Читать книгу: «Король-феникс», страница 4

Глава 5. Лио

Пророк воздела очи к небу и возвестила, что сегодня на землю снизойдет правосудие и выжжет всякие грехи. Однако ей неведомо, что значит гореть. Неведомо, какая это боль. И какое горе.

Из дневников Ному, жрицы Пламенного ордена

Лио смотрел, как Вечное пламя, насытившись, утихает. Церемония Ашанты его умилостивила.

Элина ушла, оставив Лио в храме одного. Дочь выглядела хмуро-задумчивой: естественно, она не рада, что ее будет охранять Яссен Найт. Однако гаденыш должен быть на виду – тогда он не посмеет сделать лишних движений. К тому же приятно наблюдать, как убийцу напрягает чужое внимание.

Лио поднял взгляд на статую Феникс. Золотая птица распростерла крылья над Вечным пламенем, закрывая собой весь купол. В глазах-рубинах – каждый больше, чем кулак Лио, – отражался пляшущий внизу огонь. Первые представители Пламенного ордена вырезали на стенах храма письмена на древнем языке эрра. Лио не мог их прочесть, но знал, что там рассказывается о безжалостном божестве и всесильном Пророке, способном создавать огонь из ничего – и менять мир вокруг.

Когда-то Лио верил, что сам станет Пророком. Любой раванец, взращенный на сказках о своевольном пламени, думал: уж ему-то суждено оседлать этого зверя. Однако с тех пор Лио научился уважать огонь, научился выносить его жар достаточно долго, чтобы впечатлять подданных. И узнал правду.

А правда в том, что в огне нет ничего особенного. Он просто горит и бушует. Требует поклонения и жертв. А Пророки ему не нужны.

Мечта рассыпалась пеплом, и Лио стал королем, который умеет внушать и уважение, и страх. Огонь не только закалил его, но и научил, как овладеть силой мифа. Как заставить людей верить. И если миф силен, если он вселяет трепет, то люди склонятся перед ним.

Загрохотала каменная плита, и Лио обернулся. Из подземного хода появилась верховная жрица. Расшитое золотом церемониальное облачение она сменила на простую красную мантию и оранжевую шаль.

– Ваше величество.

– Сайна, – кивнул в ответ Лио, затем присмотрелся к ее лицу. – Что-то случилось?

– Мне нужно кое-что вам показать.

Они спустились под землю. Жар Вечного пламени постепенно сменился влажной прохладой горных недр. Под храмом была устроена разветвленная сеть тоннелей. Здесь же располагались кельи, где жрецы спали и работали, поднимаясь наверх, только чтобы проверить Вечное пламя и поменять масло в диях. Лио находил ироничным, что члены Пламенного ордена живут в постоянной прохладе и тени.

Он поправил волосы, стараясь не стереть тилак – знак Феникс. Обыкновенный мазок киноварью, но традиция есть традиция. Пламенный орден был важной опорой королевской власти: правитель Раванса не мог занять трон без благословения верховной жрицы и Вечного пламени. Вот уже много оборотов Лио целенаправленно наращивал храмовый бюджет и призывал подданных делать щедрые пожертвования. Джангир и его золотошапочники всегда обеспечивали большую явку на святые празднества. Лио дал Ордену паству, а Орден взамен дал королю доступ к небесам.

Подземные переходы освещались небольшими парящими шарами. Сайна провела Лио в конец коридора, они повернули и оказались в просторном помещении. Потолок был не из камня, как в других кельях, а состоял из переплетенных, покрытых мхом корней баньяна, между которыми просачивался тусклый солнечный свет. На стенах висели сушеные травы, наполняя воздух вокруг запахом куркумы и хвои. На топчане животом вниз лежал молодой жрец, укрытый тонким покрывалом. Сидевшая подле миниатюрная жрица при появлении вошедших тут же вскочила.

– Ваше величество, – пробормотала она, глядя в пол. На ее щеке шевельнулось родимое пятно в форме звезды.

– Оставь нас, – велела Сайна.

