Забытый легион

Тарквиний понял: надсмотрщик что-то знал.

Несколько мгновений оба молчали.

– Если принесешь мне мяса, я подумаю, – ответил наконец Декстер. – А теперь иди работать.

Тарквиний подчинился. Как только пшеница будет уложена в стога, он предложит поохотиться на волков. Целий знает, что этим летом хищники зарезали на склонах горы каждое десятое животное. Может быть, ради этого он освободит Тарквиния от работ в оливковой роще и на винограднике.

К тому же на вершине горы можно будет убить для Декстера ягненка. Конечно, никакой гарантии, что надсмотрщик выполнит обещание, не было, но как иначе узнать, что замышляет Целий? За долгие годы учебы у Тарквиния развилась интуиция. Сначала кошмарный сон, потом расспросы Декстера… Против гаруспика явно что-то замышляли.

– Веселее! – Декстер щелкнул плеткой. – Ты сам захотел пораньше вернуться к работе.

Тарквиний сжал левой рукой пучок колосьев, наклонился, срезал их серпом у самой земли, бросил пучок за спину и взялся за следующий. Люди справа и слева повторяли те же ритмичные движения, неуклонно продвигаясь вперед. Этруски убирали здесь урожай сотни лет, знание этого успокаивало Тарквиния. Он работал, представляя себе, как это делали его предки еще до прихода римлян.

Глава II
Вельвинна

Рим, 70 г. до н. э.

Неподалеку от Форума по пыльному переулку брели семь молодых аристократов. Дорогие белые тоги были залиты вином – результат долгой попойки. За день гуляки успели обойти половину кабаков, раскинувшихся на семи холмах. Мужчины разговаривали громко и дерзко, не обращая внимания на тех, кто мог их слышать. Рабы, вооруженные дубинками и ножами, шли позади с факелами в руках.

Толстый молодой человек, замыкавший шествие, споткнулся, упал на стену, выругался, согнулся пополам, и его начало тошнить чуть ли не на собственные сандалии.

– Поторапливайся! – со смехом сказал ему стройный, чисто выбритый мужчина с орлиным носом. – Мы побывали еще не во всех здешних питейных заведениях!

Наверху с грохотом открылись ставни.

– Блюй в другом месте, мерзавец!

Толстый вытер испачканные губы и всмотрелся в темноту.

– Я – всадник республики и имею право блевать где хочу! А теперь заткнись, если не хочешь получить по морде!

Напуганный высоким положением говорившего и его телохранителями, домовладелец быстро исчез.

Пьяные громко расхохотались.

Ссориться с компанией «золотой молодежи» мог только глупец. Все граждане считались равными, но на самом деле Римом правила элита, состоявшая из сенаторов, всадников, или эквитов, и богатейших землевладельцев. Эти аристократические семьи составляли клику, пробиться в которую могли только люди, обладавшие огромным богатством. Судьбу республики решали несколько человек, принадлежавшие к этой небольшой группе.

Толстого вырвало снова.

– Проклятые плебеи, – сказал он, положив мясистую руку на плечо приятеля. – Не обращай внимания, дружище. Просто у меня с ногами плоховато.

– Плебс хорош в небольших количествах, – согласился тот. – За исключением армии и полевых работ.

Гуляки заулыбались, но плотный рыжий, возглавлявший группу, нетерпеливо сказал:

– Пошевеливайтесь, иначе мы никогда не доберемся до Лупанария!

Название самого знаменитого римского борделя заставило нобилей навострить уши. Его обитательницы славились на всю Италию. Встрепенулись даже самые пьяные.

– Что, Целий, не терпится? – с легкой досадой спросил худой.

– Это же лучший публичный дом в городе. Тебе давно следовало посетить его. – Целий алчно потер руки. – Нигде больше не найдешь столько красивых женщин!

– Кажется, туда только что доставили новую партию рабынь из Германии. – Толстый откашлялся. – Но сначала я хочу выпить!

– А потом в публичный дом! – хлопнул его по руке Целий.

– Если смогу до него добраться!

– И я тоже! – засмеялся самый старший из гуляк, которому было сорок пять. – А ты пойдешь? Или боишься жены? – спросил он предводителя.

