Читать книгу: «Лилит. Звездный плащ Казановы», страница 2

– Как он это делает? – уже шепталась публика. – Это же чудо!

– Уважаемые дамы и господа, – наконец заговорил иллюзионист. – Сегодня я вам представлю историю одной нежной и пылкой любви. В этой реальной истории участвуют несколько персонажей. Король Франции Людовик Пятнадцатый, прославившийся между прочим и тем, что собирал по всей Франции самых очаровательных девушек и устраивал для себя восточные гаремы. Юная девушка по имени Морфи, что означает «Упоительное сновидение», и поверьте, лучшего имени ей невозможно было придумать! Есть и третий персонаж – его вы узнаете сами по ходу действия! Поверьте мне!

А движение в шаре уже обретало смысл. Там вспыхивали, закипали и переливались цвета, образуя формы снующих людей, катящих по мостовым карет, линии и пятна группировались и вычерчивали перспективы улиц и домов, дворцов и церквей. И уже хорошо можно было различить, кто знал столицу Франции, остров Сите и собор Парижской Богоматери.

– О да, перед вами Париж середины восемнадцатого века! – сказал Кристофер Варшавски. – Шум, гам, кареты, экипажи, конники, пешие, дворяне, купцы, простые буржуа, солдаты, комедианты, торговки, воры, нищие, проститутки! Всех в достатке!

Серебряный шар не только стал экраном, в котором разыгрывалась повседневная жизнь той эпохи, шар наполнялся и голосами, звуками, цокотом копыт, окриками, музыкой.

– Будто документальное кино смотрим, слышите, Крымов?! – прошипел Антон Антонович.

Но Андрей и сам понимал: они видят не театральную постановку, не экранизацию произведения, а именно – документальный фильм! Но кем снятый? Когда? Они видят в серебряном шаре реальную жизнь тех навсегда канувших в реку времени лет, уцелевшую, спасенную благодаря магии. Помещенную в кинопроектор волшебника!

Среди прочих на этой улице просила милостыню чумазая юная девица – она все больше привлекала к себе внимание. Но кто она?

– Мать послала ее на охоту и сказала, чтобы без пяти луидоров она домой не возвращалась, – словно читая мысли публики, объяснил Варшавски, – а для того, чтобы получить эти деньги, она должна заливаться горючими слезами и жаловаться, что она сиротка. Как вы уже могли догадаться, девушку зовут Морфи, и нет ее несчастнее на белом свете!

Теперь невидимый объектив как будто нацелился именно на нее, заплаканную, в лохмотьях, стоящую с протянутой рукой. Но улица текла мимо нее, и никто не обращал на замарашку внимания.

Кристофер Варшавски направил серебряную указку на шар и повелительным голосом сказал:

– Замрите все, кроме нее!

И улица замерла! Все остановилось. И только девушка осталась подвижной и живой. Она озиралась по сторонам, не понимая, что случилось. Что за страшное чудо заставило всех людей замереть в движении, с обращенными друг к другу лицами во время беседы или ходьбы. Даже ворона, пролетавшая над улицей, и та криво замерла в полете.

– Вот оно! Вот! – прошипел Долгополов.

Крымов азартно кивнул: именно то же случилось и с Клеопатрой, когда этот же иллюзионист остановил весь мир вокруг царицы Египта. Сейчас последует продолжение!

Но прийти в ужас девушка не успела.

– Морфи! – окликнул ее Варшавски. – Посмотри на меня!

И тогда девушка в серебряном шаре увидела того, кто окликнул ее через едва рябящую серебристую преграду. А вместе с ним она разглядела и зал, много людей, что сейчас, затаив дыхание, смотрели на нее.

– А теперь иди ко мне, Морфи! – приказал Варшавски. – Иди ко мне, не бойся!

Все ждали от иллюзиониста Варшавски именно этого – живого контакта с объектом его фантазий и воплощений! Именно об этом ходили слухи! Это было гвоздем его программы, когда он давал живым людям начала третьего тысячелетия столкнуться нос к носу с любыми историческими персонажами. Еще оглядываясь по сторонам, Морфи подошла к сфере, но боялась коснуться ее.

