Читать книгу: «Мастер. О преображении интеллектуала в просветленного», страница 2

Шрифт:

Я слыхал о слепом человеке, которому сделали операцию на глазах. Он приехал со своей тростью, а через несколько дней врач снял повязки с его глаз и сказал ему: «Теперь постепенно открывай глаза. Твои глаза совершенно здоровы; отныне ты сможешь видеть».

Тот был ошеломлен: сколь многое он упустил – все краски, солнце, луну, звезды, человеческие лица – всего этого он был лишен. Он поблагодарил врача, но по старой привычке взял свою трость. Доктор сказал: «Для чего ты берешь эту трость? Оставь ее».

А тот сказал: «Как же мне найти дорогу без нее?»

Доктор сказал: «Ты идиот. У тебя же есть теперь глаза, и нет нужды разыскивать дорогу, дорога будет видна и так. Положи свою трость на ту кучу».

Там было множество тростей для ходьбы. Все люди, которых он вылечил, приходили со своими тростями, а он коллекционировал их как сувениры, демонстрируя, скольких людей он излечил. И он сказал: «Это не только ты! Каждый слепой человек, когда я вылечиваю ему глаза, сейчас же хватает свою трость, чтобы двигаться к выходу».

Бессознательная привычка… слишком долго у него была эта трость; он не может поверить, что жизнь возможна без нее.

Та же ситуация у всех, кто прожил с умом миллионы жизней. То был их проводник во всем, что бы они ни пожелали делать. Для ума немыслимо, чтобы можно было прожить хоть одно мгновение без него. И все же это только трость для слепого человека.

Есть гораздо большее сознание за пределами ума – настолько широкое, настолько просторное, настолько безмолвное, что тебе не требуется думать. Оно просто отвечает. В уме ты должен обдумывать, что делать и чего не делать. Это всегда вопрос выбора, «или-или».

Как только ты за пределами ума, нет вопроса «или-или». Ты просто знаешь, что должно быть сделано, и делаешь это, и никогда не бывает сожаления. Ты никогда не оглядываешься назад, ты никогда не чувствуешь, что сделал что-то неправильно, – ты не можешь действовать неправильно.

Вот почему я не назвал Да Хуэя великим мастером. Я называю его просто великим учителем; возможно, в последний момент он стал просветленным, но – в последний момент. Его поучения были даны до этого события.

Тогда этому удивительному уму не понадобятся усилия – ему не будет преград, куда бы он ни обратился.

Он продолжает использовать слово «ум» для «не-ума». Из-за того что он собирал без внутреннего критерия, вы столкнетесь со множеством противоречий. Во второй сутре, которая называется Бездумие, – что же здесь случилось с «умом», о котором он говорил в первой сутре?

Досточтимый древний говорил: «Чтобы найти быка, ищи его следы. Чтобы изучить путь, ищи бездумие. Там, где следы, должен быть и бык».

Бык – давний символ для заблудших душ в традиции дзэн, символ потерянной собственной сущности, о которой вы совсем забыли. Бездумие покажет вам путь, покажет вам душу; оно станет стрелой, и вам нужно только следовать за ним без всякого напряжения, без всякого усилия.

Путь бездумия легко разыскать. Так называемое бездумие не означает инертности и неведения, свойственных земле, дереву, черепице или камню; оно означает, что ум отрегулирован… Снова он употребляет слово «ум». Таковы трудности с учителем.

…оно означает, что ум отрегулирован и невозмутим во время контакта с ситуациями и встречными обстоятельствами; что он неизменно чист, ни за что не цепляется, движется без помех и препятствий; что он незапятнан… То есть ум все еще здесь. Тогда зачем он назвал сутру «Бездумие»? Ум опять вернулся. Он отрегулирован, но то, что отрегулировано, может быть разрегулировано в любой момент. Он невозмутим, но то, что невозмутимо, может и возмутиться.