Девушка спешно покинула келью, а Лио подошел к юноше. Лицо у того было бледное и безжизненное, а тело покрывала блестящая пленка пота.

– Что с ним? – спросил Лио.

– Вчера его спину опалило Вечное пламя, – сообщила верховная жрица. – На восстановление уйдет не одна неделя.

Вечное пламя нередко выплевывало огненные языки наружу. В день, когда умерла Ахна, один такой обжег Лио стопу, оставив извивающийся, будто змея, рубец. Однако Лио научился держать огонь в узде. Феникс, как и любое божество, требовала почтения. Оказывай его, и Ее пламя тебя не тронет.

– В следующий раз будет осторожнее.

– На месте ожога проступил текст.

Лио, уже собиравшийся уйти, вдруг замер.

– Какой еще текст?

Верховная жрица откинула покрывало с юноши. Ожог занимал всю его спину, и поверх на коже, будто вырезанные ножом, проступали две руны. Лио присмотрелся повнимательнее. Один символ – перо Феникс – был ему знаком.

– Вы можете его истолковать?

– Здесь сказано: «Дочь пламени», – ответила жрица благоговейным шепотом.

Ее глаза светились истовой верой.

– «Дочь»? – переспросил Лио, наконец постигнув смысл услышанного.

Он посмотрел на Сайну, затем на несчастного юношу. В полумраке руны на его спине, казалось, тлели.

– Пророк грядет, – прошептала верховная жрица.

Лио переполняли эмоции. Прежде всего – неверие, нежелание верить, однако оно меркло перед глубоким разочарованием. «Дочь» пламени. Это значит, следующим Пророком станет женщина. И никак не он.

Открыв истинную природу огня, Лио стал воспринимать истории о Феникс и Пророках с долей скепсиса. При этом он тщательно исполнял все обряды, как того требовало положение. Раванс держался на древних религиозных устоях, и их следовало уважать. Однако к такому прошлые правители его не готовили.

Лио посмотрел в глаза верховной жрице.

– Когда? – спросил он.

– Я знаю лишь, что она явится в Равансе, – ответила Сайна, – и что время близится.

Помнится, отец в старческом маразме говорил про какое-то пророчество, мол, Феникс воспрянет вновь: «Она призовет Пророка, который обратит весь Сайон в безжизненную пустошь, – хрипел старый король, с трудом разлепляя опухшие веки. – Она сожжет все на своем пути, включая и наше королевство. Ничто не устоит перед поступью жестокой богини».

– У нас есть уговор, – заявил Лио. – Алабор Раванс заключил союз с Феникс и был пожалован этим королевством. К чему Пророку его отбирать?

– Пути Феникс неисповедимы…

– Пылающее пекло, Сайна! – Лио схватил жрицу за плечи. Та ахнула, но взгляда не отвела. – Я совершил немало ошибок, но почему Элина должна за это страдать?.. Говори, что тебе известно о планах Пророка! Где она сейчас? Она уже помечена?

Сжав губы, Сайна мягко отстранилась от Лио. Затем она аккуратно прикрыла обожженного жреца, подошла к стене и взмахом руки активировала голограмму. В воздухе возникла карта Раванса и изображение двух рун. Сайна наложила рисунок на карту, и на глазах Лио черные линии прорезали пустыню. Они вели к Рани.

Карта поверх карты.

– Девушка помечена, – сказала жрица. – Она здесь, в столице, однако еще не обрела полную силу. Но этот день грядет. Я чувствую. Уже скоро все мы поплатимся за свои грехи.

Она обернулась и, сурово глядя на Лио, добавила:

– Особенно – вы, ваше величество.

Лио не понравились ее намеки, но виду он не подал. Было ясно, что доверять Сайне нельзя. Ложь сочилась из ее губ, словно яд гремучей змеи, но в чем именно она заключалась? Вечное пламя явило знамение – это бесспорный факт. Но верно ли толкование?.. Верховная жрица тем временем промакивала лоб юноши тряпкой. Она будет защищать Пророка; это ее долг. А долг короля – защищать свое королевство.