– Пройди через преграду! – громко сказал Варшавски. – Ничто не остановит тебя!

И она, во власти этого повелительного голоса, в силу своего любопытства и желания вырваться из клетки, сделала последний шаг – ее осторожно вытянутые руки прошли через серебряную сферу, а затем она вышла на сцену.

– Голограмма! – восклицали в зале. – Это голограмма!

– Это не голограмма, – проговорил Антон Антонович. – Она эмоционально контактирует с залом! Такой технологии еще не придумали.

– Согласен, – кивнул детектив. – Хотя испуг девушки можно было и запрограммировать.

– Смотрим дальше, – констатировал Долгополов.

– Смотрим, – согласился Крымов.

Морфи стала испуганно озираться. Ее эмоции были полной противоположностью тем, что демонстрировала Клеопатра. Простолюдинка не скрывала своих чувств! Ей было страшно, но и любопытно. Ее сердце разрывалось от нахлынувших чувств, разум едва справлялся с увиденным.

– Я сплю, – сказала она скорее самой себе, чем другим.

Варшавски усмехнулся:

– Может быть. Возьми свою дырявую шляпу и пройдись по рядам – эти господа подбросят тебе мелочи, можешь не сомневаться! Дамы и господа, не будьте жадными – помогите бедной девушке.

– Я же сплю? – повторила она вопрос.

– Спустись вниз, – приказал он.

Морфи осторожно спустилась по ступеням и подошла к первому ряду.

– Никого не бойся – тебя не тронут, – сказал Кристофер Варшавски.

И все-таки от нее исходило легкое свечение, подтверждающее, что она явилась из другого мира. Она боялась людей, но и они, зрители, пришедшие на небывалый спектакль, тоже опасались ее – получеловека-полупризрака. Как-никак, а настоящая Морфи умерла двести лет назад, и от нее и праха-то не осталось.

– Подайте на бедность, добрые господа, – пролепетала она, – подайте бедной девушке, которой нужно кормить больную мать.

Но как бы там ни было, руки с монетами уже потянулись к ней, люди сами боялись и одновременно старались коснуться ее рук, ее платья, и вот уже кто-то воскликнул:

– Это не голограмма, она из плоти и крови! Морфи – живая!

– Ее бы отмыть! – сказал кто-то другой. – Вышла бы красотка!

– Что вы теперь об этом думаете? – спросил Антон Антонович.

– Думаю, что если это чудо, то кудесник вызвал к нам именно Морфи и показал уголок того самого Парижа середины восемнадцатого века.

– Все верно, но только если он кудесник. Но какой силой пользуется он, вот вопрос.

Морфи обошла первый ряд, но уже половина зрителей толпились вокруг нее, стараясь коснуться чуда.

– Морфи, тебе пора вернуться назад! – приказал Варшавски. – Дамы и господа, дайте ей дорогу! Пусть бедная девушка вернется в серебряный шар. Сейчас ей откроются великие пути – и вы станете свидетелями этой удивительной судьбы!

Перед девушкой расступились, и Морфи поднялась по ступеням и, оглянувшись у края сферы и улыбнувшись, шагнула в нее. И едва она вошла в серебряный шар, как улица ожила. Морфи вновь не могла поверить своим глазам – мир опять изменился, и все это случилось в считаные минуты. Даже та самая ворона, раскатисто крикнув «Кррра!», пролетела и скрылась где-то за крышами домов.

– Как часто судьба все решает за нас! – продолжал Варшавски. – По этим же улицам, где Морфи просила милостыню, гулял один молодой авантюрист, большой любитель женщин, он-то и разглядел в замарашке, как тут недавно сказал кто-то из вас, красотку!

На улице появился высокий молодой человек, красивый и статный, одетый в пышный камзол, при шпаге, в шляпе и перчатках. Он остановился возле девушки, оглядел ее, она стыдливо опустила глаза, затем склонился и что-то зашептал ей на ухо…

– Он решил, а что, если взять ее и отмыть? Что он увидит тогда?

Кавалер взял девушку за руку, повернул ее ладонь вверх.

