Читать книгу: «История бывшего абитуриента», страница 3

– У вас пятьсот долларов. Завозить к нам валюту запрещено. Наши сумы – можно, другие – нельзя.

– Я читал в правилах въезда, что можно перевезти до пяти тысяч долларов, нужно только их задекларировать. Меня проверяла ваша таможня, вопросов не было никаких. Я ничего не нарушаю, – обладатель пятиста долларов все еще пытался сопротивляться.

Арсен молча сидел и наблюдал за развитием процесса отъема денег. «Наивный. Тут целая схема работает. С таможни передают по рации или телефону подробные сведения сообщникам из полиции, стоящим на дороге, те по этой наводке хлопают обладателей валюты. Проскочить на машине практически невозможно. Многие местные таксисты сами участвуют в этом вымогательстве – сажают импортных клиентов и везут их прямиком к условному месту, где и стоят эти оборотни. Те якобы для проверки авто или под другим предлогом «заставляют» водителя ехать за ними, завозят в какой-нибудь глухой переулок и там начинают психологическую обработку пассажиров. Водитель-провокатор с испуганным видом шепотом рекомендует отдать что просят, типа – лучше с ними не связываться. Чужая страна, темнота, непонятно, где находишься, недобрые полицейские. Когда уже начинают жестко угрожать, что имеют право без объяснения задержать на двое суток, запереть в камере и отколотить – мало кто выдерживает. Почти все платят»

Между тем процесс вымогательства продолжался. Гражданский оборотень нажимал уже по полной, но все также вежливо:

– Вы ошибаетесь. Я должен арестовать вас за нарушение, но у вас еще есть шанс…– далее уже было не расслышать, так как они отходили все дальше от машины.

Толстомордый лейтенант, переместившись еще ближе к свету фонаря, продолжил изучение взятых паспортов. Когда в руке полицейского оказался его документ, а может, это был и не его – свет был не настолько яркий – Арсен уже не мог контролировать свой страх. Лейтенант стал перелистывать страницы, а потом что-то говорить в рацию. «Все, попался» – он тихо открыл дверку, вышел, и когда толстомордый, продолжая говорить, повернул голову в его сторону, рванул от машины.

– Стой! Туриш! Стоять! Стоять! Стрелять буду!

В голове Арсена в очередной раз за эти два дня мелькнули эпизоды погони из кино: человек бежит по дороге, за ним гонится черный автомобиль, но тот тупо продолжает бежать по прямой, хотя можно и нужно бы свернуть в какой-нибудь узкий переулок или зазор между домами. Конечно, его догоняют и сбивают машиной.

Не дожидаясь такого сценария, он сразу свернул в первый попавшийся справа узкий пешеходный переулок между темными домами, выскочил на следующую улицу, высматривая направление, где были невысокие дувалы и заборчики. Он бежал изо всех сил, как уже давно не бегал. Свернул в очередную улочку, уперся в высокую глиняную или кирпичную стену. Выскочил назад – где-то сзади, но не близко, крики, шум. Дальше перелазил какие-то заборы, рвал по огородам, уворачивался от беснующихся собак.

Минут через десять он понял, что давно оторвался от погони. А может, они и не бежали за ним… Понял также, что теперь уж точно все и везде будут его искать. Легально и нелегально. Хорошие, если есть такие полицейские, в чем он очень сомневался, и плохие. Бандиты-убийцы. Паспорт брата остался у них.

Под приливом адреналина или отчаяния он решил, что ему уже нечего терять, и, если он хочет жить и увидеть свою семью – нужно остервенеть и идти к цели не сомневаясь, без жалости к себе и другим, без долгих размышлений и прочей порядочности. В том, что его убьют бандиты или, в лучшем случае, полиция посадит в тюрьму, если поймает, он уже абсолютно не сомневался. Осталась только досада, злость и вопрос – как он попал в эту историю? Кто все это подстроил? Он был абсолютно уверен в своей непричастности и невиновности. Что это за вещи, за которые его готовы убить? И которые он не брал.

