Читать книгу: «Станция «Колхида» закрыта на карантин», страница 5

Глава 5

Это была не труба, а что-то вроде лианы или щупальца, с влажным шуршанием ползущего по стене. Ползущего в мою сторону. Двигалось оно как слепое, оглаживая кафель длинными ворсинками, густо разросшимися на закруглённом конце. Я подавила желание пулей выскочить из ванной: за дверью по-прежнему маячил неизвестный, причмокивая и издавая тихое стрекотание. По лбу скатилась капля пота, перетекла на веко и повисла на ресницах. В глазу защипало. Я часто заморгала, боясь пошевелиться и выдать себя. Дверь начала открываться. В узкой щели показался фрагмент мужского силуэта: повисшая плетью рука, плечо, шея. Раздувшийся на шее пупырчатый зоб…

Нечто подбиралось ближе. Оно обогнуло крючок с полотенцем, потыкалось в полку над раковиной, нащупало путь и продолжило движение. Отросток казался невероятно длинным, словно где-то в темноте разматывали гигантскую бобину. Ворсинки на суставчатом теле еле заметно шевелились. Когда между нами оставалось не больше полуметра, я присела, молясь, чтобы случайно не задеть подставку для ёршика или другую мелкую ерунду.

Получилось. Щупальце проползло над головой. На макушку капнуло что-то тёплое, пахнущее сладковатой химией. Меня передёрнуло от отвращения. На расстоянии вытянутой руки висело полотенце, но что-то мне подсказывало: попытка вытереть эту дрянь закончится нехорошо…

Достигнув угла, щупальце вильнуло и поползло в обратную сторону, спустившись ниже. От него исходило влажное, дурно пахнущее тепло. Похожее чувство возникает, когда зимой заходишь в метро, а возле обогревателей в тамбуре расположилась компания месяцами не мывшихся бродяг. Я почти физически ощущала, как сладковатая вонь пропитывает волосы и одежду.

Три нескончаемых секунды спустя на кухне раздался недовольный стрёкот. Человек по ту сторону двери отпустил ручку и пошаркал в глубину квартиры.

Появился шанс убежать. Тем более, щупальце уткнулось в полку и пошло на третий заход, в этот раз на высоте моей головы. Можно распластаться по полу или отойти от стены. Но кто гарантировал, что оно не способно двигаться в трёх плоскостях, как та же змея? Оставаться в ванной было небезопасно. Но если убежать сейчас, то весь этот ужас я пережила совершенно напрасно. Мне опять никто не поверит. Я бы сама себе не поверила, но по макушке стекала тёплая капля, а вонь добралась до самой глотки, оставив тошнотворный привкус на языке. Мне нужно больше доказательств! Необходимо!

Сначала я хотела заснять прилепившиеся к стене лианы. Зрачки привыкли к полумраку, и я разглядела, что многие из них шевелились, скользя по кафелю словно гигантские сороконожки. Но видео без нормального освещения получится непонятным. Нечто шевелится в темноте, а может и не шевелится, просто на стену упала чья-то тень. Снимать же со вспышкой опасно. Мало ли, вдруг у щупалец есть светочувствительные области на голове, как у некоторых рыб?

Поэтому я с максимальной осторожностью вернулась в прихожую, присела на пол и выставила экран смартфона из-за угла. Троица на кухне продолжала жрать. Овощи закончились, в ход пошли жидкое мыло и средство для чистки сантехники. У пухлой невысокой Лили раздулся живот, словно под кофтой спрятали футбольный мяч. У её мамы изо рта валили хлопья розоватой пены. Она давилась, обжигалась химией, надсадно кашляла, но продолжала заливать в себя ядовитый гель. К ним присоединился бритый налысо мужчина, раздетый до трусов и носков. Похоже, это был тот самый спящий сосед, к которому утром наведалась Настя. Мужчина повернулся боком, и я впервые разглядела его лицо.