…ни за что не цепляется… – но он есть. А цепляться – его давняя привычка; он может начать цепляться завтра, если не сегодня. Он может отцепиться.

…но неизменно чист… движется без помех и препятствий; что он незапятнан… Если он есть, то у него есть все возможности быть запятнанным. «Бездумие» – это правильное слово для объяснения чистого пространства, без каких-либо уверток.

…но не замкнут в своей незапятнанности. Ты смотришь на тело и ум как на грезы и иллюзии… Посмотрите, его ум беспрерывно колеблется; все эти утверждения он, очевидно, насобирал у различных людей. Некоторые могли быть просветленными, некоторые могли быть лишь учителями, некоторые могли быть просто учеными людьми. Он сделал хорошую коллекцию – но я вижу, что в ней есть несовместимости.

…Ты смотришь на тело и ум как на грезы и иллюзии…

Если ум и тело – иллюзии, зачем же тогда делать их широкими, делать их просторными, делать их нецепляющимися? Если они подобны грезам или иллюзиям, пробудись – и им конец. Такое бодрствование и есть бездумие.

…но не обрекаешь себя на вечную пустоту грез и иллюзий. Только когда подобное состояние достигнуто, можно говорить о подлинном бездумии.

Он все запутал! Может, он и был полезен тем, что вел людей к мастерам, но сам он еще не понимает того, о чем говорит.

Нет, это не бездумие пустой болтовни: если ты не обрел подлинного бездумия и просто исходишь словоговорением – именно это он делает, – чем это отличается от извращенного чань «безмолвного озарения»? Эти люди совершили массу ошибок из-за своей привязанности к определенной школе. Вон и он привязан к определенной школе – Махаяна тоже имеет различные секты. Сначала буддизм разделился на две секты, Махаяну и Хинаяну; потом и они начали делиться на различные секты. Всего у них теперь тридцать шесть сект. Непросветленный человек постоянно защищается, критикует другие секты.

В Китае была секта, которая называлась «Секта Безмолвного Озарения». Я не вижу в этом смысла – всякое озарение происходит в безмолвии.

Безмолвие и есть озарение.

Но люди сражаются из-за слов: поскольку они назвали это не просветлением, а озарением, произошел разрыв. Но ведь так легко понять, что оба слова означают одно и то же. «Озарение» или «просветление» – оба просто декларируют, что тьма исчезла. Какое из названий ты предпочтешь – несущественно.

«Стремись к корню, не беспокойся о ветвях» – он явно получил это от просветленного мастера. «Стремись к корню, не беспокойся о ветвях» – ведь если ты подрежешь корень, все дерево усохнет. Просто обрезать ветви… это ничего не даст: наоборот, листва может стать гуще.

Очищение, пустота такого ума и есть корень.

Не просто очищение… Во-первых, нет способа очистить ум. Ты не можешь управлять своим умом. Он продолжает сам по себе наполняться грезами, мыслями, эмоциями, чувствами, реакциями, печалью, счастьем – и нет способа очистить его. Как ты собираешься очищать его? С одной стороны ты будешь очищать его, а с другой стороны огромный поток продолжит вливаться. Единственный путь очистить его – выйти за его пределы, стать осознанием.

Наблюдай ум – и ум исчезает.

Когда ты достиг корня, достиг главного – все языки и знания и все, что ты делаешь каждый день, все твои реакции на людей и попытки приспособиться к обстоятельствам в связи с многочисленными расстройствами и переживаниями – радостными или печальными, хорошими или плохими, благосклонными или враждебными – все это тривиальные дела, ветви. Если ты способен непринужденно осознавать и знать в то время, как на тебя обрушиваются всяческие обстоятельства, – значит, нет ни недостатка, ни излишка. Это одно из самых важных переживаний Гаутамы Будды. Он говорит, что если ты находишься посредине между любыми двумя противоположностями – ищи именно середину, ни недостатка, ни излишка – если ты точно посредине, ты выйдешь за пределы.

