Читать книгу: «Облака на ощупь», страница 3

Ночью я не могла уснуть, мне казалось, я напрасно обманула отца. Строительство этого здания имело огромное значение в жизни бабушки, не избалованной богатством и достатком, для отца оно было настоящим сокровищем, но я должна была рассказать правду о нынешнем состоянии театра, но так не хотелось его огорчать. Эти мысли мучили меня до самого утра, лишь с первыми лучами солнца я задремала. Мой чуткий сон прервал телефонный звонок, мужской голос в трубке сообщил: «Ваш отец умер во сне до начала операции. Примите мои соболезнования и приезжайте в госпиталь как можно скорее».

Нужно было позвонить маме и обсудить, что делать дальше. Сделав глубокий вздох, я набрала нужный номер и услышала родной голос в трубке. Мама мужественно приняла это известие и сказала, что отца нужно похоронить здесь, на краю земли, вместе с бабушкой. Мы простились, я позвонила Тимоше, который, бросив всё, приехал в Москву тем же вечером и помог организовать наш отъезд домой.

Дни подготовки к похоронам прошли, словно в тумане. Волна огромной усталости и осознание невосполнимой утраты накрыла меня только после поминального обеда. Мы с мамой вернулись домой, я ушла в свою комнату и только там смогла дать волю своим чувствам. Мама не стала меня тревожить, своему горю она предалась в спальне, где когда-то была очень счастлива.

Несколько дней прошло, прежде чем я вновь решила поужинать с мамой за одним столом. Мы не знали, с чего начать разговор, и я зачем-то рассказала о своём посещении театра, который так обожал отец. На этот раз притворяться и обманывать я не стала, потом передала наш последний разговор с отцом. Мама грустно улыбнулась и поблагодарила за мой поступок. Она знала, какое особенное место занимал этот театр в сердцах её свекрови и мужа, поэтому искренне радовалась тому, что они никогда не увидят то, во что он превратился теперь. Мы обняли друг друга и тихонько заплакали…

С мамой мы остались жить на краю земли, Тимофей после получения диплома архитектора нашёл престижную работу в Санкт-Петербурге и решил окончательно обосноваться в этом великолепном городе, комфортном для жизни людей и услады глаз туристов.

Я часто бываю в Москве проездом, но посетить театр-звезду больше не решаюсь. Неприятные воспоминания о единственном визите в «тот самый театр» со временем перестали приносить моему сердцу боль. Однако иногда я воскрешаю в своей памяти рассказы бабушки и папы об одном из грандиозных архитектурных экспериментов начала тридцатых годов прошлого столетия. Надеюсь, что когда-нибудь театр снова станет яркой звездой на культурном небосклоне нашей большой страны.

Выпускница интерната

Своих родственников мои родители не знали, оба выросли в одном детском доме, в раннем детстве они мечтали обрести новую семью, но, став подростками, осознали, что их судьбы и будущая жизнь зависели только от собственных решений и поступков. В старших классах они познали взрослую жизнь и поклялись никогда не расставаться. Воспитатели приюта предупреждали юную воспитанницу о последствиях близости с неопытным юношей, но это не уберегло выпускницу интерната от нежелательной беременности.

Скандал в стенах детского дома удалось скрыть, поскольку влюблённые к моменту окончания обучения достигли своего совершеннолетия. Директор приюта предложила будущей матери доносить ребёнка под своим присмотром, оставить дитя на попечение государственных органов и начать новую жизнь без обузы и проблем. Однако беременная девушка уже любила неродившееся дитя и не хотела раньше времени сиротить его. Она сама помнила каждую бессонную ночь в ожидании своей мамы, которая должна была спасти её от одиночества, но так и не появилась в жизни маленькой и несчастной девочки.

