Читать книгу: «Продавец надежды. Найти смысл жизни в мире, где тревога – норма, а спокойствие – бунт», страница 2

Глава 3. Эмоциональное землетрясение

Пока на крыше шел спор о высоких материях, часть людей внизу начала расходиться, не дожидаясь развязки. Они не понимали, что происходит, и теряли интерес. Но толпа почти не поредела: людям не терпелось увидеть, чем все закончится.

Вдруг сквозь толпу стал протискиваться пьяница. Его звали Бартоломеу, и свои глубокие душевные раны он привычно заливал алкоголем, после чего терял человеческий облик. Его растрепанные и чуть отросшие черные волосы многие недели не расчесывали и, судя по всему, не мыли. Лет ему было около тридцати. У него была светлая кожа, густые брови, а одутловатость лица свидетельствовала о бурной жизни. Бартоломеу был настолько пьян, что еле волочил ноги. То и дело он спотыкался, а когда ему помогали встать, вместо благодарности ругался, едва ворочая языком.

Одним он говорил:

– Эй, куда прешь! Я совершаю обгон слева!

К другим обращался так:

– Браток, дай пройти, я спешу.

Сделав очередной шаг, Бартоломеу споткнулся о решетку канализации. Чтобы не растянуться на земле, он попытался за что-то уцепиться и в итоге схватился за какую-то старушку, на которую и упал, чуть не сломав ей позвоночник. Та ударила его клюкой по голове и заверещала:

– Пошел вон, а то я тебя!

У Бартоломеу не было сил отойти, поэтому он заорал, перекрикивая женщину:

– На помощь! Убивают! Старая карга взбесилась!

Окружавшие их люди перестали глазеть на небо и обратили внимание на пьяницу со старухой. Они заступились за женщину и прогнали Бартоломеу со словами:

– Вали отсюда, придурок.

Но он не унимался и принялся всех без разбора благодарить:

– Ребята, от всей души спасибо, что под… подто…

Он был так пьян, что три раза пытался произнести слово «подтолкнули». Затем кое-как отряхнул пыль со штанов и чуть не упал снова.

– Спасли вы меня от этой вот… – продолжил было он. Услышав это, старушка немедленно занесла свою клюку, чтобы еще раз ударить его по голове, но он вовремя исправился: – От этой вот милой женщины…

Покинув поле битвы, Бартоломеу пошел дальше через толпу. Он был заинтригован: на что это так смотрят все эти люди, что они увидели там, наверху? Неужто летающая тарелка приземлилась?

Пьяница с трудом поднял голову вверх и завопил:

– Я его вижу! Я вижу пришельца! Народ, берегись! Он желтый, у него рога. И пистолет в руках!

У Бартоломеу начались галлюцинации. В измененном состоянии он видел то, чего нет. Он к тому же был не просто алкоголиком, но и дебоширом и отлично умел привлечь к себе внимание. Поэтому знакомые называли его Сладким Голосочком. Он обожал пить, а еще больше – болтать. Близкие друзья утверждали, что у него синдром компульсивного говорения.

Бартоломеу хватал за руки тех, кто оказался рядом, чтобы показать им «пришельцев». Одни отмахивались, другие грозили кулаками и бранно посылали подальше.

Пьяница бормотал:

– Что за народ! Завидуют мне, что я первый инопланетянина увидел.

Тем временем на крыше человек, который хотел избавиться от собственной жизни, начал думать о том, что, быть может, избавиться ему нужно от предрассудков. Ведь его представления о жизни и смерти оказались слишком поверхностными. Он кичился своей образованностью, а она обернулась невежеством. Для человека, который считал себя эрудированным интеллектуалом, такое откровение оказалось сложным (и даже болезненным). Он всегда гордо демонстрировал широкие академические познания, но никогда еще так глубоко не задумывался над их бесполезностью.