Арсен начал вспоминать, какие не принадлежащие ему предметы он держал в руках за последнее время. Кроме лопаты на похоронах Рашида ничто не приходило в голову. Не за нее же его гоняют бандюки. Убитый механик на заводе явно был связан с криминалом, но опять-таки он-то, Арсен, при чем? Его ищет настоящая мафия!? Он знал, как живет уличная шпана и правила выживания с ней, но не знал, что такое мафия. Его знания о ней были почерпнуты сугубо из кино и прочитанных книг: «солдаты мафии, капо, капо де туччи, Корлеоне, Лаки Лучиано, «бетонный сапог», дохлая рыба» и подобное. И теперь это внушало страх. После недолгого размышления он решил, что ему может как-то помочь или хотя бы спрятать опять-таки только брат. Значит, ему нужно вернуться назад.

Граница была относительно недалеко от главного города республики, километров восемьдесят-девяносто. Но для него, пешего, гонимого, это было сейчас огромное расстояние. Черная южная ночь и помогала, и мешала ему. В темноте хорошо скрываться, но в незнакомой местности также было невозможно быстро двигаться, толком ничего не видя.

Немного успокоившись, он стал всматриваться и прислушиваться к окружающему. Лай собак, отдаленный гул автомашин, всегда узнаваемый лязг вагонов. В каком направлении граница, он определил по видимым фонарикам на пограничных вышках, так что начальное направление своего предстоящего движения он знал. «Подальше от вышек, в другую сторону». Выровняв дыхание и как можно быстрее, но не бегом, а хорошим шагом он двинулся к гремящей и свистящей станции.

Увидев очертания железнодорожных составов, он снял и выбросил в канаву свою светлую ветровку и остался в нелепой синей футболке с надписью на латинском «BAVARIA». Без ветровки ночь казалось прохладной, но он знал, что нужно как-то изменить свой внешний вид. Больше снять и выбросить было нечего. Разве что из брюк сделать шорты? Но это выглядело бы дурацки – мало кто в этой восточной стране ходил в драных шортах, да и вообще в шортах. Да и вообще – прохладной ночью, в майке и шортах…

С этими мыслями он приблизился к скопищу вагонов, цистерн и платформ, в потемках казавшимися недобрыми чудищами. Похоже, это был разъезд или место для отстоя, потому что звуки стукающихся вагонов издавались дальше, а эти стоящие монстры были на каких-то запасных путях и вид у них был совсем не готовый двинуться в путь. Он очень не любил поезда и вообще все, что связано с железной дорогой. Это осталось в нем со студенческих пор, когда на очередные каникулы приходилось с пересадками, дикими очередями и давкой к кассе, пыльными третьими полками общих вагонов добираться в родной город. В ожидании попутных поездов, порой доходивших до суток-полторы, приходилось бродить по вокзалу, кишащему таким же народом как он, и, конечно, всяким привокзальным сбродом. Иной раз, когда от этой толчеи начинало чуть-ли не тошнить, он уходил подальше от здания вокзала, чтобы хоть чем разнообразить окружающую картину. Тогда-то он и стал отличать активную частью вокзала от тупиков давно заброшенных вагонов и ржавых платформ.

То, что с границы железная дорога идет в столицу, он знал давно. Перед глазами, стоило только ему подумать, возникала карта путей СССР, не вся, конечно, а именно этот участок: когда-то он очень внимательно рассматривал его, готовясь к переезду. Теперь эти знания пригодились ему второй раз: «как-нибудь по железке до города и там еще немного до братана, хоть пешком». Надежда на брата не оставляла его – он с малолетства всегда вытаскивал его с трудных ситуаций. И сейчас эта детская надежда на защиту брата направила его обратно к нему.

