Сила семейных уз. Почти достоверная история нескольких поколений одной семьи

Книга издается в авторской редакции

© Аркадий Клинов, 2022

Книга первая

Пролог

На вопрос, есть ли у человека судьба, каждый отвечает по-своему. Кто-то не верит, что судьба вообще существует. Кто-то считает, что каждому из нас заранее выделено своё место и что бы мы ни делали, наша участь запланирована буквально при рождении. Существует ещё понятие “free will”, то есть что мы вроде как сами решаем, каковой будет наша судьба. Однако вряд ли можно отрицать тот факт, что случается ряд обстоятельств, при которых мы только вначале определяем, что собираемся делать, и в лучшем случае каждый пишет сценарий, действия же в нём развиваются зачастую нам не подвластные. Бывает, ты пробуешь их корригировать, и у тебя создаётся ложное ощущение, что ты сам руководишь своей судьбой. На самом деле, всё идёт по какому-то незримому плану, не тобой продуманному. Потому, когда написана книга твоей жизни, ты в ней принимал участие постольку-поскольку. Ты выбирал тему, ты выбирал свою роль. И всё. Дальше вмешивалась судьба, которая и вела тебя по неизведанным путям маловразумительного и непростого лабиринта. Это почти то же самое, что, родившись на свет, против своей воли ты посажен в колею жизни, и как бы ты не крутился, как бы ни был изобретателен, ты сидишь в поезде судьбы, пока не доедешь до конца. И выбора у тебя нет. Сел и вышел. Но вот тот промежуток, который очерчен началом и концом и который называется ёмко и кратко жизнь, у каждого из нас он разный, заполненный разными событиями, и, конечно, каждый из нас мог бы рассказать об этом отрезке достаточно много. И это будет невероятно интересная, исключительно насыщенная история, такая, как ни у кого другого быть не могла. Ни у кого, кроме тебя.

Данная книга, по сути, захватывает почти целый век. Но ввиду того, что в ней фигурируют люди на самом деле существовавшие, а события на самом деле происходившие, я изменил имена, добавил некоторые эпизоды, не имевшие в реальности место.

На мой взгляд, рассказ оказался не только интересным, но и поучительным. Потому я решил поделиться им с любопытствующим читателем.

Речь пойдёт в основном о двух семьях, два представителя которых случайно, а возможно, благодаря роковой судьбе и при экстремальных условиях, были сведены вместе, в итоге прожив совместно большую сложную жизнь. Конечно, каждый из них пытался дать лучшее, что было заложено в любом из них. Если удавалось. Ну, а если не удавалось… Ведь часто мы действуем по обстоятельствам и не всегда даём себе отчёт в том, что из этого может получиться. Вплоть до того, что иногда ненароком сделаешь так, что пострадает близкий тебе человек. А ещё хуже, когда ты, сделав несчастным этого человека, в лучшем случае осознаешь, что уже поздно что-то менять. Кто-то уже пострадал безвозвратно. Потому так важно подходить к вступлению в жизнь зрелого человека подготовленным. Пусть не на все случаи жизни. Но тем не менее, взяв за основу то, что уже известно и апробировано. Ведь человечество накопило достаточно знаний. И чтобы ими воспользоваться, нужно только захотеть. Правда, человек так устроен, что ему проще идти по наиболее лёгкому пути, то есть без особо видимых препятствий. И тогда он учится на своих ошибках. К сожалению. Для себя и окружающих. Вот об этом и пойдёт мой рассказ.

Так что читайте, делайте выводы.

Да, вот ещё что. Ввиду того, что я не профессиональный писатель, рассказ идёт от первого лица. Так мне было легче излагать ход событий.

Итак.

