Читать книгу: «Рид», страница 2

Боль вспыхнула мгновенно.

Жгучая, рвущая, тёплая кровь потекла по коже, и на мгновение я потерял контроль, стиснув зубы от боли.

А затем ударил.

Не думая, не целясь, просто схватил её за макушку, второй рукой вцепился в шею, и с яростью, отточенной инстинктами выживания, провернул голову, будто открывал бутылку с Арком.

Хруст.

Голова резко наклонилась вбок, лицо исказилось гротескным углом, но даже когда я отшвырнул её прочь, она не рухнула на пол, как должна былаа осталась стоять.

Руки вяло повисли, тело подрагивало, но в пальцах по-прежнему зажат был тесак. Её голова качалась на сломанной шее, отвратительно болтаясь, но на её губах всё ещё оставалась эта безумная, кровавая улыбка.

Я видел, как челюсти шевелятся.

Шёпот.

– Убью… убью…

Она шагнула вперёд, двигаясь медленно, но неотвратимо, как если бы сломанная кукла вдруг обрела волю и продолжала идти, несмотря на повреждения. Её движения были рваными, но взгляд оставался нечеловечески сфокусированным, полным чего-то тёмного, бездонного.

Я замер, внутренне сжавшись от боли, которая уже разрывала тело. Правое бедро горело, щёка полностью онемела, а по всему телу растекался мучительный жар, превращая каждое движение в пытку. Но сейчас не было времени думать о ранах, не было времени на боль или сомнения – тело действовало само, подчиняясь выработанным инстинктам выживания.

Не раздумывая, я резко отступил назад, одной рукой выдернул из кармана два патрона, другой – взвел обрез. Движения были быстрыми, выверенными, словно заученными рефлексами: патронывошли в патронник, пальцы стиснули курок, и в следующее мгновение грохот выстрелов разорвал туннель, ударив по ушам, пробив воздух, смяв всё вокруг одной звенящей волной.

Голова девушки раскололась, как перезрелый орех, разлетаясь в стороны кровавой мерзостью. Только это не была кровь. Вязкая, густая субстанция, больше похожая на нефть, брызнула во все стороны, оставляя жирные следы на стенах, полу и моей одежде.

Я отшатнулся, инстинктивно пытаясь стряхнуть с себя липкую гадость, но она уже пропитала ткань, впиталась в кожу, оставляя после себя ощущение чего-то неправильного.

Моё дыхание было тяжёлым, прерывистым, пока я смотрел на тело, которое продолжало подёргиваться в судорожных конвульсиях. Оно ещё пыталось двигаться, словно внутренний механизм никак не мог признать поражение, словно само существо не понимало, что оно уже мертво.

Но, когда последние спазмы стихли, а грязь растеклась по полу, я понял одну простую вещь.

То, что я только что убил, никогда не было человеком.

На этот раз я не стал предаваться размышлениям, не терял время на бессмысленные догадки о природе изменяющихся туннелей. Схватив контейнер и артефакт, я двинулся вдоль стены, стараясь идти как можно быстрее, насколько позволяло разваливающееся тело.

С каждым шагом становилось хуже.

Но я не останавливался, двигался, двигался, двигался, потому что впереди, в дальнем конце туннеля, было спасение. Там был выход.

Пройдя метров пятьдесят, я резко остановился, судорожно вытащил из-за пояса счетчик и посмотрел на него.

На этот раз времени оставалось больше, чем нужно. Почти три часа. Три гребаных часа до смены туннеля. Переход просто так не откроется, пока не истечет время.

– Сука… сука… сука… – прошипел я сквозь зубы, убирая счетчик обратно и продолжая путь.

Я ясно понимал, что шансы продержаться оставшиеся три часа таяли с каждой секундой. Тварь, разорвавшая мне щеку, оставила внутри что-то чужеродное, не просто ранив, а заразив чем-то, что разносилось по крови, проникая в каждый нерв, в каждую клетку. Я уже ощущал, как это дерьмо работает, как оно разъедает меня изнутри.

Пока что адреналин держал меня на ногах, позволяя идти вперед, но я знал, что это ненадолго. Тело уже немело, отзываясь странным, приглушенным онемением, которое только усиливалось с каждым шагом. Это было только начало, и я не мог позволить себе узнать, что будет дальше.

