не мог дышать – воздуха не хватало, его накрыла паника. Павел не мог поверить в произошедшее, казалось, он уснул и увидел кошмар.

Немного успокоившись, он поднялся и, подойдя к зеркалу, заметил ярко-красный след, что обвивал его шею ожерельем. Стоило прикоснуться к нему пальцами, и кожа отозвалась пульсирующей болью, как от ожога. Это точно был не сон. К тому же на запотевшем зеркале проступило имя: «Роберт». Стоило Павлу его прочесть, как стекло тут же треснуло, расползаясь паутиной.

Он с ужасом осознал, какую ошибку совершил, разместив фотографию чернокнижника везде, где только смог. Павел бросился к телефону, пытаясь удалить её отовсюду, но было уже слишком поздно.

Глава 5

На улице стояла прекрасная погода, но только не для Богдана. Над его головой уже давно сгустились тучи, а мир перестал играть красками. Его поддерживала только вера в то, что всё закончится, стоит им дорисовать картину. Но что, если он ошибся? Что, если на самом деле нет никакой логики и всё это не имеет смысла? Что, если фильмы ужасов, которыми было так легко увлечься, не что иное, как выдумка сценариста? А в реальности зло играет по правилам, известным только ему самому. А он, Богдан, даже не подумав об этом, втянул другого человека. Девчонку, которая не заслужила этого.

Он не знал о ней ничего, когда подошёл в парке, кроме её таланта в рисовании. А сегодня брошенная ею фраза про родителей отдавалась сожалением в груди. Нет, Богдан не считал себя плохим человеком, но поступок его был эгоистичным. И он очень хотел как-то исправить ситуацию, но не имел понятия как. Не знал лазейки, благодаря которой можно вывести Аню из этой смертельной игры. А её парень… Напрасно она рассказала ему всё. С другой стороны, могла ли девушка поступить иначе? Он не знал наверняка, но почему-то чувствовал, что нет.

Прошло меньше получаса с того момента, как Богдан покинул её квартиру. Но с каждой минутой беспокойство нарастало в груди. Не за себя, не за Аню. Он не пытался найти этому объяснение, просто хотел поскорее добраться домой. Прихрамывая, шёл через дворы, пытаясь хоть немного сократить путь, и жалел, что живёт так далеко от ближайшей станции метро. Чёртова нога! Чёртов отец! Богдан злился на себя, что забыл тогда про пиво, а теперь страдал от этого. Он не мог идти быстро, и, когда прибавил шагу, резкая боль прострелила ногу, заставив его вскрикнуть. Богдан остановился, а потом вдруг услышал вой пожарной сирены – такой оглушающий и противный, что он вызывал головную боль. Через какое-то время ужасные звуки стихли, а Богдан продолжил свой путь. Медленно, но упорно. Он даже позабыл о верещавшей на всю округу сирене, пока наконец-то не зашёл в свой двор.

Сердце пропустило удар.

Около подъезда стояла пожарная машина. Подойдя туда, где столпился народ, он увидел окно сплошь в копоти. Окно его собственной комнаты, с лопнувшим стеклом, которое выходило во двор, а сейчас утопало во мраке. Наружу всё ещё струился едкий дым, и ветер разносил его по округе.

Самые страшные мысли полезли в голову, окутали его липкой паутиной, и он мысленно взмолился, чтобы матери в этот момент дома не было. На лбу выступили капельки пота, а страх сковал так, что было трудно пошевелиться. Никогда в жизни он так не просил о чуде. Но что ему ещё оставалось?

Борясь с собственным телом, Богдан направился к дому, расталкивая зевак. Ему было плевать на боль, сейчас он хотел знать только одно: жива ли мама.

Он не обращал внимания на крики людей, что летели ему в спину. Двигался упрямо вперёд, пока не подошёл к открытой нараспашку двери подъезда. Богдан уже собирался заскочить в тёмный проём, как вышедший навстречу пожарный преградил ему путь, схватил за руку, не давая пройти внутрь. Для пожарного это было главной задачей. Через стекло каски мужчина что-то говорил, но Богдан ничего не слышал. Сейчас ему хотелось не просто кричать – вопить что есть силы, но вместо этого он лишь молча пытался бороться с мужчиной, который силой удерживал его от ужасной ошибки. Только вряд ли в данный момент Богдан осознавал, что творит. Это ведь из его окна валил дым. И ему просто необходимо было попасть в квартиру. Убедиться, что на момент пожара мамы внутри не было. Она ведь так часто уходила из дома. Может, и сейчас она в целости и сохранности, даже не подозревает, что произошло? Стоит себе где-нибудь на кассе в магазине или прогуливается по парку. Или где ещё так часто пропадала мама, когда находилась не дома? Он, по правде говоря, не знал. Просто хотел верить в чудо.