Выпускникам интерната должны были предоставить квартиру в родном городе, но чиновники в ответ отрицательно мотали головой, разводили руками и предлагали ждать строительства нового жилья. Влюблённые «вооружились» скромной домашней утварью, собранной сотрудниками детского дома, и отправились в соседнюю «вымирающую» деревню, где можно было практически даром занять комнату в общежитии. Когда-то жители этого населённого пункта гордились успехами своего труда и побед в социалистических соревнованиях, о чём свидетельствовали остатки облезлой доски почёта на центральной площади возле местной администрации, но с переходом к рыночной экономике в стране завод закрылся, колхоз развалился, народ хлынул в соседние города в поисках хоть какой-нибудь работы.

Местная молодёжь трудиться за копейки отказывалась, но молодая приезжая семья искала любое занятие для заработка. Поселковая администрация с огромной радостью приняла в свой штат молодого дворника и юную уборщицу. После моего появления на свет работал только папа. Денег катастрофически не хватало, но односельчане помогали картошкой и вещами. Когда мне исполнился год, отец получил повестку в армию и был вынужден отправиться на военную службу.

Мама ждала своего солдата, писала трогательные письма, отсылала наши фотографии. После срочной службы отец заключил контракт с Министерством обороны и остался служить в своей части. Он обещал приехать в свой отпуск домой, но не вернулся. Маме сообщил, что встретил другую женщину, влюбился и предложил отдать меня в детский дом, где сам провёл свои детство и юность.

Раздавленная предательством любимого человека, молодая женщина впала в отчаяние. Она отказалась от еды, лежала на своей старой скрипучей кровати и постоянно плакала. Этот период своего детства я не помнила, но в осознанном возрасте невероятно страдала, если видела слёзы мамы, даже если она просто резала лук.

Мне сложно представить, как ей удалось прийти в себя, но вскоре после расставания с отцом она смогла «выбить» нам квартиру в родном городе, куда мы переехали, как только получили заветные ключи.

Мама отдала меня в детский садик, устроилась уборщицей в ЖЭК и поступила в товароведческий техникум. Спустя год она стала работать кассиром в продуктовом ларьке рядом с нашим домом, а после получения диплома товароведа устроилась в центральный магазин. Тогда я впервые попробовала сыр с большими дырками и копченый балык красной рыбы.

По вечерам мы мечтали о поездке к тёплому морю, диковинных омарах и несметных богатствах. С мамой мы никогда не ссорились, я её старалась не огорчать, но иногда она горько плакала в ванной и могла допоздна засидеться с подружками в компании крепких горячительных напитков.

Учёба в школе мне давалась нелегко, но я увлеклась психологией, читала много специфичной литературы и вскоре освоила правила безупречного общения, позволяющие выстраивать благоприятные отношения с окружающими людьми. Я усердно занялась общественной жизнью школы и закончила её без троек. Однако этих навыков для поступления в институт на бюджетное отделение оказалось недостаточным, я с треском провалила вступительные экзамены, но не стала пропускать целый год и подала документы в педагогическое училище. Мне хотелось стать профессиональным психологом, но дорогостоящее обучение было не по карману нашей семье, поэтому я ограничилась дипломом учителя начальных классов и после окончания училища отправилась работать в школу, которую закончила сама.

Педагогический состав школы с радостью принял меня в коллектив и всячески старался мне помочь. Я получила в распоряжение свой первый «А» и на целых четыре года стала старшей строгой сестрой для двадцати совершенно разных, но безумно интересных чужих детей.

Тогда я считала себя самым счастливым человеком: любимая работа была в радость; парень Миша, с которым я встречалась ещё с училища, сделал мне предложение стать его женой.

Мы познакомились на вечеринке у жениха моей подруги и сразу стали встречаться. Мой избранник не был красавцем, но обладал чувством юмора и красиво ухаживал. Миша был старше меня на пять лет, к моменту нашего знакомства заканчивал юридическую академию и получил приглашение работать в Арбитражном суде. Он вырос в полной и состоятельной семье, где мечтали о роскошной и успешной невестке. Увидев меня, мама Миши скривилась и все пять лет нашего союза всем своим видом показывала свое недовольство выбором сына.