Лучше бы он тоже ел гнилую картошку… Череп остался гладким, не считая ссадин и синяков над ушами, будто виски сдавливали пальцами, не позволяя ему крутить головой. Отростки двумя снопами торчали из глазниц, жирный пучок лиан вываливался изо рта. На щеках запеклась бурая кровь. Что-то чёрное болталось среди белёсой поросли. Я не сразу поняла, что это язык. Он как-то ссохся, но при этом вытянулся в длину. Кожа на лице и груди вспучивалась волнами, будто под ней передвигалось существо размером с шарик для пинг-понга.

Когда мужчина отвернулся, я на цыпочках отступила к двери и вышла в коридор. Так же беззвучно покинула секцию, по лестнице спустилась на первый уровень. И только оказавшись внизу, сиганула с места с такой скоростью, с какой не бегала ни на одном зачёте по физкультуре.

***

Я мчалась, ни о чём не думая и не выбирая дорогу. Мною овладело одно желание: оказаться как можно дальше от страшного места. Прохожие оборачивались вслед, кто-то крикнул: «Расшибёшься!», но я не остановилась. Добравшись до административного блока, я чуть не врезалась в ремонтника со стремянкой, перегородившего тротуар, а после зацепилась за педаль и опрокинула детский велосипед. И только тогда перешла на шаг, жадно втягивая воздух пылающими лёгкими. Никогда не думала, что способна бежать так долго. В боку кололо, ноги гудели с непривычки, а по спине градом катился пот.

Прислонившись к колонне, поддерживающей круглый потолок с мозаикой в виде двуглавого орла, я сделала глубокий вдох. За ним – ещё более долгий выдох. Сердце продолжало надрываться в груди, спрятанный в кармане смартфон казался гранатой с выдернутой чекой. А вокруг как ни в чём ни бывало разгуливали люди. Пожилой охранник отчитывал мальца, обрывавшего с клумбы петунии. Держалась за руки влюблённая пара, изучавшая афишу мероприятий на июнь. Полный мужчина лет сорока, работавший под руководством отца инженером по эксплуатации, неспешным шагом двигался в сторону зала с общественными тренажёрами, закинув на плечо спортивную сумку. Вид людей, занятых повседневными делами, немного меня успокоил. Никакие монстры не тронут меня посреди толпы. Не посмеют. Всё хорошо. Пока всё хорошо.

Но что делать дальше? Обратиться в службу безопасности? Это даже не смешно. Скучающие бабульки охотно выслушают мой рассказ, обсудят детали, поохают, повздыхают и будут долго обсуждать, как зовут того мужика в чёрных носках и где он может работать. А в конце простодушно наберут участников событий, желая узнать, правда это или нет. И меня сдадут с потрохами: «А нам Даша рассказала, Николая Григорьевича дочка. Показалось ей? Мы так и подумали. Девочка впечатлительная, да и возраст такой. Всего доброго, отдыхайте».

Единственным сотрудником отдела, сохранившим готовность к неприятностям и здравый скептицизм, являлся Андрей Витальевич Бондарь. Тем более, он и сам недавно меня набирал, едва не подставив несвоевременным звонком. Я спряталась за колонной, отделанной квадратами полированного гранита, и вытащила телефон. После третьего гудка в трубке раздалось недовольное:

– Я занят. Приходи завтра к девяти в отделение, надо поговорить.

– Ещё как надо! – От нетерпения я начала притопывать ногой. – Ты где?

Мой собеседник деловито сопел в трубку, на фоне слышалась болтовня и дребезжание стеклянной посуды, играл джаз. Понятно. Ужинает Андрей Витальевич, как раз половина восьмого.

– Ты в какой столовой?

– Неважно. Всё завтра, – отрезал Андрей. – Борщ, будьте добры. Сметаны не надо. Спасибо, всё равно не надо.

– Какое завтра?! Сегодня, сейчас!