Шагая по путям и думая о брате, он припомнил, как в подростковом периоде Колька Быстров, шустрый парнишка из соседней группировки, пригрозил ему и его товарищам своим старшим братом. В их банде старший брат был только у него, и по умолчанию он обратился за защитой к нему. Брат, не раздумывая, пошел к Быстрову-старшему, который и не подозревал, что его без его ведома подписали на разборки. Конечно, все закончилось благополучно, потому что они, старшие, знали друг друга и даже встречались на соревнованиях по борьбе. Главным было то, что брат никогда не оставлял его просьбы без внимания и в отношении его все доводил до конца.

«Просто зацепиться и доехать» – это был приказ Арсена самому себе. Летняя ночь была хоть и немного прохладной для такой поездки, эта идея казалась лучшей из всех и вполне осуществимой. Лезть в какой-нибудь полувагон с углем или еще чем грязным было нельзя – ведь еще нужно и дальше как-то добираться. Не чумазым же от угля, да еще и при свете наступающего утра или вообще днем. Заберут в полицию как бомжа или угонят в глухую степь пасти чей-нибудь скот или косить камыш.

Он притаился на платформе, сидя на земле меж двух шпал и опершись спиной о холодное железное колесо, выжидая проходящий состав, на который можно было бы влезть. Ночь, грохот пролетающих поездов, мелькание светлых вагонных окон, сливающихся в почти сплошную светящуюся линию, напомнили ему самую длительную поездку в его жизни.

… Они, студенты, едут на военные сборы – за лейтенантскими званиями. Два студенческих взвода с военной кафедры института. Один взвод в город Уссурийск, в Приморский край, второй в Белогорск, где-то под Хабаровском.

Военная кафедра в институте для студентов – это весь четверг с утра и до вечера занятия в специальном учебном корпусе – закрытом, военном, с техникой и офицерами-преподавателями. Там и настоящая зенитно-ракетная установка, и заряжающие ее машины, компрессоры и прочие механизмы для обеспечения работы противовоздушной обороны. Все реально действующее. Офицеры – в основном бывшие выпускники этого же заведения. Но были и настоящие, с опытом каких-то локальных войн, скорее всего где-нибудь на Ближнем Востоке.

Уже накануне, в среду вечером, нужно было идти в этот военный корпус – на два часа так называемого «сампо», то есть самоподготовки. Делать там домашнее боевое задание, потому что прошнурованные и пронумерованные тетради с военными секретами нельзя было брать в общежитие и вообще выносить из здания. Все было по-настоящему. Форма одежды – защитного цвета военные рубашки и галстук, тоже как у вояк, с крючками сзади. Стрижка – коротко, но не до лысины. Это подобие воинской службе длилось со второго по четвертый курс. Женский пол по четвергам был просто свободен от всех занятий! По четвергам парни жалели, что они не девушки.

В общем, они ехали в двух плацкартных вагонах. Каждому купе вагона сами присвоили номер комнаты, в которой проживали в общежитии. Кто с кем живет, тот с теми и располагается в этих купе. Ехать до места назначения пять суток. Выдали им на дорогу даже кашу консервированную перловую – государство немного заботилось о своих будущих офицерах. Конечно, студенты протащили свою водку и, как обычно происходит, выпили ее всю в первый же вечер. Далее – скука, кто в карты, кто в книжки. От безделья даже проводницам помогали принести-подмести. В тот год в Сибири стояла страшная жара-духота, прерываемая проливными дождями, затопившими многие низины; местами поезд шел чуть не по воде – было ощущение нереальности, словно плыли на поезде по озеру. Из-за этой духоты все в их военно-студенческом вагоне были только в трусах. Смущаться и смущать было некого – в вагонах только свои, проводницы давно махнули на них рукой и вообще исчезали надолго. Вероятно, для них это был провальный рейс – на студентах не наваришься, «зайцев» в эти дикие вагоны не запустишь…

Где-то на полпути поезд должен был пройти рядом с Байкалом. Байкал есть Байкал. Даже школьники знали, что это величайшее озеро мира, что-то около тысячи шестьсот метров до дна. Чистейшая вода самого глубокого пресного озера в мире и так далее.