«Уж не Элина ли?..» – мелькнула на мгновение мысль, но Лио тут же ее отринул. Его дочь не может держать пламя. Даже не выносит жара. Куда ей быть Пророком?

Внутри закипал гнев.

«Будьте вы прокляты, небеса, со своим Пророком!»

Поджигательницу нужно было выследить. Предки Лио создали оазис спокойствия посреди дикой пустыни. И он не даст спалить этот оазис дотла.

– Сайна, ты обвиняешься в государственной измене, – произнес Лио четко и веско. – Мои гвардейцы выведут тебя из храма и поместят под арест. Ты вернешься сюда только в день коронации. А до тех пор будешь оказывать мне содействие в поисках Пророка. Ты поможешь защитить Раванс. – Он перевел взгляд со жрицы на юношу. – В противном случае он сгорит первым.

Сайна кивнула. Лицо у нее было спокойным, как у человека, принявшего свою участь. Религиозные фанатики все такие: с готовностью и безропотно покоряются воле богов.

– Как пожелаете, ваше величество.

Сайна шагнула к юному жрецу, но Лио удержал ее.

– Мы уходим. Сейчас же.

Жрица покорно пошла к выходу, но все же бросила последний взгляд на юношу. Лио вывел Сайну наверх, к престолу. Плита вернулась на место. Вечное пламя приветственно затрещало. Огоньки удлинялись, танцуя и закручиваясь, будто чувствовали, как король напряжен. Будто злорадствовали над тем, что его ждет.

Снаружи храма дымка уже рассеялась, и кроны кедров покрылись золотом, а за ними простирались барханы – величественные в своей неподвижности. Пустыня знала, что такое огонь, и могла перенести его жар. Как и сам Лио.

Он жестом подозвал Майну, караулившего у входа.

– Взять верховную жрицу под стражу, – распорядился он. – Заточить в темницу посреди пустыни. И не подпускать к огню.

Если Копье и удивился приказу, то виду не подал. Лио проводил Сайну взглядом; ее волосы сияли, будто начищенная медь. Гордая, этого у нее не отнять. Но и она покорится, как и другие до нее. Он заставит.

Глава 6. Яссен

Считается, что небесный народ строил королевства в облаках. Люди перемещались по воздуху на древних кувшинках, которыми правили небесные штурманы. Следы этой цивилизации были обнаружены на самых высоких вершинах Сешарских островов, но, к сожалению, по большей части не пережили джантарского вторжения.

Полная история Сайона, гл. 13

Здоровой рукой Яссен зачерпнул холодной воды и плеснул себе в лицо. Он весь трясся. Снова снился огонь, который с треском полз по ноге и руке, залезал в рот. Горло до сих пор саднило.

«Это просто сон, – успокаивал он себя, но все равно не мог избавиться от ощущения, будто медленно задыхается гарью, а ноздри колет попавшая туда зола. – Это просто сон».

Он отошел от умывальника и посмотрел в окно. Ночь выдалась безлунная. Темный полог неба был усеян крошечными искрами звезд. Обычно в это время Яссен как раз выходил на дело, двигаясь тенью – быстро и бесшумно, словно он часть ночи.

Любому другому оружию он предпочитал пульсер. Просто и надежно. Энергия накапливалась, нагревая ствол, затем высвобождалась раскаленным, как молния, разрядом, который мог прожечь человека насквозь.

Ощущение от нехватки адреналина было почти болезненным. Раньше он бродил в ночи, когда все спят, и представлял, будто весь мир принадлежит ему.

Но огонь…

Тупо заныла правая рука и плечо. Яссен принялся медленно разминать уцелевшие мышцы, пощипывать складки между занемевшими пальцами, считая про себя до десяти, до двадцати, до тридцати.

Подступила ледяная, тягучая паника. «Нет, от меня еще есть толк, – подумал Яссен. – Я еще на что-то гожусь». Однако увечье говорило об обратном. О том, что он ошибся и был списан со счетов.

Пальцы дернулись, оживая, и Яссен облегченно выдохнул.