Когда я попытался повернуть голову, мышцы отозвались тупой, ледяной болью, словно меня уже не слушались. Шея больше не казалась моей, ощущалась чужой, неподвластной, а во рту появился тяжелый металлический привкус, будто язык касался ржавого железа.

Я не имел права терять время.

Если я не предприму что-то прямо сейчас, если позволю этому продолжать расползаться по моему телу, то через пару минут просто рухну здесь, потеряв сознание, а тогда уже туннель сам решит, что делать с моей никчемной тушей.

– Сука… – снова выдавил я, но теперь тише. Даже горло начинало неметь.

Я не останавливался, заставляя ноги двигаться, несмотря на ощущение, будто они налиты свинцом. Я не мог позволить себе остановку, не мог дать этому дерьму победить меня прямо здесь.

Дойти.

А потом решать, что делать дальше.

Пройдя чуть больше сотни метров, я наконец увидел выход.

Громадные гермоворота, ведущие в следующий сектор, вставали в конце расширяющегося туннеля. Это значило, что следующая зона, скорее всего, будет больше и шире, чем эта.

Но мне сейчас было не до этого.

Главное – выжить.

Контейнер грохнулся на пол, а я, тяжело осев, сполз по металлической стене. Сорвавшись к выходу, я совсем забыл про контейнер, внутри ящика, помимо припасов, могли быть медикаменты, и мне нужно было их найти прямо сейчас.

Дрожащими, непослушными руками я раскрыл крышку и начал выкидывать из контейнера все лишнее, роясь в поисках аптечки. Я видел их раньше, знал, как они выглядят, и если мне повезет, то одна из них будет здесь.

Мои пальцы нащупали пластиковый корпус аптечки, и в тот же миг внутри что-то дрогнуло от облегчения. Она здесь.

Выдернув её из груды бесполезного хлама, я на мгновение замер, судорожно переводя дыхание, а затем криво усмехнулся, чувствуя, как внутри пробивается упрямый, затаенный огонёк.

– Рид, ты ещё повоюешь…

Рваными не послушными движениями я вскрыл упаковку, судорожно разрывая пластик, пока пальцы нащупывали шприц-стимулятор. Глаза метались по ампулам, проверяя содержимое, и в этот момент меня накрыло облегчение – антидот был здесь.

Но сначала нужно было вернуть контроль над телом.

Стиснув зубы, я вогнал иглу стимулятора в шею, нажимая на поршень, и почти сразу почувствовал, как по телу разливается волна ледяной свежести. На секунду мир пошатнулся, затем резко обострился, и я ощутил, как мышцы начали отзываться на команды.

Онемение отступало.

Шея больше не казалась чужой, неподвластной, руки вернули силу, но я понимал, что это всего лишь временная передышка. Стимулятор не лечил, он просто давал немного времени, искусственно подгоняя организм, заставляя его работать через силу.

Но этого было достаточно.

Без паузы я схватил второй шприц, тот самый, с антидотом, и, не медля ни секунды, вонзил его.

Теперь оставалось только ждать, успеет ли он подействовать раньше, чем я свалюсь здесь навсегда.

Через пару минут после действия стимулятора я начал собирать выброшенное из контейнера обратно, когда заметил неладное.

Артефакт изменился.

Я замер, ощущая странный холод под одеждой, и только теперь понял, что даже не заметил, как сунул его за пазуху. В спешке, в хаосе, среди крови и боли, я не придал этому значения, но теперь каждая клетка моего тела кричала о том, что это была ошибка.

То, что еще минуту назад было ярко-красной каплей, теперь наливалось чернотой, теряя свой прежний огненный оттенок, словно что-то вытягивало из него жизнь.

Артефакт впитывал что-то, и теперь я знал, что именно.

Пальцы судорожно метнулись к нему, срывая одежду, пытаясь добраться до артефакта, но едва я попытался вытащить его, как понял, что это уже не просто вещь, засунутая за пазуху.

Он не отделялся.

Я рванул сильнее, пытаясь оторвать его от себя, но артефакт будто врос в кожу, стал частью моего тела, словно всегда должен был быть там.

– Вот же сука… – выдохнул я, ощущая, как по спине пробегает ледяной холод, куда страшнее боли.

Осознание накрыло меня холодом.