– Пять луидоров! – громко сказал Варшавски. – Ровно пять луидоров заплатил он Морфи, сколько и требовала с нее мать!

Кавалер уложил монеты на ее ладошку и крепко сжал ее пальцы. А когда девушка стыдливо спрятала деньги, он взял ее за руку и повел по улице. Но как же быстро она согласилась пойти с ним! И только ли ради денег? Он был слишком хорош, о таком принце мечтают все девушки.

– Кто это? – зашумели в зале. – Кто он?

Кристофер Варшавски снисходительно продолжал:

– А вы подумайте! Ну же! – почти потребовал он. – Ах! – мечтательно выдохнул иллюзионист. – Все эти милые дамы, герцогини, графини, баронессы, мещанки, певицы, актрисы, кабатчицы, кухарки, горничные, служанки, в возрасте и совсем юные, – все они мгновенно таяли, когда он брал их за руку и шептал им на ухо те слова, которые хотят услышать все женщины. У него был особый подход ко всем сразу и к каждой в отдельности! Он любил их всех – искренне, и они с той же искренностью отвечали ему.

А тем временем богатый синьор и девушка уходили по шумной парижской улице.

– Ну же, дамы и господа, как зовут этого господина? Кто мне ответит? Черт возьми, кто провел последние двенадцать лет в этом замке, служа библиотекарем у графа Вальдштайна, и кто умер тут?!

– Казанова! Джакомо Казанова! – закричали зрители. – Это он! Он! Великий соблазнитель!

– Да, именно он! Венецианский путешественник, сын двух актеров, выдававший себя за разных людей, в зависимости от того, кем он хотел предстать перед публикой. Кавалер де Сенгаль, граф Фарузи и много кто еще! Вы сейчас наблюдаете не фантазию, дамы и господа, вы видите то, что было на самом деле. Вы видите этих людей, их портреты, слышите их голоса! – Теперь шар серебрился, он будто бы взял паузу, скрывая новые картины. – Он привел ее к себе домой и приказал раздеться. Но потом решил, что разденет ее сам и лично отмоет замарашку в корыте.

Серебро пропало, и содержимое шара проявилось с предельной ясностью. В корыте, обложенном полотенцами, стояла обнаженная Морфи…

Варшавски вдохновенно сказал:

– Сама Афродита стояла перед ним, и по ее плечам и груди, по ее бедрам стекала пена.

Джакомо Казанова, как истинный художник, что нанес несколько гениальных мазков, пораженный красотой девушки, отступил, чтобы разглядеть ее со всех сторон.

– Боже! – пробормотал Казанова. – Как же ты прекрасна!

– Благодарю вас, сударь, – стыдливо прикрывая грудь и девственный куст между ног, сказала Морфи.

– Не закрывайся, милая. – Он отнял ее руки от тела. – Не стоит. Ты воистину как Киприда, вышедшая из пены! Трудно вообразить что-то более прекрасное…

– Что я должна сделать? – спросила девушка, понимая, что полученные деньги надо отработать.

– Ты невинна? – спросил Казанова.

– Да, сударь, – ответила она.

Он покачал головой:

– Ты слишком прекрасна, чтобы я воспользовался тобой. Но у меня есть идея. Ты станешь прекрасным подарком!

– Кому, сударь?

– Узнаешь – скоро ты все узнаешь. И внакладе ты не останешься. Скоро вся жизнь твоя перевернется! А пока что я вызову знакомого художника, пусть он напишет тебя.

Вновь шар засеребрился, взяв паузу…

Варшавски пояснил событие:

– Казанова пригласил к себе домой известного художника Франсуа Буше, и тот написал лежавшую на диване обнаженную Морфи.

…И шар показал новую картину. Девушка, уже ухоженная, белокожая, лежала обнаженная на диване, на животе, раскинув ноги и сложив под головой руки; лежала среди подушек и взбитых простыней. Ее золотисто-русые волосы заплетены в косы, уложенные вокруг головы.

