Привет, Яга!

Глава 8. Книги не всегда помогают

Встречает царевича Баба-Яга:

– Ах ты, незван-непрошен! Как смел без спросу явиться?

– Ну, старая, чего кричишь? Ты прежде накорми-напои, в баню своди, да после про вести спрашивай.

Баба-Яга накормила его, напоила, в баню сводила и стала спрашивать:

– Что, добрый молодец, дела пытаешь иль от дела лытаешь?

– Дела пытаю, бабушка!

(Из старинной русской сказки)

– …И вот, объявился в наших землях богатырь. Звать его свет Петрович. Суровый, ничего не скажешь, а уж силушка – горы свернет, не заметит! – нараспев рассказывал нам, чинно сидя за столом, новый гость.

Василий недовольно дернул головой и сполз со стула.

– Нам-то что?

Я грозно глянула на помощника, подростком он был далеко не таким приятным, как взрослым. Гость ничуть не смутился:

– Нам-то что?.. Э, чувак, да ты не догоняешь!.. Юность всегда нетерпелива, вы не находите? – Первая часть фразы относилась к Васе, а вторую он добавил, миролюбиво обращаясь ко мне.

– Да-а-а… правда. Простите, а напомните, кто вы такой?

Пришелец с Той Стороны был невысоким – если встанет, едва достанет мне до плеча, – и крайне пузатеньким. Его одежда, хоть и напоминала человеческую, казалось, сшита из всего, что можно найти в лесу: листики, цветы, еловые иглы и шишки. Присмотревшись, среди прочего мусора я заметила пару зажигалок и кепку зазевавшегося туриста, она гордо красовалась на плече. Даже не знаю, видела ли я кого-нибудь более странного.

– Я-то кто такой?.. Аука я! Неужто слыхом не слыхали? – Гость имел привычку повторять конец последней фразы, а уж потом отвечать.

– Да Эхо он, неужели непонятно? – громко прокомментировал Васька.

– Непонятно?.. Да, молодой человек, вы абсолютно правы! Такейски меня тож назвать пойдет. Нормуль ваще.

– Очень приятно познакомиться. Знаете, а в древнегреческом мифологии Эхо – это нимфа… женщина.

– Женщина? Вы правы, конечно, есть у нас и женский пол. А кто, вы думаете, отвечает дамам? Да и птицам некоторым, знаете ли, трудно бывает…

– Да, сложная у вас работа! – попыталась я вежливо поддержать беседу.

– Сложная?.. Да ладно, ничё ваще! Впрочем, каждая работа сложна по-своему, вы не находите?

– Находите? Конечно нахожу.

Василий расхохотался – вредная малолетка! Я покраснела, но гость вроде не был против того, чтобы его передразнивали, повторяя последнее слово. Стиль речи этого «перебежчика» сбивал с толку, сплошная мешанина – то как профессор говорит, то как гопник. Похоже, по лесам ходили разные люди, вот он и нахватался, когда повторял.

– Конечно, нахожу!.. – Аук мило улыбнулся и подмигнул вредному Ваське. – Позвольте, однако, мне продолжить. Я вам рассказывал о богатыре. Этот великий человек совершил множество подвигов ратных. На пути к своей любви заветной он не знает преград. И Анчуток не боится, и у Железной бабы крюк отобрал, когда она ему грозила, да и закинул за море-окиян. Очень суров свет Петрович! А вот еще, был случай, наехал на него Несьпех – и чуваку, значит, влом идти дальше свою Марину тьму Соболевну искать, лег он под кустик златой, да и закрыл ясны очи. И спать бы ему так сто лет и три года, да только тут я ему подмог, разок аукнул из кустов, будто красна девица, я умею, ежели нужно, – гость даже зарделся от удовольствия, – а богатырь тут как подорвался, да и попёр. Несьпех, придурок больной, от него отвалил, а меня зато этот громила-свет догнал в кустах… шустрый он, блин. Тут-то мы и имели честь познакомиться. Я давно за ним шел. Меня, если честно, пока еще никто не мог поймать. Свет Петрович – очень быстрый молодой человек, да и силушкой не обделен.