Середина – это и есть за пределами. Если ты пойдешь к крайности, то станешь цепляться за нее; из крайности ты не можешь выйти за пределы. Это стало великим вкладом в духовную науку, открытием для человечества – то, что середина за пределами. Просто держись в равновесии посередине, и внезапно ты увидишь, что поднялся над обеими крайностями – ни хороший, ни плохой; ни обыкновенный, ни необычайный; ни знающий, ни невежда.

За пределами – это и есть его нирвана. Думая об этом, ты уже испытываешь грандиозное спокойствие. Только визуализируя это, ты чувствуешь, как великое безмолвие нисходит на тебя. И это только визуализация – что же будет, если ты на самом деле придешь к середине? Вы и представить себе не можете этот экстаз, эту благодать, это благословение.

Я выбрал Да Хуэя, чтобы помочь вам понять различие между учителем и мастером, – многие религии потеряли своих мастеров. Например, джайнизм в Индии столетиями не имел ни мастеров, ни просветленных личностей вообще – только учителей.

Без просветленных существ религия лишается своей души. Всего лишь небольшой поток просветленных людей поддерживает дыхание религии и биение ее сердца, сохраняет ее живой, цветущей.

А просветленный человек – это не просто отдельный феномен; он распространяет свое озарение повсюду. Где бы он ни был, он несет некое энергетическое поле, и всякий, кто восприимчив, будет втянут в это энергетическое поле. Учитель не обладает энергетическим полем. Он просто механически повторяет, подобно попугаю.

Но Да Хуэй, несомненно, был великим учителем, потому что он собрал… он обошел дюжины просветленных мастеров. Он был очень молод, когда его инициировали в монашество, и он собирал, как пчела собирает мед, от тысяч цветов. С другой стороны, он был очень беден; он не вложил ничего от собственной сущности. Но я счастлив, что хотя бы в конце, в самом конце своей жизни он стал просветленным.

Его небольшой стих, несомненно, прекрасен: Таково рождение – просто случай в какой-то грезе. Такова смерть – просто случай в каком-то сне. Стих или без стиха. К чему суета?

Он вступил в мир окончательной безмятежности и безмолвия. Не важно, жизнь это или смерть. Не важно, следует он традиции и пишет стих или не пишет его.

После этого он просто выронил кисть и ушел… отошел в вечное существование. Не важно, когда ты становишься просветленным. Даже если ты становишься просветленным на последнем своем дыхании, это в высшей степени хорошо. Ты не потерял ничего. Ты видишь всю прожитую тобою жизнь как грезу.

А как только ты видишь всю свою жизнь как сон, она утрачивает всякое влияние на тебя. Ты становишься совершенно свободным – свободным от ограничений тела и ума, свободным от всех ограничений вообще. Ты готов вступить в беспредельное сознание самого сущего.

– Хорошо, Маниша?

– Да, Мастер.

Часть 2. Прозрение

Возлюбленный Мастер,

Сторожи быка

Если уж ты изучаешь этот путь, то никогда – в своих столкновениях с людьми и реакциях на обстоятельства – ты не должен позволять неправильным мыслям задерживаться. Если ты не умеешь видеть сквозь них, то, как только неправильная мысль появляется, ты должен быстро сконцентрировать ментальную энергию, чтобы отвести себя прочь от этой мысли. Если ты всегда поддаешься таким мыслям и позволяешь им беспрерывно тянуться, то это не только заграждает Путь, но и делает из тебя человека без мудрости.

В давние дни Гуй Шань спросил Ленивого Аня: «Какую работу ты выполняешь за двадцать четыре часа в сутки?»

Ань сказал: «Сторожу быка».

Гуй Шань спросил: «Как же ты сторожишь его?»

Ань сказал: «Всякий раз, когда он забирается в траву, я вытаскиваю его назад за нос».

