Читать книгу: «Паутина созависимости. Как выбраться из болезненных отношений»

Шрифт:

Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается

В оформлении использованы материалы с ресурса Shutterstock/FOTODOM

* * *

Анна Девятка – практикующий семейный психолог, аккредитованный гештальт-терапевт, супервизор Московского Гештальт Института (МГИ)

От автора

Когда я думаю о своих страхах, то вспоминаю фразу: «Идите навстречу своим переживаниям». Раньше она мне нравилась, и благодаря ей я попадала в разные приключения, размышляя по принципу «глаза боятся – руки делают».

Одна из таких историй произошла в школьные годы. Я никогда не была звездой школы, однако очень хотелось. Можно сказать, что мне не хватало внимания со стороны родителей и я пыталась добрать его от общения со сверстниками. Друзья, люди рядом всегда для меня были важны. Тем не менее в конце восьмого класса я подошла к завучу и попросила перевести меня в более сильный класс, потому что нужно было думать о будущем, а помощи со стороны родителей не предвиделось, и я осознавала: придется добиваться всего самостоятельно. Рассказывая вам сейчас, я сама удивляюсь собственной решительности, но тогда просто знала – «так надо». Я попросила об этом, потому что понимала: дети, с которыми учусь сейчас, – замечательные, классные друзья, но получать знания среди них вряд ли получится. Наш класс считался проблемным: мы срывали уроки и доводили учителей. Конечно, ни о какой математике, истории и изучении литературы речи не шло – главное, чтобы было весело и тебя уважали в коллективе. Если бы я осталась, меня бы окружали друзья, привычная среда, я могла бы рассчитывать на поддержку одноклассников. Но я поступила иначе: перевелась – и, конечно же, на меня обиделись и со мной перестали общаться. Будучи ребенком, я почему-то не подумала о таком исходе и не могла понять, что произошло, ведь «я думаю о своем будущем – это же не про них, это про меня». Представляете степень моей наивности?

Вот так в восьмом классе я получила опыт выхода из созависимой системы и столкнулась с последствиями – обидой и потерей друзей. Позже, уже получив специализацию по зависимостям, я узнала, что это норма. Созависимая система на прощает тех, кто ее покидает, и обычно устраивает травлю на вышедшего, чтобы другим неповадно было следовать примеру. Я же хотела сохранить отношения, но не получилось, и я проживала травму потери тех, кого по-детски любила и по кому очень скучала.

В новом классе я скатилась с «четверок» и «пятерок» до хронических «троек» по всем предметам, кроме французского. По нему была гордая «двойка». Какой же это был позор, когда я, такая деловая, получила реальную оценку своих знаний и оказалась среди умных, нацеленных на получение образования детей. На вопрос учителя: «Кто идет к доске?» – поднимался лес рук. В этом классе учиться было престижно, и дети соревновались друг с другом, кто больше знает. Я по сравнению с ними не знала ничего, и меня съедал стыд. Мне кажется, я даже поймала на какое-то время комплекс неполноценности: что бы я ни сказала, это казалось глупым и недостаточным на фоне других. На какое-то время я замкнулась, не выдержав эмоционального напряжения и начала прогуливать. Конечно, это выяснилось, и дома состоялся серьезный разговор, но ругань и давление никогда не помогают поверить в себя. Ах, если бы родители это понимали…

Выкарабкаться из ситуации, в которую я сама себя загнала, помогли новые друзья. Просто в какой-то момент вокруг стали появляться люди, которым я могла верить и которые хотели меня слушать, – я чувствовала себя важной, нужной, принятой. Как-то мягко, без насилия, я начала путь по преодолению себя – что-то давалось легко, например, математика и литература, что-то, к примеру, химия и французский, – через многочасовую зубрежку. Потихоньку, перебираясь с «двойки» на «тройку», а оттуда на «четверку», я стала хорошисткой по меркам этого класса. Начинать практически с нуля, почти без поддержки – вот чему научилась я к концу одиннадцатого класса. Я перевернула всю свою жизнь, потеряла прежних друзей, побыла в одиночестве и впервые встретилась с игнорированием. Зато потом обрела новую жизнь, ту, которую хотела, правда, дорогой ценой. Жалею ли я об этом? Нет, если бы не тот детский опыт, не тот труд и не тот страх, которые пришлось преодолеть, я бы не писала эту книгу и не рассказывала вам о том, через что прошла. Все, что у меня есть, досталось мне нелегко, и я очень благодарна людям, которые не бросают меня на этом пути и идут со мной дальше сквозь время.

Мной всегда двигало желание сделать мир хоть чуточку лучше и неистовая вера в то, что зернышки доброты будут посеяны, даже если результат окажется оттянутым во времени. Мир ответил симпатией, бережно поддерживая меня в моменты неудач и разочарований, создавая безопасное место, чтобы прорыдаться, затем отряхнуться и встать на ноги, даже когда от слез застилает глаза и кажется, что «все пропало».

Начинать с нуля мне приходилось не раз – дважды после декрета. Я знаю, что сейчас женщины более защищены, чем раньше, но мне не так повезло. В первый раз я работала в отделе персонала, занималась подбором, и мою компанию ликвидировали за время декрета, поэтому пришлось снова искать работу. Странно об этом писать, но в те времена женщина с трехлетним ребенком была для работодателя как помеченная черной меткой. Я их понимаю – они боялись взять на работу молодую мать, которая будет сидеть на больничных. Да, это действительно тяжело – совмещать работу и материнство. А я еще параллельно училась, потому что хотела быть психологом и найти ответы на вопросы:

Почему мои родители себя так ведут?