Он как будто видел мир другими глазами. А глаза ему открыл стоявший рядом человек-загадка, совсем не похожий на душевного собеседника. Незнакомец не унимался. Он вспомнил историю одного великого мыслителя:

– Почему Дарвин в последние мгновения своей жизни, на смертном одре воскликнул: «Боже мой!» Он обратился к Богу, чтобы тот дал ему силы? Или струсил, испугался невыносимой боли настолько, что на пороге смерти стал считать ее неестественной, хотя вся его теория основана на естественном отборе? Откуда этот конфликт между жизнью и теорией? Смерть – это конец или начало? В смерти мы теряем себя или находим? А может, после смерти История списывает нас со счетов, и мы больше никогда не выйдем на ее сцену?

Самоубийца был в глубоком изумлении. Он никогда не задумывался о подобных вещах. Он придерживался эволюционной теории, но не ассоциировал Дарвина с живым человеком с личными переживаниями. Ученый мог быть непоследовательным и слабым? Нет, это невозможно! «Дарвин не отказался от жизни. Он любил жизнь гораздо больше, чем я», – подумал самоубийца.

Загадочный человек на крыше заставил несчастного глубоко задуматься. Он подождал, пока сердце перестанет бешено колотиться в груди, попытался отдышаться, как будто хотел вместе с воздухом проникнуть в глубины своего организма, исследовать собственную сущность. Он ответил честно:

– Не знаю. Я никогда об этом не думал.

А незнакомец продолжал:

– Мы работаем, покупаем, продаем, строим отношения с другими людьми, говорим о политике, экономике и науке, но на самом деле остаемся детьми, которые играют пьесу жизни, не понимая всей ее сложности. Мы пишем миллионы книг и храним их в громадных библиотеках, но все же мы дети. Мы почти ничего не знаем о себе. Мы – миллиарды детей, десятилетие за десятилетием играющих на этой удивительной планете.

Самоубийца задержал дыхание. Кто он на самом деле? Как он жил? Жулиу Сезар Ламберт – так его звали – имел острый проницательный ум. У него была многообещающая научная карьера, его кандидатская и докторская диссертации получили отличную оценку. Аспиранты и докторанты боялись его едких критических замечаний. Он гордился своим интеллектом и считал его главным своим достоинством. А теперь он чувствовал себя на ученом совете, председателем которого был бродяга в лохмотьях. Он ощутил себя беззащитным ребенком, который напуган и не представляет, что ему делать. Но впервые в жизни Жулиу Сезар Ламберт не пришел в ярость, когда его назвали ребенком. Напротив, согласившись с этим, он испытал удовольствие. Он уже не был безнадежным человеком, он был человеком, который возрождается.

Глава 4. Потери

Безумие можно лечить только тогда, когда оно становится явным. А Жулиу Сезар до этого прятался за своим красноречием, культурой и ученой степенью. Теперь он начал сбрасывать свои маски. Но ему предстоял долгий путь.

Солнце уже заходило за горизонт, а на вершине здания Сан-Пабло отменялось самоубийство. В этот момент человек, который спас Жулиу Сезара, заметно погрустнел и произнес: «Двадцать». Заинтригованный Жулиу Сезар спросил:

– Почему вы все время называете разные числа?

Собеседник помолчал, прежде чем ответить. Он посмотрел вокруг, наблюдая, как зажигаются и гаснут далекие огни. И протяжно вздохнул, как будто хотел быть одновременно везде, чтобы не дать огням погаснуть. Потом внимательно посмотрел на Жулиу Сезара и мягко сказал:

– Почему я называю числа? За то короткое время, что мы стоим на крыше этого высотного здания, двадцать человек навсегда закрыли глаза. Двадцать человек отобрали у себя жизнь. Двадцать человек лишили себя права на защиту – так пытался поступить и ты. Они когда-то играли, любили, плакали, сражались, отступали… А теперь они – только болезненный след в памяти тех, кто остался.