– Очень интересно, спасибо, но зачем вы нам про это рассказываете?

– Зачем рассказываю? Да он же сам просил!

И тут под потолком нашего домика загремел гулкий мужской голос: «Как придешь к Яге, скажи ей, что живой я. Хотя меня тут сожрать хотели, конечно. Понял? Передай ей благодарствие за дорожку. Она меня, правда, совсем не туда завела, но я потом понял зачем. Вот Маринку… э, тьму Соболевну найду щас уже и вернусь. Да, и про имя, ну, чё предупредили, тоже поблагодари».

Мы Васькой переглянулись. Теперь все стало понятно.

– А здорово… у вас получается!

Гостю похвала так понравилась, что он готов был, как артист на сцене, начать кланяться.

– Получается!.. О да, вы знаете, годы тренировок… Однако я задержался. Пора уже и честь знать.

Когда странный посетитель встал из-за стола, я заметила на его наряде еще одну деталь – мою собственную салфетку, которую незадолго перед поворотом сама положила на стол. Я с ужасом проверила (неужели спёр?) и успокоилась – салфеточка оказалась на месте. Гость тем временем продолжал:

– Честь знать пора, точняк! Простите меня великодушно! Я тут на память о сем приятнейшем визите в свою небольшую коллекцию у вас один, э… новый экземпляр нашел! Надеюсь, вы не против?

– Вы копию что ли сделали? Как это у вас получилось?

– Копию? Ну да, можно и так сказать. Это, знаете ли, скорее, память о предмете, его, извините за каламбур, эхо. Во, зацени! – он повернулся, и я заметила, что моя салфеточка появилась еще и на другом плече – поменьше и как будто более прозрачная.

– Так вы не против? – Гость смущенно потупился и был очень рад, когда я уверила его, что очень уважаю коллекционеров.

Василий в это время гремел чем-то в углу.

– На память! Вы правы… Мальчик, ты не мог бы поаккуратнее, это очень ценная вещь!

Мой плохиш в это время выволок из угла странную палку – посох нашего посетителя. К концу ее была привязана непонятная дрянь, похожая на лапу крупного зверя.

– Вещь эта… О! Вы удивлены? Да, вы правы, это редкость. Не так часто встретишь ценителя. Лапа медведя, ну, вы, судя по всему, и сами знаете. Должен откланяться. Всего хорошего. А-а-ариведерчи! Чао, бомбина. Бывай!

– То ли Пушкина почитать, то ли блатняк послушать… – сказала я мелкому Ваське, проводив гостя, но мой помощник в последнее время перестал понимать шутки.

– Ищи дальше! Пожалуйста! Время идет! – протянул он.

– Ладно-ладно, стараюсь.

Я пыталась в своей невероятной Книге найти хоть какую-нибудь подсказку, как состарить человека, нахлебавшегося случайно живой воды. Пока выходило, что никак. Воду всегда использовали только для омоложения. Обратной задачи, похоже, никто и никогда перед собой не ставил. С момента волшебного спасения Василия уже несколько дней пролетели, как в горячечном бреду. Я разложила на полу перед камином почти все листики и тетрадки, рассортировав их, по возможности, по датам. Однако за креслом росла стопка, на которой можно было написать: «Не понятно нифига». Меня мучила мысль, что там и был рецепт старения, но я просто не могу его прочесть.

Тем временем впавший в детство помощник вел себя все хуже. Я скучала по МОЕМУ Василию. Тот все знал, понимал меня и защищал, а этот вредный подросток только действовал на нервы. Самое ужасное, он наотрез не хотел возвращаться к разговору, который был для меня важнее всего, – о моем настоящем отце. Сразу психовал и уходил к себе в комнату. Приходилось играть по его правилам.

После ухода Аука-Эха я с тяжелым вздохом попыталась зарыться в записи, но из-за стены опять раздался стук. Был он тихим и слегка хлюпающим. Пришедший, похоже, не знал правильных слов, поэтому избушка сама не повернулась. Я схватила посох, чтобы встретить гостя, когда Вася схватил меня за руку и быстро зашептал:

– Погоди! По звукам похоже на русалку. Если так, не пропускай – рано им еще.

