Читать книгу: «Дом на мысе Полумесяц. Книга 3. Возвращение домой», страница 4

Никто так и не узнал, как Джошу и Астрид удалось похитить капитана, перевезти его в дом разработчика оружия и уложить в постель с его женой, а затем застрелить всех троих.

Глава шестая

На следующий день после того, как Джош поссорился с родителями, Саймон Джонс приехал в офис «Фишер-Спрингз Ю-Кей» на совещание со вторым директором компании, Сонни Каугиллом. Поездки на работу и с работы теперь представляли для Саймона большую сложность. Постоянный помощник, который жил в доме Джонсов, переносил его из инвалидного кресла в машину, доставлял до конторы и по специально установленной рампе завозил на первый этаж и в лифт. Но, несмотря на трудности, Саймон, как и полагается финансовому директору концерна, обычно приезжал в контору первым.

Он объяснил ситуацию с Джошем. Сонни с сочувствием его выслушал.

– Почему кругом одни ссоры, разлад и несогласие? Неужели людям мало двух войн, что мы вытерпели? Что собираешься делать?

– Пока даже не представляю. Возможно, пойду встречусь с ним наедине. Вдруг удастся уговорить его передумать. А если не получится, хочу предложить ему съездить в Австралию. – Саймон взглянул на Сонни. – Что скажешь? Я напишу ему рекомендательное письмо на имя Патрика Финнегана из головного офиса. Может, они дадут ему работу? – Саймон слабо улыбнулся. – Понимаю, это бессовестное кумовство, но какой прок от высокого положения, если не пользоваться им ради близких?

Сонни согласился.

– Не сомневаюсь, Патрик не откажет взять на работу твоего сына, ведь он знает, какую пользу ты принес концерну, и к тому же виделся с тобой лично, когда приезжал в Англию. Хочешь, я схожу с тобой на встречу с Джошем? Тогда это не будет выглядеть, как ты говоришь, бессовестным кумовством.

– А ты не против? Думаю, если рядом будет кто-то, кого Джош хорошо знает и кому доверяет, наша встреча не перерастет в очередную ссору и словесную перепалку. – Саймон невесело улыбнулся. – Боюсь, Джош унаследовал материнскую вспыльчивость и очень переживает из-за своей невесты. Она австрийка, в этом все дело.

– А Джош знает правду о Наоми? О ее происхождении? Что она наполовину австрийка?

В больнице после бомбардировки, не зная, выживет он или нет, Саймон рассказал кузену о прошлом Наоми и заставил пообещать, что тот защитит его жену, случись ему самому умереть. Больше Саймон никому об этом не говорил.

– Думаю, ему ничего не известно. Если бы он знал, не стал бы так прямо сообщать о своем намерении жениться на этой девушке, Астрид. Вдобавок он мог узнать об этом только от нас с Наоми или от мистера Смита, руководителя отдела, где Джош работал во время войны. Собственно, из-за прошлого Наоми мистер Смит и подступился к нам, попросив нас «уговорить» Джоша на него работать. Но мистер Смит обещал никогда и никому не рассказывать о том, что знает, особенно Джошу.

– Помню, ты говорил, что Джош работал на правительство, но он когда-нибудь уточнял, что это была за работа?

Саймон покачал головой:

– Нет, он ничего не рассказывал, а мы и не спрашивали. Он только один раз заговорил о работе, когда приехал домой в 1944 году, за пару месяцев до высадки в Нормандии. Сказал, что люди неодобрительно на него косились, особенно женщины, потому что он был в гражданском, хотя на вид вполне годился для службы в армии. Кажется, его это позабавило. Помню, он сказал: «Если бы они знали. Ребятам в форме и не снилось, в какие передряги попадал этот парень в гражданском». Его это смешило, но Наоми не на шутку испугалась.

– Хорошо, я пойду с тобой на встречу. Я напишу рекомендательное письмо к Патрику Финнегану и, если надо, возьму его с собой. Возможно, это поможет. – Сонни улыбнулся. – А может быть, и нет.

Встреча прошла довольно успешно, хотя поначалу разговор не клеился. В беседе с отчимом вскрылась одна деталь, о которой Джош прежде не упоминал, потому что сам не знал об этом, – реакция Астрид на предложение Джоша переехать в Англию.