Часть первая

Глава I

Жизнь до Войны

Моя мать родилась и выросла в городе Аккерман, что в переводе на русский язык означает Белая Крепость. Имя городу дали османы в 1503, которые к концу XV века стали хозяевами земли, ранее принадлежащей Молдавскому княжеству. Правили турки на протяжении чуть более 300 лет. Но в начале XX века, то есть ко времени появления на свет мамы в 1910 году, город уже входил в состав Бессарабской губернии Российской Империи. Правда, к тому времени, когда моей маме исполнилось восемь лет, Аккерман перешёл во владение Румынии, в результате чего все члены их семьи стали гражданами Румынии. В этом смысле им, можно сказать, повезло, так как румынские власти охотно предлагали румынское подданство всем, кто был рождён на недавно приобретенной земле. И мама пошла учиться в румынскую гимназию. Так что для неё румынский язык стал почти родным. В гимназии также обязательным было изучение немецкого, французского, латинского и даже греческого языков. Благодаря этим требованиям, маме удалось овладеть чуть ли не десятком различных языков. Такое образование вовсе не означало, что в гимназии преобладали дети богачей. Скорее, наоборот. Моя мама была из семьи, которую нельзя было назвать ни бедной, ни богатой. Жили они впятером: родители и три дочери. Жили на зарплату, которую приносил домой отец, столяр по профессии. Денег хватало лишь на пропитание и самые необходимые нужды. И когда после окончания гимназии встал вопрос, на кого учиться дальше, мама выбрала профессию фармацевта, хотя очень хотела стать врачом. Однако эту идею пришлось отбросить, так как медицинское образование стоило больших денег. Помощи было ждать неоткуда. У родителей таких денег не было, и вот маме пришла в голову отчаянно смелая мысль: обратиться в еврейское общество с просьбой одолжить сумму, необходимую на весь период учёбы. Ей невероятно повезло. Среди еврейских меценатов нашёлся богач, который внял просьбе мамы и согласился одолжить хоть и не всю, но основную часть денег. По окончании мама должна была выплатить одолженную сумму, правда без процента. В любом случае ей, чтобы получить образование, надо было перебраться в Бухарест, столицу страны, где она и поступила в институт фармацевтики, ранее входивший в состав медицинского университета имени доктора Кэрола Давила. Доктор К. Давила, основатель престижного для страны учебного заведения, итальянец по происхождению, осел в Румынии и посвятил почти всю свою жизнь одной цели – дать образование жителям страны. К тому времени, когда мама начала учёбу, в стране преобладала государственная политика румынского шовинизма, с искусственным распределением позиций в разных отраслях страны сугубо для граждан румынского происхождения. Таким образом, по введенным к тому времени квотам, в высшие учебные заведения принималось крайне мало представителей национальных меньшинств, в том числе евреев, отношение к которым в стране было особо плохим.

Вообще, политика государства Румынии в 1930–1940 годы была осознанно направлена на формирование шовинистического румынского этноса. Государственные политики не только пытались открыто пропагандировать чувство национализма, но и внушали румынскому населению, что румыны являются «прямыми потомками римлян» и по своей цивилизации значительно превосходят все остальные народности, проживающие в юго-восточной части Европы. Эти утверждения, в свою очередь, сопровождались унижениями и ограничением деятельности всех меньшинств, проживающих в стране, и касались самых различных позиций в областях экономики, промышленности.

Румынская нация, образовавшаяся только в 1859 путём слияния двух народов, молдаван и валахов, пыталась найти себя в единой монолитной государственной идеологии. Одновременно Румыния пыталась расширить и укрепить свои границы. Однако большая часть молдаван, не вошедших в состав Румынии, оставались жить как народность сформированного в XIV–XVI веках Молдавского княжества. Они не только не признавали румын как более передовую цивилизованную нацию, но и отказывались считать себя румынами или румынскими поданными.