После смерти бабушки Миши он получил в наследство её квартиру и решил объединить наши судьбы узами брака. Его родители пришли в ярость от этого решения, долго выпытывали срок моей беременности, которой не было, но в конце концов сдались и согласовали дату свадьбы.

Моя мама тоже была не восторге от будущего зятя. Миша ей казался манерным и пафосным мужчиной, застрявшим в детских рассуждениях о планах на жизнь, но сопротивляться нашему браку она не стала. Сентиментальная женщина достала все свои сбережения, чтобы купить мне самое роскошное свадебное платье и туфли. На примерку она позвала своих лучших подруг, с которыми дружила больше двадцати лет. Разбитные неунывающие хохотушки-разведенки покупку платья превратили в настоящий праздник с весельем и шутками. С собой в свадебный салон они захватили шампанское и во весь голос, не стесняясь в выражениях, обсуждали наряды, демонстрируемые мною. Мне казалось, им ничего не нравилось, но, когда все трое вдруг затихли, а потом в голос расплакались, я поняла, что нашла нужную модель.

Платье мы спрятали в шкаф и обещали друг другу забыть о нём до праздника, но по вечерам я видела, как мама смотрела на него, аккуратно трогала белоснежную фату и украдкой смахивала слёзы.

Она нашла мне самого модного парикмахера и визажиста. Мы вместе ходили на генеральную репетицию всего образа и не могли дождаться самого главного дня в моей жизни…

Свадьба прошла в небольшом, но очень уютном ресторане. Сначала в зале царила напряженная обстановка, но мамины подружки забрали микрофон у тамады и закатили весёлый праздник.

Спустя полгода совместной жизни мы с Мишей отправились в первый совместный отпуск, где я забеременела. Ранний невыносимый токсикоз омрачал первые месяцы особого положения, но скоро мой организм настроился на необходимый лад и без осложнений и проблем позволил доносить нашего сына, которого мы решили назвать Егором. В сочетании с отчеством нам казалось, наш сын должен был вырасти настоящим большим и грозным начальником.

Перед поступлением в роддом мы с Мишей купили кроватку, мама подарила первую одежду для малыша, родители мужа привезли самую красивую и дорогую коляску. По моим расчётам, ребёнок должен был появиться в начале марта, но рано утром в канун Дня защитника Отечества мне стало нехорошо. Скорую помощь мы вызывать не стали, Миша сам отвез меня в роддом, который на днях открылся после капитального ремонта. В приемном покое меня осмотрели, сказали, что я приехала слишком рано, но домой отпускать не стали и решили понаблюдать до следующего утра. Я нежно поцеловала супруга и попросила съездить на продуктовую базу, чтобы купить всё необходимое для празднования рождения нашего первенца…

В палате мне поставили какую-то капельницу, потом вкололи ещё какие-то лекарства, и я уснула. Дикая боль внизу живота разбудила меня, когда за окном было темно. Мне тяжело было вставать с кровати, но на мой призыв о помощи никто не прореагировал. Выйдя из палаты, я почувствовала какой-то глухой звук, из меня хлынул поток тёплой воды. «Началось», – подумала я и поплелась в ординаторскую, но там никого не застала, пустой оказалась и сестринская комната. В глубине коридора я услышала женский смех и, корчась от боли, пошла к источнику шума. Открыв дверь, я увидела шикарно накрытый стол и весь медицинский персонал, который праздновал наступление государственного праздника. «Извините за беспокойство», – тихим голосом сказала я. «Господи, чего вы не спите?» – грозно спросила самая крупная женщина в белом халате. «У меня сильно болит живот и отошли воды», – крехтя, ответила я. «Петровна, пошли глянем, что этой малахольной надо», – скомандовала женщина. Меня проводили в предродовую комнату, нехотя провели осмотр, пощупали живот и сообщили, что оснований для переживания нет, вкололи внутривенно какие-то лекарства, отправили спать, а сами вернулись за стол.