– Даша, у меня был чертовски трудный день. – Глуховатый баритон в трубке и правда звучал устало. Судя по стуку и продолжительному шуршанию, на поднос поставили миску с супом и толкнули его вперёд, по направлению к гарнирам. – Просил же без сметаны…

– Овощи по-мексикански не бери. Это заморозка, и она прилетела на «Колхиду» раньше меня. Буду через десять минут.

В административном блоке имелась своя столовая. Но что-то мне подсказывало, Бондарь туда не пойдёт, опасаясь наткнуться на коллег («Андрюшенька, идите к нам, мы для вас местечко бережём. Обязательно покушайте спаржу. И винегрет, в нём витамины. А то вы бледный какой-то, не дело! Будем исправлять!»). А значит, надо проверить столовую соседнего блока.

По пути я не удержалась и завернула в уборную возле зала с тренажёрами. Открыла до упора холодную воду и сунула голову под кран, остужая раскрасневшуюся кожу. Затем отмотала побольше бумаги и вытерла макушку, избавляясь от испачкавшей меня дряни. Очень надеюсь, та не была ядовитой.

Ровно через девять с половиной минут я стояла на пороге кафетерия, оформленного в стиле ретро. С потолка свисали люстры в кремовых абажурах из шёлка с бахромой. Вместо привычных стульев на лёгком алюминиевом каркасе столы окружали настоящие кресла с обивкой из искусственной кожи, пусть и небольшие, зато с подлокотниками и мягкими сиденьями. В открытых шкафах красовалась фарфоровая посуда, стопки бумажных книг в потёртых обложках, безделушки и статуэтки. Стены были обшиты панелями под дуб и украшены чёрно-белыми фотографиями в искусственно состаренных рамках. Преобладали джазовые музыканты давно ушедших времён: надувал щёки весельчак Луи Армстронг с трубою в руках, Элла Фицжеральд улыбалась на камеру, оттянув нитку жемчужных бус. Позировала у туалетного столика большеротая и пухлогубая Нина Симон. Я уже говорила, отец слушал всякое старьё из тех времён, когда женщины носили страусиные перья, а звонить по телефону приходилось с помощью коммутатора. Раньше он находил время рассказывать о музыке, ставить песни с любимых альбомов…

Андрея Витальевича я заметила не сразу. Он обнаружился в дальнем конце кафетерия за узкой деревянной стойкой, установленной напротив обзорного окна. Старший сотрудник ужинал в одиночестве, если не считать компанией шляпу, брошенную на соседний табурет. Старомодный интерьер идеально гармонировал с его эксцентричной внешностью. Сегодня Андрей облачился в белоснежную сорочку, серый жилет в тонкую диагональную полоску и галстук в тон. Бондарь сидел, придвинув к себе тарелку, и с обречённым видом пялился в окно. Судя по разломанной пополам, но ни разу не надкушенной котлете, Андрей Витальевич тоже начал принимать положенные медикаменты.

Лучи далёкого Солнца, приглушённого тонированным стеклом, без остатка растворялись в тёплом золоте, льющемся из-под абажуров. Да и Солнце с «Колхиды» выглядело совсем крошечным. Если на Земле это был хороший такой апельсин, то здесь – абрикос-дичок с заброшенной дачи. Тускло мерцали звёзды, гонимые временем в глубину космической тьмы.

Внезапно я поняла, что голодна. Удивительно. Я была уверена, что после отвратительного зрелища в квартире Прохоровых начисто лишусь аппетита, а вот поди ж ты. Я встала в очередь и, медленно продвигаясь вдоль витрин, взяла салат, первое, второе и даже песочный корж с орехами на десерт. После чего сунула поднос под сияющий прямоугольник сканера, посчитавшего сумму заказа. Пропиликал в кармане смартфон, оповещая о списании со счёта. Всё-таки пришлось распечатать заначку, но по сравнению с безглазыми монстрами, поглощавшими мышиные трупы, лишние траты казались ерундой. Вместо кофе я купила два стакана облепихового взвара с имбирём. Покрепче ухватила тяжёлый поднос и направилась к стойке, размышляя, каким образом завязать разговор. Подступить к волнительной теме лучше издалека, чтобы не выглядеть законченным психом. С чего бы начать? С какой-то нейтральной фразы, доказывающей мою нормальность.