Жулиу Сезар был окончательно сбит с толку. Кто этот человек? Что пережил он на своем веку? Острый ум профессора безуспешно пытался идентифицировать незнакомца. И вдруг тот заплакал. Это было неожиданно: в нем чувствовалось столько силы! Через него как будто проходила вся невыносимая людская боль. Казалось, он чувствовал трагедию родителей, которые потеряли детей, и несчастье детей, оставшихся без родителей. А может, незнакомец просто плакал, вспоминая свои собственные утраты.

Слезы бродяги совершенно обезоружили Жулиу Сезара. Он вспомнил свое детство, и воспоминание оказалось слишком сильным. Он тоже позволил себе расплакаться. Как редко он плакал вот так, совершенно не заботясь о том, что подумают о нем другие. У этого человека были глубокие травмы.

– Отец играл со мной, целовал и называл «любимым сыночком».

А потом, глубоко вздохнув, Жулиу Сезар рассказал то, о чем рассказывать было нельзя, то, о чем не знали даже его ближайшие друзья. Эти события, похороненные заживо в его памяти, определили его видение мира.

– Отец ушел без объяснений, когда я был совсем ребенком, – продолжил он. – Я смотрел мультики и услышал из его комнаты громкий звук. Я пошел посмотреть, в чем дело, и увидел, что он лежит на полу весь в крови. Мне было всего шесть лет. Я стал кричать и звать на помощь. Мамы не было дома, и я побежал к соседям, но так волновался, что они не сразу поняли, почему я так кричу. Моя жизнь только началась, а у меня уже отняли детство. Мой мир рухнул. Я теперь ненавидел мультики. У меня не было братьев и сестер. Бедной маме пришлось уехать на заработки за границу. Она изо всех сил поддерживала меня, но, когда мне исполнилось двенадцать лет, умерла от рака. Я вырос у тети с дядей. Потом жил то тут, то там, всегда оставаясь чужим, у меня не было своего дома. Я был раздражительным подростком, семейные праздники меня не интересовали. Да и какая тут семья – я был скорее домработником без права голоса.

Жулиу Сезар стал агрессивным. Он мало общался со сверстниками и взрослыми, был застенчив и нетерпим. Ему казалось, что он некрасивый, что его никто не любит. Учеба стала его отдушиной. Ему удалось поступить в университет, где он стал блестящим студентом. Днем он работал, по вечерам ходил на занятия, по ночам и в выходные корпел над книгами…

– Я посрамил всех своих насмешников. Я стал умнее и успешнее, чем они. Я был отличным студентом и стал уважаемым преподавателем. Мне завидовали и меня ненавидели. А многие мной восхищались. Я женился, у меня родился сын Жуан Маркус. Но я не стал хорошим мужем и отцом. Год назад я влюбился в студентку на пятнадцать лет младше меня. Я был в отчаянии. Пытался ее соблазнить, купить. Долгов понаделал. Потерял все доверие, всю уверенность в завтрашнем дне… и вот она бросила меня. Весь мир рухнул. Моя жена узнала об этой интрижке и тоже ушла от меня. А когда это случилось, я понял, что все еще люблю ее. Я не мог дать ей уйти! Пытался начать все заново, но она устала от толстокожего интеллектуала, депрессивного пессимиста, да еще и банкрота. И ушла.

Жулиу Сезар позволил себе разрыдаться – впервые в жизни после смерти матери. Он плакал, вытирая слезы правой рукой. Никто не знал, как глубоко несчастен блестящий профессор. Он продолжил беспокойно:

– Мой сын Жуан Маркус стал употреблять наркотики. Он был агрессивен и часто упрекал меня за то, что я никогда не играл с ним в детстве, не говорил ему ласковых слов, не был ему товарищем и другом. Несколько раз он лежал в клинике. Сейчас он живет в другом штате, а меня и знать не хочет. Так что с шестилетнего возраста меня только бросают и бросают. То по моей вине, то совершенно безвинно.

