Дегенераты у власти. Сексуальные извращения и нацизм. Свидетельство психиатра

Рис. 3. Бал-маскарад в Институте (ок. 1920). Второй справа Магнус Хиршфельд, его держит за руку Карл Гизе. Слева пожилая женщина – мать Хиршфельда

В январе 1933 года в Берлине покончила с собой Зина Волкова, дочь Льва Троцкого. Обширная литература о Троцком говорит, что Зина страдала туберкулезом и депрессией; в ней также говорится, что перед самоубийством Зина лечилась у берлинского психоаналитика. Какие у нее были проблемы и почему они дошли до самоубийства? Кто был ее аналитиком? Как случилось, что судьба Зины и ее самоубийство на кушетке были забыты как троцкистами, так и фрейдистами? Ее сводный брат Лев Седов, сын Троцкого, был убит русским хирургом в Париже в 1938 году. Может быть, Зину убил ее аналитик?

Письма Волковой к отцу хранятся в архиве Хаутон в Гарварде и содержат несколько поразительных открытий. Я опубликовал подборку этих писем, и здесь я подытожу свои выводы^[6]. Зина страдала представлениями, которые можно назвать кровосмесительными. На пике своего психического расстройства она была убеждена, что отец влюбился в нее, что у них была эротическая связь и что после лечения она воссоединится с ним. В переписке Зина делилась этими представлениями с Троцким, а иногда даже с его женой, своей мачехой. Были ли они воспоминаниями о реальных событиях?

Хотя психоанализ показал нам, как сложны такие вопросы, существуют убедительные доказательства того, что кровосмесительные идеи Зины были симптомами ее психоза. Зина не жила с Троцким в детстве, и все их отношения развивались после того, как она выросла. Из писем Зины видно, что именно Троцкий отправил ее на лечение в Берлин. Со своего турецкого острова Принкипо, где он содержался в роскошной и безнадежной ссылке, он нашел подходящего врача; ему в этом помогла его старая подруга Раиса Эпштейн, русская жена Альфреда Адлера. Из Принкипо Троцкий платил за лечение.

В феврале 1932 года, после того как Зина начала анализ в Берлине, Верховный Совет СССР издал Указ, который лишил всех членов семьи Троцкого, включая Зину, советского гражданства. Это означало, что они не могли вернуться в Россию. Но она проходила терапию, и ее терапевты хотели, чтобы она вернулась в Россию, утверждая, что только там ее психическое здоровье улучшится. В отчаянии она спросила отца, что ей делать. Обоснованно подозревая своих врачей в сотрудничестве с Советами, Зина выражала эти подозрения в переписке с отцом. Троцкий хотел, чтобы лечение продолжалось. Зная, что он и его семья находятся под наблюдением советских агентов, Троцкий доверял берлинским врачам. Более того, он переслал несколько писем Зины ее аналитику в Берлин. Аналитик обсуждал их с Зиной, замкнув круг. 5 января 1933 года Зина включила газ на своей кухне. Известие о ее самоубийстве поразило Троцкого; из его писем видно, как он горевал по дочери.

Рис. 4. Зинаида Львовна Волкова (старшая дочь Льва Троцкого) находилась на психотерапевтическом лечении в Берлине (Кронфельд был ее психотерапевтом или руководителем терапии). Родилась в 1901 г., покончила жизнь самоубийством 5 января 1933 г.

Вот мы и подошли к важнейшему вопросу о врачах Зины. Она лечилась в частной клинике Артура Кронфельда; его имя она неоднократно и всегда с уважением упоминала в своих письмах к Троцкому. Терапевта Зины, врача клиники Кронфельда, которого она называла психоаналитиком, звали доктор Май. Наверное, это был псевдоним; мне не удалось найти это имя в исторических документах. Доктор Май говорил по-русски, Зина не говорила по-немецки.