Стройный добродушно улыбнулся. Он уже много раз слышал эту подначку. Друзья немного завидовали гордому имени его жены и подтрунивали над его супружеской верностью. Но реплики пьяных приятелей не могли его пронять. Все знали сдержанность этого молодого нобиля, и он не собирался портить это мнение о себе.

– Будь германские женщины действительно красивыми, я мог бы поддаться искушению. Но все они – конопатые ведьмы!

Остальные засмеялись, желая доставить удовольствие своему могущественному другу. Этот политик сумел пережить кровавые чистки Суллы, наследника первых диктаторов Рима Цинны и Мария. Несмотря на множество угроз, он отказывался разводиться с женой, дочерью врага Суллы. Родня и сторонники стройного несколько месяцев уговаривали Суллу, и наконец он отменил смертный приговор. Предсказание диктатора о том, что этот человек со временем подчинит себе римскую аристократию, было забыто, и теперь общественность считала честолюбивого всадника одним из самых многообещающих молодых римлян.

– Тогда трахни кого-нибудь из тамошних мальчиков, – бросил Целий. – А женщин оставь нам.

Нобиль потер орлиный нос:

– Я думал, все эти мальчики живут в твоем доме.

Целий сжал кулаки.

– Бросьте. Мы все здесь друзья, – серьезно сказал обычно веселый коренастый Авфидий, славившийся добродушием.

Стройный, всегда остававшийся политиком, только пожал плечами:

– Я не собираюсь ни с кем ссориться.

– А ты, Целий? Мир?

Рыжий гневно закусил губу, но кивнул:

– Ладно.

Тон был неискренним, но Авфидий успокоился и повернулся к остальным:

– Где здесь ближайшая траттория?

– За Форумом. Позади храма Кастора. – Толстый всадник показал рукой вперед. – Следуйте за мной.

Спустя несколько минут они сидели за столом каменной таверны, пропахшей потом и дешевым вином. В кольцах торчали факелы, озарявшие закопченные стены и отбрасывавшие длинные танцующие тени. Здесь, по обыкновению, был большой зал на первом этаже, а в трех-четырех верхних этажах располагались квартиры, сдававшиеся внаем. В помещении звучали громкие голоса. Одни посетители играли в кости, другие мерились силой на деньги.

Несмотря на охрану, большинство вновь прибывших чувствовали себя неуютно. Здешняя обстановка им не нравилась. Многие посетители, не привыкшие общаться с аристократами, тоже смотрели на них с опаской.

– Ну, что уставились? – гаркнул Целий.

Сидевшие рядом быстро отвели глаза.

Целий грозно ухмыльнулся, кивнул, и за спинами любопытных граждан тут же возникли рослые рабы. Он кивнул еще раз, и телохранители вывели двоих мужчин наружу. Еще один раб остановился у входа. Когда за дверью послышались крики, друзья уведенных беспомощно застыли на месте. Даже дюжий привратник набрал воды в рот.

– Целий, так ты не обзаведешься друзьями, – сказал стройный.

– Кому нужен этот сброд?

– Не стоит бить плебеев без необходимости. – Он показал на дверь. – А когда такой необходимости нет, лучше мириться с их присутствием.

– Ты все знаешь лучше всех?

– Эти люди – не рабы.

– Всадники могут делать все, что им хочется.

– Можешь и дальше поступать так же – если тебе не нужна их поддержка в Сенате.

Целий скривил губы, но промолчал.

– Мы, всадники, самые могущественные люди в самой сильной стране мира. Плебс это хорошо усвоил. Уважение гораздо лучше помогает управлять, нежели страх.

Другие закивали, но рыжий нахмурился.

– А тут поблизости нет ничего получше? – слегка понизив голос, спросил Авфидий. – Это же настоящая дыра!

Многие повернулись к Целию, объявившему себя знатоком борделей.

– Есть места, где конская моча и публика получше, чем здесь, но мы зашли сюда только по дороге в Лупанарий, – ответил Целий, довольный тем, что снова оказался в центре внимания. Он допил чашу. – Давайте посидим еще немного. А потом зададим жару светловолосым шлюхам!

