Читать книгу: «Память мёртвых на Весах Истины», страница 2

– Не советую к ним прислушиваться, – раздался насмешливый голос откуда-то сверху. – Такую чепуху порой болтают.

Нахт стиснул копьё, инстинктивно заслоняя собой Шепсет, но опасность ей вроде бы не грозила. Да и собака вела себя спокойно – сидела чуть в стороне, снисходительно наблюдая за своими подопечными.

Девушка вскинула голову, пытаясь понять, откуда доносится голос, но в следующий миг он уже зазвучал с другой стороны – говоривший неуловимо переместился.

– Да и, честно говоря, лучше вам вообще далеко не заходить.

– Почему это? – с вызовом спросил Нахт. – Ты нам, что ли, запретишь?

Невидимый незнакомец тихо рассмеялся.

– Да я-то что. А вот деды не обрадуются. Не любят они, когда гости сами по себе тут шастают.

Меджай хотел уже ответить что-то едкое, но Шепсет положила лёгкую ладонь на его локоть, останавливая.

– Может быть, это запретная земля. Священная, – шепнула она.

– Священная – безусловно, – подтвердил голос. – Сплошная дремучая древность. Каждый камешек и каждый захудалый кирпичик.

Сложно было понять, смеётся незнакомец или говорит серьёзно, а может, и то, и другое вместе. И он снова переместился, оказавшись теперь где-то у них за спиной.

– А «деды», стало быть, – те, кто тут захоронен? – уточнила Шепсет, оглядывая некрополь. – Мы беспокоим мёртвых?

– Наши деды могут и проклясть, когда недовольны. Но чаще по-простому, палкой по хребтине, – фыркнул голос, словно хорошо знал, о чём говорит.

Теперь Нахт различал у говорившего лёгкий акцент, но никак не мог разобрать, к какому наречию тот относился.

Жрица недоверчиво усмехнулась. Зрелище было редким – она вообще почти не улыбалась, как успел понять меджай.

– Ты такой словоохотливый – может, уже покажешься? – проворчал воин. – Заодно и расскажешь, где мы, раз уж взялся поведать о местных обычаях.

– Мало кто теперь помнит славный город Нубт, – вздохнул невидимый незнакомец, даже не думая выходить им навстречу. – Да и мы тут приложили немало усилий, чтобы так и оставалось.

– Нубт¹⁸? – переспросил воин, кивнув на ближайшую стену из сырцового кирпича. – Не похоже, чтоб стены тут были отлиты из золота.

– Зато из золота – божественная плоть. И золото рассыпается под Его громовой поступью… Или ты не знаешь наших легенд, меджай? Впрочем, откуда тебе знать, на чьей земле ты стоишь, когда мы сами давно уже пытаемся не привлекать лишнего внимания.

Нахта уже начали порядком раздражать эти загадки.

– Пойдём дальше? – предложил он Шепсет. – Мы же хотели посмотреть пирамиду.

– А как же эти… «деды»? – нерешительно уточнила девушка.

Любопытство в ней боролось со жреческим почтением к святыням, пусть и чужим. Да и это место оказывало на неё странное воздействие – она будто вслушивалась и вглядывалась в пространство с каким-то особенным благоговением. Вот только назойливый незнакомец явно мешал ей сосредоточиться – может быть, даже намеренно.

– Одним глазком глянем и назад.

– Не успеете, – усмехнулся голос. – Ну, мне пора. А за вами уже идут.

И правда – не успели Нахт и Шепсет сделать и нескольких шагов вглубь некрополя, как их окликнули. К ним спешил запыхавшийся слуга из свиты чати в сопровождении пары воинов, которых меджай помнил по прибывшему с ними отряду.

– Вот вы где! – воскликнул слуга. – Возвращайтесь немедленно. Мой господин уже ожидает вас, а вы тут прогуливаетесь.

Шепсет расстроенно прищёлкнула языком. Нахт с сожалением посмотрел через плечо на загадочную пирамиду, которую они так и не сумели рассмотреть поближе. Ну а обладатель голоса и был таков! Конечно же, он отвлекал их специально, чтобы не зашли глубже. Впрочем, как страж некрополя, Нахт его даже понимал, хотя сам предпочитал более традиционные методы отпугивания незваных гостей, а не глупую болтовню.