Студенты спрашивали у проводниц, смотрели табличку остановок на станциях, наконец выяснили, что встреча с Байкалом будет ночью. На этом все, кроме одного человека, успокоились. Тот неуспокоившийся сын одного из сибирских народов по имени Кольчу, по его понятиям или вере, просто обязан был омыться водой священного озера, если оно рядом.

Кольчу – это добрая и абсолютно незлобивая душа, объект дружеских шуток во время игры в футбол, где мяч творил над ним просто невероятные чудеса. Невысокого роста, очкастый, колченогий, со смешным русским языком. Хотя он был старше большинства их, отслужил в армии и даже был обручен – это совершенно не ощущалось в его отношении к ним, более молодым, и наоборот. Шутки, порой даже достаточно жестокие, могли случиться с каждым, но никогда между ними не было слов и поступков унижения или пренебрежения. Это было исключено в их том студенческом обществе.

Кольчу собирался на станции Слюдянка сбегать до озера. Он особо не распространялся, но об этом узнал Федор – спортивный, веселый темноволосый любимец девушек, отличный вратарь и надежный товарищ. Можно сказать, земляк Арсена, немец из-под Алма-Аты. Тоже захотел потрогать и набрать, как он выразился позже, «хреновой – с ударением на букву е – исторической» воды.

Кольчу еще раз сходил почитать расписание, посмотрел в окно на появившиеся в темноте контуры озера, в котором отсвечивали какие-то огоньки, на часы, и махнул Феде – будь готов! Поезд начал притормаживать. Не дожидаясь его полной остановки, парни соскочили с подножки вагона и побежали в сторону воды. Как оказалось, им нужно было спуститься по далеко не пологому берегу. Немного не добежав до озера, они услышали гудок паровоза. Машинально повернув на бегу голову, Федор отметил, что какой-то поезд удаляется. И почти сразу дошло – это же их поезд уезжает без них! «Почему поехал, что с расписанием, как быть в ночи в одних трусах без денег и документов, что будет с военными сборами теперь?» – в остриженной голове Федора замелькали хаотичные мысли.

– Коля, назад!!! Поезд ушел!! Давай обратно!

– Зачем ушел? Подожди! Стооой!

Поезд удалялся в темноту, были видны только красные огоньки. Это был дикий забег по скользким от мазута и человеческих отходов шпалам, между которыми блестела нефтяная вода. Кто ходил по шпалам, знает, что они не подходят под шаги взрослого человека. Как им кто-то позже объяснял, это сделано специально, чтоб люди не ходили по путям. Уже через несколько секунд поскользнувшийся и простучавший по шпалам телом Кольчу потерял очки.

– Очки, очки! Не видно! Подожди!

– Какие нах… очки! Кольчу, беги, останемся тут!

Впереди, вдали, огоньки поезда вроде остановились. Бегуны уже несколько раз кувыркнулись, тапочки, полотенца и сланцы давно остались где-то сзади в темноте. Бег продолжался. Кольчу сильно отставал, Федор тянул его за руку, потом вновь вырывался вперед, потом снова не мог бросить товарища… Федор потом признался, что так он никогда в жизни не бегал и не хочет больше. Ноги, руки, лица – все было в мазуте, дыхалка была на пределе. Когда до огоньков осталось уже не так далеко, Федя отцепился от Кольчу и сделал последний рывок, надеясь, что поезд не поедет и он успеет домчаться и придержать его для товарища.

– А-а-а! Куда? Пошел, пошел нах…! А-а-а! – в тамбуре раздался громкий женский визг с матами.

От этого крика будущие офицеры повыскакивали из своих отсеков и двинулись в сторону тамбура. Там продолжались маты и слышалась какая-то возня. Несколько человек протиснулись в тамбур. Из-за наклонившейся широкой спины проводницы было видно чумазое лицо с выпученными дикими красными глазами. Человек страшно дышал и молча пытался влезть в вагон, проводница отцепляла его грязные пальцы от поручней и толкала в бритую голову, пытаясь сбросить его с подножки. Пришелец был весь измазан черно-коричневой грязью с потеками, в одних трусах. Он крепко держался за поручни, грудь его часто вздымалась, из горла шли какие-то невнятные слова, что-то вроде «это? это?».