Спустя четверть часа боль действительно утихла, я уснула и проспала до утра. Открыв глаза, я почувствовала сухость во рту и странный запах железа. Отбросив одеяло, я обнаружила, что вся новенькая ночная рубашка, выданная мне при поступлении в роддом, оказалась в крови. От ужаса я закричала в голос, но ко мне никто не подошёл. Рожениц в отделении было мало, в палате я лежала одна. Спустив ноги на пол, я встала, кровь ручьём полилась по моим ногам. Пошатываясь в разные стороны, я вышла в коридор и закричала: «Помогите кто-нибудь…»

Дальше всё происходило будто в тумане: капельницы, уколы, носилки, отборные маты, упрёки в чей-то адрес, белые халаты и яркий свет операционных ламп. Меня ввели в наркоз, но где-то в глубине я слышала отдельные фразы женских голосов: «Она всё равно кровит, надо удалять матку». – «С ума сошла, она ещё молодая девчонка». – «А если оба умрут?» – «Ищи причину, ищи, ищи…»

От наркоза я отошла в реанимации. У меня болело абсолютно всё, я аккуратно пощупала живот и почувствовала огромный пластырь вдоль всего живота. Предчувствие несчастья меня не покидало, но я должна была услышать о трагедии от врачей. Заведующая зашла меня проведать и между делом сообщила о большой потери крови и смерти моего сына. Я стала рыдать навзрыд и требовать объяснений, но врачиха скомандовала медицинской сестре вколоть мне какую-то жидкость, парализующую речь и сознание. Всё вокруг закружилось, померкло, и я снова провалилась в тягостный и тяжёлый сон. Мне снились кошмары, больничный пол, залитый моей кровью, и маленький мальчик, которого резали люди в белых одеждах. Я проснулась от собственного крика и обнаружила, что моя подушка была мокрой от слёз. Медицинская сестра заметила моё пробуждение и снова вколола в меня какую-то дрянь, от которой я уснула вновь….

Спустя несколько дней меня подняли с кровати и перевели в палату, наполненную весёлыми, жизнерадостными роженицами. Медицинские сёстры молча ставили капельницы и ничего не объясняли. Только в конце следующей недели меня пригласили в ординаторскую для разговора. Бледная, измождённая физической и душевной болью, я пошла на встречу. В чистом кабинете мне предложили присесть. Крупная женщина, которая занималась мной той роковой ночью, оказалась заведующей отделением. Она пристально посмотрела на меня и объяснила, что смерть ребёнка наступила по моей вине, поскольку я не сообщила при поступлении в роддом информацию об аллергии на препараты. Мои доводы об отсутствии необычной реакции на лекарства заведующая слышать не хотела и заявила, что врачи не смогли сохранить мне матку, для прохождения реабилитации она перевела меня в гинекологическое отделение соседнего корпуса. Вместо слов сочувствия и соболезнования утрате я услышала нравоучительный ледяной монолог про бережное и ответственное отношение к здоровью. Женщина встала со стула, сообщила, что меня ожидает муж, и ушла, я закрыла лицо руками и заплакала. В кабинет стали заходить врачи, увидев меня, они отводили глаза и молчали. Я вернулась в свою палату, чтобы забрать свои вещи. Вдруг ко мне подбежала молодая женщина и засунула в сумку какие-то листы бумаги. «Что это?» – вяло спросила я. «Выписка из медицинской карты», – шепотом сказала женщина. Она наклонилась ко мне и тихонько объяснила, что успела сделать копии назначения врачей для экспертизы. Я ничего не поняла, но выбрасывать бумаги не стала.

В коридоре меня ждала моя семья. На фоне шаров и поздравлений с рождением ребёнка стояли мои близкие, одетые в черные одежды. Миша обнял меня и сказал, что отомстит за смерть нашего малыша. Он стал объяснять какие-то нюансы про наказание и суд, но я не понимала, что он говорил. Открыв сумку, я достала бумаги, переданные мне неизвестной женщиной, и отдала их мужу. Миша приободрился и поблагодарил за умный и хитрый ход. Я посмотрела на него и не стала ничего говорить. Моя мама обняла меня и тихонько заплакала: «Девочка моя, не страдай, ты ещё станешь мамой». «Родная, у меня больше не будет детей», – безучастно ответила я. В коридоре наступила гробовая тишина…