Гуй Шань сказал: «Ты и вправду сторожишь быка!»

Люди, которые изучают путь, в своем контроле над неправильными мыслями должны быть подобны Ленивому Аню, стерегущему быка; в этом случае само собой происходит полноценное созревание.

За чужой лук не берись

«За чужой лук не берись, на чужого коня не садись, в чужие дела не вмешивайся». Такая банальная поговорка тоже может послужить поводом для вступления на Путь. Изучай себя постоянно: что ты делаешь с утра до вечера, чтобы помочь другим и помочь себе? Если ты замечаешь хоть малейшую привязанность или теряешь чувствительность, ты должен предостеречь себя. Не будь беззаботным на этот счет!

В давние дни чаньский мастер Дао Линь жил на высокой сосне, на горе Чинь Ван; люди того времени звали его «Монах Птичье Гнездо». Когда министр Бо Чжу-и был командующим Чень Тана, он предпринял специальное путешествие к горе, чтобы посетить мастера.

Бо сказал: «Там, где ты сидишь, чаньский мастер, очень опасно».

Мастер сказал: «Для меня опасность, может быть, и очень велика, министр, но для тебя она еще больше».

Бо сказал: «Я – командующий Чень Тана: в чем здесь опасность?»

Мастер сказал: «Топливо и огонь объединились, сознанию и личности нет места. Как же ты можешь не быть в опасности?»

Бо также спросил: «В чем полный смысл буддийского учения?»

Мастер сказал: «Не совершать ничего дурного, практиковать все добродетели».

Бо сказал: «Даже трехлетний ребенок может сказать это!»

Мастер сказал: «Хотя трехлетний ребенок и может сказать это, восьмидесятилетний человек не может этого выполнить».

Тогда Бо поклонился и уехал.

Сторожить быка – самый древний символ в истории дзэн. В Китае есть десять картин; десятая картина послужила причиной великого спора. Мне хочется, чтобы вы поняли эти десять картин и спор прежде, чем мы приступим к проповеди Да Хуэя о присмотре за быком.

Эти десять картин чрезвычайно прекрасны. Первая: бык потерян. Человек, которому принадлежит бык, просто стоит, озираясь вокруг в дремучем лесу, и не видит, куда подевался бык. Он озадачен, он в смятении. Становится поздно, солнце садится; скоро наступит ночь, и тогда идти в лесную чащу и искать быка станет еще труднее. На второй картине он обнаруживает следы быка. Он чувствует себя немного счастливее: кажется, появилась возможность найти быка – он обнаружил следы. Он идет по следам.

На третьей картине он видит спину быка, стоящего в чащобе. Быка трудно увидеть, но владелец догадывается, что это спина его быка. На четвертой он добрался до быка; теперь он видит быка, всего целиком. Он радуется. На пятой картине он хватает быка за рога. Требуются громадные усилия, чтобы привести его назад домой, но человек побеждает. На шестой картине он верхом на быке возвращается к себе домой. Это замечательные картины! На седьмой картине бык привязан в стойле. На восьмой картине человек так преисполнен радости, что принимается играть на флейте. Девятая картина – пустая рамка, ничто там не нарисовано.

На десятой картине, которая стала причиной больших споров, человек идет с бутылкой вина к базару, почти пьяный. Посмотрите: он едва идет. Эта десятая картина вызвала огромную дискуссию, которая не прекращается уже две тысячи лет.

Одна секта, большая секта Махаяны, верит, что девятая картина – последняя. Она изображает не-ум; ты достиг цели. Бык есть твоя глубочайшая сущность, которую ты потерял, а вся серия картин – это поиск твоей внутренней сущности. Ты нашел свою сущность на девятой. Это необъятное безмолвие и спокойствие. Это нирвана, это не-ум.