Глава III

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Таа ожидал их в прохладе дома. К удивлению меджая, внутри это жилище ничем не уступало богатым покоям храмовых владений, где ему не раз доводилось бывать. Могло ли статься, что и неказистый облик здешних строений был лишь внешним слоем росписи, призванным отводить взгляд от сути? Похоже, весь этот городок скрывал в себе нечто большее. По крайней мере, так теперь казалось Нахту.

Воин почти ожидал, что Таа снова коротает время за игрой в сенет, как в храмовом саду матери, будто пытался разгадать свою дальнейшую судьбу, – но нет. Мужчина стоял, сцепив руки за спиной, у высокого окна, выходившего в сад. Облачён он был в длинную простую тунику, прихваченную плетёным поясом. Никаких украшений и регалий, словно здесь в них не было нужды.

– Нетерпение юности, – беззлобно усмехнулся Таа. – Зачем же вы попытались войти без приглашения? Мы и так окажемся там с наступлением темноты. Нас позовут.

– А что там, господин? – не удержалась Шепсет. – Это место словно зовёт меня… такое живое и такое древнее…

Чати обернулся, чуть прищурился, глядя на неё. Нахт не сомневался: вельможа ни на миг не забывал, с кем имеет дело, да и не скрывал, что наметил свои планы на Дар жрицы.

«Ко мне, видишь ли, редко приходят что-то предложить… как правило – о чём-то попросить. И всё же, полагаю, ты тоже можешь быть мне полезна…» Так он сказал ещё при первой их встрече.

– Когда-то здесь лежал один из самых могущественных городов древности – задолго до эпохи первых Владык объединённой Та-Кемет. Наши первые властители правили городами, и эти города сражались между собой за влияние или вступали в союзы. Одним из них и был Нубт.

Нахту трудно было представить, что когда-то могло не быть Обеих Земель или единого Владыки. Конечно же, случались и мятежи, и войны – история Та-Кемет знала и взлёты, и падения. Но Кемет всегда оставалась Кемет, пока царил Закон Маат, разве нет?

– А как же Золотой Век, эпоха правления Богов? – не удержался он.

Таа чуть улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Он словно… не верил?

– Это, полагаю, было многим раньше. Я говорю о времени, когда нашей землёй уже правили люди и первые потомки Богов – те, кто пока не называл себя Пер-Аа.

– Неужели это место настолько древнее, – восхищённо прошептала Шепсет. Как и Нахт, она с трудом могла представить себе такую глубину веков, если даже время строителей пирамид уже было эпохой легенд.

– Нубт – чрезвычайно важная точка в нашем с вами пути, – продолжал Таа. – Мы здесь совсем не случайно. Понимаю, что привлекло ваш взгляд, хотя должен сказать, приоткрывается это место не всем, – чати не стал удовлетворять их любопытство, заговорил дальше, не дав возможности что-то спросить. – Святилище отмечено первобытным холмом, поднявшимся из вод Нун¹⁹, возможно, одним из самых древних в Та-Кемет. Имя Владыки, при котором он был возведён, не сохранили даже местные жрецы. Или же этот холм Бенбен²⁰ и правда был воздвигнут Богами, как говорят. Кто знает? – Таа усмехнулся. – Хотя я всегда был склонен считать, что Боги действуют руками людей.

Нахт невольно вспомнил слова незнакомца.

«Впрочем, откуда тебе знать, на чьей земле ты стоишь…»

– Под этой пирамидой захоронен кто-то очень значимый? – спросил меджай.

– Многие, многие покоятся в её тени.

– Как под пиком Та-Дехент?