– Вчера я разговаривал с Астрид, – сказал Джош Саймону. – Я с трудом дозвонился, связь была очень плохая, и говорили мы недолго. Она жива-здорова, хотя в Австрии огромный дефицит продовольствия и очень высокие цены на продукты. Она хочет скорее оттуда уехать. – Он ненадолго замолчал. – Но Астрид боится, что если люди здесь узнают, откуда она родом, ее ждет холодный прием. Считает, что ко всем немцам и австрийцам сейчас будут относиться плохо. И думаю, она права. Астрид знает, что я собираюсь приехать за ней, и я действительно планирую увезти ее из Австрии как можно скорее. Но куда – до сих пор сомневаюсь, хотя пора уже строить планы на будущее.

– Думаешь, ей будет лучше в другой стране? – намекнул Саймон.

Джош внимательно посмотрел на отчима.

– Пап, что у тебя на уме? Говори.

– Может, Астрид больше понравится, например, в Австралии?

– Не знаю, надо у нее спросить. А что?

Саймон изложил свой план.

Когда он договорил, Джош улыбнулся.

– Как это на тебя похоже: ты вечно заботишься о других. Маме повезло, что она тебя встретила. Джесси Баркер никогда не принес бы ей счастья. Увы, от моего родного отца всю жизнь были одни неприятности.

– А что тебе о нем известно? – насторожился Саймон. Он знал правду и боялся, что и Джош тоже.

– Немного, лишь то, что он чуть не разрушил мою жизнь – мою и моей сводной сестры, причем даже об этом не подозревая.

– Сводной сестры? Я не знал, что у тебя есть сводная сестра, – удивился Саймон.

Джош горько улыбнулся:

– Я тоже, пока не стало слишком поздно. Но ты должен знать, ведь она работает с тобой в одной компании.

Саймон в изумлении уставился на Джоша:

– Джессика Бинкс? Джессика – твоя сводная сестра?

– Да. Мы познакомились, когда я учился в университете, полюбили друг друга, а потом узнали, кем друг другу приходимся.

– Так-так… – Саймон щелкнул пальцами. – Точно, это случилось за год до того, как ты устроился на работу к таинственному мистеру Смиту! Ты тогда ходил мрачный как туча и сказал, что все дело в девчонке. Бедняга, и бедная Джессика, если она была влюблена в тебя так же сильно, как ты в нее!

– Только пообещай, что ничего ей не скажешь, пап. Если она заподозрит, что я проболтался, особенно кому-то из родных, она умрет от стыда. – Джош перевел взгляд на Сонни, и тот кивнул.

– Но я об этом знал, – признался Сонни. – Джесси Баркер разыскивал дочь, пришел к Конни и Майклу и начал их расспрашивать. Конни мне все рассказала. Мы помалкивали, чтобы избежать скандала.

Саймон кивнул.

– Что ж, я ни слова никому не скажу, обещаю. – Он улыбнулся. – Помню, мы с твоей мамой тогда поругались: я сказал, что тебе нужно завести бурный роман с другой женщиной, чтобы забыть ту, из-за которой ты несчастен.

Настала очередь Джоша улыбаться.

– Я так и поступил. Мое первое задание у мистера Смита было связано с Гражданской войной в Испании. Там я познакомился с женщиной по имени Кармен, страшно пострадавшей от рук националистов. Мы возглавили группу партизан в горах. К концу задания стало ясно, что партизаны проиграют; мне велели вернуться в Англию, я даже попрощаться не успел. Часто думаю, что с ней случилось. Даже не знаю, выжила ли она. – Джош горько улыбнулся. – Мне как будто судьбой предназначено влюбляться в женщин, с которыми что-то не так. Одна оказалась моей кровной родственницей, вторая пережила страшную трагедию, которая нанесла ей непоправимую травму. А теперь я планирую жениться на той, что совсем недавно была на стороне врага, с которым моя страна воевала. Ну что за жизнь!

Тут Сонни вдруг вспомнил рассказы Марка и Дженни об их приключениях в Испании во время Гражданской войны; о том, как они воевали на стороне Сопротивления, где у всех партизан были кодовые имена для защиты. Он встал и вытаращился на Джоша с выражением полного недоумения на лице.