– Ты женат?

Бондарь не выказал удивления ни моему появлению, ни вопросу. Лишь криво ухмыльнулся и переложил шляпу, освобождая соседний табурет.

– Есть невеста.

– А чего она с тобой не прилетела?

– Были причины, – без эмоций ответил Андрей, опустив взгляд и продолжив доламывать котлету вилкой. Похоже, он окончательно оставил попытки заставить меня обращаться к себе на «вы».

– Держи. – Я поставила перед ним стакан с облепиховым взваром, ещё тёплым. На дне миниатюрным смерчем завертелся оранжевый осадок. – Выпей, тебе понравится.

Первый глоток мужчина сделал с явным недоверием. После чего удивлённо вскинул брови и залпом опустошил стакан, дёргая покрытым дневной щетиной кадыком.

– Это единственный напиток, сохраняющий вкус после таблеток. По себе помню.

– Давно ты на «Колхиде»?

– Три года, отцу предложили повышение. А ты зачем сюда прилетел?

– И на это были причины, – повторил Андрей, после чего поджал губы и замер, глядя в окно. В серых глазах мелькнуло разочарование.

– Что, не такой пейзаж ожидал увидеть?

Я вскарабкалась на барный табурет и выстроила перед собой очередь из мисок и тарелок с капустным салатом во главе.

– Мы же находимся в поясе астероидов. И где они все? – Бондарь обвёл стекло широким жестом, словно призывая показать ему хоть один астероид.

– А ты думал, тут как в фантастических боевиках? Куча камней, а между ними звездолёт на дикой скорости закладывает виражи? – Я усмехнулась, будто сама в своё время ожидала другого. После чего подцепила вилкой и прожевала капустный лист, сдобренный растительным маслом и семенами кунжута. – В космосе, вообще-то, довольно просторно. Среднее расстояние между астероидами – миллион километров. Видишь вон ту яркую звёздочку в левом верхнем углу?

Андрей сощурился. Между сведённых бровей прорезалась складка, сделавшая его более старым и усталым на вид. Странно, но его это не испортило, даже наоборот.

– Это Юпитер. А теперь соедини его с Солнцем прямой линией. Вон та звёздочка, поменьше, это Земля.

Губы мужчины дрогнули в слабой, быстро исчезнувшей улыбке. Андрей склонил голову и приступил к ужину, с брезгливой миной закидывая в рот куски котлеты с гарниром из шпината. В столовых имелись промышленные синтезаторы, умевшие, в отличии от домашних, воспроизводить текстуру еды. Но среди фарша то и дело попадались криво пропечатанные, узловатые волокна. Я молча пододвинула свой стакан со взваром. Андрей не стал кочевряжиться и благодарно кивнул.

Странное дело. Бондарь не выглядел амбалом или супер-солдатом. Но в его молчаливой компании ужас, царапавший сердце ледяными когтями, окончательно отступил. Ну съела Лиля гнилую картошку, ну заросла ванная Насти каким-то дерьмом… Случаются вещи и похуже.

Некоторое время мы набивали желудки, думая каждый о своём. Зачем портить человеку остатки аппетита омерзительными кадрами?

Когда на тарелке осталась лишь лужица жира и прилипший к ней кусок шпината, Андрей промокнул губы салфеткой и с лёгкой укоризной в голосе заметил:

– А ты говорила, у вас тут скука смертная и ничего не происходит.

– А на деле? – спросила я, заранее догадываясь, каким будет ответ.

– Весь день вызовы. То травма на производстве, то несчастный случай. Две драки на ровном месте и одна попытка самоубийства.

Я присвистнула.

– Даже так…

– А хуже всего, медблок закроют на карантин. Вспышка какой-то холеры.