Он уже оделся, когда в дверь постучал Мару. До рассвета по-прежнему было далеко. Слуга провел Яссена в главный вестибюль. За неделю он освоился в хитросплетении длинных коридоров и просторных залов Чанд-Махала, но все равно пораженно замер. Даже в такую безлунную ночь стеклянный потолок светился и переливался, словно звезды сошли с небес полюбоваться этим местом.

У входа во дворец ожидал гравилет. На трапе стоял Сэмсон, укутанный в молочного цвета шубу, напоминавшую шкуру фирр – треххвостых волков, которые водились в горах Джантара. За последние десять оборотов фирры почти вымерли от голода, поскольку для строительства рудников вырубалось все больше лесов. Видимо, случайный зверь забрел на земли Сэмсона, ведь такие шубы носили только высокопоставленные джантарцы.

«И, конечно же, он не снимет ее даже посреди раскаленной раванской пустыни», – усмехнулся про себя Яссен.

Подошел слуга и забрал у него сумку. Остальные муравьиной вереницей грузили по трапу багаж Сэмсона.

– Мать моя золото, сколько всего мы с собой тащим? – удивился Яссен.

– Тебе следует обновить гардероб, – ответил Сэмсон. – Негоже являться в святое королевство одетым по-солдатски.

– Да нормально я одет.

Сэмсон оглядел свободный, дурно скроенный наряд Яссена: белую рубашку и штаны. Тормознув слугу, он взял у него чехол с одеждой и кинул другу.

– Вот, держи.

Яссен одной рукой поймал чехол. Внутри была приятная на ощупь мягкая курта с неброским черно-синим жаккардовым узором и костяными пуговицами в форме цветков лотоса. В комплекте шла куртка, вышитая похожим узором. К ее вороту были приколоты еще два лотоса.

– Сшито на заказ и доставлено прошлой ночью. Плюс еще кое-какие обновки, – сообщил Сэмсон. – Не хочется, чтобы ты выглядел, будто тебя только выловили из моря.

– Разве они не знают, кто я такой? – проворчал Яссен.

– И все же обман… – начал Сэмсон.

– …Не равно преступление, – рефлекторно договорил Яссен. Эту заповедь в них вдолбили арохассины. И еще одну: «Убийство не грех, а лишь напоминание о том, что все мы смертны».

Было странно слышать эти слова из Сэмсоновых уст. Он ведь порвал с арохассинами, объявив их методы варварскими, звериными даже, – и вот на́ тебе: вспомнил старую присказку, да еще и процитировал.

Вслед за другом Яссен зашел в гравилет, оставив Мару раздавать слугам последние инструкции. В салоне стоял столик и два мягких кресла. В ведерке остужалась бутылка белого вина, на тарелке лежали фрукты, а рядом дымился чайник.

Сэмсон скинул шубу, усаживаясь, и Яссен увидел, что друг, к счастью, одет в курту. Явись он ко двору в своих жутких мехах, король Раванса обсмеял бы его и выставил вон.

Сэмсон стал разливать чай по чашкам, дверь с шумом захлопнулась, и гравилет дернулся. Мару вдруг запнулся и выронил футляр; тот прикатился к ноге Яссена. Он первым успел наклониться и поднять футляр. Замшевая крышка открылась, под ней оказался скрученный свиток.

– Бумага? – Яссен присвистнул. Большая редкость в Сайоне.

– Подарок от Фарина, – произнес Сэмсон как-то чересчур буднично.

Яссен почувствовал на себе внимание Мару, заметил выжидающий взгляд Сэмсона. Слуга явно споткнулся неслучайно. «Им нужно, чтобы я посмотрел». Яссен в нерешительности погладил футляр. Наконец любопытство одержало верх, и он осторожно развернул свиток, расправил его по углам.

И тут же об этом пожалел.

Перед ним была выцветшая схема тоннелей, раскинувшихся под Сонскими горами. Они пронизывали всю горную цепь с севера на юг. Заштрихованные линии в центральной и южной частях обозначали вытянутые с востока на запад залы.

Чувствуя, как неистово заколотилось сердце, Яссен бросил взгляд на Сэмсона. Знает ли он о хижине?..