– Ла Тромпетиста! – воскликнул он. – Боже мой! Так это был ты! Ты – Ла Тромпетиста, Трубач?

Джош уставился на кузена и отчима. На его лице читалось потрясение; глаза округлились.

– Откуда вы знаете?

Сонни объяснил и добавил:

– Твоя Кармен жива, то есть была жива, когда она рассталась с Марком и Дженни. Больше мне ничего не известно.

– А я помню, Кармен говорила, что в отряд вступила парочка англичан! Но я их не встречал. Неужели это были Марк и Дженни? – Джош потрясенно покачал головой. – Какое странное совпадение. Хорошо, что их не заставляли подписывать соглашение о конфиденциальности.

* * *

Вернувшись в дом на мысе Полумесяц тем вечером, Сонни зашел в гостиную, где собралась его семья, и рассказал Марку и Дженни, кем на самом деле был их таинственный командир в период Гражданской войны в Испании. Когда они оправились от шока, Дженни произнесла:

– Но о ребенке он наверняка не знает.

– Ребенке? Каком ребенке? – удивился Сонни.

– Кармен родила девочку. Я принимала роды.

– Помнишь, пап, я рассказывал, что смастерил деревянные спицы для вязания? Ты еще надо мной подшутил, – сказал Марк.

– Ах да, – ответил Сонни, – но с тех пор так много всего произошло, я и забыл. Но Джош должен узнать о ребенке, как считаете?

– Кармен говорила, что этого ребенка подарил ей Господь вместо дочери, убитой националистами, – ответил Марк.

– Но Кармен не уезжала из Испании, – сказала Дженни. – Когда мы попрощались, она планировала везти Консуэлу на Ибицу, где жила ее бабушка. Адрес есть у меня наверху. Она уехала в маленький городок Сан-Хуан-Баутиста.

– Названный в честь Иоанна Крестителя, – добавил Марк.

– Спасибо, сын. Думаешь, я бы сам не догадался?

– Кармен считала, что на Ибице с родными будет в безопасности; там никто не смог бы ее предать. И если бы из-за связи с партизанами с ней что-то случилось, за ребенком было бы кому присмотреть.

В этот момент Джойс вышла из кухни в сопровождении Эндрю и объявила, что ужин готов.

Дженни ткнула Марка в бок. Тот улыбнулся.

– Пап, этим вязальным спицам, которые тебе так не понравились, скоро опять найдется применение.

Рэйчел резко подняла голову от штопки.

– Я правильно тебя поняла? – спросила она.

– Да-да, Дженни беременна, если ты об этом, – подтвердил Марк.

Рэйчел вскочила и обняла обоих.

– Ох, поздравляю! Это же то, чего нам так не хватало.

Джойс бросилась обнимать детей, и тут вмешался Сонни:

– Я тоже рад и наконец вызову рабочего, чтобы тот прикрутил люстру на потолке в гостиной. А то она скоро с грохотом упадет.

Сын и сноха густо покраснели, а Сонни тихонько усмехнулся.

Эндрю растерянно взглянул на отца:

– Пап, а что значит «беременна»?

За ужином Сонни, Дженни и Марк продолжили обсуждать, стоит ли рассказывать Джошу о Кармен. К единому мнению они так и не пришли. Но оказалось, это и неважно, ведь утром, когда Сонни наконец решился и позвонил в гостиницу, ему сообщили, что Джош съехал и, по словам гостиничного клерка, направился в Лондон.

Глава седьмая

Люк Фишер резко остановился у обочины и в ужасе оглядел окружающий пейзаж.

– Что тут стряслось? – пробормотал он.

Сидевшая рядом Изабелла угрюмо огляделась.

– Похоже на фотографии из американских журналов с заголовком: «Здесь пронесся торнадо».

– Но в Австралии не бывает торнадо.

Поле, где должны были зеленеть аккуратные ряды виноградных лоз, отяжелевших от спелых ягод, сплошь поросло спутанными сорняками. Тут и там виднелись покореженные обломки железных труб – все, что осталось от системы автополива, придуманной Люком, когда тот купил эту землю, а его партнер Джанни Рокка привез лозы из Италии. Ржавые железные столбы по периметру свидетельствовали о том, что здесь когда-то стоял забор, на котором держалась сетка. Сама сетка валялась на земле, и лишь несколько панелей стойко пытались выстоять под натиском сорняков.