Все кивнули, за исключением стройного.

– Лично я отсюда возвращаюсь домой.

– Что? Ты нас бросаешь? – Толстый всадник наполнил чашу приятеля и толкнул ее к нему, пролив вино.

– Мне нужно подготовиться к завтрашнему выступлению в Сенате.

– После ночи в седле гениальность потечет из тебя, словно моча! – Авфидий сделал неприличный жест, заставив всех расхохотаться.

– Друг мой, в следующем году я хочу стать квестором. Такая должность с неба не падает. – В качестве младшего магистрата стройный получил бы возможность познакомиться со сложностями римского законодательства, а то и распоряжаться частью общественной казны. Это позволило бы ему накопить ценный политический опыт, без которого невозможно подняться на следующую ступеньку и стать претором.

– Во имя яиц Юпитера! Неужели тебе не хочется повеселиться? – насмешливо спросил Целий, знавший, что без сильной поддержки человека на такой пост не изберут.

– Этот человек прав, – признал Авфидий. – У магистратов редко бывают свободные вечера.

– Я знаю.

– Тогда оставайся с нами!

– Предпочитаю служить республике. А вы можете грешить хоть всю ночь.

– Ты тут не единственный, у кого есть общественные обязанности.

– Прошу прощения, – быстро произнес стройный. – Я никого не хотел обидеть.

– Серьезно? – Целий стиснул край стола так, что побелели костяшки. – Ты пока еще не квестор, а такой же всадник, как и мы! Наглый выскочка!

Стройный смерил его ледяным взглядом.

– Пойдем, Целий! – вмешался Авфидий. – Чем скорее шлюха охладит твою голову, тем лучше.

Рыжий заставил себя улыбнуться.

Но взгляд стройного остался каменным.

– Целию нужно охладить не голову, а яйца!

Большинство рассмеялось шутке.

Эквиты продолжали пить, но атмосфера товарищества уже рассеялась. Беседа увяла, однако это было заметно только тем, кто сидел за столом.

– Ну что, теперь в Лупанарий? – допив чашу, спросил Авфидий.

Ему ответили одобрительными возгласами.

Вслед за Целием компания вышла на пыльную, испещренную следами колес улицу. В нескольких шагах от двери неподвижно лежали два тела.

Целий пнул ближайшего ногой в живот:

– Вот тебе на память!

Стройный неодобрительно поджал губы.

Не успели они сделать несколько шагов, как Целий в полутьме столкнулся с девушкой. Та упала наземь, корзина с мясом и овощами отлетела в сторону.

Когда девушка поднялась, по светлому браслету на запястье Целий понял, что перед ним рабыня, и влепил ей пощечину.

– Смотри, куда идешь, неуклюжая сука!

Девушка вскрикнула и снова упала в пыль. Ее поношенная туника задралась, обнажив красивые длинные ноги.

– Целий, она не сделала тебе ничего плохого, – помогая ей встать, сказал Авфидий.

Девушка была лет семнадцати, очень хорошенькая, темноволосая и голубоглазая. Смущенная присутствием нобилей, она благодарно кивнула.

– Прости, господин, – пробормотала она и хотела уйти.

Но Целию этого было мало. Заметив красоту рабыни, он разорвал ее легкую шерстяную тунику до талии и уставился на упругие обнаженные груди. Девушка вскрикнула от стыда и ужаса, но Целий, в котором закипела кровь, полностью сорвал платье с ее плеч.

Рабыня попятилась, но двое спутников Целия уже перекрыли ей путь к отступлению. Телохранители, понявшие, что их помощь не потребуется, отступили в тень. Помочь одинокой рабыне было некому. От заката до рассвета улицы Рима принадлежали преступникам. Только глупец выходил на улицу без охраны. Или раб, посланный с поручением.

– Господин, прошу тебя… – Голос девушки дрогнул. – Я не хотела ничего плохого…

Целий схватил ее за руку:

– Я мигом управлюсь.

Все одобрительно зашушукались. Молчали только стройный и Авфидий.

Девушка застонала от страха.

– Отпусти ее.

– Что ты сказал? – не веря своим ушам, переспросил Целий.