Тут подоспел второй пожарный, помог оттащить его подальше от подъезда, и Богдан, хоть и упирался, был бессилен против двух здоровых мужчин.

– Парень, – подняв лицевой щиток, сказал мужчина, – никто не выжил.

– Мама… – Его губы задрожали.

– Мне очень жаль. Из-за утечки газа произошёл взрыв. Погибли двое, вся квартира выгорела.

Услышанное причинило такую боль, что Богдан взвыл, сжимая кулаки с невероятной силой, отчего костяшки побелели. Чуда не случилось. В кои-то веки она осталась дома. Именно в этот злосчастный день, когда казалось, что хуже быть не может. Он схватился за голову и попятился. Открытое доброе лицо матери с ясными карими глазами встало перед его взором. Такое родное и тёплое, что слёзы покатились по щекам. Богдан просто отказывался верить в реальность происходящего. Это был чудовищный сон, и ему хотелось проснуться. Охватившие беспомощность и бессилие накрыли так, что мир поплыл перед глазами.

– Успокойся. Успокойся, кое-что всё-таки уцелело. – Послышался шорох разворачиваемой бумаги. – В это невозможно поверить, но картина – единственное, что не тронул огонь.

Богдан наконец замер и, утирая слёзы, поднял голову.

Пожарный смотрел на незаконченный портрет Роберта с немым восторгом, будто перед ним было что-то поистине величественное. Только вот Богдан не ощущал ничего, кроме отчаянья.

– Так не бывает. В таком пожаре вещи просто не сохраняются. Только если это не истинное искусство, – всё ещё не отрывая глаз от картины, произнёс он с трепетом. – Это ведь твоё?

Богдан неуверенно кивнул, продолжая смотреть на нечёткое изображение, которое не смог тронуть огонь.

– Возьми.

Богдан схватил портрет и тут же в ужасе вскрикнул.

Лезвие топора блеснуло в руках пожарного, словно предвестник беды. Раздался отвратительный хруст, и фонтан крови брызнул прямо на лицо и шею Богдана, отчего он инстинктивно отпрянул. Пожарный зашатался, будто пьяный, и отступил на шаг, выпустив из ослабевших рук окровавленный топор. Он судорожно схватился за глазницы, в которых вместо зрачков было рваное месиво из плоти и костей. Сердце Богдана замерло, а по вискам потёк холодный пот. Он огляделся по сторонам, пытаясь понять, не снится ли ему этот кошмар. Но нет, это была ужасающая реальность. Кровь струилась сквозь пальцы пожарного, заливая лицо и одежду. Богдан с ужасом смотрел, как тот падает на колени, протягивая окровавленные руки в мольбе о помощи.

Желудок скрутило, и его вырвало прямо на асфальт.

«Полиция! Помогите! Убийца!» – раздались крики со стороны, приведя Богдана в чувство. Двое мужчин бросились к нему, и он в панике пустился бежать, сам не понимая куда.

«Держите его!» – кричали ему в спину, пока ноги несли его прочь. Он бежал изо всех сил, задыхаясь от ужаса. Теперь те люди считают его убийцей, но он не виноват. Только вот кто будет разбираться? Его била дрожь, в ушах стучала кровь, и он пытался выкинуть из головы ту чудовищную картину, которая, казалось, теперь навсегда запечатлелась в памяти.

Легкие горели, когда Богдан забежал в незнакомый двор. Он прислонился к шершавому стволу тополя, чтобы не упасть.

Голова кружилась, сердце колотилось, не давая глотнуть воздуха. В области груди появилось знакомое жжение, которое Богдан не мог спутать ни с чем иным. Ещё одна буква проступила на коже, заставив его дико закричать. На этот раз предпоследняя «Р».

Богдан был в отчаянии. Времени оставалось совсем мало, он должен как можно скорее закончить портрет и защитить Аню, пока не стало слишком поздно. Он не мог допустить, чтобы с ней случилось то же, что и с этим несчастным.

* * *

Уже наступила ночь. Шёл дождь, который поначалу казался чем-то несерьёзным, но теперь усиливался с каждой минутой. Громко перестукивались на ветру ветки деревьев, небрежно скидывая листву. Аня и Павел стояли под небольшим навесом в парке, в котором она раньше так любила рисовать. Теперь Аня не знала, захочет ли продолжать заниматься этим делом, когда всё закончится – если закончится.