За пределами девятой… Люди, которые говорят, что это конец путешествия, считают, что кто-то прибавил десятую картинку, которая кажется совершенно неуместной. Но члены небольшой секты дзэн верят и в десятую картину тоже. Они говорят, что, когда человек становится просветленным, это не конец. Это высочайший пик сознания, это величайшее достижение, но человек должен вернуться к человеческому миру, к обычному миру. Он должен снова стать частью большого человечества. Только тогда он может поделиться, только тогда он может побудить других к поиску. И, конечно, когда он приходит с такой высоты, то совершенно опьянен экстазом. Та бутылка вина – это не обычное вино. Это просто символ экстатического состояния.

Когда эти картины повезли в Японию – это было двенадцать или тринадцать веков назад, – то взяли только девять из них. Десятая внушала беспокойство; ее оставили в Китае.

Я был в недоумении, когда впервые взглянул на японские картины. Они выглядят завершенными. Раз ты достиг нирваны, то чего же еще? Но потом я обнаружил в старой китайской книге десять картинок. Я был чрезвычайно счастлив, что у кого-то две тысячи лет назад было прозрение: будда – не будда, если он не может вернуться к обычным людям, если он не может стать снова всего лишь простым, невинным человеком, несущим свою нирвану, свой экстаз в бутылке с вином. Совершенно опьяненный божественным, он все же идет к базару.

Я видел, что тот, кто нарисовал десятую картину, был прав. До девятой – это просто логика. После девятой – десятая – великое постижение.

Я считаю, что до девятой человек только будда; с десятой он к тому же становится Зорбой. Это и была моя постоянная забота: я утверждал, что десятая картина подлинная, и если бы ее не было, то я нарисовал бы ее. Без нее переход в ничто выглядит немного унылым, выглядит уж слишком серьезным, выглядит пустым.

Столько усилий, чтобы искать себя, медитировать, чтобы выйти за пределы ума, постичь свое существо – и закончить в пустыне «Ничто»… нет, должно быть что-то большее; после этого должно быть что-то еще: там распускаются цветы, там возникают песни, там танец возможен снова – конечно, на совершенно другом уровне.

Но эти картины о поисках быка оказались чрезвычайно важными для объяснения всего пути, шаг за шагом.

Да Хуэй говорит: Если уж ты изучаешь этот путь… Помните, я говорил о Да Хуэе, что он – учитель; ведь никакой мастер не станет использовать слово «изучение». Мастер скажет: «Если уж ты следуешь этому пути, если уж ты на этом пути…» Изучение? Это не путь искателя; это путь любопытного студента, который хочет узнать что-то – больше информации, больше знаний, – но который на самом деле не заинтересован в собственной трансформации.

Но Да Хуэй – учитель. Хоть он и старается всеми возможными средствами принять позу, подобающую мастеру, он не может обмануть никого, кто просветлен. Здесь и там – увертки; но он и представить себе не может, что они выявят – его мастерство обычное лицемерие. Абсолютно корректно было бы, если бы он сказал: «Я только учитель». Но он не говорит этого. Когда есть возможность быть признанным как мастер – даже император принимает его как Великого Мастера чань, – он хранит молчание. Он явно знал – потому что производит впечатление очень разумного человека, – он явно осознавал, что он не мастер. Он очень хороший учитель, и мне хочется, чтобы вы в любой момент помнили, как он выдает свое неосознание.

Если уж ты изучаешь этот путь… Изучение относится к студентам. Искатель не изучает путь, искатель увлекается. Он участвует в паломничестве. Он паломник, он не студент. У него нет желания узнать о пути; он хочет достичь цели – путем или не путем… Он хочет возвратиться к себе домой.

…то никогда – в своих столкновениях с людьми и реакциях на обстоятельства – ты не должен позволять неправильным мыслям задерживаться. Снова увертка. Вопрос не в неправильных мыслях или правильных мыслях; все мысли неправильны, если это касается выхода за пределы ума. Он даже не осознает, что правильное и неправильное никогда не бывают разделены; они всегда вместе.