– В историю изобразительного искусства это полотно 1752 года вошло как «Лежащая девушка», или «Одалиска». Оно будет столь популярно, поза модели окажется такой пронзительно-эротической, а сама модель станет столь желанной, что многие художники возьмутся писать с этого полотна копии и учиться у этой картины чувственности. А позу для модели, как вы уже догадались, выбрал и посоветовал художнику сам Казанова! Он лично подкладывал под Морфи подушки и разбрасывал простыни. Все это сделал он, Джакомо Казанова!

Крымов усмехнулся.

– Что? – спросил Антон Антонович.

– Он говорит с такой уверенностью, как будто рассказывает о самом себе.

На этот раз усмехнулся Долгополов.

И вновь засеребрился шар…

– А затем эту картину Джакомо Казанова через своих придворных знакомых отправил в Лувр, и король Людовик Пятнадцатый, несравненный женолюб, предпочитавший юных и еще непорочных дев, влюбился в это изображение.

В серебряном шаре иллюзиониста вспыхнула яркими красками одна из королевских зал Версаля. Король стоял у полотна на мольберте – лицом к зрителям, в окружении многочисленной свиты. Белоснежные парики стекали длинными хвостами по плечам и спинам знатных синьоров.

– Господи, – проговорил король, – она же чудо!..

– Воистину чудо, воистину! – поддакнули вельможи.

– И это не плод выдумки художника? – спросил Людовик.

– Говорят, нет, – ответил один из придворных. – Девушка и впрямь живет в Париже, у вас под боком, стоит только протянуть руку…

– Так протяните руку, мой дражайший де Латур, а вы, де Шампиньон, мой дорогой Эскулап, если девушка и впрямь не фантом, убедитесь, что она чиста и здорова.

Вынырнувший из-за плеча короля невысокий лекарь в синем камзоле и роскошном парике, в котором он походил на спаниеля, поклонился королю и на мгновение обернулся к зрителям…

– Что?! – потянулся вперед Крымов.

Из-под парика на него взглянул Антон Антонович Долгополов. Детектив немедленно уставился на своего старшего компаньона, но тот лишь спросил:

– Что? Ну похож. – Он пожал плечами. – Может быть, мой предок?

– Ага, предок, – усмехнулся Крымов. – Да как две капли воды.

А Варшавски продолжал:

– В тот же день приказ был выполнен: к королю в Версальский дворец была доставлена прекрасная Морфи!

И уже другая картина предстала взорам зрителей…

– Конечно, Людовик сделал ее своей любовницей… Вы только взгляните на них! Сколько страсти в обоих! Какой подарок королю! Какая перспектива для юной нищенки!

Указка Кристофера Варшавски была направлена на серебряный шар, где сейчас резвились в постели король Людовик Пятнадцатый и его юная любовница. Зрители не отрываясь наблюдали за любовной игрой, где опытный мужчина, король Франции, учил всем амурным хитростям свою новую подругу. Кажется, эта серия могла длиться вечность, и никто бы не прервал ее.

– Она станет ему так дорога, – продолжал Варшавски, – что он построит для нее собственный миниатюрный дворец. А теперь посмотрите, какой Афродитой очень скоро королевский двор увидит вчерашнюю замарашку, юную Морфи!

На считаные секунды рябое серебро вновь скрыло от зрителей самые откровенные сцены, от которых и впрямь по своей воле глаз оторвать было невозможно.

– Выйди же к нам! – приказал иллюзионист. – Морфи, мы ждем тебя!

И тогда из серебряного шара вышла Морфи, но уже совсем другая! В роскошном голубом платье, расшитом золотом, с глубоким декольте, в седом парике, с мушкой над верхней губой в стиле а-ля мадам Помпадур. С гордо вскинутой головкой, с капризно поджатыми губами и нахмуренными бровками.

– Что тебе нужно? – капризно и почти гневно спросила она у иллюзиониста.

Варшавски усмехнулся:

– Посмотрите, как быстро она освоилась во дворце! Как скоро почувствовала себя хозяйкой положения. Как легко научилась говорить со всеми свысока! Как и любая неглупая женщина, которой удалось завладеть сердцем влиятельного мужчины. А в данном случае – целого короля!