Напичканная успокоительными лекарствами, я плохо соображала и с трудом передвигалась. Отделение, куда меня перевели, находилось в соседнем здании, но заведующая роддомом решила отправить туда меня одну, без сопровождения медицинского персонала. Миша донес мои вещи до приемного покоя и объяснил, что очень торопится на работу. В коридоре с другими пациентками я просидела несколько часов, поскольку в гинекологическом отделении ничего не знали о моём появлении. Когда меня наконец-то приняли, температура моего тела достигла 39 градусов. Медицинская сестра стала на меня кричать и упрекать за инфекцию, которую я притащила в больницу. Я расплакалась, распахнула одежду и показала огромный пластырь, наклеенный на свежий шов. Больше со мной не разговаривали, определили в изолированную палату и начали лечение. Когда температура спала, меня перевели в обычную палату, где я познакомилась с женщинами разных судеб. Услышав мою историю, кто-то сочувствовал, кто-то просто молчал, встречались и те, кто настаивал бороться с медиками. В больнице я пролежала несколько недель…

К моменту моей выписки Миша убрал все детские вещи из дома, коляску продал соседям, кроватку подарил коллеге из Арбитражного суда. Муж рассказал, что за время моего отсутствия провёл необходимую экспертизу причин гибели нашего ребёнка и похоронил его на кладбище. Он предложил навестить его могилу, но я отказалась и попросила дать мне время свыкнуться с мыслью, что потеряла нашего сына навсегда. Миша показал мне заключение, согласно которому в крови ребёнка были обнаружены сильнодействующие транквилизаторы, которые привели к остановке его маленького неокрепшего сердечка. Документы уже находились в прокуратуре. Несколько месяцев мы требовали возбудить уголовное дело в отношении нерадивых медиков, чтобы наказать тех, кто разрушил наши судьбы, отобрав жизнь у ещё неродившегося малыша.

Независимые эксперты утверждали, что в ночь перед смертью ребёнка мой организм был готов к родам, однако для продолжения банкета заведующей отделением было принято решение вколоть сильные снотворные, чтобы отложить все манипуляции до утра. Я действительно заснула мертвецким сном и не почувствовала, как началось кровотечение. Пока мой ребёнок умирал, эти люди пили и отмечали наступление Дня защитника Отечества.

Однако по заключению экспертизы, выполненной самой больницей, ребёнок был инфицирован венерическим заболеванием, полученным от матери, и после порции простых витаминок скончался из-за врождённого порока сердца. Защитники врача выяснили моё происхождение и всё время указывали на то, что дочь выпускницы детского дома, зачатая в пьяном угаре, не в состоянии выносить и родить здорового ребёнка и вообще не может носить гордое имя «мама».

Вместо ожидания возмездия мне пришлось защищать свое достоинство, собирать характеристики с места работы, делать выписки из медицинских карт женской консультации и приводить к следователю новых и новых свидетелей моей безупречной жизни.

Осенью дело попало в суд, который продлился до следующей весны. За это время я несколько раз хотела бросить работу в школе. До личной трагедии мне не приходило в голову осуждать родителей моих учеников, но теперь, зная цену жизни каждого из них, я не могла смотреть на самодуров, начитавшихся странной литературы про воспитание следующего поколения, и равнодушных упырей. Мне пришлось принять свою бездетную судьбу, но наблюдать как те, кому дан этот дар стать родителем, «калечит» своё потомство обидами на партнеров, комплексами и душевной недоразвитостью, я не могла без страданий.