– А как не пускать-то?

– Ну ты страж или кто? Так и не пускай. Скажи, мол, иди отсюда, да и все.

Домик я повернула и дверь открыла, волнуясь. Никогда еще не выполняла функцию таможни по-настоящему. Что ж, все когда-то надо начинать.

У домика стояла девушка… или женщина… или старуха. К этому созданию трудно было отнести вообще какие-то эпитеты, кроме одного: неживая. Одета она была в длинную полуистлевшую рубаху, спутанные мокрые волосы полны тиной, а на голове красовалось подобие венка из черных болотных растений, давно сгнивших. Мертвячка повернула голову на звук отворившейся двери, но ничего не сказала, а продолжала мерно и негромко стучать кулаком в стену – крыльцо она, похоже, не обнаружила. Распухшее лицо, глаза, давно выеденные водой… даже в этом мире она выглядела слишком мертвой.

Не засомневавшись ни на секунду, я медленно и громко произнесла:

– Я не пущу тебя. Уходи отсюда!

Русалка постучала еще немного, затем развернулась и пошла прочь. Вода все капала с нее. Дорог мертвая девушка тоже не видела. Я с облегчением захлопнула тяжелую дверь, чуть не придавив черного котенка. Тот заверещал.

– Ой, Васенька, прости!

Не удержавшись, схватила его и пару раз погладила мягкую шерстку. После такого визита держать в руках горячее живое тельце было настоящей радостью, хотелось стряхнуть с себя холод. Я поскорее вернулась назад и снова попробовала взяться за работу. Хорошо хоть, вредный Васька не вспоминал о моем приступе кошачьей нежности. Я боялась получить за это выволочку, но подросток хранил гордое молчание.

Результатов от наших поисков опять не было, но порой попадались занятные записи.

– Ух ты, смотри: «Если встретится вам Двоедушник – мерзейшее из созданий тьмы, знайте, что половина души его – человеческая. Она не помнит того, что творит под покровом ночи, когда спят все твари, рожденные под солнцем. Ночью наступает время второй половины, которая суть есть зло. Она может в ярости даже убить всю семью свою и всех соседей, а проснувшись, будет человек только ужасаться содеянному, но помнить не будет ничего. Вторая половина может выходить из тела и бродить по миру отдельно…» Кошмар какой-то. А написано не так уж давно. Это предыдущая, наверное. Положим к ее записям.

– Да не читай ты лишнее, не трать время!

– Знаешь, дружок, я стараюсь. Пока ты вырастешь своим ходом, я тут чокнусь.

Подросток ушел на улицу, хлопнув дверью. Вот я попала! Однако следующий листик оказался важным для меня, хоть и опять не про то. Я снова зачиталась. Одна из прошлых жаловалась на то, что не может толком управлять погодой. Здорово, значит не у меня одной такие проблемы.

Дорожки и повороты избушки я освоила легко, а вот с дождями-ветрами сладить было сложнее. Они четко реагировали на мое настроение, но никогда не подчинялись специально. Один раз только я остановила дождь… Когда спасала… На глаза навернулись слезы, а за окном потемнело.

– Нет! Пожалуйста, не начинай опять! – Васька орал с крыльца. Значит, не ушел далеко! Я подняла следующий листок.

«Приидохъ некто Переплутъ. Зыркати вреднейши, да речити диковинно. Къто таковъ быти мьне не ведати покуда»… Все, хватит с меня! Это невозможно! Еще Переплута мне не хватало, кем бы он ни был. Однако тут взгляд упал на имя, написанное предыдущей Ягой. Ее записи было легко отличить: школьные тетрадки, темно-фиолетовые чернила, изящный почерк, который я понимала лучше других, даты – с 1927 года по… недавнее время. Страничек за последние годы не было, хотя я все перерыла. А тут что-то интересное:

«Васенька – просто чудо… Учила сегодня Васеньку, он очень талантлив… Этот юноша – настоящая находка. Рада, что сделала такой выбор, было бы очень жаль, если бы он погиб…» Вверху одной из страниц я заметила аккуратно выведенную чернилами дату: «5 января 1942 г.» Цифры немного расплылись от сырости, но ошибиться невозможно.