Отрицательное же отношение к евреям, проживавшим на территории Румынии со времён изгнания их из Иерусалима во втором веке новой эры и вынужденной диаспоры в разных странах, можно было охарактеризовать как колеблющееся в ту или иную сторону. Однако к середине девятнадцатого века оно приобрело форму жесткого экономического и политического давления. В начале 30-х годов общая государственная политика выразилась в том, что легальные права евреев ограничили вплоть до отказа признавать их законными гражданами страны. Наступивший период охарактеризовался неслыханным доселе подъёмом антисемитизма. Христианская лига защиты под руководством видного политического деятеля того времени А. К. Кузы, беспрестанно ратовала за отмену любых легальных прав, данных до сих пор евреям. В дополнение к национальной защите православных граждан, А. К. Куза со своими сторонниками рекомендовал запретить евреям работать в различных секторах государственного аппарата. Была предложена сегрегация школ, при которой еврейские дети не будут обучаться с детьми православными. Отдельная пропаганда против евреев велась в сёлах, основной целью которой было ослабить борьбу крестьян с помещиками. Стали усиленно распространяться слухи о хитростях евреев, готовых эксплуатировать большую прослойку простого коренного населения. Евреев, занимающихся посредничеством и арендой земли, крестьянству преподносили как особо бездушных эксплуататоров основной массы крестьян. Доходило до того, что в народе стали появляться письменные прокламации, заявляющие о намерении евреев спаивать селян с целью использовать их неспособность чётко мыслить во время различных коммерческих сделок, таким образом навязывая крестьянину материальную зависимость от еврея, в данном случае арендатора. Евреев стали преподносить как обладателей унаследованного генетического кода, способного функционировать только в одном направлении: отравлять и уничтожать всё святое и хорошее вокруг. Высшая духовная власть, начиная с митрополита, рассматривала подобную пропаганду против евреев как очень важную и практическую меру для укрепления христианского движения в стране. Со второй половины 19-го века появилась новая прослойка населения, “румынская буржуазия”. Её основная масса узрела в евреях главного конкурента, мешающих им занимать видные руководящие должности. Евреев стали называть иностранцами, пытающимися проникнуть в высшие эшелоны общества. То тут, то там обнаруживались призывы об изгнании евреев поначалу из деревень, а затем из страны. Началась эпоха погромов. В 1895 году в Румынии был создан «Антисемитский союз», в который одним из первых записался министр народного просвещения, то есть человек не только соответственно занимаемой должности скорее всего образованный, но и занимающий особое место в иерархии высшего политического звена. Основной задачей союза стало применение различных средств, препятствующих евреям проживание в стране на любых и тем более льготных условиях.

Однако для мамы, как и для большинства евреев страны, желающих получить образование в условиях не афишируемой, однако легально утверждённой квоты для меньшинств, позиция местных властей не явилась непреодолимым препятствием. Мама не только успешно сдала вступительные экзамены, но и закончила университет в пятёрке лучших студентов их класса. Каким образом она сумела не только выжить, но и преуспеть среди такого рьяно-пылающего антисемитизма, объяснить не могу по очень простой причине – на эту тему мама говорила крайне редко. Иногда, мимолётом, она могла бросить несколько фраз о «кузистах», скорее националистах, чем патриотов страны. Либо могла вкратце рассказать о Корнелиу Кодряну и его «Железной гвардии», правом крыле Национальной христианской лиги защиты, основным родом деятельности которой в преддверии Второй мировой войны стало преследование евреев, как главных агрессоров всего христианского мира. Как маме удалось добиться успеха в таких условиях, для меня так и осталось загадкой. После окончания университета в 1937 году, мама устроилась на работу провизором в частную аптеку. Хозяин аптеки был румынский еврей и к маме он относился уважительно и доброжелательно. Работая в аптеке, она познакомилась с одним из клиентов, который стал за ней ухаживать. Через короткое время они сошлись и стали жить совместно, снимая две комнаты в центре города. Жили они пока не расписываясь, в гражданском браке. Были у неё на то свои причины. Её гражданский муж, ветеринар по образованию, высокий молодой человек довольно приятной наружности, по маминым рассказам оказался невыносимо ревнивым и подозрительным. Поначалу ей даже нравилось, что Фиме не безразлично, кто её подруги, как и с кем она проводит время, когда они не вместе. Однако чем больше проходило времени их совместной жизни, тем больше она стала ощущать его неослабевающий контроль. Он цеплялся к ней из-за любой мелочи, обращал внимание на то, как она одета, как смотрит и говорит с посторонними мужчинами, сколько раз улыбнулась или как отреагировала на любой пустяковый комплимент. А так как мама была необыкновенно красивой женщиной, «а-ля Софи Лорен», правда, в миниатюре, мужчины часто обращали на неё внимание. В конце концов мама решила, что им нужно расстаться. Понимая, с какой чрезмерной силой проявляется его желание единолично обладать ею, она пришла к выводу, что у неё не может быть другого выбора, как навсегда сбежать от мужа. Она попросила хозяина аптеки, в которой проработала всё это время без перерыва, дать ей отпуск, а мужу сказала, что после напряжённой учёбы и двух лет работы без отпуска хочет один летний месяц провести дома, сама, у родных. Муж возражать не стал, заметно успокоенный тем, что жена поедет на короткое время к родителям. Таким образом, сумев вырвать хоть частично временную свободу, мама вдруг чётко осознала, что для того, чтобы избавиться от ревнивого человека, она должна решиться на радикальные меры. В создавшихся условиях и ситуации в стране правильнее всего было бы уехать за границу. Тогда ей удастся расстаться с ревнивцем раз и навсегда. Она задумалась о том, что могла бы уехать в СССР. Причина, почему выбор её пал именно на эту страну, оказалась довольно простой. Она, как и многие другие, легко поддалась пропаганде, проводимой адептами марксизма. Советские радиостанции и газеты взахлёб рассказывали о том, что в ближайшее время они построят коммунизм в своей стране. Иными словами, пропагандисты обещали создать рай на земле. Немалую роль в решении мамы, конечно, сыграла и физическая территориальная близость двух стран. Их городок находился всего лишь в 90 км от Одессы, крупного портового города, раскинувшегося на берегу Чёрного моря. К тому же с русским языком у неё проблем не было. Аккерман время от времени входил в состав Российской империи, и, хотя после 1918 года город, как часть Бессарабии, перешёл в румынские владения, среди жителей их города было немало русских или русскоговорящих.