– Пусть подойдет! Пусть приблизится к нам! – несмело зашумели в зале. – Мэтр, прикажите ей! Пожалуйста, мэтр!

Этого хотели особенно мужчины: они только что видели ее без одежды, в пене, потом на ложе, в роли натурщицы, а затем и в королевской постели чувственной любовницей…

– Сойди и приблизься к ним, – кивнул на зрителей Варшавски. – Они хотят вновь дотронуться хотя бы до твоих пальцев, Морфи, до края твоего платья! – И тотчас предупредил публику: – Только не делайте ничего, что бы ей не понравилось!

Но куда там! В легком сиянии она спустилась и подошла к первому ряду, высокомерно подняв голову и даже не глядя на этих мужчин. А те уже трогали ее руки, хотя она отдергивала их, касались ее платья, особенно женщины, поражаясь тому, что видение было во плоти и даже можно было понять, что это за материал.

– Это парча! – воскликнула одна из женщин. – Но как такое может быть, мэтр?

– Ну все, довольно, довольно! – сопротивлялась Морфи. – Брысь!

– Не досаждайте ей! – вновь предупредил публику Варшавски. – Слышите? Вы можете обжечься!

И тут случилось недопустимое и непредсказуемое – один из моложавых нагловатых мужчин, по всему видно – мажор, задержал ее руку слишком долго. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее.

– Куда же ты? – спросил он. – Дай поцелую, Морфи!

– Отпустите меня!

– Я же видел, какой ты была с королем!

– И какой я была с королем?

Он усмехнулся:

– Ты и сама знаешь. Горячей! Дай же поцелую!

Краска бросилась ей в лицо.

– Прочь, пошел прочь! – воскликнула Морфи.

– Ах ты, потаскушка! – взъярился наглец.

Морфи вырвалась и с силой ударила по лицу наглого зрителя. И бросила ему в лицо:

– Скотина!

Тот отпрянул, потому что его обожгло как огнем, буквально опалило, а разгневанная и напуганная Морфи, подбирая платье и юбки, бросилась бежать – и тотчас скрылась в серебряном шаре.

– Она ударила меня! – завопил наглец. – Она сожгла мне лицо! Она была настоящей, она ударила меня!

На него зашикали, но он взорвался:

– Что?! – и тотчас подскочил к краю сцены. – Эй, иллюзионист, она сожгла меня!

– И правильно сделала, – ответил Варшавски. – Обратитесь к врачу.

– Мне нужна компенсация!

– Я не давал вам страховку и не разрешал хватать своими грязными лапами мои иллюзии.

Молодчик держался за обожженную щеку.

– Мне нужна компенсация, или вам будет хуже!

– Что же будет мне? – Голос мага стал угрожающим. – Расскажи.

– Ты слышал: будет хуже!

– Зря этот молодчик устроил ссору, – вздохнул Антон Антонович. – Ой, зря!

– Молодо-зелено, – согласился с ним Крымов. – Спалит заживо.

Двое товарищей молодчика подскочили со своих мест и подбежали к нему на случай, если понадобится помощь.

– А теперь послушайте вы, – сказал наглецу со сцены Кристофер Варшавски. – Я мог бы вызвать вас на дуэль и убить, но я этого не сделаю. А могу сделать так, что вы окажетесь в инвалидной коляске на всю оставшуюся жизнь.

В серебряном шаре, повторявшем то, что происходило в душе иллюзиониста, все образы померкли, там сейчас собиралась буря.

– И каким это образом? – держась за пылающее лицо, спросил наглец.

Друзья наглеца переглядывались – им было явно не по себе. Спорить с колдуном – дело малоприятное и совсем неперспективное. Если ты сам не колдун, конечно.

– А вот таким образом, – сказал Варшавски.

Иллюзионист навел на него свою серебряную указку, и из ее конца вырвалась серебристая молния и спиралью стала вытягиваться и приближаться к наглецу. Тот отступил на шаг, на два, на три. Вместе с ним отступили и его товарищи.

– Это случится, если только вы сейчас же не уберетесь из этого зала. Немедленно! Все трое!