–Эй, да это же наш Федор! Погоди, успокойся, это наш.

Голова замахала в ответ, проводница отступила, чумазый ввалился и рухнул в тамбуре.

–Федя, что случилось? Ты откуда такой? – братья-студенты были дико удивлены.

– Колька… там…

Потом, когда все благополучно закончилось, «байкаловцы» отмылись и успокоились, они спросили у Федора – а что ты мычал «это? это?».

– Блин, я хотел спросить, это поезд на Уссурийск? Дыхалки не хватило.

Как оказалось, поезд на пару минут остановился на семафоре перед станцией. Ребята решили – что это уже станция и помчались к озеру.

…Уже начало светать и сидеть в дальнейшем ожидании чего-то было бессмысленно. Когда очередной товарняк наконец-то притормозил через состав от него, он быстро пролез под ним и, пачкая руки, вскарабкался на сцепку и ухватился за скобу на борту вагона. Около часа состав неспешно двигался без остановок и наконец стал подбираться к станции. Вскоре он проехал мимо горящего зеленым светом семафора и начал притормаживать.

Не дожидаясь полной остановки поезда, он соскочил со своего места и скорым шагом двинул в обход здания вокзала, по его соображениям, явно патрулируемого полицией. Он был уверен, что найдет нужное направление – нужно было только выйти на главный вход, от которого он знал дорогу к стоянке страшно навязчивых таксистов, круглосуточно дежуривших в ожидании клиентов, и которых нужно было избежать. Беда была в том, что его наверняка уже искали, и в первую очередь его приметы разошлись по водителям вокзальных такси, подконтрольным, как обычно, криминальным элементам. Потому-то он решил отойти от вокзала и ловить машину какого-нибудь колхозника, движущегося в нужном направлении. Потом он подумал, что можно немного пройтись и пешком, но глянув на себя со стороны, передумал – все же тесное общение с товарняками оставляет заметные следы.

Роковая встреча

Он уже миновал вокзал, когда внезапно сбоку от него появилась полицейская машина, незаметно подкравшаяся сзади. Темно-зеленый УАЗ с специфическими полосками резко затормозил перед ним, перекрывая дорогу и из него выскочили двое полицейских, которые быстро и молча схватили его и потащили к распахнутым дверям машины.

На заднем сиденье его уже ожидал еще один человек в форме. Схваченный ими Арсен не сопротивлялся и его без особых усилий усадили на обшарпанное дерматиновое сиденье и запечатали выход вторым телом. Он оказался зажатым с двух сторон полицейскими.

Севший на переднее место обернулся назади и уставился на него веселым взглядом:

– По-моему, наш клиент. Эй, документы давай! Как фамилия?

Он был потрясен. Так просто оказался в руках полиции после двух, можно сказать, эффективных побегов. Было досадно и обидно. Он понял, что надо что-то говорить, постараться наладить контакт с поймавшими его полицейскими и понять причину его задержания.

– Барибаев, Арсен. Документы дома лежат. Зачем вы меня остановили?

– Где живешь? Где работаешь, кем? Точные данные давай, – его вопрос был проигнорирован.

– Живу в Бешкургане, ул. Низами, дом 3. Работаю на заводе. Начальник цеха, – он постарался как-то выделить последние слова, надеясь, что они вызовут у них интерес.

Спрашивающий, старший по званию, поднял стоявшую между сидениями на каком-то громоздком приборе рацию:

– Проверьте – Барибаев Арсен, Бешкурган, улица Низами 3. Работает на заводе.

Державший его слева более взрослый полицейский дернул его за руку:

– Ну и шыто началник-мачалник цэх делаит на вокзаль? Ни ты с пэрэхода вичэра бижаль? Сичас провэрим. Бэз докумэнт, матый-грязный, бэз багаж, на вокзали… Деньги хоть есть? – Он как-то произвольно менял буквы «е» и «э». Но слово деньги произнес четко.