– Ты меня слышал.

– Чтоб мне гнить в Аиде! – Трясясь от гнева, Целий сделал шаг вперед. – Проклятье, это всего лишь рабыня!

Стройный приподнял полу тоги и показал спрятанный под одеждой длинный кинжал.

– Меня от тебя тошнит. Делай, что я тебе сказал.

Целий бросил взгляд на телохранителей.

Внезапно рукоятка кинжала оказалась в ладони стройного.

– Я проткну тебе сердце раньше, чем они успеют подойти.

– Успокойся, дружище, – сказал встревоженный Авфидий. – Все в порядке.

Стройный улыбнулся:

– Это зависит от Целия.

Остальные молча следили за развитием ссоры, которая назревала уже несколько месяцев. Никто не хотел становиться на пути могущественного и честолюбивого карьериста.

Дрожавший от ярости Целий отпустил девушку.

Стройный привлек ее к себе.

– Желаю удачи в Лупанарии, – сказал он и властно показал в конец улицы.

– Сначала ему не понравилось, что двое простолюдинов получили по заслугам, а потом он помешал всаднику трахнуть рабыню, – проворчал себе под нос Целий. – Этот хрен стал слишком мягким. Или сошел с ума.

– Ни то ни другое, – покачал головой Авфидий. – Просто он слишком умен.

– И что дальше?

Вместо ответа Авфидий весело похлопал рыжего по спине:

– Пора выпить еще!

Целий позволил себя увести. Остальные безропотно пошли следом, радуясь, что ссора закончилась без крови.

Так бывало не всегда.

– Увидимся завтра в Сенате! – крикнул им вдогонку стройный.

Он стоял молча, прижимая к себе рабыню, пока группа не скрылась из виду. В тени ждали два личных телохранителя. Девушка тревожно смотрела на него, надеясь, что ее отпустят. Но когда нобиль посмотрел на нее, в его взгляде горела похоть. Стройный сжал ее руку и потащил в переулок.

Она заплакала от страха. Все было ясно. Один насильник сменил другого.

– Молчи, а то будет плохо.

Толстый всадник, облегчившийся в очередной раз, видел, как пара исчезла в темноте.

– Он все это затеял, чтобы заполучить ее себе, – пробормотал толстяк. – Нет, квестором он пробудет недолго.

– Скоро он станет консулом, – предрек Целий. Но о судьбе девушки рыжий не догадывался.

На протяжении нескольких веков Римом правили два избранных консула, которым помогали военные трибуны, судьи и Сенат. Эта система хорошо работала, если должностные лица соблюдали закон. Два правителя выполняли свои обязанности в течение двенадцати месяцев. Считалось, что это древнее правило мешает отдельным личностям цепляться за власть. Но после гражданской войны, разыгравшейся тридцать лет назад, римская демократия пришла в упадок, и официальные посты переходили из рук в руки не чаще двенадцати раз за поколение. Честолюбивые аристократы, такие как Марий, Цинна и Сулла, положили начало традиции, заставляя ослабевший Сенат позволять им оставаться на посту консулов дольше положенного времени. Сейчас официальные государственные посты практически передавались по наследству, и самые богатые и могущественные роды Италии ревностно защищали такое положение. Посторонний человек мог стать консулом только при наличии невероятной энергии и других достоинств.

– Рано или поздно этот хрен все же оступится, – продолжал ворчать Целий. – Ошибаются все. – Рыжий все еще кипел от гнева, но понимал, что слишком пьян и в словесном поединке врагу проиграет. Он подхватил приятелей под руки и вразвалку побрел к Лупанарию.

Стройный решительно шагал в темноте, крепко держа девушку одной рукой. Переулок был завален мусором и битой глиняной посудой, выброшенной обитателями ближайших домов. Наконец, найдя подходящее место, он стащил с рабыни тунику и толкнул ее на землю. Она неловко упала, обнажив треугольник темных волос внизу живота. Приподняв тогу, он ступней раздвинул ее бедра и опустился на колени. Девушка вскрикнула от ужаса. Нобиль рывком овладел ею и вздохнул от наслаждения.