– Ну, почти, – в голосе чати прозвенели нотки иронии – искреннее изумление жрицы и меджая его, похоже, забавляло. Сам-то он явно знал больше, чем говорил. – Велико искушение сравнивать. Не скрою, я и сам был под впечатлением, когда впервые здесь оказался. Подобный Бенбен есть ещё рядом с куда более известным некрополем – там, где, как идёт молва, сокрыта гробница самого Усира²¹… Но все они померкнут перед твоим взором, когда ты окажешься в окрестностях города Белых Стен, одной из самых первых наших столиц. Когда увидишь золочёные вершины, устремлённые к горизонту, и ослепительные белые стены, бросающие вызов красным пескам Дешрет и сияющим водам Итеру. Ну да не будем гнать колесницу… ведь сегодня мы – в Нубте, и нет ему подобных во всей Та-Кемет. Нить от него тянется к самому Хут-Уарет²², откуда родом династия наших Владык.

Нахт пытался угнаться за речью чати, запомнить все эти названия, которыми Таа щедро сдабривал свою речь. Сколько этот человек прочёл летописей и священных текстов – не перечесть! И, конечно же, он, правая рука Владыки Усермаатра-Мериамона, объездил всю Та-Кемет. Жизнь же самого Нахта, по сути, ограничивалась Долиной Царей и окрестностями. Всего несколько фраз, и пропасть между ними стала так очевидна – он слушал, разинув рот, как мальчишка.

И тогда он подумал, что же может быть нужно от них с Шепсет такому человеку, как Таа? Чего он вообще мог пожелать такого, чего не сумела бы исполнить его свита? Да, сейчас чати вынужденно отошёл от дел, а детали этой истории оставались туманны – по каким-то причинам ему ведь сохранили жизнь и даже позволили уйти. Или, что вероятнее, он воспользовался своими многочисленными связями – как, например, с Мутнофрет.

Коротко меджай посмотрел на Шепсет. В отличие от него, жрица говорила с чати на одном языке, хоть и уступала ему и в возрасте, и по положению.

Впервые Нахт задумался о том, что и между ним и жрицей разница была довольно велика. Боги свели их в странном переплетении судеб, но он был простым стражем некрополя, а она – вельможной дамой из свиты самого Владыки. Забывать об этом, пожалуй, не стоило, как бы легко они ни общались.

Эта мысль отрезвляла, как колодезная вода, вылитая на голову.

– Поведаешь ли нам, зачем ты привёл нас сюда, мудрейший чати? – почтительно спросила жрица. – Мы ведь уже достаточно далеко от ослепительных стен обители Сокрытого Бога?

Таа, похоже, оценил иронию, ведь она повторила его собственные слова, сказанные в столице. Его губы дрогнули в полуулыбке.

– Да, теперь мы во владениях совсем иных сил, и я могу рассказать в том числе о цели нашего путешествия. Но всё постепенно.

Нахт украдкой закатил глаза. Куда уж более постепенно? Чати и так начал свою речь с пространных разговоров о городах, которые вообще не имели отношения к делу. Или всё-таки имели?

Жестом Таа пригласил их присесть у невысокого столика, где кто-то из его слуг уже оставил чаши с прохладными напитками и лёгкие закуски из фруктов и ломтиков рассыпчатого сыра. Рядом на блюде лежал ароматный хлеб, уже разломанный.

У Нахта заурчало в животе – он понадеялся, что не слишком громко. Последняя трапеза была ещё вчера вечером, на борту ладьи. Но Шепсет почему-то не выглядела заинтересованной, словно пища ей не требовалась вовсе. Конечно же, это было не так. Воин помнил, как они шли от мастерской бальзамировщиков, спешили, чтобы опередить возможную погоню, прятались в разорённых гробницах. И он пытался добыть для своей спутницы хотя бы скудную еду, на которую она набрасывалась, как шакал в год засухи.

Таа расположился напротив меджая и жрицы, спиной к окну, словно не боялся никакой угрозы или бросал ей вызов. Казалось бы, побывав в самом сердце клубка интриг, жертвой которых пал сам Владыка, будешь бояться собственной тени. Удара в спину – так точно. Но, скорее всего, этот человек просто умело скрывал свои страхи и тревоги. Иначе при дворе было нельзя. Никто не должен увидеть твою слабость – тотчас же воспользуются.