Я отбросил контейнер в сторону, даже не задумываясь об этом, и обеими руками вцепился в артефакт, пытаясь оторвать его от себя.

Но чем сильнее я тянул, тем сильнее он впивался в кожу, словно был не просто прижат, а уже врос в меня, становясь частью тела.

И только теперь, с нарастающим ужасом, я понял, что именно он поглощал.

К нему медленно стекала густая, вязкая субстанция, та самая, что покрыла меня, когда я разнес голову той твари, что прикидывалась девушкой.

Эта дрянь впиталась в мою кожу, просочилась в поры, разлилась по венам, а теперь уходила внутрь артефакта, наполняя его чернотой.

Он не просто прирос ко мне – он становился со мной единым целым.

Артефакт впитал всю тёмную субстанцию, поглотил её до последней капли, и теперь стал чернее ночи, лишившись даже намёка на прежний огонь.

Я стоял, не в силах оторвать взгляд от этого дьявольского зрелища, чувствуя, как внутри зреет осознание: возможно, теперь уже ничего нельзя исправить.

Стимулятор ещё поддерживал моё сознание, адреналин разгонял кровь, придавая ясность мыслям, но я больше не чувствовал себя прежним.

Я не боролся – лишь наблюдал, как во мне исчезает найденный артефакт.

Я видел, как чёрная капля медленно погружается в моё тело, становясь его частью.

И в ней больше не было пламени.

Теперь там клубилась тьма.

Глава 3

Я и сам не до конца понимал, чего ждал; возможно, чего угодно, только не такого исхода. Я просто стоял перед гермоворотами, не отрывая взгляда от пустого места, где ещё мгновение назад клубилась тьма внутри артефакта. Теперь его не стало – вовсе. Сердце билось так яростно, что казалось, готово вырваться из груди, но вокруг царила звенящая пустота. Стимулятор, судя по самочувствию, работал исправно, антидот тоже подействовал, а всё остальное, как ни странно, оставалось в норме, хотя никаких перемен не произошло.

Я медленно опустился на ледяной металлический пол, прикрыл лицо руками, попытался выровнять дыхание и привычным движением достал счётчик, чтобы посмотреть время: до открытия двери оставалось ровно два часа – два долгих часа. Что мне делать теперь? Идти вперёд или остаться здесь, в этом душном туннеле, пока он не поглотит меня окончательно?

– Стоп! – прорезал тишину мой собственный голос, прогоняя нарастающую панику. С какой стати я размышляю, словно жертва? Я – Рид. Я иду вперёд и не имею права останавливаться. Меня ждут, и даже если теперь во мне поселилось нечто чужеродное, даже если я стал частью проклятого артефакта, я всё равно обязан нести свою ношу. Если со мной действительно что-то не так и я обречён, значит, я дойду приносу то что должен, а после просто уйду в ближайший искажённый туннель и останусь там навсегда. Но сейчас не время сдаваться.

Убрав руки от лица, я сделал глубокий вдох, распрямился, силясь взять себя в руки, и с трудом встал на ноги. Рана на бедреоказалась гораздо серьёзнее, чем я предполагал изначально: она была глубже, шире. Эта сука серьезно меня зацепила и зачем я только свернул с пути? Я едва выбрался, таща за собой это мерзкую тварь, принявшее облик девушки. Вот уж «повезло» так повезло. Никогда прежде я не видел столь жутких тварей, и теперь понимал, почему скребы так стремились ими полакомится.

По-хорошему, следовало просто бросить эту тварьи уйти, постаравшись забыть обо всём, как о страшном сне, но моё чёртово благородство сыграло привычную роль. Всё из-за Ил: её непрекращающиеся нравоучения давно въелись мне в подкорку, и теперь, время от времени, я начинал творить всякую «возвышенную» дичь, противиться которой не мог. Ну и дурак же я. На этот раз судьба уберегла меня, да ещё и дважды, но в следующий раз я не куплюсь ни на какие жалобные уловки, что бы там ни происходило.

Мысль оборвалась, затерявшись где-то в глубине сознания, оставив после себя только болезненную пустоту и режущий холод под рёбрами. Я выдохнул и крепко сжал ладонь в кулак.

– Меня ждут… – прошептал я самому себе.

И это было важнее всего остального.