Стройный яростно вонзался в нее. Жена давно болела и не могла удовлетворять его желания. Захваченный политической карьерой, он уже несколько месяцев обходился без секса.

Глаза девушки расширились от страха.

– Если посмотришь на меня еще раз, я перережу тебе горло!

Она послушно зажмурилась и для верности зажала себе рот ладонью. Из закрытых глаз текли слезы. Такова была судьба рабыни.

Стройный сделал еще один рывок, кончил и испустил протяжный стон.

Но девушка не открыла глаза даже тогда, когда он встал и оправил тогу.

Он посмотрел сверху вниз и довольно улыбнулся. Лицо девушки, залитое слезами, распухло, но не утратило красоты. Теперь, когда похоть была удовлетворена, он мог вернуться домой. Нужно было закончить речь, которую он собирался произнести утром. Если эту речь хорошо примут, его шансы стать квестором сильно возрастут. Жрец Юпитера и трибун легиона – штабной офицер, – он стремился как можно скорее сделать карьеру аристократа – cursus honorum.

Он не сомневался, что отец гордился бы, если бы мог видеть, до каких высот поднялся его единственный сын. Семья была патрицианской, но небогатой. Отец много лет упорно трудился в Сенате и за год до смерти стал претором, выше которого был только консул.

Сначала молодому человеку помогали родственные связи, открывавшие ему двери, которые в противном случае остались бы для него закрытыми. Он долго слушал беседы отца с политическими союзниками, следил за дебатами на Форуме, посещал пиры, и это тоже принесло свои плоды. Он стал прожженным политиком, а выгодный брак укрепил его положение в обществе. Одна из его теток вышла замуж за консула, но после того, как дядя умер в разгар гражданской войны, карьера молодого человека затормозилась.

Во время кровавого правления Суллы опасность грозила любому инакомыслящему. Сулла, первым из всех полководцев решившийся ввести солдат в Рим, казнил всех, кто мог встать на его пути. За это его прозвали «мясником».

Молодого человека спасли от смерти только ум и воля. Благодаря непрестанным усилиям он обзавелся множеством богатых и влиятельных друзей и теперь считался восходящей звездой римского политического небосклона. На него стали обращать внимание такие великие люди, как Катон и Помпей Великий. Марк Лициний Красс, один из наиболее заметных людей в Риме, оказывал ему большую финансовую помощь, но молодой политик нуждался и в поддержке менее известных личностей. А сейчас ему представилась хорошая возможность показать, кто главный в компании.

Заставив Целия подчиниться, стройный усилил влияние и на друзей всадника. Для быстрого подъема по служебной лестнице ему требовались послушные союзники. Желающих править в столице хватало, но консулами могли стать лишь немногие. Если он поведет игру правильно, то в один прекрасный день сможет стать одним из них…

Он вернулся к действительности.

– Ступай домой. Пока тебя не нашел кто-то менее милостивый.

На лице рабыни мелькнуло недоверие, но тут же исчезло.

– Спасибо, господин. – Она видела кинжал и знала, как легко он может пустить его в ход.

– Торопись, если не хочешь угодить в Тибр. – Мысль убить девушку не приходила ему в голову, стройный не был хладнокровным убийцей. Он повернулся и ушел.

Девушка ждала, пока все звуки не исчезли в ночи. Потом она запахнулась в рваную тунику и побежала по темным улицам к дому хозяина. За позднее возвращение и потерю корзины с едой Гемелл сделает с ней такое, что уже случившееся покажется ей цветочками. Но больше идти ей было некуда.

Девять месяцев спустя…

Гемелл открыл дверь без стука и вошел в маленькую комнату. С его лица катился пот. Купец посмотрел на младенца, лежавшего на койке.

Вельвинна, кормившая другого близнеца, смотрела на хозяина со смесью страха и ненависти.

– Еще один лишний рот! Спасибо и на том, что это девчонка, – проворчал Гемелл. – Если мне повезет, она унаследует твою внешность. Тогда через несколько лет я смогу продать ее в публичный дом.

Он повернулся к Вельвинне. Лицо молодой матери сморщилось в предчувствии недоброго.

– Завтра вернешься на кухню. Двух дней отдыха более чем достаточно!