«Я же два года воспитывалась при дворе, помнишь? Та ещё корзина со змеями», – сказала ему как-то Шепсет. Нахт невольно вспомнил свою мать, Мутнофрет. Вот уж у кого точно не было никаких лишних эмоций – ничего, что могло помешать достижению целей.

– Здесь живут те, к кому не стоит обращаться без крайней нужды, – проговорил чати. – Их Божество своенравно – дикая первозданная Сила, иссушающая жизнь или защищающая непокорным пламенем. Смотря какой гранью Он повернётся к тебе. Но в конце концов, разве не самая крайняя нужда ведёт нас теперь? – Таа чуть улыбнулся, отхлебнул из своей чаши, отщипнул немного сыра.

Нахт принял это как приглашение – тоже потянулся за едой. Свежий хлеб пах изумительно и на вкус оказался не хуже. Хека, лежавшая рядом, ближе к Шепсет, неуловимо переместилась и ткнулась носом в локоть воина. Мол, дела делами, а о насущном тоже забывать не стоит – например, покормить священного зверя.

– Так здесь – город Сета, владыки бурь? – проговорила Шепсет, осторожно пробуя на вкус имя противоречивого бога, не желая призывать его всуе. – Но я полагала, сердце его культа сокрыто в Хут-Уарет.

– Безусловно, наши Владыки чтят Хут-Уарет, а великий Сетепенра²³, да осияют его Боги своей милостью в вечности, даже воздвиг там новую столицу, наш великий Пер-Рамсес²⁴. Но прежде, когда-то очень давно, задолго до объединения, был Нубт… и было это здесь. Не стану утруждать вас рассказом о вражде Хора и Сета, как повествуют о ней местные жрецы со времён противостояния Нубта и Нехена, что лежит дальше на юге. Вспомним лишь, что нынешняя династия Владык почитает обоих Богов, как когда-то чтили их и правители древности. Возможно, даже больше, ведь Сета они называют не меньше, чем своим предком. Личное имя отца моего Владыки было Сетнахт. Личное имя одного из основателей династии – Сети, и был он в самом деле жрецом Сета, ни больше ни меньше.

Произнося личные имена Владык, Таа сделал рукой защитный жест. Хотя странно было, что кто-то вообще посмеет призывать их вот так просто, в ходе беседы.

Значение собственного имени Нахт знал – «Могучий».

Имена Владык – «Сет Могучий» и «Человек Сета» – говорили сами за себя. И возможно, именно здесь эти правители обретали силу для своих свершений, а не только в Ипет-Сут и собственных Храмах Миллионов Лет.

– Чтобы помочь династии, мы должны обратиться к её корням, так? – понял Нахт. Шепсет посмотрела на него почти с восхищением, и от этого вдруг стало очень приятно.

– Именно так, меджай, – улыбнулся Таа. – Всё же жреческое воспитание не проходит даром, какой путь ни избери.

Воин чуть поморщился, предпочитая не вспоминать, какую роль мать сыграла в его становлении.

– Хозяева не менее своенравны, чем их божество, и редко соглашаются на встречи, а уж тем более – приглашают сами, – продолжал чати. – Даже моё положение не залог их гостеприимства, хоть я и наделён некоторыми, скажем так, привилегиями. Случившееся стало для многих из нас тёмным знамением, прокатилось по Кемет до самых дальних уголков. Встревожило и их тоже, хотя их мало что беспокоит. Теперь они надеются, что я принесу им ответы. Что ж, хотя бы один ответ у меня есть, – Таа чуть кивнул Шепсет, но сейчас его взгляд был не оценивающим, а почти доброжелательным. – Посмотрим, к чему это приведёт.

Жрица и меджай переглянулись. Вот, значит, о каких «дедах» предупреждал незнакомец – о местной общине жрецов самого Сета, Бога, предпочитавшего оставаться в тенях даже теперь, когда трон занимала Его династия.

– К чему нам нужно быть готовыми? – спросил Нахт.

– Всё как всегда. Больше слушать, меньше говорить. Лучше даже вообще не говорить, пока не спросят. Они собирают многовековую мудрость по песчинкам, но редко когда желают делиться ею. Очень важно не упустить ни единого драгоценного слова, тщательно просеять сквозь разум и запомнить.