* * *

Фаня полюбовалась собою ещё раз, заглянув в висящее над камином прямоугольное зеркало, решительно прошла в гостиную, где собралась вся её родня. Во главе деревянного непокрытого стола сидел отец, статный и жилистый худощавый мужчина среднего роста, в возрасте 55-57-ми лет. Красиво обрамлённые длинными ресницами его тёмно-карие выразительные глаза, моментально привлекали внимание незнакомца, заставляя непроизвольно дольше чем обычно изучать лицо этого человека. Он обладал чуть ли не по-женски полными, бордового цвета губами правильной формы, из тех, что средневековые художники рисовали «луком Купидона», что делало его вполне привлекательным даже в таком немолодом возрасте. Одет он был в чистую белую льняную рубашку. Гладко выбритый, отец навряд ли производил впечатление человека, привыкшего к постоянному физическому труду. Чуть поодаль, по бокам стола, друг напротив друга, сидели две сестры, старшая Аня, замужняя, с пятилетним ребёнком на руках, младшая сестра Регина, пока не замужем. На противоположной стороне примостилась их мама, Ента. Жили они в стареньком, но ещё добротном одноэтажном доме из 4-х комнат, что достался им от родителей отца, а тем, в свою очередь от их родителей, тоже по отцовской линии. Собралась семья по просьбе Фани. Накануне она заявила матери, что собирается уехать за границу. Навсегда. В Советский Союз. В доме начался переполох. Каждый пытался высказать своё мнение. В основном все придерживались мнения, что шаг этот не только неразумный, но и чреват всякими неожиданными последствиями. Каждый выдвигал свои, казалось бы, логичные и оправданные умозаключения. Фаня не соглашалась ни с одним из них. Потому и решила, что правильней всего будет, если они соберутся все вместе и каждый выскажет свою точку зрения. Она понимала, что это ей даже необходимо для благоразумного вывода и самоуспокоения.

Первым заговорил отец, Михай. Это было его официальное имя. На румынский лад. Хотя в семье его так никто не называл. Дома его звали либо Моисей, либо просто Миша. Три имени были оправданы, так как их город имел древнюю историю перехода от одной власти к другой. В особенности в последние пятьдесят лет.

– Фанюрик, – глухо произнёс отец. Он всегда её так называл, и она привыкла к этому лёгкому искажению своего имени. – Ты, дочка, у нас в семье самая передовая. Я не боюсь этого слова. Пусть твои сёстры на меня не обижаются. И хоть ты и не старшая, они волей-неволей равняются на тебя.

При этих словах старшая, Аня недовольно передёрнула плечами. Но отец, словно не замечая пренебрежительное движение, продолжал:

– Да, я не боюсь сказать это вслух. Ты одна решилась уехать в Бухарест на длительную учёбу. Ты сумела не только выжить, но и успешно закончить свой университет и стать провизором. Ты, к сожалению, не очень удачно выбрала себе человека, на вид положительного и вполне образованного, но который оказался не таким, каким хотелось бы всем нам. И, конечно, в этом не твоя вина. Слава Богу, не успела забеременеть. Подозрительный, беспочвенно ревнивый муж – это очень плохо для создания крепкой здоровой семьи. Так что мама и я только приветствуем, что ты сумела разобраться в нём с самого начала вашей совместной жизни. Потому честь тебе и хвала. То, что ты сейчас задумала сделать, это очень серьёзный шаг. Ты хочешь уехать одна. В неизвестную тебе страну. В страну, где у тебя нет никого из близких и где мы тебе не сможем помочь, даже если тебе понадобится наша помощь.