Вельвинне оставалось только подчиниться. Измученная тяжелой беременностью, она должна была разжигать очаг и мыть полы. Другие рабыни помогали ей всем, чем могли.

– Если будешь плохо работать, – пригрозил Гемелл, – я выброшу обоих твоих щенков на помойку.

Новорожденных выбрасывали на общественные помойки только самые бедные из граждан. Вельвинна крепко прижала ребенка к себе.

– Я буду хорошо работать, господин!

– Вот и отлично. – Гемелл наклонился и сжал ее грудь. – Я приду этой ночью, – буркнул он. – И пусть твое отродье только попробует пикнуть!

Молодая мать до крови закусила губу, пытаясь сдержаться.

Купец постоял на пороге, бросил на нее похотливый взгляд и ушел.

Она посмотрела в лицо мальчику.

– Ешь, мой маленький Ромул, – прошептала Вельвинна.

У ее близнецов не будет ни золотых булл, ни торжественного наречения на девятый день жизни. Эти дети – не граждане, а такие же рабы, как она сама. Она не может дать мальчику ничего, кроме молока.

– Расти здоровым и сильным.

Чтобы в один прекрасный день ты мог убить Гемелла.

И стройного патриция.

Глава III
Олиний

Северная Италия, 70 г. до н. э.

День виналии рустики пришел и ушел, но Тарквинию так и не представилось возможности выбраться из латифундии и посетить Олиния. В обычное время он обрадовался бы пышному празднику урожая, продолжавшемуся несколько дней. Однако в этом году многое сложилось по-другому. Вина и еды было вдоволь, но Целий позаботился о том, чтобы праздник прошел скромно. Как и предсказывал Декстер, мяса работникам не досталось. Что-что, а возможности сэкономить лишний сестерций этот аристократ не упускал. Нетерпение Тарквиния росло. Ему отчаянно требовалось поговорить с гаруспиком о своем сне, который повторялся снова и снова. Но молодой человек не смел уйти без разрешения, потому что Декстер знал о его желании подняться на гору. Помимо всего прочего, в обязанности надсмотрщика входило наказание работников, нарушавших приказы Целия. Случалось, что после его побоев люди не выживали.

Как-то рано утром недели через две после разговора с Декстером молодого этруска вызвали в облицованную камнем контору Целия. Тарквиний обрадовался. Наконец что-то начало меняться. Но находиться рядом с властным римлянином было страшновато. Почему-то владелец имения Тарквинию очень не нравился, а сон только подкреплял это чувство.

Целий изучал какой-то пергамент, лежавший на письменном столе, и долго не обращал на него внимания. Тарквиний ждал, с любопытством рассматривая убранство большой квадратной комнаты. По сторонам низкого алтаря находились статуи греческих богов. В нише стоял бюст какого-то мужчины с крючковатым носом и пронзительным взглядом, расположенный так, чтобы его видел каждый вошедший. На гвоздях висели мечи и щиты – военные трофеи Целия. Оружие, напоминавшее, что мир не ограничивается пределами латифундии, возбуждало воображение Тарквиния. Он многому научился у Олиния, но лишь в теории. А эти предметы были реальными.

Наконец аристократ посмотрел на него. Он не заметил интереса Тарквиния.

– За последнее время погибло слишком много скотины, – сказал он, постукивая по зубам указательным пальцем. – Даю тебе три дня. За это время добудешь полдюжины волчьих шкур. Я повешу их на стену.

– Шесть волков за три дня? – поразился Тарквиний.

«Почему именно сейчас? – подумал он. – О том, что волки сильно обнаглели, я сообщил Целию еще месяц назад».

– Верно. – Тон Целия был ледяным. – Может быть, поручить это кому-нибудь другому? У меня полно лентяев, которые с радостью сбегут с уборки.

– Я справлюсь, господин, – быстро ответил Тарквиний. Это поручение позволяло ему добыть мясо для Декстера.

Целий махнул рукой, отпуская его.

Когда Тарквиний дошел до порога, рыжий заговорил снова:

– Не уложишься вовремя, прикажу распять тебя на кресте.