* * *

Нацисты разграбили Институт сексуальных исследований сразу после прихода к власти. В мае 1933 года были сожжены книги и архив Института на Оперной площади (ныне Бебельплац), где сегодня находится великий памятник сожженным книгам – Пустая библиотека Михи Ульмана. Хиршфельд был уже во Франции. Богатый и плодовитый автор, он жил с двумя своими постоянными партнерами, немцем и китайцем, в роскошных апартаментах в Париже. В его последней книге «Расизм» расовая теория осуждалась как псевдонаучное оправдание расовой войны; как он заявил в этой книге, он сам стал жертвой этой войны, как и множество других. Наряду со знаменитыми теоретиками Франкфуртской школы Хиршфельд видел в расизме и нацизме чудовищное развитие современности, уходящее своими корнями в Просвещение, которое потерпело трагическое поражение в Германии. Хиршфельд умер от сердечного приступа в свой 67-й день рождения, в мае 1935 года в Ницце. О нем написано много книг и сняты фильмы с такими названиями, как «Эйнштейн секса» (1999).

Кронфельд бежал из нацистской Германии в другую сторону. В 1936 году он прибыл в Советский Союз из Швейцарии. Ведущее психиатрическое учреждение Москвы, Институт Ганнушкина, предложило ему достойный контракт. Кронфельд даже смог нанять своего любимого помощника, который тоже приехал из Берлина; это был русскоязычный еврей из Польши, Эрих Штернберг. Был ли он доктором Маем из писем Зины Волковой к Троцкому?

Рис. 5. Студенты Национал-социалистической партии выносят учебники Института, чтобы сжечь их (май 1933 г.)

Подражая Соединенным Штатам и конкурируя с ними, Советский Союз 1930-х годов был магнитом для немецко-еврейских интеллектуалов. Большинство из них нашли работу в идеологических подразделениях Коминтерна, который занимался пропагандой и слежкой в глобальных масштабах. Организованный для подготовки мировой пролетарской революции, Коминтерн снова уделял внимание тревожным новостям из Германии. Многоязычная, космополитичная и радикально левая, интеллектуальная Москва бурлила жизнью, жадной до звезд и сенсаций, но чувствующей свою обреченность. Возможно, то был ее лучший период^[7].

Дела у Кронфельда шли хорошо. По прибытии в советскую столицу он «получил роскошную квартиру, куда привез свою богатую библиотеку, коллекцию французских эротических бронз и роскошную мебель из Швейцарии»^[8]. В Институте психиатрии имени Ганнушкина Кронфельд руководил «Отделением экспериментального лечения психозов». Отходя от изощренной сексологии к глубоким и традиционно жестоким психиатрическим вмешательствам, Кронфельд ввел инсулиновые шоки – новый метод лечения шизофрении, радикальный и изнурительный. Научившись этому методу у Кронфельда, московские психиатры с тех пор практиковали эти шоки в массовом, истинно советском масштабе. Однако Кронфельд также критиковал московских психиатров за слишком широкое понимание «вялых форм» шизофрении. Вероятно, к этому времени он выучил русский язык, но зависел от своего русскоязычного помощника Штернберга. В 1938 году Штернберг был арестован как «немецкий шпион» и оставался в ГУЛАГе, работая врачом в северных лагерях, пока его не освободили в 1954 году. После этого он вернулся лечить шизофреников в Москву.

Отходя от изощренной сексологии к глубоким и традиционно жестоким психиатрическим вмешательствам, Кронфельд ввел инсулиновые шоки – новый метод лечения шизофрении, радикальный и изнурительный.

Мы не знаем, как отреагировал Кронфельд на вынужденную трансформацию своих клинических интересов, а затем и на арест младшего друга. Очевидно, что в минуты, свободные от пациентов, он искал новые пути, которые помогли бы его советским хозяевам в их неизбежной борьбе с нацистским врагом. Работая на Красную Армию, Кронфельд разработал психологические тесты, помогавшие отбирать кандидатов в авиационные училища. Со временем его контакты с советским руководством углубились. Он был знаменитым берлинским профессором в сталинской Москве, добровольно приехавшим помогать большевикам в их борьбе. Консультируя своих покровителей и делясь с ними своими давними уже познаниями, Кронфельд убедил некоторых из них – тех, кто имел реальную власть, – в том, что они могут быть исключительно полезны: Кронфельд лично знал новые кадры германского руководства, о которых не имел представления даже Коминтерн, настолько быстрыми были перемены в Берлине. Новые лидеры Германии были, возможно, лучшими друзьями или смертельными врагами советских вождей, и в этой игре любой намек имел значение. Кронфельд делился своими знаниями о личной жизни нацистской элиты с кремлевскими товарищами; может быть, поделиться стоило со всеми советскими людьми? Но ситуация быстро менялась и в Москве; до, во время и после подписания печально известного пакта Молотова-Риббентропа обитатели московских офисов, связанных с иностранными делами, менялись так быстро, как будто в стране произошла новая революция.