– Он упал или его сломали? – Люк указал на забор, хотя они понимали, что подобный ущерб не мог быть вызван естественными причинами.

– Пойдем в дом и поговорим с Рокка? Узнаем, что тут случилось, – предложила Изабелла.

– Пойдем, но сначала хочу заглянуть за забор.

– Осторожно, Люк, об эту проволоку можно сильно порезаться.

Забота Беллы вызвала у него улыбку, но, помня о ее предупреждении, он все же осторожно переступил через сетчатое ограждение и направился туда, где прежде были виноградники. Перед ним тянулась борозда земли, которую взрыхлили, чтобы уберечь корни саженцев. Тут и там виднелись жалкие останки молодых лоз, что некогда гордо зеленели на этом поле, внушая надежду на хороший урожай винограда, из которого они с Джанни планировали сделать качественное вино.

Как же Джанни это допустил? И где он? Почему мечта эмигранта, которой тот поделился с Люком и с его помощью хотел претворить в реальность, так и не осуществилась? Люк не мог поверить, что Джанни позволил мечте умереть, как умерли эти лозы. Размышления Люка прервал звук мотора. Он оглянулся на проселочную дорогу и увидел остановившийся рядом с его машиной полицейский автомобиль.

Из него вышел пожилой офицер.

– Уйди с поля! Это частная собственность.

Люк и так был зол, а полицейский своим высказыванием лишь подлил масла в огонь. Люк бросился назад по полю и перепрыгнул через забор, торопясь получить ответы.

– Где люди, которые работали на этом поле? Почему виноградники в таком состоянии? – спросил он.

– Ты про макаронников, что ли? Откуда я знаю, да и какая, к черту, разница? Слышал, баба с детьми вернулась туда, откуда приехала, а мужа отвезли в лагерь для интернированных. А тебе какое дело? Ты их приятель, что ли? Имей в виду, нам тут таких приятелей не надо.

– Из-за этого тут побывали вандалы? А вы знали о вандализме? Вы что же, ничего не сделали?

– О каком вандализме?

– Взгляните на этот забор: не похоже, что его ветром снесло. Видно, что проволоку разрезали, и то же сделали с трубами для системы полива. А эти лозы? Они не погибли сами по себе. Их намеренно сгубили, возможно, полили чем-то вроде ДДТ⁹.

– Слышь, братишка, я об этом ничего не знаю, а если бы и знал, что тут скажешь? Поделом этим ублюдкам.

– Знаете, кто это сделал?

– Слышь, братишка, тут я задаю вопросы.

– Нет, братишка, ты не прав, – внезапно вмешалась Белла. Она вышла из машины и встала у пассажирской двери. – Когда он задает вопросы, ты должен отвечать, и отвечать быстро, вежливо и правдиво. Он восемь лет воевал с нацистами и каждый день рисковал жизнью, пока ты тут играл в полицейских и воров, просиживая свою толстую задницу! Причем играл плохо, раз не остановил таких же нацистов, как те, с кем мы сражались.

Пристыженный внезапно обрушившейся на него словесной атакой, офицер признался:

– Я арестовал одного парня, но начальник велел не давать делу ход. Это было в начале 1942 года, через пару дней после атаки на Перл-Харбор¹⁰. В то время народ был очень зол, сами понимаете. Люди до сих пор злы.

– Мне нужны копии полицейских отчетов, имя преступника, а также имя и должность офицера, который велел не давать делу ход.

– А тебе-то какое дело?

– О, мне есть дело. Джанни Рокка с женой – мои деловые партнеры, и я намерен отсудить последнюю рубашку у тех, кто это сотворил. А если получится – засадить их за решетку.

– Ничего у тебя не выйдет. Если ты его деловой партнер, я бы об этом в городке не заикался. Любителям макаронников тут не рады.

– В таком случае мне нужно как можно скорее связаться с местной газетой. Об этом деле надо написать.

– Можешь попробовать, но вряд ли редактор согласится такое опубликовать.

– Согласится, если не захочет лишиться работы.