Словно в подтверждение его слов лившаяся из колонок песня «Старс фел он Алабама» оборвалась, а вместо неё раздался сигнал, предваряющий информационные объявления. Судя по гнусавому голосу, проглатывающему половину гласных, у микрофона дежурил директор станции собственной персоной.

– Внимание! Жители и гости станции «Колхида»! В связи с угрозой распространения лихорадки Бортеньоля все плановые операции и записи к врачам отменены! Медицинский блок закрывается на карантин. В случае необходимости обращайтесь в службу экстренного реагирования по номеру один-один, вам будет оказана помощь на дому. Просьба отнестись с пониманием к сложившейся ситуации.

«Беда не приходит одна» – подумала я. За соседним столиком всполошились женщины, до этого мирно пившие чай.

– Я на томографию неделю назад записывалась! И что теперь? Ещё неделю ждать? – возмутилась та, что выглядела постарше.

– Ерунда какая, – согласилась её собеседница. – Зачем по всей больнице карантин объявлять? Выдели один уровень и там всех запирай, если надо.

Снова заиграла музыка, но приятная атмосфера оказалась безнадёжно испорчена. Стихли оживлённые разговоры, кто-то встал и ушёл, оставив на столе нетронутую порцию. Громко хлопнула дверь, ведущая из раздаточной на кухню – там тоже спорили, обсуждая неприятный приказ.

– Ты хотела о чём-то срочно поговорить, – напомнил Андрей. – Надеюсь, о чём-то приятном.

– Не хочу тебя расстраивать, но сам посуди.

Я установила смартфон на столе, подперев его держателем для салфеток, и запустила видео. Качество съёмки получилось так себе. На перекошенной и дрожащей кухне шевелились три смазанные фигуры, причём у сидевшей на диване Насти вся правая половина осталась за кадром. Стоявшую на четвереньках Лилю частично перекрывала её мать, чей плоский и широкий зад и занимал большую часть экрана. Троица ела – жадное, не смягчённое культурными условностями чавканье записалось на удивление хорошо. Но что именно, было толком не разобрать. Послышались напугавшие меня шаги, и кухня сменилась беспорядочным мельтешением пола, стен и моих угодивших на камеру пальцев.

Некоторое время экран оставался чёрным. Чавканье отступило на задний план, а вместо него из динамиков донеслось шуршание невидимых в темноте лиан. Я передвинула ползунок вперёд, проматывая на вторую часть, где удалось заснять обезображенного мужика. Когда тот повернул на камеру кошмарное лицо, невозмутимый прежде Бондарь отшатнулся и пробормотал: «Что за… хм?..». Досмотрев видео до конца, он скривил рот и принялся постукивать ухоженными ногтями по лакированной поверхности стойки.

– Ты сделаешь что-нибудь? – не выдержала я.

– Знаешь, почему я тебе звонил? В отделение приходила Илона Леонидовна Прохорова, мама твоей подруги Насти, – медленно начал Андрей. Он перестал барабанить по столешнице, зато взялся потирать бакенбарды, обрамлявшие чуть вытянутое лицо с твёрдо очерченным подбородком. – Хотела подать заявление о клевете. На тебя.

– На меня? – изумилась я. – Я про неё ничего не говорила…

– По её словам, ты возненавидела Настю и в ближайшее время собираешься испортить ей репутацию.

– Бред. И что ты ответил?

Уголки губ слегка приподнялись. Я уже заметила, что Андрей никогда не улыбался в полную силу. Только вот так, по чуть-чуть.

– Что ни в уголовном, ни в административном кодексе не существует наказания за намерение оклеветать. Но и это ещё не всё. Вчера вечером мне написал Николай Григорьевич. Сказал, ты наказана и не едешь в отпуск вместе с семьёй. А потому можешь устроить диверсию из желания отомстить.

«Вот уж спасибо, папочка, удружил» – со злостью подумала я.