Нужно было немедленно заняться раной на бедре, из которой кровь сочилась так обильно, что я едва не забыл о ней в пылу всей этой кутерьмы. Вернувшись к контейнеру, я вновь откинул крышку и вытащил оттуда аптечку. На этот раз меня интересовала «живая пена» – особый пенистый клей, способный стягивать и залечивать даже такие глубокие прорехи.

Руки мелко дрожали, когда я встряхнул спрейи прижал его к тёмно-багровому «провалу» своего бедра. Стоило нанести пену, как она принялась быстро расползаться по краям рваной плоти, мгновенно охлаждая её и одновременно обжигая до судорожного спазма. Сглотнув ком в горле и чуть не прокусив губу, я заставил себя использоватьвсё содержимое спрея. Пена шипела, словно змея, и тут же начинала схватываться коркой, не оставляя крови шанса вытечь.

– Отлично… – прошипел я, стиснув зубы от боли. – Ещё немного…

Спрей, рассчитанный на пять или шесть применений, ушёл весь, но к чёрту экономию – сейчас главное выжить, а не беречь расходники. Пока стимулятор в крови держит меня на ногах, я способен двигаться, но когда эффект сойдёт на нет, вся эта адская боль накроет меня с головой. Нужно было убираться из этого проклятого места как можно быстрее: быть может, за следующими воротами найдётся уголок, где я смогу переждать приступ.

Порывшись в контейнере, я нащупал что-то, напоминающее шоколадный батончик в герметичной обёртке. Присев рядом, я принялся машинально жевать его, давясь противным химозным вкусом. Мне требовалась энергия – чего бы это ни стоило. Представив, что меня может ждать, если я потеряю силы, я заставил себя проглотить каждый кусок. Лучше есть дрянь, чем лежать беспомощным куском мяса, вываливая кишки под ногами у какого-нибудь монстра.

Пытаясь дать мозгу короткую передышку, я уставился на гермоворота и молча считал удары сердца. Время шло словно мимо меня так, что часы пролетели незаметно. Из этого транса меня вырвало лёгкое покалывание в ноге постепенно переходящеев жгучую, тянущую боль. Я знал что скоро стимулятор, скорее всего, перестанет действовать но надеялся что его хватить до открытия двери. Счётчик в руке показывал пятнадцать минут, его точно должно было хватить на это время.

– Ну что ж… – прошипел я сквозь зубы, чувствуя, как напряжение пульсирует в мышцах. – Началось…

Аптечка опустела, а значит, новой дозы стимулятора мне не видать. Широкие гермоворота впереди намекали на большой проход, и я надеялся, что там удастся на какое-то время отсидеться, пока боль не станет невыносимой.

Время шло, и я ощущал, как в глубине разодранной плоти всё сильнее пульсирует тупая, давящая мука, грозящая перейти в настоящую агонию. Нужно было двигаться, пока у меня ещё оставались силы. Я встал, слегка покачнувшись, и сжал кулаки до хруста, направляясь к воротам.

Плевать, что там ждёт. Сейчас главное – не дать себе сдохнуть в этом чёртовом месте.

Я до конца не понял, как очутился на полу. Ещё мгновение назад я сидел, уставившись в одну точку и пытаясь сосредоточиться на каждом спазме, прокатывающемся по бедру. Но будто кто-то выключил свет – в следующую секунду всё померкло.

Тело выкручивало в судорогах, губы свело судорожным оскалом, а перед глазами вставала тёмная бездна: удушливый, вязкий мрак, из которого тянулись чернильные щупальца. Они шипели, стонали, завывали, будто пытались заговорить со мной на языке, которого я не понимал – и в то же время понимал слишком хорошо. Казалось, они зовут меня к себе, манят в глубину, в этот кошмар без границ и дна.

Я очнулся так же резко, как и вырубился, захлёбываясь собственным криком. Меня била страшная дрожь, каждый вдох отдавался в голове раскатами боли, а тело горело, будто в лихорадке. Вокруг мерцали красные сигнальные огни, сиротливо освещавшие металлические стены. Счётчик мигал, показывая оставшиеся жалкие мгновения до блокировки ворот. До меня дошло: дверь уже открыта – и вот-вот захлопнется снова.

– Чёрт… – прошипел я, силясь подняться.