Наглец обернулся на зрителей. Но, кажется, они были на стороне мага. Или просто решили остаться в стороне от ссоры? От греха, так сказать, подальше.

– Уходите, и поскорее! – Кто-то сердобольный крикнул наглецу. – Инвалидом хотите остаться?

– Ладно, – кивнул он. – Я ухожу! Чертов шарлатан! Я позову полицию!

И почти выбежал из зала. За ним последовали и двое его товарищей.

Лицо Кристофера Варшавски разом стало уставшим и постаревшим.

– Простите, дамы и господа, этот несдержанный зритель испортил мне всю концовку. Впрочем, сеанс шел к завершению. В двух словах так. Самонадеянная Морфи перешла дорогу мадам де Помпадур, самой влиятельной фаворитке короля, управлявшей государством, и Людовику Пятнадцатому пришлось избавиться от взбалмошной юной любовницы. Ее выдали замуж за офицера и отослали подальше от Парижа. Так закончилась история знаменитой Луизы Морфи. Джакомо Казанова более никогда ее не видел, да и не стремился к этому. Ему хватало других женщин и иных увлечений.

Кристофер Варшавски сделал отмашку указкой, и серебряный шар исчез, как его и не было. И послышался звон монет – это упали на сцену те деньги, что были подарены несчастной замарашке Морфи. Они просто вернулись из иллюзорного мира в свою реальность. Иллюзионист поклонился публике и среди общего молчания покинул сцену. За ним последовали и две его дамочки в открытых серебристых костюмах.

Спектакль сорвали – не было даже аплодисментов.

Долгополов разочарованно вздохнул:

– Да-с!

Крымов был с ним полностью согласен:

– Неожиданная концовка.

– Что ж, идемте, Андрей Петрович, я хочу посмотреть на кресло Джакомо Казановы, а потом можно и найти какую-нибудь гостиницу. Один поганец испортил такой спектакль!

По дороге в кабинет Казановы детектив не удержался и спросил:

– И все-таки я хочу узнать насчет королевского лекаря, того самого, мелкого, в парике.

– Почему это мелкого?

– Потому что на спаниеля похож. Только вместо ушей – парик. Месье Шампиньон!

– Вы несправедливы к этому лекарю, уж он-то умел лечить! А не только кровь пускал и свинцовые примочки накладывал, отчего люди как мухи мерли.

– Я же говорю: вы о нем знаете слишком много. Подозрительного много.

– Не понимаю, о чем вы, – отмахнулся Долгополов. – Подумайте лучше не кого мы увидели, а что мы увидели.

– И что мы увидели?

– Доказательство моим предположениям. Такое может сотворить либо демон, либо гениальный проходимец с помощью демона, – кивнул Антон Антонович, мельком оглядывая картины на стенах замка. – Но точно не обычный человек, каким бы талантливым он ни был.

– С этим спорить не буду. Так, а вот и кабинет библиотекаря. – Он потянул дверь на себя и указал рукой вперед: – После вас, Профессор.

– Благодарю.

Они вошли и тут же замерли у порога. В глубине кабинета у окна, где на подиуме возвышалось кресло, стоял к ним спиной высокий мужчина в смокинге. Крымов и Долгополов, хоть и не видели его лица, догадались сразу, кто это. Тот, кто недавно показывал им представление. Не было сомнений, что Кристофер Варшавски смотрит на кресло Казановы. Одной рукой Антон Антонович остановил Крымова, а другой приложил палец к губам. А потом шепнул:

– Я поговорю с ним один на один, так будет лучше. И постерегите нас!

Крымов кивнул, прошептал:

– Только будьте осторожны, – попятился назад, тихонько вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

– Что вам нужно? – не оборачиваясь, спросил Варшавски.

– На креслице смотрите, да? – тихонько подходя, спросил Антон Антонович. – Я тоже пришел на креслице посмотреть. Как-никак, а грел его великий по-своему человек.

– Так считаете?

Антон Антонович встал по правую руку от мага. Варшавски наконец-то удостоил его взглядом. На него смотрел безобидного вида старичок в джинсовом костюме, с пушистыми белыми волосами и бакенбардами. Старичок хитро улыбался, глаза его, очень живые, так и сверлили иллюзиониста.