– Господин… – Ошеломленный этруск уставился на Целия. Угроза казалась искренней.

– Ты меня слышал, – добавил рыжий, глаза которого превратились в темные щелки.

Тарквиний кивнул и закрыл за собой дверь. Встревоженный загадочной репликой, он пошел домой, собрал кое-какие принадлежности и взял лук с колчаном стрел. Мысль о скорой встрече с Олинием грела ему душу. Широко улыбнувшись, он поцеловал мать и вышел из имения.

В рощицах на склонах холма суетилось множество рабов, собиравших урожай. Первые оливы привезли из Греции несколько веков назад. Зеленые оливки и их ценное масло были основной статьей дохода Рима.

«Почему же Целий не расширил посадки? Это помогло бы ему нажить немалое богатство», – в который раз подумал Тарквиний.

– Не забудь про уговор! – крикнул вилик, увидев Тарквиния. – Не то пошлю тебя работать на мельницу! – Молоть муку было еще более изматывающим делом, чем жатва, обычно этим занимались провинившиеся. – Хорошо, что ты идешь наверх, – зловеще добавил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Стариком интересуется Красс. Одни боги знают почему.

Не успел Тарквиний открыть рот, как надсмотрщик отвернулся и начал выкрикивать приказы.

Какое дело было до Олиния Марку Лицинию Крассу?

Этот несметно богатый аристократ годом ранее разбил Спартака, предводителя восстания рабов, которое чуть не сокрушило Рим. Однако все считали, что эту победу искусно приписал себе Помпей Великий, его главный соперник. Эта ложь позволила Помпею провести триумф, в то время как Красс был вынужден довольствоваться всего лишь пешим парадом. В последующие месяцы разгневанный Красс так и не смог восстановить свое политическое преимущество.

Но недавно ему удалось разделить консульство с Помпеем, и в ознаменование единения эта пара восстановила трибунат, отмененный Суллой. В нем должности могли занимать только плебеи. Трибуны имели право накладывать вето на решения Сената и созывать народные собрания для принятия собственных законов, а потому пользовались в Риме огромной популярностью. Реформа была умным шагом, но Красс воспользовался ею, чтобы вызвать у Сената недовольство Помпеем. Согласно закону, тридцатишестилетний Помпей был слишком молод для того, чтобы занимать пост консула. Кроме того, он еще не был сенатором. Помпей тут же узнал о тактике Красса, и вскоре между ними произошла публичная ссора. Ожидалось, что они будут совместно трудиться на благо республики, однако соперничество консулов стало яростным, как никогда.

Тарквиний вздрогнул.

Причиной интереса Красса могло быть только одно: бронзовая печень. Меч Тарквина. Целий намеревался продать священные предметы человеку, который хотел… нет, отчаянно нуждался в знаках благоволения небес.

Время решало все. Тарквиний хотел перейти на бег, но вдруг услышал кислый голос:

– Опять сачкуешь? – С дерева на Тарквиния смотрел Маврос. Ноги смуглого раба были по-прежнему скованы. В одной руке он держал маленький острый нож для срезания оливок, другой держался за ствол. На спине болталась ивовая корзина. – А хозяин об этом знает?

– Он послал меня охотиться на волков. Велел убить шестерых за три дня. Не хочешь помочь?

При мысли о физической опасности смуглое лицо Мавроса посерело.

Тарквиний сделал вид, что натягивает тетиву и выпускает стрелу.

– Раз так, продолжай собирать оливки!

Вскоре узловатые стволы и сборщики остались внизу. Миновав рощи, Тарквиний обвел взглядом местность, которую он знал и любил. Озеро Вадимон искрилось в солнечном свете, и это зрелище заставило его на мгновение забыть тревогу, вызванную словами Целия и Декстера.

Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматом горных трав, сорвал веточку розмарина и сунул в мешок, чтобы использовать позже. Потом он стал разыскивать взглядом волков, хотя те вряд ли могли появиться здесь днем. Эти хищники жили в лесах, расположенных намного выше, и спускались на охоту только после захода солнца. Тут и там попадались цепочки их следов. Он заметил неподалеку скелет взрослой овцы, дочиста обглоданный птицами. Одинокий шакал высасывал мозг из треснувшей кости. Не успел Тарквиний натянуть лук, как шакал умчался прочь.