Ноги не слушались, пульсирующая рана на бедре будто разрывалась изнутри. Каждый шаг отдавался сполохами боли, резавшей мозг, но выбора не было. Я цеплялся за холодные переборки, скользил по полу, чуть не падая от очередного приступа слабости. В последний момент смог протиснуться за ворота, которые с лязгом и шипением сомкнулись прямо за моей спиной.

Новый туннель встретил меня промозглым сыростью и тяжёлой темнотой. Где-то высоко над головой терялись в полумраке сводчатые перекрытия, с которых капала вода. Воздух пропах ржавчиной и затхлостью, а шаги эхом отдавались во влажном коридоре. Я сделал ещё один рывок вперёд, но боль и лихорадка оказались сильнее. Приглушённый стон сорвался с губ, и мир вокруг поблёк, поплыл, исчезая из-под ног.

Последнее, что я почувствовал перед тем, как провалиться обратно в тьму, – это колючий холод металлического пола, ставший внезапно моим единственным прибежищем.

Снова меня начали терзать кошмары, перемешанные с бредом и обрывочными галлюцинациями. Я почти ничего не понимал из того потока образов, что вихрем проносились у меня в раскалывающейся голове: реальность то проявлялась жуткими вспышками, то снова утаскивала меня в липкую темноту. В этой тьме я слышал чьё-то шипение, стонущий голос, чувствуя, как невидимые щупальца обвивают моё тело и тянут вниз, туда, где страх приобретает зримые очертания.

Не знаю, как долго это продолжалось, но в какой-то момент я очнулся, лежа на холодном полу в собственных рвотных массах и моче. Судя по всему, в этом тоннеле никто не бродил: раз уж меня не обнаружили и не разорвали на куски, значит место либо действительно пустынно, либо мой запах и агония отпугнула всех тварей. Как бы там ни было, мне ещё повезло остаться в живых.

Дрожа то ли от лихорадки, то ли от ледяного озноба, я приподнялся, обхватив себя руками. Когда зрение более-менее прояснилось, я понял, что нахожусь уже не просто в узком проходе: это место больше походило на заброшенный цех с высокими сводами, полупогребённый под землёй. Сквозь дыры в откуда сверху едва пробивались тусклые лучи, освещавшие ржавую арматуру и сырой бетон. Повсюду капала вода, отдаваясь гулким эхом.

Я выудил из кармана трясущимися пальцами счётчик: на нем светились знакомые цифры – семьдесят часов «стабильности». Второй раз я уже натыкаюсь на такое место; раньше проходы были лишь узкими тоннелями, а здесь целый развал промышленного цеха. Однако сейчас меня это мало заботило: мне нужно было поскорее отыскать хоть какое-то укрытие и передохнуть.

Самая адская агония, та, что выбивала меня в беспамятство, вроде бы отступила, но взамен по всему телу ходили колкие иглы: стоило ступить на раненую ногу, и мир тут же рассыпался новым зарядом мучения. Грёбаная «живая пена» стянула рану, но не заглушила чувство, словно в бедре торчит раскалённый прут. Обычно такая штука блокирует почти все неприятные ощущения, но не сейчас. Значит, всё куда серьёзнее, чем я привык.

С трудом подойдя к стене слева и привычным движением нащупав небольшую выемку, я наткнулся не на один контейнер, а на группу: целых четыре штуки. Уцепившись за едва оставшиеся силы, принялся по очереди отодвигать крышки, ругаясь и обливаясь потом. В одном контейнере – лишь сухпай да ветхие тряпки, в другом – ещё немного провианта. Дважды у меня темнело в глазах, и я чуть не свалился опять. Третий контейнер подарил мне чистую робу, на вид рабочую, и ещё немного еды в вакуумных пакетах. К четвёртому я даже не притронулся: понимал, что если сделаю ещё один рывок, то провалюсь в очередной приступ бреда.

Забрав пару сухпайков, чистую робу и остатки воды, я сообразил, что без укрытия не смогу ни перевести дыхание, ни залечить раны. Нужно было срочно найти хоть какой-то тихий угол, чтобы привести себя в порядок и немного отдохнуть.

Вокруг стоял густой, сырой воздух с привкусом ржавчины и плесени, но, по крайней мере, мне не угрожали неизвестные монстры. Или уж если и угрожали, то не показывались.