Отец стал заметно волноваться, хотя и пытался говорить ровным спокойным голосом.

Фаня стала успокаивать его:

– Я уезжаю недалеко. В Одессу. С такой профессией, как у меня, я быстро найду работу. Им нужны провизоры. Я не сомневаюсь. Я слушаю их радио. Они всё время говорят о том, как им нужны люди, обладающие специальными знаниями. Я уверена, что у меня не будет сложностей. А потом я заберу вас к себе. Всех. И вы тоже устроитесь. В их стране строят коммунизм. Люди там будут жить счастливо, не задумываясь о том, как найти средства на пропитание, или ломать голову, как дать детям образование. Да и здесь уже давно непонятно, что творится. Сколько раз сюда приходили новые хозяева, заявляя, что это их владения. И сейчас то ли это румынская земля, то ли молдавская, то ли русская, но это не наша земля. Я говорю об антисемитизме, свирепствующем по всей стране. Почему мы должны жить в таких условиях, когда румыны явно показывают, что они нас не хотят. Они объявили нас иностранцами несмотря на то, что мы, родившиеся здесь, давно пустили корни, тянущиеся к нашим далёким предкам. Уже много веков. Но нас не хотят признавать. А сейчас, когда Европа на грани глобальной войны, развязанной Германией, оставаться здесь и опасно, и нелепо. Подумайте, что нас, евреев, здесь ждёт.

Все вдруг разом замолчали, задумавшись, признавая, что Фаня в основном говорит правильные вещи. И тут Фаня поняла, что она скорее всего выиграла этот бой. Для себя. Вывод, ею сделанный, был оптимально верным. Она, как всегда, оказалась инициатором новых действий, но это не только не испугало её, а скорее вдохновило на очередной шаг. Больше на эту тему в тот день никто не заговаривал. Все понимали, что решение уехать стало окончательным. Потому все последующие дни как-то сразу выбились из монотонной обыденности, принимая новый оборот, странно трансформируясь в стадию реальности. Также выявилось, что образовавшийся отрезок времени оказался неожиданно коротким, в пределах которого ей необходимо было решить несколько формальных вопросов типа окончательного увольнения с работы, получения визы на въезд в другую страну. Ну и главное, суметь избежать вполне реального конфликта с мужем, если ему каким-то образом станет известно о её планируемом отъезде.

На все сборы у неё ушло не больше полутора месяцев. Фаня почувствовала, как всё свершается с безумно невероятной скоростью. Чрезвычайные события в Европе подсказывали, что надо торопиться. Германия уже успела напасть на Польшу. Франция и Англия, согласно своим обязательствам защищать эту страну, в ответ объявили войну Германии. Не остановившись на этих военных операциях, Германия атаковала также и Данию, за ней последовала Норвегия. Италия вступила в войну и, став союзником Германии, вторглась в Южную Францию. Того и гляди перекроют границу и что тогда? Как поступят с евреями, которых и так не признают за полноценных людей? С каждым днём их притесняют всё сильнее и сильнее. Погромы захватили уже достаточно большие территории, вспыхивая в разных уголках страны. Легионеры из Железной гвардии, чувствуя безнаказанность, стали свирепствовать ещё больше. Доходило до того, что независимо от занимаемого положения в обществе, еврея могли запросто убить. Пошли слухи, что людей находят разрезанными на отдельные куски мяса, которые вывешивают в витринах магазинов, словно это какой-то обычный скот. Оставалось только зажарить мясо к столу. Зато СССР заключил пакт о ненападении с Германией. Русские постоянно твердили, что в войну ввязываться не намерены. И в этом смысле можно было не опасаться. Территориальные конфликты либо с Финляндией, либо с Польшей не афишировались, и потому люди не придавали им особого значения.

Также подстёгивал факт, что муж Фима мог в любую минуту приехать за ней. Она слышала, что евреев-специалистов такого плана, каким был он, бесцеремонно освобождают от работы без права трудиться где бы то ни было по той или иной схожей специальности. Евреев прекратили брать в армию, давая им понять, что они больше стране не нужны. Не исключался вариант, что Фима может изъявить желание уехать за границу, как и она.