– Новые загадки и никакой ясности, – пробормотала Шепсет, грустно усмехнувшись, но Нахт услышал.

– Ты сама по себе загадка. Уверен, им тоже любопытно на тебя взглянуть.

– Совершенно точно, – кивнул Таа, – и на это – мой особый расчёт.

Щёки жрицы окрасились румянцем, а в глазах, как показалось меджаю, вспыхнул огонёк гнева или обиды. Конечно же, кому такое понравится, быть для других только диковинкой, непонятным инструментом, который и хочется использовать, и боязно.

Нахту хотелось как-то поддержать Шепсет, показать, что уж он-то воспринимает её иначе. Но он просто не знал, как это сделать. Взять её за руку показалось глупым, потому меджай молча подхватил чашу и залпом выпил прохладный напиток. Он не узнал, из каких тот был приготовлен фруктов и трав – вкус казался немного странным, кисловатый и вместе с тем пряный. «Ну, не отравят же нас здесь, в самом деле», – подумал меджай, да и поздно уже было спохватываться.

– А когда назначена встреча? – спросила Шепсет.

– Полагаю, что прямо этой ночью. Потому я советую вам как следует отдохнуть, – Таа лукаво усмехнулся, – а не тратить время и силы на попытки исследовать тайны чужой обители.

Это словно ознаменовало конец разговора – чати отпускал их. На пороге вырос молчаливый слуга, жестом пригласил воина и жрицу следовать за ним и препроводил их в другую часть дома. Нахту выделили место с воинами Таа, а Шепсет поручили заботам средних лет женщины, исполнявшей здесь роль хозяйки в отсутствие чати.

Меджай предпочёл бы не разделяться, да и жрица явно хотела с ним что-то обсудить с глазу на глаз, но беседу пришлось отложить. Они лишь успели обменяться понимающими взглядами, давая друг другу понять, что были здесь не одни.

Глава IV

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

В обществе хозяйки дома – или домоправительницы, следившей за хозяйством, Шепсет так и не поняла – жрице было неловко. Та не вела себя враждебно, но и доброжелательности не проявляла, только сухую учтивость. Показала комнату на женской половине дома, где жили пара её родственниц, так же следивших за домом, и удалилась.

Шепсет обрадовалась, что пока что осталась одна, без чужих людей. С удовольствием она умылась из оставленной для неё чаши и съела немного фруктов и сыра. Потом растянулась на свободной лежанке, чтобы немного отдохнуть, но спохватилась – достала из сумки бережно завёрнутую алтарную статуэтку Беса, подаренную Садех. Поставив защитника у изголовья, жрица разложила перед ним несколько ломтиков фруктов и сыра и только после уже легла обратно.

Приятно было снова оказаться на твёрдой земле, да ещё и в уединении, а не покачиваться на волнах Итеру на переполненной людьми палубе. За окном в саду умиротворяюще шелестели плодовые деревья, и птицы выводили какую-то тихую мелодичную трель. Это успокаивало сердце, и в какой-то миг дремота настолько охватила сознание, что Шепсет показалось: выгляни она сейчас, увидит сад малого дворца, где Владыка предавался раздумьям в тишине послеобеденных часов. И она сможет прийти к нему, просто помолчать с ним о важном. А рядом будет Ветер, озорник, которого правитель частенько баловал лакомством или лаской. И всё это казалось таким реальным…

В следующий миг сердце кольнуло тревогой. Не сразу, но Шепсет поняла, что случилось: собака не вошла с ней в комнату, не сопела сейчас рядом. Это было так странно!

Девушка вскинулась, озираясь. Поняла, что уже настолько привыкла к присутствию своей странной спутницы, словно та была её неотъемлемой частью, вроде Ка²⁵. Глупо, конечно, ведь это создание было совершенно самостоятельным. Но ведь не могла же собака просто взять и исчезнуть? Вместе они шли к некрополю, да и обратно вроде бы вернулись втроём.