Оглядев вокруг плавающим уставшим взглядом, я заметил в глубине цеха еле различимую заржавевшую дверь, вклинившауюся в стену. Может, там найдётся угол, где получится переждать хотя бы пару часов.

Определившись с направлением, я пошёл напролом, не обращая внимания на лужи, через которые пришлось шагать. Каждый шаг отдавался огненной вспышкой в бедре, и мне приходилось останавливаться, чтобы сделать крошечный глоток из пластиковой бутылки. Жидкость помогала чуть-чуть прийти в себя, хоть и тошнила своим застоявшимся привкусом.

Наконец я доковылял до двери – когда-то она, видимо, вела в небольшую служебную комнату. Всюду ржавчина и прочий хлам, но мне было уже всё равно, лишь бы никого не было внутри. В углу пылился перевёрнутый металлический стол, в другом валялся кучей какой-то мусор. Я плюхнулся на пол рядом с кучей мусора, который, к счастью, был в основном похож на ветхоетряпьё, и выругался сквозь сжатые зубы от резко пробившей боли в бедре.

Съел один из найденных сухпайков, запил его водой, после чего рухнул на бок, рассчитывая хоть немного вырубиться – не в том безумном кошмаре, а в обычном, человеческом сне.

К чёрту безопасность. Если что-то вылезет из темноты – ну, значит, судьба такая. Я уже настолько вымотан, что волком выть не осталось сил. Главное теперь – закрыть глаза и забыться, хоть ненадолго, чтобы потом суметь двинуться дальше.

Мысли бешено метались, словно загнанные звери, и каждая вызывала новую вспышку мучительного жжения в висках. Я понимал: мне позарез нужен хоть какой-то отдых, прямо сейчас. Если повезёт, «живая пена» заживёт рану как следует, и к тому моменту, когда запас стабильности этого жуткого места (которое больше походит на часть заброшенного завода, чем на обычный тоннель) будет на исходе, я успею прийти в себя хотя бы немного и двинуться дальше. Счётчик показывал только оставшиеся цифры – ничего, что могло бы указывать что я двигаюсь в нужном направление, – значит, выбора у меня нет. Первым делом нужно восстановиться, насколько можно это сделать в этом месте.

Несмотря на ситуации, я попытался заглушить леденящий страх и колкие спазмы, глядя в темноту. Заставил себя закрыть глаза и сосредоточиться на мерном дыхании. Постепенно сознание затянуло в вязкую дремоту: сон был тяжёлым, но чересчур настоящим, чтобы успеть встряхнуться и понять, что происходит на самом деле.

Дом. Вижу родные стены – будто пощечина памяти, словно этот образ может развеять всю мою боль. Ил… её глаза светятся, как всегда, когда она на меня смотрит. И рядом – сын… Чёрт, как зовут моего мальчика? Я вспоминаю только смутные образы: лёгкий смешок, быстрые шаги, а имя – выветрилось из головы, будто его никогда не было. Как я мог забыть, как зовут моего собственного сына?

Он бежит, смеётся, оборачиваясь ко мне, и эта радость, такая пронзительная, размазывает остатки моей сознательности, как выстрел в упор. Раньше он был прикован к кровати, с этой вечной болезнью, что грозила вырвать его жизнь прямо у нас из рук. А теперь бежит, впервые на своих ногах, по-настоящему свободный. Ил улыбается, глядя на нас обоих, и я чувствую, как по груди разливается тёплая волна… но внезапно что-то цепенеет внутри, будто густая, холодная тень опускается на этот солнечный миг.

Я пытаюсь шагнуть к ним, обнять обоих, вкусить это исчезающее счастье, но меня сдавливает липкий ужас: слишком реален этот сон, и в то же время – слишком нереален. Всё вокруг вдруг начинает таять, звенит будто надорванная струна. И в расползающемся мраке мне остаётся только одно – содрогнуться от осознания, что я не помню имени собственного ребёнка. Это ломает мою душу сильнее, чем все раны на теле.

В следующий миг я будто проваливаюсь в бездну: сон рушится в чёрный провал, а вместе с ним исчезают Ил и дитя, оставляя во мне пустую, жгучую боль. И где-то за гранью сознания я слышу барабанную дробь крови в висках – тяжёлую, как удар кувалды. Но, если мне повезёт, этот короткий сон хотя бы дал телу немного передышки, чтобы идти дальше.