– Слышь, братишка, да кем ты себя возомнил? Наша местная газета принадлежит «Фишер-Спрингз», между прочим. Они не станут увольнять редакторов лишь потому, что кому-то взбрело в голову совать нос не в свои дела!

Тут снова вмешалась Белла с красным от злости лицом.

– Я скажу тебе, кем он себя возомнил! Командиром эскадрона Люком Фишером, награжденным крестом «За выдающиеся летные заслуги» и орденом «За выдающиеся заслуги», крупнейшим акционером «Фишер-Спрингз»! Он хозяин и этого поля, и местной газеты!

– Ох, черт! Люк Фишер? Тот самый Люк Фишер, который…

– Да, – ответила она, – тот самый Люк Фишер! А я, между прочим, репортер местной газеты. И предлагаю, чтобы ты пошевелил своим толстым задом и раздобыл нам ответы, да скорее! А еще советую на обратном пути зайти к местному лавочнику и попросить заказать побольше туалетной бумаги, потому что многие в этом городе обделаются, когда мы дадим этой истории ход!

Офицер слушал ее со смесью благоговения и ужаса. А потом сорвал шлем и поспешно повернулся к Люку:

– Что именно вам нужно, мистер Фишер?

– Во-первых, хочу знать, где сейчас Джанни и Ангелина Рокка. Потом надо будет восстановить землю. Кто-то должен заплатить за ущерб, и это буду не я. Я увижусь с Джанни и сообщу, что решил. И если я приведу это поле в порядок, местным неплохо бы понимать, что урожайный виноградник – это рабочие места, и их будет много.

– Если хотите, поедем в участок, и я предоставлю необходимые документы. – Полицейский, кажется, встревожился.

Они вернулись в город, и офицер тут же принялся обзванивать людей и призывать их помогать Люку, чем немало насмешил Беллу.

– Пошевелил-таки своим толстым задом, – шепнула она мужу.

Первым в участок приехал редактор местной газеты; ему не терпелось встретиться с владельцем, произвести хорошее впечатление и взять интервью у вернувшегося с войны героя. Он ушел через сорок пять минут, все еще морщась от выволочки, которую ему устроил не Люк, а Белла.

Когда они приехали в дом, где семья Рокка теперь снимала комнаты, Белла оглядела его с ужасом.

– Господи, что за помойка! – пробормотала она. – Настоящие трущобы.

– Не обращай внимания, давай посмотрим, как дела у Джанни и Ангелины.

Как ни старался Люк скрыть своего потрясения, его поразило, как сильно постарели Джанни и его жена. И ему не пришлось догадываться, почему это произошло. Ангелина с порога рассказала их мрачную историю.

– Они приехали и забрали Джанни в лагерь для интернированных. Показали какой-то листок, на нем стояло его имя. После этого всякий раз, когда я выходила в город, мне вслед выкрикивали оскорбления. Потом отказались обслуживать в магазине. И все бы ничего, но они стали приходить к дому, вести себя агрессивно, и тогда я испугалась за детей и уехала. Младшую в школе уже не раз избивали какие-то девчонки.

– А ведь против этого я и сражался! И гляди-ка, то же самое творилось у меня на родине, – ответил Люк. Он посмотрел на Джанни. – А как тебе жилось в лагере?

Рокка пожал плечами.

– Нормально. Кроме язвительных замечаний, не было ничего такого. Хуже всего была скука: нечем заняться, некуда пойти. Я гораздо больше тревожился за Ангелину и детей и чувствовал себя виноватым, что тебя подвел. Столько вложений, и все коту под хвост. Нет у нас больше виноградника, о котором мы мечтали.

Люк пристально посмотрел на Джанни, надеясь услышать от него хоть что-то положительное.

– Но ты же помнишь, что вы оба подписали контракт?

Джанни посмотрел на жену, а та взглянула на него широко раскрытыми глазами. Он снова пожал плечами.

– И это все? – Белла перевела взгляд с Джанни на Ангелину. – Вы так легко сдадитесь? И проведете остаток дней, жалея себя и сокрушаясь о том, как все могло бы быть, вместо того чтобы взять и попробовать что-то исправить?

– А что мы можем сделать?