– Деньги есть, немного, может, вам хватит. Я тороплюсь… А?

Сидевший справа здоровый парнишка дыхнул ему в лицо табаком:

– Сиди пока тихо. Торопишься. Если это ты бежал с границы, то можешь свой кошелек сразу выбросить.

На переднем сиденье шел обмен информацией по трещавшей рации:

– Да, понятно… Понятно, – передний опять повернулся к своим коллегам. – Сказали срочно передать этого в Бешкурган, Курбанову. Он подписан на невыезд и его ищут. Там кого-то убили. А по границе проверим попозже, после них. Поехали к ним в участок, проветримся, они подъедут за ним туда. Пусть пока сами со своим говном разбираются. Наручники на него одень.

Около часа машина двигалась по трассе, потом по городу, потом по частному сектору с неплохими домами. Блюстители порядка вели какие-то свои разговоры, в основном о пустяках. По дороге они прошарили по его карманам, изучив содержимое портмоне и всунув его обратно ему в карман, как он полагал, уже без денег. Он чуть не сказал им, что на него охотятся серьезные бандиты, что он бежит от них и только из-за этого он нарушил подписку о невыезде, но вовремя остановился в своих неправильных размышлениях, сообразив, что это только усложнит его положение. Что, собственно, имеет полиция? Только запрет на выезд. Но дело на заводе вроде закрыли. Если не закрыли, то нашли крайних и скорее всего, на этом и закроют. Если говорить про побег с граничного перехода – вряд ли тот толстомордый и его шеф разглядывали его, пока вымогали деньги с другого пассажира. Паспорт брата – полная липа без каких-либо зацепок. Фото там не его. Лишь бы брата не зацепило… Есть маленькая надежда, что он отделается определенной суммой от полицейских. А вот с бандюками как быть? Что они его не оставят в покое, да и вообще живым, он не сомневался.

Он невесело смотрел в окно, потом скосил глаза и стал осматривать убогий салон уазика. Осмотрев заляпанный потолок, его взгляд перешел на резиновый коврик под ногами. «Резиновый коврик и милиционер сбоку. Только один милиционер, а не два полицейских, как сейчас». Знакомое ощущение беспомощности…

…Конец 70-х годов. Дня три до этого они со школьными друзьями хорошо поколотили двух забредших в их район чужаков. Не то чтобы незнакомцев – это были известные им парни с соседнего района. За каким чертом они забрели во враждебный стан, вечером, к школе, где всегда была местная молодежь, никто их не спрашивал. Их просто окружили и при явном численном превосходстве крепко надавали. Один из пострадавших, по кличке Чебак, почему-то решил отомстить именно ему, Арсу – так тогда его звали на улице. «Встречу Арса – порежу!». Он же, ничуть не сомневаясь в правильности принятого решения по своей защите, стал носить с собой небольшой самодельный ножик. Тоненькое лезвие из полотна для резки металла, ручка из двух пластинок плексигласа, между которыми заложена какая-то цветная картинка. Ножик был очень легкий и надежно прятался в связанном резинкой рукаве кофты на кисти левой руки.

Они шли с двоюродным братом, когда так же, как и сегодня, сзади подъехал милицейский жигуленок и вышедшие из него милиционеры остановили их. Сказали стоять смирно и начали прохлопывать по их карманам, сзади по телу и у щиколоток. В тот момент у него похолодело в животе и потом там же неприятно потянуло – ножик в рукаве мог принести кучу неприятностей. Милиционер, державший его за бицепс левой руки, проверил все его тело, за исключением этой руки. Ножик чудом не был обнаружен. Зачем их остановили и почему решили отвезти в участок, они так и не поняли. Уже сидя в движущейся машине, он умудрился вынуть этот очень ненужный ему сейчас нож и засунуть его под резиновый коврик на полу. В участке у них спросили фамилии, адреса, записали это куда-то в свои журналы и потом отпустили. Просто сказали – идите домой. Что они с этим ножиком сделали, когда рано или поздно он обнаружился в этом автомобиле? Вряд ли они стали снимать с него отпечатки и гонять их по своей базе в поисках владельца. Уж очень он был детский, да и компьютеров тогда вообще не было.