По совершенно неумышленному совпадению, 26 июня 1940 года, закончив все официальные дела, Фаня взяла билет на поезд и укатила в Одессу. Родителям и сёстрам она наказала мужу о её отбытии в СССР по возможности постараться не говорить. Ввиду того, что адреса у неё пока на самом деле не было, в этом плане она была относительно спокойна, надеясь, что он её так просто не найдёт.

* * *

– Предъявляем документы, паспорта, билеты, – внезапно раздался командирский голос, и перед Фаней вырос широкоплечий пограничник в военной форме с собакой. Второго пограничника, чуть пониже ростом и с не такими широкими плечами, Фаня сразу и не приметила. Люди в купе тут же засуетились, стали рыться в личных вещах, готовые беспрекословно выполнить команду пограничников.

– Ваши документы, – скомандовал высокий солдат, теперь уже непосредственно обращаясь к ней. Смуглый, с серо-стальными моментально пронизывающими всё нутро холодными глазами, он уставился на Фаню, не моргая, словно робот, заранее кем-то заведенный. Фаня чуть дрожащей рукой протянула имеющиеся при ней бумаги, искоса поглядывая на овчарку.

– Румынская поданная? Куда едем? – громко спросил солдат, внимательно разглядывая молодую женщину, сверяя её лицо с фотографией на паспорте.

Фаня спохватилась, что забыла дать мандатное удостоверение, указывающее на разрешение въезда в СССР, выданное на её имя в Советском консульстве в Бухаресте. В частности, в нём говорилось, что «сей документ выдан в ответ на ходатайство Фаины Михайловны Мейдман, урождённой гор. Аккерман, получить вид на постоянное место жительства в пределах СССР».

– Причина переезда, – не обращая внимания на официальную бумагу, продолжал резко допрашивать пограничник, однако всё же уставившись в содержимое документа. На самом деле его смутило совпадение выезда молодой женщины из враждебной по его понятиям страны, собственно, в тот день, когда товарищ В. Молотов, Председатель Совета народных комиссаров, вручил румынскому послу в Москве заявление с требованием вернуть Бессарабию и часть Буковины СССР, как незаконно оккупированных Румынией в 1918. Об этом событии им буквально сегодня утром объявили на кратком политическом собрании, ежедневно и в обязательном порядке проводимых во всех пограничных войсках Советского Союза.

Фаня попыталась чётко сформулировать, как она слушала радио у себя в Румынии и как ей нравилось то, что она слышит, и вот в итоге решилась на этот шаг. Она хотела звучать убедительно, но сама понимала, что ни её тон, ни слова не звучали так, как ей бы хотелось. Даже собака начала нервничать.

– Вещи есть?

Фаня утвердительно кивнула головой, рукой указывая на чемодан.

– Показывайте, что везёте, – грубо, чуть не со злобой приказал солдат.

Фаня вытащила чемодан, укладывая его на кушетку, дрожащей рукой пытаясь отщелкнуть не поддающуюся сразу задвижку замка.

Пограничник терпеливо ждал, не произнося ни слова. Воздух почти звенел, накалённый до предела от вдруг создавшегося напряжения. Когда защёлка наконец-то сдвинулась с места, Фаня откинула крышку чемодана, тут же отошла в сторону. Высокий, видимо, старший, кивнул головой своему напарнику, оброня одно слово: «Проверяй».

Младший пограничник поначалу осторожно, потом всё смелее стал вынимать блузочки, юбки, нижнее бельё, довольно беспорядочно раскидывая вещи по обе стороны чемодана.

– Смелее. У нас ещё много работы, – раздражённо сделал замечание младшему старший пограничник, поправляя рукой винтовку, висевшую со стороны спины.

Фаня с испугом наблюдала, как небрежно разбрасывается тщательно уложенная одежда, и ей неожиданно закралась в голову странно неприятная мысль: «А не совершила ли она непоправимую ошибку?» Правда, она тут же отогнала её, украдкой наблюдая за движениями военного. Когда пограничники наконец закончили досмотр и пошли дальше, Фаня молча, ни на кого не глядя, стала складывать вещи обратно в чемодан.