Можешь ты отделить любовь от ненависти? Миллионы пытались, но ни одному не удалось, потому что это – против самой природы вещей.

Можешь ты отделить темноту от света? Хоть они и выглядят такими разными, научные исследования света и темноты по отдельности доказали бы лишь нечто абсурдное. Различие между темнотой и светом только в степени. Темнота означает просто меньше света, а свет означает просто меньше темноты.

Вот почему существуют животные вроде сов и других, для которых ночь – как день. Их глаза видят лучше, чем наши, поэтому даже при малом освещении – что выглядит для тебя как темнота – для них все наполнено светом. Их глаза способнее наших глаз. Днем они не могут открыть глаз – они так чувствительны, что дневной свет их ослепляет. При свете дня их глаза просто закрыты; естественно, они видят темноту. Когда для тебя день, для сов это ночь. А когда у тебя ночь, для сов это – день, сплошной свет.

Так что различие между светом и тьмой только в степени. Не может быть света без темноты, не может быть Бога без дьявола.

Странно то, что религии, которые верят в Бога, автоматически верят и в дьявола тоже. Они вынуждены, это просто логическая необходимость. А религии, которые не верят в Бога, не верят и в дьявола. Например, в джайнизме нет Бога, поэтому там нет и дьявола. Просто нет вопроса. Но все религии, которые верят в Бога, должны принять и его противоположность – дьявола.

Откуда эта необходимость? Дело в том, что сущему всегда нужна полярность. Рождение поляризовано смертью, любовь поляризована ненавистью, сострадание поляризовано жестокостью. Оглянись на жизнь. Все имеет свою противоположность, и если ты убираешь противоположность, то и другая тоже исчезнет. Они могут существовать только вместе.

Что такое хорошая мысль и что такое плохая мысль? И как ты можешь разделить их? Учитель не знает, что в последнем приближении к собственному существу необходимо, чтобы исчезли все мысли – не имеет значения, хорошие они или плохие. Мы не говорим здесь о морали; мы говорим здесь о подлинной религии.

Конечно, в основах морали есть хорошие мысли и плохие мысли, и все они произвольны. Например, для мусульманина иметь четырех жен – не плохая мысль, но для всех остальных людей в мире сама идея иметь четырех жен – уже плохая мысль.

Для древних индуистов даже женщина с пятью мужьями не была плохой мыслью; женщине, которая имела пятерых мужей, поклонялись как одной из пяти великих женщин Индии! Конечно, пять мужей число не подходящее, потому что остается уик-энд – что делать с уик-эндом? Пять дней подряд бедной женщине приходилось менять мужей, а два дня были просто выходными. Так что уик-энд – это не что-то новое и американское; это очень древнее и индийское! Никто не осудил этого как уродливую ситуацию. Никакой индусский мыслитель, философ или теолог не осудил этого; это было приемлемо.

Юдхиштхира, старейший из пяти братьев, которые разделяли одну жену, считался индуистами одним из самых религиозных людей, когда-либо живших на Земле. Его нарекли Дхарма-радж – король религиозности. А этот парень, Юдхиштхира, был заядлым игроком; он так играл, что поставил на кон все свое царство, всю свою казну, и в конце концов он поставил даже жену!

Все пятеро братьев присутствовали – и согласились. И никто не осудил этого. Юдхиштхиру до сих пор называют одним из величайших религиозных людей – а он обошелся с этой женщиной хуже, чем с животным, как будто женщина была просто вещью, частью собственности, вроде мебели, которую можно и проиграть.

Так что же правильно?

Для мусульман Коран – это их священный источник, а Коран говорит, что Бог сотворил всех других животных человеку для пищи. Теперь, если Бог говорит так, нет вреда в том, чтобы есть животных. За исключением человека, всех животных можно забивать и есть безо всяких проблем. Вопрос о насилии даже не возникает.