Мне пришлось пообещать директору закончить учебный год, но ходить на работу с каждым днём было всё сложнее. Силы отнимал судебный процесс, который каждый раз оборачивался для меня слезами и болью в сердце. На каждом заседании на меня вываливался таз грязи, но я не сдавалась и нашла других женщин, пострадавших от рук заведующей самого главного отделения больницы. По решению суда врача приговорили к двум годам условно с лишением права заниматься медицинской деятельностью сроком на три года. В пользу нашей семьи больница была обязана выплатить два миллиона рублей компенсации моральных и физических страданий. Даже после оглашения приговора перед нами заведующая не извинилась и не высказала слова соболезнования нашему горю…

Миша хотел обжаловать решение, по его мнению, оно было слишком мягким, но мне не хотелось вновь проходить через этот ад судебных допросов и объяснений. Он почти согласился с моими доводами, но звонок адвоката врача всё изменил. Нагловатый мужчина сообщил, что будет бороться за невиновность своей подопечной, однако готов пересмотреть своё решение, в случае если требование компенсации ущерба мы отложим на год. Я не могла поверить своим ушам и твердо заявила: «Встретимся в суде…»

Вторая судебная инстанция отправила дело на доследование, и всё началось сначала… Однако в этот раз нам назначили нового следователя – женщину, которая одна воспитывала ребёнка, страдающего детским церебральным параличом, приобретенным вследствие тяжёлых родов.

Энергичная брюнетка, изучив несколько томов нашего судебного «бестселлера», отправила документы для повторной экспертизы в учреждение, подведомственное Министерству внутренних дел. Она правильно определила круг вопросов для экспертов и получила на них внятные и чёткие ответы о связи между назначением врача и наступившими последствиями. Ознакомившись с новым обвинительным заключением, с лица адвоката врача слетели спесь и противная ухмылка. Он отшвырнул документ и попытался предложить мне пойти на мировую…

Никаких соглашений я подписывать не стала и мечтала увидеть за решеткой человека, отнявшего мечту стать мамой. На судебных заседаниях врач стала рыдать, принесла заключение о своей внезапной инвалидности, умоляла принять во внимание былые заслуги, медали и грамоты за безупречный труд и смогла смягчить сердце немолодой судьи. Свободы женщину не лишили, как и прежде, ей дали два года условно без права заниматься медицинской практикой сроком на три года, но компенсацию моего горя увеличили на миллион рублей. Это решение больше никто не обжаловал…

Получив приговор с отметкой о вступлении в законную силу, мы с Мишей обыденно отправились на работу. За время этой войны наши разговоры за ужином всегда сводились к новым следственным действиям и судебным тяжбам. Устав от постоянного напряжения и необходимости каждый раз снова и снова вспоминать самые страшные сутки в своей жизни, я обрадовалась лишь тому, что этот кошмар закончился. Однако спустя два года поисков возмездия я осознала, что нас с мужем больше ничего не объединяло и мы отдалились друг от друга. Миша готовился сдать квалификационный экзамен, для того чтобы самому стать служителем Фемиды. Моя жизнь сводилась к вечерней проверке тетрадей с домашним заданием учеников и подготовке материала уроков. Уныло и безрадостно мы встретили очередное лето. Шрам на животе давно затянулся, но я стала стесняться своего тела и больше не мечтала о бронзовом загаре и тёплом море, но моя мама, видя непроходящую хандру, предложила взять деньги, полученные за утрату здоровья, и отправиться на курорт.

Миша ехать отказался, предложил развеяться мне на берегу Средиземного моря вместе с мамой. Со счёта я сняла нужную сумму и купила путевку. Спустя несколько недель мы с мамой сидели в аэропорту и пили шампанское за удачный взлет и мягкую посадку…

Сначала я стеснялась своего безобразно заштопанного живота, думала, что все на пляже смотрят только на моё уродство, но, увидев, какие разные люди отдыхают вокруг, перестала комплексовать. Две недели прошли, словно в прекрасном сне. Мы с мамой много говорили о нашей жизни, попробовали омаров, которые нас не впечатлили, и стали мечтать о будущем. Я рассказала, что готова уйти из школы, мама предложила получить водительское удостоверение, купить себе машину и устроиться работать торговым представителем. Потом она помолчала и спросила, как сильно я люблю мужа. Раньше ответ на этот вопрос был простым и понятным, но после трагедии я сомневалась в своих чувствах. В качестве юриста он действительно был безупречным, но как супруг оказался бессердечным и холодным человеком. Всё чаще он стал засиживаться на работе, без меня встречался со своими родителями и стал ночевать в зале на диване.