Дверь хлопнула, свежий воздух коснулся горячей щеки. Маленький Вася стоял рядом. Я молча протянула ему листик. Смотрела и не верила глазам. Я просто не задумывалась, сколько моему помощнику лет на самом деле – где-то за тридцать, мне казалось, сейчас вообще было десять, а по-настоящему получалось… слишком много. Мальчик глянул равнодушно на листок:

– А ты как думала? – спросил он сухо.

– Я ничего не думала.

– Да, я… немного старше. – Он сел рядом и долго молчал. Когда заговорил, я наконец-то услышала опять своего, взрослого Васю: – Знаешь, когда я только пришел сюда, мне казалось, что в сказку попал. Избушка, домовые, лесовики… Мне тогда семнадцать было.

– Но сорок второй год! Это значит…

– Да, я был бойцом красной армии, бил фашистов. На фронт брать не хотели, я соврал, что старше. Очень хотелось повоевать, – он усмехнулся. – Моя война кончилась в первом же бою. Толку-то с меня было! Такие пацаны, конечно, тоже выживали. Некоторые потом даже до генералов дослуживались, но у меня не получилось. Сразу схватил пулю в живот, меня дотащили до медиков, но я умирал в палатке. Я не помню этого, на самом деле, мне потом Яга рассказала. Она меня как-то нашла, выбрала, одного из всех, и сюда принесла. Тут я… и умер.

Я рассмеялась, решив, что это шутка. Мрачноватая.

– Ну да, смешно. – Он встал. – Ты должна знать. Меня на самом деле вроде бы и не существует. Я просто задержался здесь немного. Мое место там уже давно, – он махнул головой неопределенно, но я все поняла. – Если бы не вода из колодца, был бы дряхлым стариком, а вернее – давно сгнившими костями. Мне подарили эти годы, и я очень прошлой Яге обязан. Она поэтому и сделала меня котом-помощником… Больше никак на Этой Стороне не задержишься, а на Той меня, поди, тоже не примут – опоздал. Пока колодец есть – живу… вроде. Тебя вот учу теперь, как меня учили. Понимаешь, я даже не знаю, смогу ли опять вырасти. Со мной все очень сложно, поэтому давай лучше найдем способ вернуть все назад.

– Прости меня, пожалуйста! – выплеснулись наконец горячие слова, которые уже несколько дней копились в душе. – Я ужасно испугалась за тебя! Мы все обязательно вернем, должен быть этот дурацкий способ. Я не хочу тут без тебя…

Пацан сел рядом и обнял меня одной рукой.

– Ты все правильно сделала. Меня же спасла. Я теперь твой должник, – он улыбнулся, – а способ мы найдем.

– А где старая Яга? Почему она нас бросила? Может, у нее спросим. Тут вообще что-то непонятное творится, ты же сам говорил, – высказала я наконец мысль, что давно вертелась в голове.

– Нет ее больше. Ушла она. Так, кажется, всегда бывает. Где ее искать, я не знаю. Будем сами выкручиваться.

Мне было тепло рядом с ним и спокойно. Кажется, возраст – это действительно не количество прожитых лет.

* * *

Несколько дней не принесли никаких изменений. Наконец я почувствовала, что просто не в состоянии больше ломать глаза на пыльных страницах и старинных каракулях. Мне срочно требовался воздух. Поэтому я решила улизнуть от своего вечно раздраженного помощника и провернуть одно дело, которое уже давно планировала. Попыталась ради этого поднапрячься с погодой – очень не хотелось мерзнуть или мокнуть. За результат, правда, не была уверена до последнего.

Я дождалась, когда Васька исчез из домика по своим загадочным делам, и сотворила дорожку к парку моего университета. Денек вроде вышел на удивление приятным – солнце, птички, почки на деревьях – прекрасная апрельская классика. Через несколько минут я уже вылезла из кустов и увидела, что попала прямо к той памятной скамейке, где все когда-то начиналось. Трудно поверить, что всего-то пара недель прошла. Казалось, уже вечность промелькнула.