– Хека? – тихо позвала Шепсет, оглядывая мягкий полумрак комнаты. Сквозь тонкие занавеси на окне пробивался солнечный свет, падая на устланный соломенными циновками пол причудливой сеткой. Бес всё так же загадочно улыбался у изголовья – тени падали на его лицо, оживляя. Девушка коснулась его, черпая в этом уверенность, потом поднялась и выглянула в сад. Снова позвала собаку, но той будто и след простыл. Было очень тихо, только шелестели деревья и пели птицы. Странно, но не доносилось ничьих разговоров.

Девушка выскользнула в коридор, надеясь столкнуться если не с хозяйкой, то хотя бы с кем-то из слуг. Но в доме будто не было ни души. И когда Шепсет, пройдя по коридору, вышла за порог, ей показалось, что даже сам город замер в ленивом послеполуденном мареве. Она совершенно не представляла, куда идти и у кого просить помощи. Хотелось найти Нахта – с ним всё было легче, – но он почему-то тоже покинул дом вместе с остальными. Или так ей только показалось?

Растерянно жрица сжала фаянсовый амулет – старого сглаженного временем шакала Инпу, подаренного ей старым бальзамировщиком, нанизанного на шнур из-под одного из амулетов Нахта. Медленно она пересекла порог, обошла вокруг дома, зовя собаку. Запоздало возникла мысль: с чего этому созданию вообще откликаться на имя, которое ей придумали только вчера? Да и не обязана ведь она была сопровождать Шепсет постоянно. Может статься, привела на нужное место да и скрылась. Или вовсе ушла по Ту Сторону.

От этой мысли стало тяжело и безумно одиноко, словно в груди образовалась рана и теперь саднила. Из Шепсет будто вынули кусочек, и она снова стала неполной, расколотой на части, лишённой ориентиров.

– Нахт!

Собственный голос прозвучал как-то жалобно, надтреснуто.

Её верный страж не отзывался. Сколько бы она отдала сейчас за это надёжное, заземляющее ощущение его присутствия… Девушка даже не ощущала себя частью окружающего пространства – как когда очнулась на столе бальзамировщика и не понимала, что с ней и где она.

Время застыло. Даже солнечная ладья не двигалась. Воздух приглушённо гудел от зноя, и не смолкали птичьи трели, но вокруг не было ни людей, ни животных.

«Может быть, все ушли на какой-то ритуал? – подумала Шепсет, нерешительно ступив на узкую улочку. – Но почему тогда не позвали меня? Или это не для наших глаз? Но где же тогда Нахт?»

Звать меджая снова девушка не стала – слишком страшным сейчас было его молчание. Она побрела по улочке среди плотно жавшихся друг к другу домов с облупившимися стенами. Селение было каким-то тусклым, неухоженным, и только солнечное золото сглаживало впечатление. Шелест ветвей, пение птиц – вот и вся жизнь. На ум пришло одно слово – покинутый. Этот город выглядел покинутым, и Шепсет казалось: загляни она в чьё-то окно, так непременно увидит там нетронутое хозяйство, словно владельцы дома только-только вышли, побросав все свои дела.

Жрица подошла к чьему-то дому, приподнялась на цыпочках и заглянула внутрь… Её догадка подтвердилась. На невысоком столике в комнате остались чаша с фруктами, лепёшки и сыр, а ещё несколько чаш поменьше, которые словно оставили в спешке, посередине разговора. Но может быть, это только в одном доме так?

Следующий дом оказался небольшой ткацкой мастерской, где на вертикальном станке застыли брошенные нити и недоделанный отрез льна. И куда бы ни заглянула Шепсет – она не встретила ни единой живой души.

А потом в тени между домами, дальше по улице, мелькнул собачий силуэт. Жрица обрадовалась, подтянула полы калазириса²⁶ повыше, чтобы не мешал ходьбе, и ускорила шаг. Хоть кто-то живой, кроме невидимых поющих птиц! Даже если это окажется не Хека, всяко лучше, чем бродить по странному поселению, которое словно вымерло, притом внезапно.