Павел крепко прижимал её к себе, и Ане казалось, что ему так же холодно и страшно, как и ей.

– Может, он передумал приходить, – предположил Павел.

– Нет, это вряд ли, – произнесла, поёжившись от холода, Аня, вспоминая звонок, который разбудил её этой ночью.

* * *

Ей снова снился тот же кошмар. Пусть из раза в раз и были незначительные изменения, но всё же это был один сон.

Аня вновь бродила по мрачному замку Роберта. Только на сей раз света было куда больше и пространства казались шире, а по периметру холодных длинных коридоров располагались кованые факелы, которые освещали путь. Живописные полотна постоянно сменялись, и если раньше их было не так много, то сейчас ими были увешаны почти все стены, словно она попала в картинную галерею. Несмотря на всю свою любовь к искусству, Аня стремилась скорее покинуть это место. Слишком неуютно ей было здесь находиться.

Изображения людей на холстах оживали, когда она проходила мимо. Странные вельможи в старинных одеяниях с любопытством и оттенком презрения наблюдали за ней, отчего становилось не по себе.

– Скоро все, кого ты любишь, умрут, – произнёс мужчина в чёрном цилиндре с одной из картин.

Аня проигнорировала его; она хотела, чтобы сон поскорее закончился, а для этого ей нужно было найти старика. Ведь тот всегда задавал один и тот же вопрос, на который у неё всё ещё не было ответа, но она знала, что на этом сон всегда заканчивался. Поэтому Аня поспешила, ведь коридоры сами приводили к нужному месту.

Старец с длинной бородой, как и прежде, охранял огромный сундук и уже поджидал Аню.

– Ты узнала второе имя Роберта? – прохрипел колдун.

– Пока нет.

– Поторопись, времени уже мало, – выговорил хранитель сундука. – Скоро Роберту понадобится новая жертва.

Аня обернулась, надеясь, что сейчас сон рассеется, но стены замка никуда не делись.

– Поторопись! – твердил хор со старинных картин.

Она закрыла руками уши, чтобы не слышать голосов. Вдруг замок так затрясло, что с потолка посыпалась мелкая крошка, а камни норовили сорваться вниз и погрести Аню под собой. Аня почувствовала, как пол под её ногами задрожал и начал расходиться, образуя огромную щель. В испуге она отскочила к одной из холодных стен замка. Вибрация была такой сильной, будто она находилась в эпицентре землетрясения. Ей едва удалось удержаться на ногах.

– Поторопись!

Большой булыжник пролетел в сантиметре от её лица, проделав в полу огромную дыру. Она ещё сильнее прижалась спиной, и в этот момент увидела впереди женщину.

– Поторопись!

Сначала ей показалось, что это её мать, но, присмотревшись, Аня узнала свою тётку. Женщина, которая обычно улыбалась, сейчас плакала. Аня аккуратными шажками, стараясь сохранить равновесие, стала пробираться к тёте, которая последние два года заменяла ей мать.

– Поторопись!

Несколько камней ударило по голове тётю Свету, но она продолжала стоять, будто совсем ничего не почувствовала.

– Нет, пожалуйста, – заплакала Аня, когда увидела тень за ней. Кто-то высокий и статный приблизился к тёте.

– Поторопись!

Тень скользнула длинным пальцем по её испуганному лицу, словно чертя невидимую линию, которая тянулась тонкой красной полоской.

– Поторопись!

Палец тёмного силуэта начал спускаться ото лба к носу, от носа к губам женщины, прошёл через шею, добрался до груди. Бритвенно-острый, он разрезал домашний халат и спустился к животу.

– Поторопись!

Тётя Света уже не плакала – она застыла каменным изваянием, и даже лицо её превратилось в маску, лишённую эмоций. Лишь тонкая алая линия становилась всё толще, растягивая её тело. Осознав всю чудовищность происходящего, Аня не смогла сдержаться:

– Нет! – сквозь слёзы закричала она, когда тело тёти развалилось на две половины.

– Поторопись!

* * *

Раздался телефонный звонок. Аня проснулась в слезах, её бил озноб, хотелось кричать. Игнорируя мобильник, она кинулась в комнату тёти. Сердце бешено колотилось, а голова просто раскалывалась. Телефон всё не замолкал, продолжая трезвонить на всю квартиру, но Аня его словно не слышала; сейчас ей нужно было удостовериться, что с тётей всё в порядке, ведь её она точно не хотела отдать Роберту на растерзание. Услышала знакомый храп, и трепещущее сердце начало понемногу успокаиваться.