Он говорил искренне, обнажая душу перед незнакомым ему человеком.

Когда Жулиу Сезар закончил, то будто прокрутил в своей голове фильм. Он вспомнил отца, каким его видел в последний раз, – эти кадры в течение долгого времени будто хранились в архиве. И вспомнил, как еще долго после смерти отца днями и ночами звал его. Мальчик вырос, держа на отца обиду, чувствуя к нему гнев и считая, что именно ему, Жулиу Сезару, придется пережить в будущем всю невысказанную отцовскую боль.

А теперь он сам повторяет отцовский поступок. Прошлое оказалось сильнее, чем блестящая академическая карьера. Острый ум не дал покоя душе. Он был зажатым, импульсивным, напряженным человеком. Эту броню не удалось пробить его психиатрам и психологам. Нередко он в лицо смеялся над ними, считая их выводы слишком простыми для такого интеллектуала, как он. В чем-то убедить такого человека – задача не из легких.

Вывернув душу наизнанку перед незнакомым бродягой, профессор снова закрылся, готовясь услышать от собеседника непрошеные советы из серии «помоги себе сам» и прочие бессмысленные рекомендации. Но незнакомец и не собирался этого делать. В минуту, когда шутить, казалось, невозможно, он выдал:

– Дружище, да у тебя большие проблемы.

Жулиу Сезар слабо улыбнулся. Такого он не ожидал. Советов не было.

Но было понимание: пусть незнакомец и не может ощутить его боль, он точно что-то знает о потерях и расставаниях.

– Я знаю, что такое потерять человека. Кажется, что весь мир рушится прямо нам на голову и никто нас при этом не понимает!

Слезы вновь проступили в его глазах, он смахнул их руками. Видно, пережить ему пришлось не меньше, чем сегодняшнему самоубийце-неудачнику.

Жулиу Сезар, немного придя в себя, повторил вопрос:

– Скажите, но кто же вы?

В ответ тишина.

– Вы психиатр или психолог? – Жулиу Сезару показалось, что он разговаривает с необычным специалистом.

– Нет, – короткий ответ.

– Философ?

– Я ценю мир идей, но я не философ.

– Вы священник? Католик, протестант, мусульманин или буддист?

– Нет! – уверенно сказал незнакомец.

Не получив внятного ответа, заинтригованный Жулиу Сезар нетерпеливо спросил:

– Вы сумасшедший?

– Возможно, – ответил тот, слегка улыбнувшись.

Удивлению Жулиу Сезара не было предела.

– Ну скажите, кто вы?

Он хотел, чтобы незнакомец, на которого смотрела растерянная толпа, ответил ему. Люди внизу не знали, о чем говорят здесь на крыше. До психиатра, бригадира пожарных и начальника полиции долетали только обрывки разговора. Ответ загадочного человека на расспросы Жулиу Сезара привел всех в изумление. Он широко раскинул руки, посмотрел в небо и сказал:

– Когда я думаю о краткости земного существования и о том, что есть, кроме меня и после меня, то замечаю, насколько я мал. Когда я думаю, что однажды окажусь в холодной могиле, проглоченный бездной, то понимаю, как велики мои ограничения. А поняв это, я перестаю быть богом и высвобождаю в себе простого человека. Я перестаю быть центром вселенной и становлюсь просто путником на незнакомой дороге…

В этих словах не было ответа на вопросы Жулиу Сезара, но он запомнил их. И профессор подумал, как и многие другие до него, кому приходилось встречать этого бродягу: «Он псих? А может, мудрец? А может, и то и другое?» Вопросов оказалось больше, чем ответов.

Отважный человек снова посмотрел в небо и заговорил по-другому. Такой молитвы к Богу Жулиу Сезар никогда ни от кого не слышал:

– Боже, кто Ты? Почему Ты не реагируешь на безумства некоторых религиозных людей и не успокоишь сомнения скептиков? Почему Ты скрываешь свои движения за законами физики и прячешь свою печать за как будто бы случайными событиями? Меня беспокоит Твое молчание!