Но собака не спешила показываться на глаза – мелькала смутной тенью. То показывался скрученный хвост, то худощавая лапа. Как Шепсет ни спешила – она всё никак не могла угнаться.

Городок неожиданно кончился, как ножом отрезали. Впереди простирались небольшие квадраты полей, разделённых оросительными каналами. К границе зелени вплотную подступала каменистая пустыня и уже знакомый некрополь, над которым высилась тёмная пирамида о четырёх ступенях.

В паре десятков шагов, на фоне пирамиды, Шепсет разглядела пса, за которым шла всё это время. Зверь обернулся к ней. Худощавый, с тёмно-рыжей шерстью и острой мордой, он был похож на шакала и даже немного – на гиену. Шерсть на холке и по груди росла гуще, длиннее, словно грива. Уши, стоявшие торчком, были срезаны по верхнему краю, а может, с самого начала имели такую форму.

Странный пёс приблизился, бесшумно ступая, пока не остановился в нескольких шагах. Чуть склонив голову набок, он изучал девушку. Показалось или его карие глаза блеснули алым всполохом?

Вот тогда Шепсет поняла, кого напоминал ей этот зверь, – изображения Сета с его странной головой, собачьей, но не такой, как у Инпу и её Богини. И, подобно Хека, этот пёс не был просто псом. Его глазами на мир – и на неё, Шепсет, – смотрело древнее Божество.

Солнечный свет вызолотил его шерсть. Дохнула зноем Дешрет за его спиной. Силуэт пирамиды за ним стал казаться выпуклым на фоне воздуха, словно старинный рельеф.

Жрица поклонилась в знак приветствия – это сейчас казалось самым правильным.

– Я – гостья здесь. Надеюсь, что званая. Прости, если вторглась, куда не следовало.

Пёс коротко вильнул хвостом, потом посмотрел куда-то ей за спину долго, тяжело, пристально. Шепсет стало не по себе, и всё же она нерешительно обернулась.

На самой границе поселения стояла Хека. Она всё-таки отозвалась, пришла за девушкой! Жрица окликнула её, но собака не подошла – смотрела на зверя Сета, глаза в глаза. Между ними словно состоялась безмолвная беседа, и Шепсет чувствовала – это было невероятно важно.

За спиной Хека показались люди.

Нет – не люди.

Шепсет похолодела. Слепые безликие воины – как те, из её видения, что разрушили храм Инпут. Они принесли сети и накинули на Хека. Но почему-то священная псица не сопротивлялась, словно силы неожиданно оставили её.

В груди стало тесно, больно. Воздуха не хватало. Жрица вскрикнула, бросилась вперёд, на помощь своей защитнице. Сети плотно скручивали, пеленали Хека, и силы уходили из рук и ног, пока сама Шепсет уже не упала бессильно на колени, хватая ртом воздух, будто её ударили под дых. В какой-то миг она обернулась, посмотрела на зверя Сета. Это вершилось с его одобрения или он просто показывал ей, как всё могло случиться?.. Перед глазами потемнело. Силуэты воинов окончательно заслонили собаку, запелёнывая, и мир вокруг жрицы терял очертания. Шепсет погружалась в первозданную тьму, которую слишком хорошо знала. И больше некому было вывести её оттуда…

А потом она проснулась. Что-то сдавливало грудь, и она хотела скинуть с себя тяжесть, чтобы наконец вздохнуть. Но тяжесть оказалась не сетью пленивших её воинов из кошмара, а мордой собаки, уютно свернувшейся рядом с Шепсет и даже поверх неё.

Девушка всхлипнула от облегчения, обняла псицу, зарываясь пальцами в мягкую тёмную шерсть. Она не была одна, и город вовсе не вымер, хотя ощущение собственной близящейся смерти было слишком близким, слишком реальным.

В тот миг она поняла, о чём предупредил её сам Сет насланным кошмаром. Её новое существование по эту сторону было как-то связано с Хека. И если с собакой, вестницей Инпут, что-то случится – Шепсет несдобровать.

Мысль, вспыхнувшая внутри, была простой и страшной.

Её существование было одолжено у Богов. Она не была жива по-настоящему.