Мама, почувствовав затянувшуюся паузу, задала другой вопрос: «Ты знаешь, что такое суррогатное материнство?» Она не дала возможности ответить и продолжила, что видела передачу по телевизору об этом способе появления детей на свет, и заявила, что готова выступить в этой роли. Сначала я посмеялась, хотела поменять тему для нашего разговора, но мама не унималась. Возрастные телеведущие и звезды эстрады давно пользовались этой возможностью стать родителями, поэтому решительная женщина настаивала всерьёз задуматься о её словах. Меня удивляли тонкости, о которых мама рассказывала, получив консультацию у генетика. «Господи, мама, где ты нашла такого доктора?» – удивленно спросила я. Однако она не обратила внимания на мой вопрос и продолжила. «Врачи возьмут ваш с Мишей биоматериал, сделают эмбрион, поселят его мне, я выношу и рожу твоего ребёнка. Мне вознаграждение не нужно, можно сэкономить деньги и сохранить твой брак, который трещит по швам», – заключила мама. Я пыталась объяснить все сложности этого процесса, напомнила о возрасте самой будущей суррогатной матери и попыталась убедить маму в своём счастливом браке. Она предложила всё обдумать, пройти обследование и только потом принять окончательное решение. Больше эту темы мы не обсуждали, но эта мысль засела в мою голову.

После возвращения домой мама нежно обняла меня и сказала, что ничего в жизни не сумела мне дать: отец оказался подлецом, вечная нужда не позволила получить желанную профессию, поэтому теперь она всем сердцем готова хоть как-то украсить мою жизнь. «Дети – самый главный стимул для жизни, ради них по утрам мы идем на работу, а по вечерам – возвращаемся домой. Тебе угробили здоровье, но мы сможем исправить твою судьбу», – утирая слёзы, сказала мама. Я поцеловала её в щёку и отправилась домой.

Вечером за ужином я предложила Мише обсудить возможность появления нашего ребёнка на свет и столкнулась с бурей негодования и сопротивления. Он моментально вышел из себя и стал обвинять меня в идиотизме. «Вы что, на отдыхе с мамашей не просыхали? Это же надо, какая ересь! Узнают, что у меня от тещи ребёнок, заклеймят. Извращенки!» – захлебываясь от гнева, проорал Миша. Я расплакалась, стала умолять успокоиться, говорила о своих страхах потерять любимого мужчину. Муж всё время моего диалога крутил пальцем у виска и утверждал, что давно принял судьбу без детей. Мне хотелось обнять супруга, но он грубо отшвырнул мою руку, ушёл в зал и закрылся на замок изнутри комнаты. Убрав со стола остатки ужина, я ушла в спальню, чтобы рассказать маме о нашем разговоре.

«Невежественный дурак твой Миша, давай найдем другого мужчину для эмбриона», – вдруг предложила мама. «Да ты что, нет, конечно, ничего не надо. Воспользуюсь другим твоим советом – сдам на водительские права», – ответила я…

Спустя месяц я поступила в автошколу, Миша с помощью финансовой помощи родителей и нужных связей стал судьёй Арбитражного суда. Его назначение и мои успехи в учёбе снова сблизили нас. Мы стали спать в одной постели и планировать совместный отпуск. Миша поддержал моё окончательное решение уволиться из школы и пообещал найти мне другую работу. Я выпустила свой последний четвёртый «А» и получила трудовую книжку на руки. Директриса не стала больше меня удерживать, она видела, что работа стала для меня в тягость, поэтому благословила на успех во всех начинаниях, но предложила вернуться в школу, если этого захочет душа. Мы обнялись, как родные люди, и расстались.