* * *

Устроить свой быт в незнакомой стране оказалось далеко не просто. Учитывая все непонятные зацепки, поход по разным инстанциям, бесконечные растолковывания государственным работникам цель своего приезда и желание работать и жить в стране строящегося социализма вымотало Фаню так, что она вскоре почувствовала себя почти на грани срыва. Мысль о том, что, может быть, лучше было бы вернуться домой, приходила всё чаще и чаще. Однако, судя по письмам от родных, назад ей пути уже не было. Сразу после её отъезда в стране была объявлена всеобщая мобилизация, связанная с выставленным ультиматумом со стороны СССР вернуть территории Молдавии и Бессарабии, которые Румыния, по их понятию, незаконно захватила в 1918 году. Обстановка становилась с каждым днём всё более напряжённой. Стали поговаривать о возможном начале войны с СССР. Но, буквально в течение одного дня после переговоров с Германией и Италией, румынский король неожиданно принял решение удовлетворить требования Советского Союза, отдав им Северную Буковину и Бессарабию. Таким образом Аккерман вновь стал советским, теперь уже войдя в состав Украинской ССР. Жители города автоматически перешли в статус советских граждан. Однако большинство румын расценило поведение короля как предательское. Назначенный на пост премьер-министра национального легионерского правительства генерал Ион Антонеску публично опротестовал решение короля. В результате 4 сентября 1940 года И. Антонеску предложил королю страны, представителю династии Гогенцоллернов, отречься от престола. В том же месяце легион Железной гвардии под руководством нового лидера Хория Сима заключил союз с правительством маршала Антонеску, в результате чего Железную гвардию признали единственно законной партией. Хория Сима избрали вице-премьером. А 27 сентября 1940 сроком на 10 лет был заключён Тройственный договор между Германией, Италией и Японией. Суть договора заключалась в том, что указанные страны при полном взаимоуважении и сотрудничестве согласны создать новый мировой порядок с конкретно установленными зонами влияния в Европе и Азии. Румыния, опасаясь пересмотра территориальных владений не в свою пользу, поспешила наладить отношения с гитлеровской Германией. В результате был подписан Берлинский пакт и Румыния присоединилась к странам «ОСИ», то есть Германии, Италии и Японии.

В конце сентября того же года в страну прибыла германская военная миссия с целью обсудить условия охраны нефтяных разработок, от которых будет зависеть количество нефти, экспортируемое в Германию. Румыния, как и страны ОСИ, наконец сделала, по всей вероятности, не совсем обдуманный шаг, ведущий к неумолимо приближающейся катастрофе – войне мирового масштаба. Но это было зафиксировано гораздо позже в виде исторического пробела, по сути, не желающей воевать страны.

* * *

В первые три месяца проживания в новом для неё государстве маме удалось немало, хотя всё определялось сообразно тем меркам, которые хотелось употребить. Она «пробила» относительно сносное жильё. Ей, как одиночке, не обременённой семьёй, и как «молодому узкому специалисту», выделили комнату в общежитии джутовой фабрики им. Воровского, недалеко от парка им. Т. Г. Шевченко. В комнате проживала ещё одна девушка, швея по профессии. Как ей объяснили, проживание в общежитии было временным. Пока не подыщется комната или даже квартира в обычном жилом доме. Мама подружилась с этой весёлой, никогда не унывающей симпатичной соседкой по комнате, которая свято верила, что её поколение будет обязательно жить при коммунизме. На этой почве у мамы возникало много вопросов, и она с удовольствием слушала рассказы девушки, очень похожие на фантастические грёзы и мечты. Со своей стороны её соседка была поражена образованностью мамы, обширным знанием иностранных языков.

– Ты могла бы работать переводчицей в любом правительственном аппарате, – восхищённо говорила она, замирая и закрывая глаза, по всей видимости, представляя маму в этой роли.

Вскоре, по прошествию ещё двух недель, мама нашла работу с небольшим, но твёрдым окладом. В стране, в самом деле, была острая нехватка специалистов. Её взяли в аптеку при областной больнице.

Конечно, деньги были небольшие, но учитывая, что многие обиходные расходы были совершенно незначительные, маме даже удалось откладывать маленькую часть зарплаты про запас. Она по-прежнему рассматривала мысль о том, что её родители, возможно, захотят переехать в Одессу, и её материальное положение сыграет решающую роль в их планах. В конечном итоге, так оно и случилось. После 6-ти месяцев её пребывания в СССР, маме выделили двухкомнатную квартиру в одном из жилых домов неподалёку от работы. Она тут же принялась ходатайствовать о переезде своих родителей.