* * *

Как и многие его коллеги и сверстники – Фрейд, Хиршфельд, Беньямин, Варбург – Кронфельд был коллекционером. Чувствуя важность тех решающих лет, все они тревожились о ближайшем будущем, но в своих коллекциях они погружались в глубокое прошлое. Все они создали собрания самых необычных предметов, от античных статуэток, загромождавших рабочий стол Фрейда, до барочных драм, загромождавших докторскую диссертацию Беньямина, и до «Атласа Мнемозины» Аби Варбурга – беспрецедентной коллекции изображений, предназначенных для организации мировой культуры, которая каталогизировалась как библиотека. Все они пытались найти подходящую историческую метафору для текущего – и быстро меняющегося – момента. Терапевт с огромным опытом и таинственными друзьями в высших кругах, Кронфельд коллекционировал анекдоты, сплетни и правду о германской элите. В советской Москве он нашел неожиданное применение своему старому увлечению.

Коллекция Кронфельда состояла из фрагментов конфиденциальной информации – сегодня мы назвали бы ее «устной историей» – о членах быстро менявшегося германского руководства: о старых и новых министрах, о штурмовиках и полицейских чиновниках, знаменитых артистах, врачах и партийных бонзах. Эта коллекция была уникальной во многих отношениях. Уникальным был терапевтический доступ Кронфельда к своим живым источникам, которые были связаны с ним силами страдания, доверия и того, что в психоанализе называют переносом. Этот уникальный доступ сделал познания Кронфельда необычайно богатыми, но он же сделал невозможным проверку его показаний. Порочные фигуры, которых Кронфельд знал до решающих лет консолидации нацистского режима, оказались критически важны для человечества. Столь же уникальным был и обходной способ, которым эта частная коллекция сделалась общедоступной.

По чьей-то просьбе (это был очень влиятельный человек, может быть, и сам нарком иностранных дел Максим Литвинов) Кронфельд представил свою коллекцию узкому кругу высокопоставленных читателей. Так получилась брошюра, изданная для служебного пользования в 1939 году. Памфлет назывался «Дегенераты у власти». На его страницах Кронфельд обвинил большую часть гитлеровской клики в гомосексуализме. Агрессивная, но богатая именами и подробностями, эта брошюра начинается с сенсационного свидетельства о гомосексуальности Гитлера. Возвращаясь к архаичному пониманию гомосексуальности как извращения и вырождения, Кронфельд утверждал, что у Гитлера были сексуальные отношения с несколькими его приспешниками, включая Гесса. Он диагностировал их всех как «сексуальных дегенератов».

Источником Кронфельда был Эрик Хануссен, берлинский артист и гипнотизер. Ранее, в 1920-х годах, он давал юному Гитлеру уроки публичных выступлений; позже он подружился с Карлом Эрнстом, командиром штурмовых отрядов (СА), гомосексуалистом и игроком; Хануссен покрыл его долги в обмен на защиту, которую предоставлял ему Эрнст. Хануссен слышал от Эрнста, что тот был в сексуальной связи с Гитлером, и рассказал об этом Кронфельду. Чуть позже Эрнст убил Хануссена, а затем был и сам был убит Гитлером. Но до этого Эрнст успел рассказать Хануссену, который потом рассказал Кронфельду, о еще двух партнерах молодого Гитлера – Эдмунде Хайнесе, тоже служившем в СА и убитом в «Ночь длинных ножей», и Рудольфе Гессе, секретаре, а потом заместителе фюрера.