Я пристроилась на теплой скамейке, посмотрела на фонарь. В голову пришла мысль, что, если задумаюсь, могу отсюда автоматом опять уйти в общежитие. Очнусь потом у двери в комнату, но поздно будет, волшебная избушка исчезнет навсегда, растворится, как сон, – проснулась и забыла. Меня даже передернуло от ужаса. Старое… существование казалось безнадежно серым, а сейчас жизнь иногда ужасала, но зато играла красками, порой даже слишком яркими.

Пора было приступать к задуманному. Я вынула давно забытую вещицу – телефон. Пискнув, он наконец-то показал нормальную связь. У моего домика устройство фатально не желало связываться с большим миром. Глядя на загоревшийся экран, я вспомнила, сколько он значил для меня раньше. В телефоне, как иголка в яйце, хранилась ровно половина моей старой жизни. Компактная. Электронная. Ненастоящая. Пересматривать все эти фоточки-постики-лайки не хотелось. Я должна была сделать только один звонок. На том конце раздались гудки, потом шуршание, и вот, наконец, он – голос мамы:

– Привет! Ты почему так долго не звонила?..

Я говорила о всякой ерунде: про учебу (все было неправдой), о погоде (не могу рассказать, что сама ее теперь делаю), о подругах (опять неправда). В голове стучала только одна мысль. Надо было как-то подвести к разговору об отце. Моем настоящем. Как ее спросить об этом?

– Как у папы дела? (ложь, он мне не отец теперь больше)

– Нормально, а почему ты спрашиваешь?

Я поняла вдруг с ужасом, что не смогу этого сделать. Вот так, по телефону, никто не спрашивает о старых скелетах в шкафу. Надо было заканчивать разговор.

– Ладно, пока. Скучаю. Целую всех. – Это был тоже обман. В последнее время я о них почти не вспоминала, пока по башке меня не шибанули информацией: «Твой настоящий отец…». Тайны хрущевского двора!

Мне всегда казалось, что меня любят меньше, чем брата. Он был младше на пять лет, и вроде это было нормально – маленький ведь, да еще мальчик. Отец постоянно возился с ним, даже играл, а со мной он этого никогда не делал. Теперь все встало на свои места. Не то чтобы легче стало, но хотя бы понятнее.

Я подняла голову и прислушалась. Вдалеке по аллее кто-то шел. Шаги раздавались очень четко. Несомненно, человек. Пожилой мужчина. Не слишком здоровый – я слышала, как он сопит при ходьбе. Может, удрать быстро в кусты на свою тропинку? Пока думала, время ушло. Человек уже был рядом, и я его узнала.

– Приветствую… вас, – пролепетала я растерянно.

– Здравствуйте. Простите, не всех еще своих студентов помню в лицо. Вы из какой группы?

Я была в замешательстве. Это точно был тот самый старичок, который переходил с Обратной Стороны вместе с Чапом и Сюней, когда их злыдни разбежались. Может, он стесняется и не хочет говорить об этом? Мужчина тем временем присел рядом. Одет он теперь в серый плащ а-ля девяностые, в руках – трость и шляпа, не слишком расчесанные седоватые волосы, помятый шарф. Самый обычный пожилой преподаватель.

– Ну, так из какой? – переспросил старик, отдышавшись.

– Я… заочница. Но мы с вами в другом месте встречались. Вы не помните?

Человек вовсе не был смущен, а искренне ответил:

– Простите меня, пожалуйста, вынужден признаться, что далеко не все помню за последние годы. Я, знаете ли, болел очень серьезно. Был в коме. Семь лет пролежал и даже не заметил. Да вы, наверное, в курсе.

– Нет… Не в курсе… Так вы тот самый препод…аватель, который в коме лежал? Да, я слышала.