Еще раз он был в полицейской машине по своей дурости. И это было уже в этой республике и относительно недавно. Они с коллегой из соседнего цеха после работы зашли в знакомую забегаловку и хорошо выпили. Коллега был много старше его по возрасту и имел большой, по сравнению с его, жизненный опыт. Его было интересно слушать, особенно про послевоенную жизнь репрессированных крымских татар – он был из такой семьи. Когда они наконец-то распрощались, уже стемнело, но он решил идти домой пешком. Дурацкий героизм пьяного человека. Вероятно, его сильно качало, раз полиция им заинтересовалась. Он даже не понял, как оказался внутри УАЗика. Было ощущение, что его прямо на ходу втащили за шкирку в движущуюся машину. Его о чем-то спрашивали, он на автопилоте отвечал, видимо назвал фамилию, место работы, должность, домашний адрес. И все это по дороге. Когда машина остановилась, ему сказали выходить и лучше больше не попадаться. Несмотря на сильный хмель, он был страшно удивлен и обрадован, когда увидел, что его привезли к его же дому. Напоследок из автомобиля сказали, что заедут в ближайшее время к нему на работу. Что ни говори, должность начальника цеха в те времена в том городе считалась достаточно солидной и иметь такого в должниках было выгодно даже работникам полиции. Сдай они его в вытрезвитель – никто бы ничего не выиграл. Реалии жизни. Конечно, позже они приехали и пришлось ему чем-то, он уже не помнил точно, отблагодариться.

…Он навалился на сидящего справа полицейского и очнулся от видений прошлого, когда машина внезапно пошла на разворот. Плавно сделав полукруг, она начала притормаживать. Рядом не было никаких зданий с государственными флагами или хотя бы табличками над входом. «Где же тут их ментовка?» – подумал он, выискивая глазами атрибуты власти.

Они медленно ехали вдоль высокого глухого, но со вкусом выложенного из красного кирпича забора, за которым высился такой же солидный дом. Возле его ворот была припаркована черная «Лада». «Восьмерка» – отметил он, так как среди списка жигулей мог отличить только восьмую модель. По двум дверям. Он разбирался только в мотоциклах. «Будет своя машина – буду разбираться и в авто. Всему свое время», – считал он.

Их полицейский уазик наконец встал рядом с восьмеркой, возле которой в тени забора стояло несколько человек. При виде уазика они кончили говорить и направились в сторону прибывшей машины.

Он с ужасом увидел, что один из них – чернявый здоровый азиат, недавно душивший его в его же доме и оставленный им в отвалах на растерзание собачьей своре. Это был точно он, но уже с перевязанной бинтами рукой и пластырями на лице. Мир рухнул в который раз, все его надежды улетучились при виде этого человека, только недавно намеревавшегося лишить его жизни.

Он попытался сопротивляться, но его ловко выдернули из машины и повели к восьмерке, навстречу встречавшим. Через три секунды он уже скорчился и задыхался от жесткого пинка чернявого. Второй удар ноги пришелся бы в лицо, если бы не сработало приобретенное еще в юности знание, что за одним ударом сразу может прилететь второй и надо, не дожидаясь его, маневрировать или отвечать. Он качнулся корпусом в сторону и удар вскользь прошел по щеке и уху. Нога взлетела вверх, а сам чернявый, не удержав равновесия, опрокинулся назад и сел на задницу, вызвав хохот его товарищей. Вскочив, он собрался снова броситься на Арсена.

– Э, Ильхам, не торопись! Ты посмотри хорошо, это он? Не спутай, и так хватает дел… – один из членов встречающей группы придержал рукой чернявого.

– Он, он. Че, сучья рожа, добегался? Поехали в горы, кину его там псам на ужин. Сам загрызу! Дайте мне этого урода!