– Так скажи, почему я должен верить, что это – Андрей указал на экран смартфона – настоящая съёмка, а не подделка, слепленная с помощью нейросетей?

– Потому что это правда! – вспылила я и добавила непечатную фразу. Вообще-то я не любила выражаться, но каждого можно довести.

Совсем недавно я бы подскочила, вылила остатки супа на расчудесную шляпу, схватила телефон и убежала. Видимо, это желание отразилось на моём лице, потому что Бондарь покачал поднятым кверху указательным пальцем. Мол, не стоит, девочка, не шали. Упавшим голосом я поинтересовалась:

– А если отправить видео на экспертизу? Там ведь скажут, что оно не фальшивка.

– Вариант. Результат будет известен в течение двух недель.

– Две недели! – Чутьё подсказывало, что ждать так долго нельзя. Я проглотила рвущиеся наружу ругательства, мысленно досчитала до пяти и продолжила, стараясь придать голосу как можно больше убедительности: – Андрей, поверь мне, пожалуйста! Я ничего не подделывала. Это на самом деле случилось, здесь, сейчас. Я не знаю, что именно произошло, но этих… монстров, тварей, зомби, не знаю! Их надо остановить. Настя специально настраивает людей против меня, чтобы никто не поверил моим словам.

От избытка чувств я даже схватила мужчину за пуговицу на манжете, на что он поморщился и деликатно высвободился из хватки.

– Пожалуйста! Мне больше не к кому обратиться!

– Хорошо. Но пообещай мне две вещи. Первая – ты оставишь Прохоровых в покое. Вторая – ты никуда не будешь выкладывать это видео и никому его не покажешь.

– Почему? – набычилась я, подозревая, что Бондарь не собирается ничего выяснять, а просто хочет успокоить меня обещаниями и избежать проблем.

– Возможно, это какая-то болезнь, вызывающая расстройство психики. И выставлять её жертв на всеобщий обзор попросту неэтично.

Я задумалась, подобрав с салфетки и покатав по тарелке кусок арахиса, оставшийся от коржа. С одной стороны он прав. Издеваться над сумасшедшими – последнее дело. С другой, больные люди не способны выпить бутылку средства для чистки сантехники и закусить порошком, даже если у них окончательно отвалился чердак. Но лучше не спорить, чтобы не лишиться единственного союзника, обличённого официальной властью.

– У тебя волосы светятся. Это нормально? – Бондарь поддел двумя пальцами прядь, излучавшую огненное сияние, и поднёс к моему лицу. Меня так и подмывало ответить: «Нормально, ведь я – радиоактивный мутант», но в контексте нынешней ситуации шутка получилась бы несмешной. Внезапно он глянул куда-то через плечо, помрачнел и рявкнул, развернувшись боком и положив локоть на спинку барного табурета:

– Верните сейчас же!

Кристина Акелькина по прозвищу «Акела» сделала вид, что сердитый возглас относился к кому-то другому. Но вытащила из сумочки керамическую солонку и положила возле перечницы, после чего удалилась, недовольно вихляя объёмным задом. Иногда я задумывалась, каким образом её странности, включая привычку воровать солонки, сочетаются с успешным руководством целым отделом айти-инфраструктуры.

Бондарь прикрыл глаза и поднёс сложенную щепотью ладонь ко лбу. Похоже, ещё одна капля, и он швырнёт заявление по собственному желанию начальнику в лицо, а сам побежит в порт наниматься разнорабочим на первый улетающий с «Колхиды» корабль.

– Хорошо, – согласилась я. – Только пообещай, что во всём разберёшься.

– Я попробую.

Андрей Витальевич с серьёзным видом протянул ладонь для рукопожатия. Я неуверенно её потрясла, а затем, удивив саму себя, нагнулась и чмокнула мужчину куда-то в область бакенбардов. Щека его оказалась шершавой из-за щетины и вкусно пахла одеколоном. Испугавшись собственного безрассудства, я схватила поднос с посудой и убежала, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.