– Историческая диковинка. Половина этих тоннелей либо обрушилась, либо заканчивается тупиками, – сказал Сэмсон. – Впрочем, воздух ей вреден.

Он взял у Яссена карту, аккуратно свернул ее и, убрав в футляр, передал Мару.

У Яссена вдруг пересохло во рту. Он убеждал себя, что эта карта – лишь наваждение из прошлого, что никаких тоннелей нет, хотя и знал, что это не так. В конце концов, его отец погиб, обнаружив их.

– Все готово к отлету, господин, – сообщил Мару. – Солдаты начнут прибывать после заката.

– Благодарю, Мару, – кивнул Сэмсон.

Гравилет поднялся в воздух с первыми лучами рассвета. Небо постепенно наливалось красками, стряхивая с себя темное покрывало. Синева залиловела, затем порозовела; солнце подрумянило облака. Чанд-Махал все отдалялся и становился меньше, пока не скрылся из виду полностью. Яссен сел в кресло и попытался расслабиться, но не получалось. Сэмсон же закутался в шубу и тут же заснул, оставив нетронутый чай стынуть на столе.

За иллюминаторами простирались знаменитые Сонские горы, утыканные серебристыми колышками шахт. Именно здесь джантарцы добывали свою драгоценную ослепительно сияющую руду. В отличие от прочих металлов, этот сотнями оборотов не поддавался действию стихии или ржавчины. А сами джантарцы были непревзойденными кузнецами, чье искусство для прочих оставалось недосягаемым. Они могли придать металлу любую форму, будь это изящная музыкальная шкатулка или целый город.

«Своими руками, Яссен, мы творим волшебство», – говаривал его отец. Волшебство.

До порабощения Сешара джантарское правительство зазывало работать на рудниках бедную и отчаявшуюся молодежь. «Найдешь жилу – обогатишься! – гласили агитки. – Достаточно одного удачного удара киркой!» Откликнулись тысячи добровольцев. Они вгрызлись глубоко в недра Сайона, пока не перестали видеть дальше собственного носа. Выжили только несколько сотен. А из тех лишь горстка не сошла с ума от отсутствия света. Яссен не знал, как его отец сдюжил, копаясь в кромешной тьме, стирая в кровь руки, да так, что складки кожи вечно были черными от пыли.

Гравилет заложил вираж, и горы скрылись из виду. Яссен вздохнул и попытался заснуть, но призрак давешнего кошмара – жгучее пламя и удушливый дым – вновь заставил его изойти по́том. Яссен поднялся. Обошел весь гравилет, встретил в трюме среди багажа Мару. Слуга оторвался от чтения и спросил, чем может помочь. Яссен отмахнулся. Затем поднялся на самый верх, в кабину пилота.

– Сколько нам лететь? – осведомился он.

– Пару часов, господин. Что-нибудь желаете?

Но Яссен уже вышел. Он походил туда-сюда по салону; камень в животе становился все тяжелее и тяжелее. Яссен знал, что проблемы со сном у него не из-за кошмаров, а из-за того, что каждая секунда приближала его к родине.

К Равансу.

От одной мысли все тело охватывала истома. Вступив в ряды арохассинов, Яссен возвращался в Раванс лишь дважды: один раз, чтобы тайно вывезти предводителя движения, второй – чтобы устранить богатого генерала с нефритовыми лабретами в шее. После этого появляться стало слишком опасно, ведь если бы Яссена поймали, то сожгли бы.

У других раванцев он не вызывал теплоты, но тут уж ничего не поделаешь: Яссен убил высокопоставленного полководца, работал на организацию, стремившуюся уничтожить королевство. Однако настоящая причина нелюбви была куда более горькой.

Яссен встретился взглядом с собственным отражением в стекле и замер. На него смотрели бледные бесцветные глаза. Эти глаза, как и волосы, Яссен унаследовал от отца, а нос с горбинкой и высокие скулы, улыбку и глубокую любовь к барханам – от матери. Внешне он больше походил на джантарца, чем на раванца, однако говорил с тягучим акцентом жителя пустыни. Соотечественники не понимали, как к нему относиться. Сказать по правде, он и сам это не всегда понимал.