Он порывался еще раз пнуть Арсена, но остановивший его человек не дал этому случиться:

– Все, хватит! Ты возле моего дома! Что, мозги совсем прокурил? Тут люди могут увидеть! Забирай его и дергайте отсюда!

– Ильхам, брат, шеф же дал новое указание этого к нему доставить живым и при памяти. Мы же и машину специально для этого такую пригнали. Из нее быстро не выскочишь.

Он не видел, кто это сказал, так как все еще стоял согнувшись пополам. Наверное, подумал он, вспомнив беснующуюся вокруг мотоцикла собачью свору, это для него пока лучший вариант – поехать к их шефу.

– Ну, урод, тебе пока немного повезло. Но живой – это не значит целый. Давай его в машину! Курбан, наша благодарность, в долгу не останемся, – мрачно сказал чернявый и кивнул в сторону восьмерки.

Один из них, все тот же смуглый и более взрослый по сравнению с остальными, остановивший избиение, махнул рукой:

– Да ладно. Мы тоже умеем работать. Забирайте его скорее. Но дальше делайте все чисто. Со столицей я улажу. Все, уезжайте.

Его потащили к восьмерке и уже начали было пропихивать через откинутое сиденье, как пожилой привезший его полицейский проговорил:

– Стой! Ждать надо. Нарушник снимаю – это мой. На дарогам нэ валяится.

Как только сняли наручники, он толкнул из всех сил стоящего перед ним полицейского и рванул вперед. Но те тоже были готовы…

ГЛАВА 2

Семь лет назад

Когда его тесть уехал из этой ранее братской республики Советского Союза, там за ним остался хороший дом в поселке, на окраине промышленного городка. Зная о жилищной проблеме семьи дочери, он предложил им переехать и пожить в этом его пустующем доме. Понравится – оставайтесь там, не понравится – продайте его и возвращайтесь – примерно так сказал ее родитель. Словом, сделал им такой подарок. Дома на земле, не зависимо от качества места расположения, там называли коттеджами. Коттедж так коттедж, ему было все равно, лишь бы он без всяких условий принадлежал только его семье.

Сад с всевозможными фруктовыми деревьями, защищенный от горячего солнца виноградником двор, гараж, какие-то сарайчики, по утрам пение горлиц – птиц из восточных сказок. Для него это был самый шикарный и нежданный подарок! Правда, его жена не хотела возвращаться туда, откуда уехала после школы, хотя прожитые там годы были, несомненно, счастливым детством, как у большинства детей СССР, да и всего мира. Но он упросил и уломал ее, и она дала согласие, но с одним условием – как только она скажет, они вернутся.

Он видел в этой стране смену обстановки и долгожданную возможность выбора работы по душе, она же видела еще и другое. Она знала, что жизнь в этой республике потребует в перспективе неизбежную ассимиляцию. Этого его жена не хотела, беспокоясь за дочерей, которых, кто его знает, не пришлось бы в будущем отдавать замуж за «братьев-мусульман» другой национальности. Он был уже с этим согласен, хотя несколько лет назад именно на этом поле боя сам вел бескомпромиссную войну с родителями, противящимися его влечению к девушке-славянке. Все тот же вопрос принадлежности к тому или иному условному роду человечества периодически высовывал свою отвратительную рожу в неожиданных местах, и даже уже в их семье. Потому ее незыблемым условием было возвращение в Казахстан по ее сигналу или к времени окончания школы старшей дочери.

Все же резко переехать из привычно-неласковой северной части своей республики с прямолинейными неулыбчивыми людьми на экзотический, пестрый и жаркий юг с хитроумным, как считают северяне, населением – это нерядовое событие. Практически все, кто знал его, удивлялись этому решению – внезапно уехать в далекую чужую страну с «подозрительными» южанами, к родне жены, что считалось, да и до сих пор считается чем-то постыдным. На его родном языке человек, переехавший в дом жены, называется «кущук киёу», по-русски переводится дословно «зять-щенок», а смысл по-русски – это примак. Но ему с какого-то времени стало безразлично, что думают про него другие. Однако этому решению можно было найти объяснения.