Я открыл глаза – они жутко щипали, и, когда я провёл по ним рукой, понял, что плачу. Вот же чёрт, до чего же стал сентиментальным. Так далеко не уйти: ещё немного, и я бы лежал здесь в собственных рвотных массах, хныча и проклиная всё на свете. Но у меня нет права раскисать. Меня ждут, и пока я жив, обязан двигаться дальше.

Острая ломота в бедре слегка поутихла, что уже можно было считать подарком судьбы. Попытался встать, но стоило перенести вес на раненую ногу, как резко потемнело в глазах – будто кто-то ударил по затылку ломом. Отшатнувшись, я чуть не рухнул снова, но ухватился за какую-то старую балку. Пошатываясь, решил переодеться в найденную робу: сухпай, хоть и на вкус мерзкий, добавил каплю сил, а сон – пусть и полон кошмаров – залечил мою встрёпанную психику хоть на йоту.

Ткань новой одежды обдирала кожу, а рана под слоем «живой пены» пульсировала глухой волной, но терпеть было можно. Ярешил, что старая куртка, пропахшая потом и ржавчиной, ещё может сослужить добрую службу, хотя бы немного защищая от холода и сырости. Сняв со старой материи нагрудный браслет со счётчиком, я аккуратно закрепил его уже поверх робы, стараясь не задевать воспалённые раны. Затем накинул куртку сверху и с трудом выпрямился, ощущая, как ткань натягивается на повреждённом бедре.

Пара глотков тёплой и пахнущей болотом воды из бутылки – и вот я уже готов шагать вперёд, дальше вглубь этого уродливого завода.

Не обращая внимания на шаткость и тупую ломоту в ноге, я двинулся напролом, стараясь особо не шуметь. Время ещё было на моей стороне: счётчик показывал где-то пять часов «стабильности». Значит, пока спешить мне особо некуда, но и расслабляться нельзя. Судя по тому, как долго я провалялся в беспамятстве, организм уже успел восполнить часть сил, а теперь мне предстояло всё это растратить, двигаясь через мокрый, заваленный хламом цех.

Сухпайки казались на удивление сытными, а вода, хоть и тёплая, отлично утоляла жажду. Я, правда, знал, что подобное «сытое» состояние обычно не к добру: как будто перед решающим рывком, когда судьба проверяет тебя на прочность.

Пробираясь сквозь искорёженные перекрытия, я с каждым шагом ощущал, как лихорадочная слабость разливается по телу, а раненая нога отзывается резкими вспышками боли, будто иглы впиваются глубже, прокалывая мышцы.

Каждое движение давалось тяжелее, но я не мог позволить себе остановиться, пока ноги ещё держали вес тела. Сделав короткую передышку, я взглянул на счётчик и почувствовал, как сердце ухнуло в грудь, а затем забилось быстрее. На нем мерцал слабый белый огонёк. Я шёл в правильном направлении. Я шёл к выходу.

Воодушевлённый этим призрачным лучом надежды, я преодолел ещё одну гору обломков, но внезапно замер, словно наткнулся на ледяную стену. Резко отступив за искривлённые металлические балки, я увидел перед собой нечто массивное и механическое, загораживающее широкие гермоворота. Теперь всё стало предельно ясно: четыре контейнера с припасами, приличный запас воды – всё это нужно было, чтобы были силы, силы для встречи с этой махиной. Выход передо мной, но его нужно ещё заслужить.

Сердце у меня сжалось от неприятного предчувствия. Сейчас я представляю из себя жалкое зрелище, а боец из меня не намного лучше, чем из сбрендившего скреба. Мне нужно понять, как проскочить мимо этого монстра. Гигантский механизм походил то ли на уродливого паука, то ли на станковую пушку на механизированных ногах – он дышал, стучал и шипел, как живая зверюга. Что бы это ни было, оно полностью заслоняло ворота, так что просто прокрасться, не заметив себя, кажется невозможным.

Проклятие.

Время у меня ещё есть, но не так уж много. Придётся думать – как обойти, обмануть, уничтожить или отвлечь эту штуку. Сама мысль о том, чтобы выйти один на один с таким «роботом», сводила скулы. Но у меня нет выбора: или я сделаю это, или туннель поглотить меня вместе с этим уродом.