– Яссен.

Он резко развернулся. На верхнюю палубу поднимался Сэмсон.

– У меня к тебе один очень важный вопрос. – Друг привалился к стене. – Твоя правая рука.

Яссен застыл.

– А что с ней?

– Говорят, она вся в ожогах, – сощурившись, произнес Сэмсон. – Говорят, она бесполезна. Это правда?

– Она двигается, – Яссен пошевелил пальцами, – а стреляю я с левой.

Но Сэмсон взгляд не отводил.

– Многие наслышаны о том происшествии. Раванская разведка, король, даже генералы, пекло их побери. Возможно, они не в курсе твоего ранения, но знают, что ты не убил Бормани и что арохассины выжгли твое имя на песке. Они ищут тебя, Касс. – Он подался вперед. – Ответь мне: у тебя остались когти?

– Конечно, – набычился Яссен. – Тебе же наверняка рассказали про патрульных в порту. Было похоже, что я не гожусь для драки?

Сэмсон отстранился, молча глядя на Яссена, потом повернулся к иллюминатору.

– Вот она.

Снаружи Яссен увидел знакомые с детства барханы, раскинувшиеся под облаками. Это простиралась полная плавных естественных изгибов Раванская пустыня. Далеко на западе в рассветное небо упирались вершины Агнийских гор. Где-то там скрывалось Вечное пламя, чья власть веками смущала людские умы. Мечтая однажды завладеть силой огня, сыновья убивали отцов, а матери – дочерей. Подчинить себе Вечное пламя означало покорить самих богов.

Горизонт был подернут рябью раскаленного воздуха. Яссен различил красные пыльные каньоны, связывавшие южные города Магар и Терангар. Тень от гравилета плыла над поросшими колючкой узкими долинами. Затем барханы расступились, и, словно бросая вызов солнцу, показались величественные песчаные небоскребы Рани. Гравипоезда несли усталых рабочих из центра на окраины. Между чистенькими зданиями с изысканными навершиями-чатри ютились шумные базары и запутанные переулки. Подростком Яссен часами бродил по столице. Стоило завернуть за угол, и ты будто оказывался в другой деревне – даже в другой стране, где разговаривают на чужом языке. Только что ты слышал переливчатый говор северного Раванса, и вот он уже сменился рокочуще-грубыми звуками карванского диалекта.

Когда не было денег – то есть довольно часто, – Яссен перенимал повадки уличных беспризорников. Он учился обворовывать доверчивых туристов, которым раздавал мешочки с пряной лотосовой пудрой; скрываться от «серебряноперых» стражников, патрулировавших улицы; уходить паутиной переулков от погони.

На подлете к столице Яссен, вытянув шею, разглядывал мелькавшие знакомые постройки и новые благоустроенные площади. Он чувствовал, как нагрелось от пустынной жары стекло иллюминатора. Прислонившись к нему, Яссен почти слышал гудение гравипоездов, звон небесных колоколов, выкрики торговцев и ругань водителей – звуки большого города, в котором перемешались мечты и чаяния трех миллионов душ, двенадцати наций, семи районов и одного заблудшего мальчишки.

И над всем этим нагромождением исполином возвышался Агни-Махал.

Дворец взирал на город с высокого холма. Чатри из слоновой кости и выбеленные башни сияли на утреннем солнце. Мраморные решетки на окнах были инкрустированы алыми камнями. Неколебимыми стражами высились три закрученных шпиля – по одному на каждую из сторон света, кроме священного севера. В стенах дворец не нуждался: холм и башни служили достаточной защитой.

– Красиво, правда? – произнес Сэмсон.

Яссен разглядел роскошные дворики с фонтанами, а затем гравилет завис над утопленной посадочной площадкой позади дворца и начал снижаться.

Сэмсон поднялся.

– Клятву пустыни помнишь?

– Не забыл бы, даже если б хотел.

– Хорошо, – сверкнул зубами Сэмсон. – Ну что, готов?

Яссен смотрел в окно, потирая руку.

– Готов, – соврал он.