– Провалы в памяти – это очень неудобно, знаете ли. Но вы не обижайтесь, я потом наверняка вас вспомню, если мы встречались раньше. Я даже племянника моего забыл, хотя он со мной живет. Представляете! Смотрю на родного человека, а в голове – ну ни одного воспоминания, однако остальных старых знакомых вроде бы помню… Теперь вот еще вы. А когда мы с вами встр…

– Семь лет, вы говорите! Это удивительно. Как же вы так быстро оправились? Я думала, после такого еще долго в больницах лежат.

– Да, врачи тоже удивлялись. Они говорят, случай уникальный. Я как будто просто спал и проснулся. Даже на лекцию собирался идти, не понял сначала, что в больнице нахожусь. Они меня выпустили в качестве эксперимента, – он заговорщицки наклонился ко мне. – Тот врач, что за мной присматривает, пишет докторскую диссертацию на тему реабилитации пост… состояний… ну, в общем, сложная тема, но я для него – ценнейший подопытный кролик! Поэтому мне и повезло, вместо больничной койки я вот к работе вернулся. Мои бывшие студенты узнали, что я очнулся, собрались, пришли в больницу, а им говорят: «Он на лекции», вы представляете?

Я неискренне захихикала в ответ. Что он мне рассказывает? Не хочет говорить, что с Той Стороны пришел, ну и ладно. Зачем же при этом так подробно врать?

– А как же ваша внучка?

– Какая? Деточка, вы ошибаетесь, у меня и детей-то нет, какие внуки? – Старичок усмехнулся. – Ну ладно. Мне пора уже. Я просто прогуливаюсь между лекциями, доктор рекомендует. А вот и мой племянник, кстати.

По аллее шагал какой-то парень. Старичок заторопился уходить.

– Да, забыл представиться. Ян Борисович. Хотя о чем это я, мы же с вами знакомы… Я обязательно потом вспомню ваше имя…

Я уже не слушала его болтовню. Во все глаза я смотрела на того, кто подходил к нам. Вот уж не думала, что еще хоть раз его увижу. С ужасом вспомнила смертельные объятия, шею как будто опять сдавило, а в глазах заплясали огоньки. Стараясь не смотреть в эти светлые глаза, я постаралась непринужденно поздороваться с оборотнем-перевертышем. Хотя через секунду до испуганного разума дошла мысль: я сейчас в дальнем конце парка, в компании двух… существ, про которых я точно знаю, что они не те, за кого себя выдают. Про змея-оборотня и говорить нечего, и старичок тоже странный – буквально неделю назад пришел с Той Стороны и байки рассказывает про кому… Ну все. Кажется, я допрыгалась. Сейчас меня опять похитят, и мявкнуть не успею.

– Ну все, милая барышня, было очень приятно с вами поболтать. Виталик, познакомься, это, э… моя старая знакомая.

Светловолосый Виталик не обратил внимания на мой испуганный взгляд, коротко кивнул и, подхватив дядю под руку, заботливо повел его по аллее. Я продолжала сидеть на скамейке, потому что сил подниматься и уходить просто не было. Кажется, у меня уже и ног-то не было. Был только ужас. Чуть позднее я задышала наконец и смогла убежать из этого места. Проклятое оно, что ли! Еще десять минут спустя я залетела в домик и трясущимися руками заперла дверь на засов.

– Василий!

Ворвавшись, как фурия, в зал, я застала удивительную картину. На столе громоздился целый ворох фантиков, раздавалось довольное чавканье. Заглянув за эту разноцветную кучу, я обнаружила там Шипа, измазанного шоколадом и ужасно довольного.

– Пйивет тебе… Яг-ка. – Бородатый чудик громко икнул.

– Что это? Что это значит? – проговорила я, чувствуя, что начинаю закипать.

Шип икнул еще раз и махнул рукой на другой край стола.

Тут только я заметила худую вихрастую фигурку моего помощника.

– Банник знает, как мне помочь. Мы ждали только тебя. Идем на Ту Сторону, – объяснил маленький Василий и сполз с высокого для него стула.

– Да подожди ты! У меня там такое было! Дай расскажу! – затараторила я, задыхаясь.

– Все потом. Сначала нужно вернуть мой возраст. Это, кажется, недолго. – Василий сунул мне в руки корявую палку-посох. – Идем немедленно!