Затем есть джайны. Их монахи надевают себе на нос маску, потому что, когда ты выдыхаешь, воздух становится горячим, а в атмосфере существуют очень крошечные невидимые живые клеточки, которые горячий воздух может убить. Чтобы защитить те клеточки, которые даже нельзя разглядеть, они все время держат нос под повязкой, чтобы к тому времени, как воздух выйдет через повязку наружу, он больше не был горячим; повязка препятствует и охлаждает его. Ну, кто же прав?

Есть индуистские монахи, которые обривают себе голову, усы, бороды – каждый волосок должен быть удален. Причина в том, что они считают волосы мертвыми частями тела. В чем-то они правы. Мертвые клеточки тела отбрасываются беспрерывно. Вот почему, когда ты срезаешь волосок, тебе не больно. Если бы они были живыми, ты почувствовал бы боль. Так что волосы так же мертвы, как любой труп. Зачем носить мертвые волосы? Индуисты и их монахи удаляют их. Если ты посмотришь на разных людей, разные традиции, ты будешь просто поражен. Но как решить, что правильно и что неправильно?

В Китае даже поедать змей не считается чем-то удивительным. Более того, это один из самых изысканных видов пищи. Нужно только отрубить змее голову, потому что в ней яд: небольшая железа с ядом находится у змеи во рту. Они отрубывают голову, а остальная часть – ну прямо вегетарианская. Если ты гость в китайском доме, они уж точно подадут вам ее, просто в знак приветствия, и те, кто ел, говорят, что это восхитительно.

Нет ни одного животного, птицы, насекомого, которое где-нибудь да не едят. Это вызовет у вас отвращение – что там за люди? Но традиционно они приняли это как правильное, а раз что-то признается правильным, оно становится правильным для той традиции, тех людей. Они просто посмеются над тобой – ты упускаешь такую замечательную пищу.

В Древней Индии, и даже теперь в Южной Индии, храмы – это не что иное, как публичные дома. Таков был обычай: каждый должен пожертвовать свою старшую дочь Богу, а Бог – это просто каменная статуя; священник эксплуатирует несчастную женщину сексуально – во имя Бога. Множество женщин собираются при храме, и богатые люди начинают посещать храм. Этих женщин назвали девадаси, слуги Божьи, но их настоящая функция – привлечь богатых людей к храму. Они функционируют как религиозные проститутки, и благодаря им храм становится богаче.

Ты будешь поражен, узнав, что всего несколько дней назад в Бомбее проводился осмотр проституток. Тридцать процентов оказались девадаси из храмов Южной Индии: дело в том, что если священнику попадается достаточно красивая девушка, то выгоднее продать ее на бомбейском базаре, чем содержать при храме. Таким путем священник может получить приличную денежную сумму. Тридцать процентов девушек, которые были пожертвованы Богу, попали на базар проституток в Бомбее. И никакой индуист не возразил против этого – даже сегодня. Правительство не обращает на это никакого внимания. Так продолжается, потому что никто не хочет никого раздражать, никто не хочет никому досаждать. Каждый старается выглядеть хорошим в глазах остальных людей.

Миллионы женщин в этой стране были сожжены заживо! Они должны были умирать со своими мужьями; им приходилось прыгать в погребальный костер к умершему мужу. Это было названо традицией сатти. Женщин, которые выполняли такое самоубийство – очень мучительное самоубийство, называли великими женщинами, очень религиозными женщинами.

Но подлинная идея за всем этим была не религиозной, не было ничего хорошего в ней. Подлинная идея за всем этим была такой, что мужчина не хотел, чтобы его жена, когда он умрет… кто знает? Вдруг она влюбится в кого-то еще. Он хочет сохранить ее как свою собственность даже после смерти. Так что единственный способ – ведь покидая ее, он не может доверять ей – заключается в том, что она тоже должна умереть вместе с ним, просто для удовлетворения его мазохистской, мужской, шовинистической глупой идеи быть собственником.