– Понимаю, расстаться с этой роскошью будет тяжело, – Белла обвела рукой их убогую квартиру, – но почему бы вам не вернуться на виноградник и не отремонтировать дом, чтобы у вас было приличное жилье? Потом можно построить новый забор по периметру поля, восстановить систему полива и, наконец, импортировать новые лозы.

Джанни взглянул на Люка; на лице его читалась смесь надежды и недоверия.

– Но как же земля? Ты сказал, ее полили химикатами.

Люк улыбнулся:

– Я немного преувеличил, чтобы убедить нашего друга офицера и заставить его действовать. На самом деле, не думаю, что вандалы использовали ДДТ или другие химикаты; скорее всего, виноград погиб просто потому, что за ним не ухаживали.

– Так что скажете? – спросила Белла. – Готовы принять вызов или пусть эти больные ублюдки выиграют?

Джанни рассмеялся.

– Боже, Люк. Слышал, ты летал на «Спитфайрах»¹¹, но не думал, что один из них понравился тебе настолько, что ты решил на нем жениться. – Его улыбка померкла, и он продолжил: – На восстановление виноградника уйдет много времени, и денег в этот раз понадобится намного больше. Ты готов рискнуть, учитывая, что случилось с вложениями в первый раз?

– А как еще вернуть мое первоначальное вложение? – ответил Люк. – К тому же, как верно подметила Белла, нельзя допустить, чтобы злодеи выиграли. – Он замолчал, а потом добавил: – Надеюсь, мы больше не станем воевать с Италией.

* * *

Рассказ Джанни Рокка и его жены потряс и ужаснул Люка и Изабеллу, но, когда через несколько недель они встретились с бывшим однополчанином Филипа, брата Люка, и выслушали его, их печали и гневу не было предела.

Прежде всего их поразило физическое состояние бывшего солдата. Он был истощен и напоминал скелет; худобу подчеркивала одежда, висевшая мешком и казавшаяся на несколько размеров больше. Лицо мужчины было сплошь покрыто морщинами, при ходьбе он сутулился и не мог пройти нескольких метров, даже опираясь на посох. Мужчина выглядел дряхлым стариком; Люк и Белла ужаснулись, узнав, что на самом деле он был ровесником Люка. На комоде за креслом стояла фотография, сделанная, очевидно, до войны. Контраст между пышущим здоровьем молодым человеком с портрета и бледной его тенью ярко свидетельствовал о жестоком обращении, которому подвергся солдат.

Его рассказ, ради которого Люк проехал пол-Австралии, подтверждал пережитые им испытания. Поначалу он не хотел об этом говорить, но, узнав, что Люк сам побывал в лагере для военнопленных в Германии, неохотно согласился рассказать все, на что хватило сил.

– Япошки нас поймали и отвезли работать на строительство железной дороги. Ее потом прозвали «дорогой смерти», – начал мужчина. – Я был знаком с Филом и до плена, мы были из одного отряда и в хижине поселились вместе, помогали друг другу. Он спал на соседней койке, и мы неплохо друг друга узнали. Говорили в основном о доме; он вспоминал об Амелии и Клэр. – Бывший солдат помолчал и добавил: – Ну и, конечно, мы с ребятами очень удивились, когда он сказал, что вы его брат.

Солдат улыбнулся.

– Кажется, Фил тоже удивился, что мы все про вас знали; думаю, он вами гордился. А в этой богом проклятой дыре нам всем нужно было чем-то гордиться, иначе было никак. А Фил… было в нем что-то такое, что производило впечатление на ребят, какое-то спокойное достоинство и умение за себя постоять. Мы в этом убедились, когда начали работать на железной дороге. У Фила сразу возникли стычки с охранниками. Его даже били пару раз, но сломать его дух не могли – не с тем связались. Фил лишь становился упрямее.

Мужчина замолчал и глотнул воды из стоявшего на столике стакана.

– Больше всего они любили бить нас сапогами и прикладами винтовок. Могли ударить и штыком, и рана становилась смертельной, если в нее попадала инфекция. Фил не любил, чтобы им понукали, он, видно, привык сам раздавать приказы и не терпел, когда приказывали ему; это его и сгубило.

Там был один малый, капитан; настоящий садюга, и у него был зуб на Фила. Он был настоящим зверем, этот капитан; ему ничего не стоило подойти к заключенному и выстрелить ему промеж глаз лишь потому, что тот как-то не так на него посмотрел.