Жулиу Сезар хорошо разбирался в социологии религии, знал основы христианства, ислама, буддизма и других религий, но эти его знания никак не объясняли поведение и слова незнакомца. Тот мог быть убежденным атеистом или же почитателем Творца. Блестящий профессор снова и снова задавал себе вопросы: «Что это за человек? Откуда он взялся? Что привело его сюда?»

Глава 5. Зов

В современном обществе все, даже лидеры, крайне предсказуемы. Они способны только на тривиальные поступки, которые не вызывают эмоциональный отклик и не будят воображение. То, чего не хватало «нормальным», с избытком имелось у загадочного человека, который стоял напротив Жулиу Сезара. Профессор никак не мог сдержать любопытства и поэтому еще раз спросил, кто он такой, но уже по-другому. Задавая свой вопрос, он признал, что очень мало знает и о самом себе.

– Я не знаю, кто я такой, я только ищу себя. Но скажите мне наконец, кто же вы?

Губы незнакомца растянулись в довольной улыбке: Жулиу Сезар начинал говорить на его языке. И он признался. Смотря на горизонт, где заходило солнце, незнакомец расставил ноги, поднял руки и произнес:

– Я продаю надежды!

Профессор пришел в полное замешательство. Казалось, что странный человек бредил. Его слова изумили Жулиу Сезара; но для бродяги они стали признанием.

А внизу Бартоломеу все кричал и кричал:

– Смотрите, главный пришелец! Он раскинул руки и изменил свой цвет.

И это была уже не галлюцинация, а ошибочная интерпретация. Или нет? Сложно сказать. Признавшись, Продавец надежды полностью раскрыл себя. Он посмотрел вниз на толпу и изменился в лице. Ему было жаль зевак.

Жулиу Сезар закрыл лицо руками. Он не верил тому, что только что услышал.

– Продавец надежды? Это как? Что это значит? – не понимал он.

Незнакомец казался таким умным! Он отговорил профессора от самоубийства, помог ему собраться с мыслями, а потом вдруг… это признание. Жулиу Сезар не встречал еще людей, которые называли бы себя таким образом.

Стоявший в двадцати пяти метрах от странных собеседников психиатр услышал признание бродяги и оживился. Не раздумывая, он заявил начальникам пожарной службы и полиции:

– Я так и знал. Они одного поля ягоды.

Тут же произошло еще одно событие. Как будто признания было мало. Незнакомец посмотрел направо и увидел, что в соседнем здании, с расстояния примерно в сто пятьдесят метров, в него целится снайпер. Он резко сбил с ног Жулиу Сезара и упал сам. Изумленный профессор не понял, что произошло. Чтобы не пугать его еще больше, Продавец надежды сказал:

– Если ты испугался этого падения, представь, что было бы, если бы ты упал на землю.

Толпа решила, что бродяга удержал прыгнувшего самоубийцу. Никто не мог ничего понять. Вскоре оба мужчины встали и теперь спокойно стояли у края крыши. Продавец надежды осмотрелся и не увидел снайпера на прежнем месте. Может быть, ему привиделось? Зачем кому-то убивать обычного человека?

Жулиу Сезар посмотрел на него, и странный человек повторил:

– Да, я продаю надежды.

Жулиу Сезар на миг подумал, что перед ним бродячий торговец или биржевой маклер. Но его признание никак не соотносилось с этими профессиями. Жулиу Сезар уточнил:

– Как это? Что вы продаете?

– Неуверенным я продаю дерзновение, боящимся – смелость, потерявшим желание жить – радость, беспечным – здравый смысл, мыслителям – критичность.