– Мне показалось, что вы буквально общаетесь с этим креслом. Пытаетесь узнать его тайны. Или тайны того, кто когда-то сидел в нем.

– Мне известны и тайны этого кресла, и того человека, который умер в нем, – сказал иллюзионист. – Как нам сообщают путеводители по замку Дукс.

– Не сомневаюсь. Как вы это делаете? – вдруг спросил забавный старичок. – Ваши фокусы?

И едва он задал этот вопрос, как перестал быть забавным. И перешел в другую категорию – подозрительных ищеек.

– Это мой профессиональный секрет, – ответил Варшавски.

– Я прошу вас хоть чуть-чуть приоткрыть мне эту тайну. И даю слово, что унесу ваш секрет в могилу. Я уже немолод, – печально развел руками старичок, – жить мне осталось недолго. А узнать так хочется!

Старичок даже поднял глаза вверх, как будто подсчитывая, сколько ему там осталось: годок, другой, третий?

Иллюзионист покачал головой:

– А вот мне кажется, что вы и живете долго, и собираетесь прожить еще столько же. Как минимум.

– Опасная интуиция.

– Как вас зовут?

– Конфуциус.

– И кто вас так назвал: мама, папа, бабушка с дедушкой?

– Все вместе: сели за обедом, договорились и назвали. Или за ужином, сейчас уже точно и не скажу.

Слушая его, иллюзионист кивал: старичок был словно выточен из гранита или вылит из бронзы – не пробьешь.

– То, что вы видели, это фокус, просто фокус.

– Нет, – покачал головой старичок. – Таких фокусов не бывает, господин иллюзионист. Есть только два варианта того, что все увидели.

– И какие же?

– Либо это массовый гипноз, но ваш фокус запечатлен на камеру. Я видел вашу Клеопатру, царицу Египта…

– Я же говорил: никаких камер.

– Не я снимал, поэтому претензии не ко мне.

– Ладно, пусть будет так. Либо?

– Либо это магия чистой воды.

– Магия?

– Да, волшебство.

– Так я волшебник?

– Называйте это как хотите, но да – чудо, сотворенное с помощью запредельных сил. Потусторонних, так сказать. Того мира, который не живет по земным законам. Это старый недобрый демонический мир. Там яблоко не падает на голову Ньютону, а летит прямо вверх. Эхо произнесенного слова может носиться в эфире тысячи лет. Там покойники могут выйти из темноты и сесть с вами за один стол, чтобы разделить трапезу. Слышали о таком мире?

– Слышал. Я много о чем слышал, господин Конфуциус. И много чего видел.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь.

– Что вам нужно от меня? Секрет фокуса приоткрыть можно. Но секрет магии – нельзя. Для этого нужно быть посвященным. И вы должны это знать, если говорите о таких вещах.

Антон Антонович сверкнул колючими глазами:

– Но кто вас посвятил в эти тайны? Как вы делаете то, что невозможно сделать обычному человеку? – Он решил не таиться, слишком умен был его противник, чтобы играть с ним; поэтому Долгополов и взял быка за рога. – Откуда у вас такая демоническая сила? Буквально сила демиурга. Демона, знаете ли. Кто помогает вам, господин Варшавски?

Но и маг уколол его и обжег взглядом:

– Это всего лишь фокусы.

– Так я и поверил.

– А у вас есть выбор?

– Выбор всегда есть.

– Прощайте, Конфуциус, – с улыбкой кивнул иллюзионист.

Повернулся и двинулся к дверям.

– До встречи, – бросил ему в спину бодрый старичок с пышными седыми волосами и бакенбардами. – Синьор путешественник во времени!

Он успел заметить, как на пару мгновений иллюзионист задержался, словно хотел повернуться к недавнему собеседнику и что-то сказать, а может быть, сделать, но затем проследовал к дверям, открыл их и был таков.

– Путешественник во времени, – глядя на кресло библиотекаря, повторил Антон Антонович. – Вот и встретились, синьор Казанова…