Люк и Белла в ужасе уставились на солдата.

– Поверьте, я не вру. Сам видел. И вот однажды они с Филом схлестнулись. Теперь-то я понимаю, что это было неизбежно; надо нам было заранее догадаться, что все так и будет, и тогда, может, и уберегли бы Фила. Все началось с того, что охранник толкнул одного из наших, и тот повалился на землю. Бедняга и так был на последнем издыхании, мучился от дизентерии. Фил нагрубил охраннику и толкнул его. Тот упал, и наши ребята рассмеялись. Подошел тот малый, капитан, и набросился на Фила; стал бить его ногами и кулаками, пока Фил не потерял сознание. По крайней мере, мы думали, что он вырубился.

Капитан решил на него помочиться. Смеялся все время, а закончив, отвернулся и стал застегивать ширинку. И тут мы даже вздрогнуть не успели, как Фил вскочил, выхватил у охранника винтовку и проткнул штыком толстое пузо капитана. Вспорол ему брюхо до самого горла. Капитан упал на колени, закричал, кишки вывалились на землю в лужу мочи… Он умер в муках. А наши ребята ликовали.

Мужчина замолчал и снова глотнул воды, уже в третий раз с тех пор, как начал говорить.

– Не стану рассказывать, что они потом сотворили с Филом. Вы не должны это слышать. Мы – те, кто при этом присутствовал, – навсегда это запомним, но ни к чему подвергать остальных тому, что пережили мы. Он умирал три дня и за это время ни разу не вскрикнул и не застонал. А мы могли лишь думать: скорее бы он умер, скорее бы перестал мучиться. Так что можете представить, каким пыткам они его подвергли.

Через две недели в лагерь назначили нового командира. К тому времени уже ходили слухи, что японцы на грани поражения; неудивительно, что они стали относиться к нам чуть более человечно. Потом янки сбросили две бомбы, и Япония сдалась.

Вскоре Люк и Белла ушли, но перед уходом Люк взял с солдата обещание:

– Если вдруг решите выйти на работу, свяжитесь со мной. Я попробую найти вам место в «Фишер-Спрингз».

По дороге на станцию Люк обратился к Белле:

– Ты же в курсе, что твой отец хочет, чтобы я как можно скорее возглавил группу компаний? Так вот, первым делом я наложу запрет на сотрудничество с организациями, где работают японцы, и на торговлю с японскими фирмами.

– Одобряю, – согласилась Белла, – а жена Фила, интересно, знает, что с ним произошло?

– Надеюсь, нет. И я ни слова ей не скажу.

– А знаешь, было время, когда я ненавидела и презирала Фила, потому что считала, что ты из-за него уехал. Теперь я кажусь себе такой мелочной. Мне стыдно.

– Думаю, события последних лет побудили многих иначе взглянуть на отношения с людьми. Произошло глобальное переосмысление. Я немало слышал про немцев; слухи ходили ужасные, но, судя по всему, японцы были ничуть не лучше, даже хуже. Еще не закончилась первая половина века, а я уже потерял двух братьев в двух войнах. Сола я не помню; когда он умер, я был совсем маленьким. Но о ссоре с Филипом буду сожалеть до конца жизни. Довольно Фишерам погибать на войне. Надеюсь, теперь мы сможем сосредоточиться на делах более мирных, например на развитии нашей компании.

– И расширении семьи.

– Правильно я понимаю, что одного ребенка тебе будет мало?

– Правильно. Мне очень нравится сам процесс.

* * *

Хотя Амелии Фишер было почти сорок лет, она оставалась очень привлекательной женщиной. Глядя, как она разговаривает с Люком, Белла думала: «Вот бы мне в ее возрасте так же хорошо выглядеть».

– Фил любил тебя. Ты же знаешь? – сказала Амелия.

Люк кивнул.

– Я никогда в этом не сомневался.

– Он расстраивался из-за того, что вы не смогли поладить, и жалел о вашей размолвке. Считал, что это его вина. Он несколько раз писал тебе и извинялся. Ты получал от него письма?

– Да, и с сожалением признаю́, что даже их не открывал. А еще больше сожалею, что мы так и не помирились. Я до конца жизни буду чувствовать себя виноватым.