Жулиу Сезара вдруг охватила гордость, он вспомнил, как считал себя академическим богом. И подумал: «Это невозможно! Это дурной сон. Наверное, я просто умер. Сначала я хотел свести счеты с жизнью, потому что не мог решить свои проблемы. А теперь разговариваю с человеком, который меня спас и утверждает, что продает то, что не продается. Все этого хотят, но ни на каком рынке этого не купишь». И тут, к его удивлению, странный человек добавил:

– А тем, кто хочет поставить точку в своей жизни, я пытаюсь продать запятую. Простую запятую.

– Запятую? – переспросил смущенный социолог.

– Да, запятую. Маленькую запятую, чтобы они могли дописать свою историю.

Жулиу Сезар начал потеть. Он как будто очнулся, пришел в себя. Незнакомый нахал только что продал ему запятую, а он, сам того не замечая, купил ее. У нее не было цены, никто на него не давил, не шантажировал, не завлекал. Он купил ее, чтобы вернуть свою человеческую сущность. Интеллектуал стал учеником бродяги. Профессор закрыл лицо руками, чтобы проверить, не спит ли он.

Выдающегося социолога вдруг осенило. Он посмотрел вниз, на толпу, которая ждала от него каких-то действий. Эти люди были так же не уверены, как и он сам. Они были вольны идти по своим делам, но не делали этого. У них не было свободы, чтобы принять собственное решение.

Профессор словно погружался в сюрреалистический, но при этом очень реалистичный фильм. «Этот человек настоящий или мое сознание подшучивает надо мной?» – спросил он самого себя, не будучи уверенным в ответе. Никто и никогда так не зачаровывал его, как этот Продавец надежды.

И тут загадочный человек сделал ему совершенно невероятное предложение:

– Иди со мной, и я сделаю тебя Продавцом надежды.

Профессор не знал, что ответить, он не мог пошевелиться, зато лихорадочно соображал. «Что за предложение такое? Как я пойду за человеком, с которым час назад только познакомился?» И все же он не мог противиться загадочному зову.

Ему наскучили научные дискуссии. Мало кто мог сравниться с ним в академическом красноречии, но в его сфере многие, и он в том числе, были чрезмерно самолюбивы и патологически завистливы. Он понимал, что в его храме знаний не хватает терпимости, независимости мышления и здорового творческого безумия. Научные изыскания превращались в догматы. Ученым не хватало свободы. Они были вынуждены выполнять требования факультетов.

А теперь перед Жулиу Сезаром стоял плохо одетый, растрепанный, неопрятный, но активный, энергичный, критически мыслящий, открытый, свободный человек, противник всяческих догм. И этот человек делает ему самое невероятное предложение: продавать надежды. «Как? Кому? Зачем? Меня будут ругать или хвалить?» – размышлял Жулиу Сезар. Но, каким бы заманчивым ни было предложение незнакомца, он понимал, что путь этот не будет торным.

Несмотря на эмоциональную нестабильность и гордыню, Жулиу Сезар всегда вел себя корректно, никогда не позволял себе скандалить на публике. Сегодняшний случай на крыше был первым. И он понимал, что на происшествие последует реакция. Он не играл, он действительно намеревался покончить с жизнью. А поскольку боялся оружия и препаратов, забрался на крышу здания.

Предложение незнакомца напоминало гранату, готовую вот-вот разорваться на тысячу осколков, которые разобьют вдребезги всю его привычную жизнь. Шли долгие минуты. Он думал:

«Я пытался отгородиться от мира, а погряз в трясине. Я пытался научить своих студентов думать, а вырастил множество подражателей. Я пытался внести вклад в общество, а построил остров гордыни. Если я продам хотя бы одну надежду хоть кому-то, как этот таинственный человек продал мне, то, может быть, в моей жизни будет больше смысла».

Тогда я решил пойти за ним. Я, Жулиу Сезар, первый из учеников этого необыкновенного и невероятного человека, рассказываю эту историю.

Он стал моим учителем. Я был первым, кто решился отправиться в путешествие без цели, без маршрута, по неизведанным дорогам. Безумие? Может, и безумие, но не более того, что я пережил до этого.