Таких женщин почитали, им создавались мемориалы. Я спрашивал шанкарачарьев, ученых и мудрых индусских монахов: «В таком случае, почему же ни один мужчина за всю историю не прыгнул к своей жене, когда та умерла?» И им нечего было ответить. Они просто выглядели смущенными, они хотели переменить тему. Но со мной очень сложно переменить тему! Я сказал: «Если это что-то великое, тогда мужчина сам оказался ниже, чем женщины».

Но истина в том, что мужчина всегда считал, что он хозяин, а женщина – это имущество. Зачем ему умирать ради имущества? У него может быть столько женщин, сколько он захочет.

Фактически, в Древней Индии женщин продавали на базарах – как продавали их по всему миру – как рабов. И ты поразишься тому, что великие индуистские святые, мудрецы – ведь никто не заглядывает за занавеску – даже они ходили в места, где проводились аукционы женщин, и они покупали женщин.

У них были жены, и наряду с этим они покупали женщин. Для этих купленных женщин было особое слово. Для жены – это слово патни, а для купленной женщины – это слово вадху. Сейчас различие утрачено, поскольку сейчас нет аукциона женщин.

Но это признавалось совершенно правильным. Даже так называемые пророки, святые, которых ты бы посчитал вышедшими за пределы всех мирских вещей, оказались не настолько восприимчивыми, чтобы восстать против этого жестокого обычая распродажи женщин, приобретения их, совсем как ты приобретаешь любую другую вещь на базаре. Что же правильно? И что неправильно?

Поэтому вопрос не в том, что ты не должен позволять неправильным мыслям задерживаться. Ты не должен позволять мыслям задерживаться – вопрос не в правильном, вопрос не в неправильном.

Другими словами: всякая мысль неправильна.

Все мысли нужно удалить из ума, так чтобы экран ума был совершенно пуст, чтоб над тобой было открытое, бескрайнее небо, чтобы ничто не двигалось в уме. Таков подлинный дзэн. Но так может сказать только просветленный мастер.

Да Хуэй собирал здесь и там все, что казалось ему значительным. Но у него не было внутреннего критерия, чтобы судить, что такое подлинный путь самореализации. Он ходил ко всевозможным учителям, и он собирал всевозможные противоречивые мысли.

Он был разумным человеком, но один разум не способен постичь природу нашего существа. Не в состоянии.

Если ты не умеешь видеть сквозь них, то, как только неправильная мысль появляется, ты должен быстро сконцентрировать свою ментальную энергию, чтобы отвести себя прочь от этой мысли.

Во-первых, всякая мысль неправильна.

Во-вторых, ты не должен отводить свою ментальную энергию, потому что ментальная энергия есть корень твоих мыслей. Это мать всех мыслительных процессов, хороших или плохих. Ментальную энергию не нужно отводить. Ты должен выйти из ментальной энергии, из беспорядка ментальной энергии; ты должен вывести себя из нее.

Ты должен стоять снаружи своего ума – как наблюдатель. Что бы ни происходило в уме, не вмешивайся. Просто наблюдай. Просто продолжай смотреть на это, как будто это чей-то чужой ум, а ты не имеешь к нему никакого отношения – это не твое дело.

В этой безразличной отчужденности все мысли исчезают. А с исчезновением мыслей нет и ума, потому что ум – это не что иное, как коллективное наименование мыслей.

Да Хуэй не знает ничего о медитации. Он никогда не медитировал.

Если ты всегда поддаешься таким мыслям и позволяешь им беспрерывно тянуться, то это не только заграждает Путь, но и делает из тебя человека без мудрости. Он ничего не знает о мудрости. Он пользуется не тем словом. Все, что он говорит… Только одно следует сказать: если ты дашь мыслям тянуться без перерыва, это не только преградит путь, но и сделает тебя человеком без знания – а не без мудрости.