Амелия посмотрела на деверя, оценивая человека, которого видела впервые, и сравнивая реальность с легендой. Люк Фишер казался таким спокойным, сдержанным, почти застенчивым и совершенно не производил впечатления самоуверенного героя, каким она его представляла.

– Фил упоминал тебя в последнем письме, которое я от него получила. Это был ответ на мое, в котором я рассказала ему про твой орден. Об этом писали во всех газетах.

Люк улыбнулся.

– Наверно, потому, что все газеты принадлежат «Фишер-Спрингз», – скромно заметил он.

Амелия рассмеялась.

– Возможно. Хочешь, прочитаю, что он написал?

– Только если это тебя не расстроит.

Амелия скрылась в соседней комнате и вернулась со сложенным листком бумаги. Слушать письмо было мучительно, учитывая, что Люк с Беллой только что узнали о случившемся с Филом. Амелия читала, и ее голос дрожал от переполнявших ее чувств:

– «Прекрасная новость про Люка и орден; другого я от него не ожидал. Он, как всегда, в самой гуще событий – совершает подвиги, пока остальные сидят, плюют в потолок и ждут приказов от начальства, а приказов так и нет».

Амелия замолчала и посмотрела на Люка.

– А ты знаешь, что случилось? Что они с ним сделали в том ужасном месте? – Заметив колебание Люка, она накинулась с расспросами: – Ты знаешь, да? Расскажи! Прошу, расскажи.

– Нет, Амелия. Поверь, лучше не знать. Мне самому рассказали не все, но этого было достаточно. Скажу лишь, что Фил вел себя как настоящий герой и больше моего заслуживает орден. Он знал, что его убьют, но это его не остановило. – Люк замолчал ненадолго и продолжил: – Пару недель назад я говорил с его однополчанином. Он был рядом и все видел. Фил, безоружный и окруженный врагами, сумел убить одного из самых бесчеловечных и жестоких охранников в лагере. Тот подвергал заключенных немыслимым пыткам, но, когда Фил с ним разобрался, к пленным стали относиться лучше. Я, конечно, точно этого не знаю, но догадываюсь, что без участия Фила многие австралийские солдаты не вернулись бы домой из того лагеря.

Белла заметила слезы, блеснувшие в глазах Амелии, и решила, что пора сменить тему на более жизнеутверждающую.

– Расскажи про Клэр, – попросила она. – Сколько ей сейчас лет? Семь?

– Восемь, – с улыбкой ответила Амелия. – На прошлой неделе у нее был день рождения. Очень умная девочка, учится лучше всех в классе. Любит читать, любит музыку. Очень похожа на отца.

– У тебя есть все необходимое? Я знаю, Филип умел распоряжаться деньгами, но представляю, как дорого растить ребенка, – заметил Люк.

Амелия улыбнулась и похлопала его по плечу.

– Мы ни в чем не нуждаемся, но спасибо, что спросил. – Она повернулась к Белле. – Твой отец был очень добр. Созвал бухгалтеров и адвокатов компании, чтобы те взяли на себя заботу о налогах и юридическое оформление имущества Фила. Только по рассеянности он, кажется, забыл им заплатить.

– Нет, это часть страховой политики компании, еще мама с папой ввели это правило, – пояснил Люк. – Расходы на юристов и бухгалтерию управляющих оплачивает компания. Родители придумали и сохранили этот пункт, чтобы привлечь квалифицированных управленцев. За годы эта политика полностью окупилась.

– Хватит о делах, – сказала Белла. – Вообще-то, мы пришли пригласить тебя на свадьбу.

Они обсудили подробности, пообещали, что Клэр станет маленькой подружкой невесты, и наконец пошли к машине.

– Насчет Филипа ты немного приукрасил реальность, да? – спросила Белла.

– Возможно, а может быть, и нет. Сама посуди: у Амелии и Клэр от него остались лишь воспоминания. Наверняка Амелия передаст Клэр то, что я ей сегодня рассказал, и хорошо, если девочка будет расти и считать отца героем. А Фил, несомненно, был героем. Не так уж я приукрасил, если честно. Нас же там не было, мы не испытали на себе те адские условия; разве нам судить?