Вскоре я получила водительское удостоверение, Миша предложил мне купить машину из тех денег, которые достались нам из-за морального вреда и потерянного здоровья. Мы купили авто, но никак не могли определиться с датами отпуска. Миша всё время откладывал поездку и утверждал, что обязан завершить важное дело, которое всё время откладывалось по разным причинам. Осенью я поняла, что должна была найти себе работу. Подружки мамы смогли договориться с администратором сети продуктовых магазинов и устроили меня торговым представителем. Я не таскала продукты на себе, должна была только собирать заявки на товар. Сначала мне было непривычно разбираться в документах, но я научилась и стала успешно справляться со своими обязанностями.

Мне хотелось встретить Новый год за границей, но Миша снова оказался занят и предложил перенести на лето наш отпуск. Я понимала, какую важную должность занимает мой муж, ничего не требовала и не закатывала скандалы, но однажды в дверь нашей квартиры постучала молодая женщина…

Я подумала, Миша вернулся раньше с работы, и поспешила открыть дверь. На пороге стояла красивая, ухоженная блондинка. Она поздоровалась и, не спрашивая разрешения, переступила порог нашей квартиры. «Меня зовут Виолетта», – томным голосом сказала незнакомка. «Что вам угодно?» – запахивая халат, спросила я. «Ваш муж – мой любовник, мы ждём ребёнка, поэтому вам надо отступить», – нагло ответила дама. Она распахнула роскошную шубу и погладила свой выпирающий живот. Женщина объяснила, что встречается с Мишей давно и в конце марта ждёт появления на свет сына. Она вдруг стала меня жалеть, сочувствовать моей бесплодной судьбе, объяснять важность продолжения рода для мужчины. Я не могла поверить своим глазам и ушам. После нашего окончательного примирения с мужем мы так много говорили о дальнейшей жизни, планах и возможном счастье без детей. Боль пронзила моё сердце, но я сдержала слёзы и ответила, что никогда не держала мужа при себе. Супруг не намекал на развод, поэтому я была уверена, что он любит только меня. «Вашему ребёнку мы будем помогать, но в нашу семью я прошу не лезть», – ледяным тоном заключила я и вытолкнула женщину за дверь. В коридоре были слышны слова брани, но я поплелась в ванную и заплакала в голос…

Миша вернулся позже обычного времени и долго копошился в коридоре. «Совесть потерял!» – не своим голосом закричала я. «Любимая, что с тобой?» – нежно спросил супруг. Мне хотелось сохранить самообладание и спокойно поговорить о вульгарной Виолетте, посетившей наш дом, но лживые слова мужа привели меня в ярость. Выскочив в коридор, я залепила Мише звонкую пощечину и зашипела: «Подлый предатель, решил переписать свою жизнь? Сына Егором назовешь?» Муж опустил голову, стал мямлить что-то невнятное, что разозлило меня ещё больше. Я вспомнила все свои безрадостные дни и ночи, когда думала о нашем сыне и хотела умереть вместе с ним, требовала объяснений про любовницу и новую семью. Миша молчал и смотрел мимо меня, потом выпрямился во весь рост и заявил, что окончательно устал от меня и давно хотел предложить расстаться навсегда. От возмущения и неожиданности я замолчала на мгновение, а потом спросила, зачем он врал столько времени и кормил меня завтраками про совместный отпуск и счастливую жизнь, на что супруг махнул рукой и спокойно заявил, что кроме жалости давно ничего не испытывает ко мне. «Ты несчастный инвалид, но я в этом не виноват. Я хочу семью и детей, рождённых от любимой женщины, а не чокнутой суррогатной мамаши», – заявил муж и пошёл в зал. Обида стала меня душить, слёзы брызнули из глаз: «Но я же тоже не виновата в том, что случилось, так почему ты решил просто отказаться от нас и начать другую жизнь?» – спросила я. «Прекрати истерику! – грубо скомандовал муж. – Нам вообще не нужно было жениться, мама была права», – равнодушно подытожил он. Дальнейший разговор был бессмысленным, я ушла в спальню и проплакала всю ночь. Отёкшая и разбитая, я собрала свои вещи и, не дожидаясь пробуждения мужа, который сладко спал на диване, ушла жить к маме…