Тарквиний шел к хижине Олиния, то и дело обводя взглядом небо и склон горы в поисках чего-то необычного. Старик первым делом спросит, что он увидел во время восхождения. Он насчитал восемь канюков, паривших над вершиной в потоках теплого воздуха. Довольный тем, что их восемь, а не двенадцать и что количество и форма облаков не предвещают ничего плохого, Тарквиний уверенно поднимался по каменистой осыпи.

Когда показалась маленькая хижина, он ускорил шаг. Несмотря на высоту, становилось жарко, и он предвкушал отдых. Неказистое жилище его учителя стояло на краю поляны, откуда открывался вид на юг, озеро и расстилавшиеся за ним просторы. Это было любимое место Тарквиния, вызывавшее у него множество приятных воспоминаний.

– Наконец-то ты почтил меня своим присутствием.

Молодой человек обернулся и увидел Олиния, стоявшего у него за спиной.

– Как ты узнал, что я иду к тебе? – Тарквиний так обрадовался, увидев гаруспика живым и здоровым, что чуть не обнял его.

Олиний улыбнулся и поправил кожаную шапку.

– У меня свои методы. Рад видеть тебя, малыш. Что-нибудь заметил по дороге?

– Немногое. Шакала. Восьмерых канюков. – Тарквиний развел руками. – Я бы пришел раньше, но целую вечность пришлось возиться с урожаем.

– Не важно. Главное, что ты здесь. – Олиний подошел ближе. – Нам нужно о многом поговорить, а времени мало.

– Я не смогу остаться надолго. – Тарквиний постучал по луку, висевшему на его левом плече. – У меня всего три дня на шесть волков.

– Очень кстати, что я как раз убил нескольких.

Олиний показал на решетку, где сушилось пять больших волчьих шкур.

– Одного-то волка за три дня я добуду без труда, – улыбнулся Тарквиний. – Что случилось? Обычно ты предоставляешь охотиться мне.

Гаруспик пожал плечами:

– Скучно целыми днями разговаривать только с овцами.

– Ты знал, сколько шкур потребует Целий?

Олиний кивнул.

– Садись в тень. Должно быть, после восхождения ты умираешь от жажды.

Радуясь возможности передохнуть, Тарквиний пошел за стариком. Оба опустились на поваленное дерево и долго сидели молча, любуясь видом. Они знали, что, когда солнце спустится ниже, раскинувшуюся внизу панораму затянет дымка. Тарквиний сделал несколько глотков воды и протянул гаруспику кожаную фляжку.

– Какие вещие сны ты видел в последнее время?

Тарквиний чуть не поперхнулся.

– Что?

– Ты верно расслышал.

– Я видел сон про тебя. Дело происходило в пещере. Может быть, в той, где хранится печень. – Он поморщился, ощутив запах шкур. – Наконец-то я ее увидел!

– Что еще?

– Ничего. – Тарквиний не сводил глаз с ослепительно блестевшего озера.

– Лжец из тебя никудышный, малыш, – хмыкнул Олиний. – Боишься сказать мне, что я скоро умру?

– Я этого не видел. – От способности гаруспика читать его мысли у Тарквиния побежали мурашки по спине. – Но к пещере шли Целий и несколько воинов. Похоже, с недобрыми намерениями.

– Он продал кому-то из римлян сведения о том, где я нахожусь.

– Крассу! – не успев подумать, выпалил Тарквиний.

Олиний не удивился.

– И получил за это столько же денег, сколько в год приносит латифундия. – Его взгляд сделался пронзительным. – Немало за какого-то старика, правда?

Тарквиний ненадолго задумался.

– Я думал, ему нужна печень.

– Бронзовая печень имеет огромное значение. Хотя она этрусская, но римляне высоко чтят ее, – согласился Олиний. – С ее помощью Красс сможет заставить авгуров предсказать все, что ему захочется, – не скрывая презрения, добавил он. – Да и меч Тарквина придется по душе честолюбивому полководцу. Все, что поможет ему стать популярнее Помпея.