Почему со мной перестали дружить в восьмом классе?

Почему я иногда не понимаю своего мужа, а порой – даже свои реакции?

Почему так сложно просить других о помощи?

У меня было много таких вопросов, и я долго искала на них ответы. Иногда – у педагогов в институте, но по большей части – в книжках.

Получив диплом, я шагнула в профессию «психолог в госучреждении», сократив свои доходы в три раза. Это было смело. Денег хватало только на косметику, чтобы быть красивой на работе. Мне хотелось состояться в этой профессии, и я знала, что предстоит многому научиться. Вуз дал мне хорошее образование, но практику пришлось нарабатывать самой. Я хваталась за все возможности – выиграла стажировку в МГППУ и одновременно – обучение в качестве молодого специалиста в МГПУ. Это было тяжелое время: приходилось вставать в 5 утра, хозяйничать по дому и идти работать или учиться до упаду. По выходным из-за переутомления я рыдала. Мне кажется, это знакомая многим история – психика не выдерживает перегрузки, хотя другие говорят: «Миллионы не приносишь – значит, ничего особенного ты не делаешь». Спустя время работа была выстроена, я находилась на своем месте и радовалась сделанному когда-то смелому шагу.

Во второй декрет уходила в уверенности, что профессия психолога меня приняла, это – мое. Дальше последовала какая-то карма – за время декрета произошла образовательная реформа, и мое рабочее место сократили. Поэтому в очередной раз я начала искать путь к самореализации с нуля. С двумя детьми оказалось еще сложнее устроиться на работу. Это было уже несмешно.

Я начала искать, что могу делать, может быть, удаленно, и нашла место в благотворительном фонде, занимающемся поддержкой женщин-предпринимателей с детьми. Я подумала: «Что может быть лучше? Ведь я понимаю проблемы, с которыми сталкиваются мамы, знаю, как важно выстроить тайм-менеджмент, выстроить целеполагание с учетом потребностей всех членов семьи, и самое главное – остаться женщиной, а не перейти в разряд «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Я нашла свое место и несколько лет занималась тем, что мне нравится. Постепенно приходили новые проекты, я знакомилась с новыми людьми – и вот уже стала работать как специалист-психолог, помогающий женщинам готовиться к экзаменам в магистратуру и решаться на обучение новой профессии. Вникнуть, разобраться и помочь другим – вот какая цель стояла передо мной все это время, и я следовала ей, насколько могла.

Потом были еще взлеты и падения, а также неожиданные повороты судьбы. Мне потребовалось много времени, чтобы понять: мир хорош сам по себе, и в нем есть свои правила и закономерности. Можно научиться ими пользоваться, обсуждая их с другими людьми и меняя благодаря этому свои способы взаимодействия с миром.

Вы наверняка уже почувствовали элемент созависимости. Идея сделать мир лучше – это отражение детской боли, когда, будучи ребенком, я испытывала бессилие и страх оттого, что не могла помочь своей маме жить легче и лучше. На ее долю выпало много испытаний – она стала вдовой в 20 лет, и это сломило ее. Она была стойкой по природе и сражалась за счастье как могла. Второй брак должен был дать ей шанс на хорошую жизнь, но, к сожалению, принес еще больше горя. Ее новый муж, мой отчим, производил хорошее впечатление на окружающих, слыл интеллигентом, имел безупречную репутацию и занимал хорошую должность, но дома будто скидывал маску и менялся до неузнаваемости. Как итог – регулярные скандалы, агрессия, пристрастие к алкоголю обоих родителей и бесконечный детский стыд за то, что не можешь никому об этом рассказать. Знаете почему? Потому что те люди, кому я рассказывала, либо переставали со мной общаться, либо говорили: «Не обращай внимания, в каждой избушке свои погремушки». Друзья, на которых я могла положиться, никогда открыто меня ни о чем не спрашивали, это было «то, о чем нельзя говорить», и спустя время я еще раз благодарю моих школьных подружек и их родителей, которые, конечно, о чем-то догадывались, но не отвергали, а помогали в той степени, в которой им было комфортно.

Сколько себя помню, я объясняла маме: «Надо уходить». Первый разговор состоялся на лавочке возле детского сада. Мне было лет 5–6, возможно, мама посчитала, что я достаточно взрослая, чтобы объяснить мне: это любовь, ей с ним хорошо, да и если бы она хотела уйти – было некуда. Я смотрела на маму, и мне казалось, мир потерял равновесие. Как может взрослый не понимать таких простых вещей? Нельзя оставаться там, где тебя так сильно обижают, и пусть я ребенок и меня не слушают, но должен же быть какой-то взрослый, который сможет объяснить маме, что «так нельзя», – и поможет принять решение о разводе. У меня появилась мечта: «Вот бы стать таким человеком! И если я не могу помочь маме, может быть, смогу помочь кому-то другому». Спустя годы я узнала, что эти люди называются психологами, но и они не обладают такой властью, чтобы командовать «можно – нельзя, уходи – останься».

Эта история проработана тысячами часов личной терапии, но до сих пор, рассказывая ее, я чувствую, как подступают слезы. Я знаю, что ее прочитают мои клиенты, коллеги и знакомые, и прошу немного поберечь меня и ни о чем не спрашивать. Просто знайте: тема созависимости далась мне нелегко, и лет с 6 я знала, что хочу стать психологом (даже не зная еще, как называется профессия), – потому что должен же быть хоть кто-то, кто может объяснить маме, что так жить нельзя. На компенсацию детских травм у меня ушли годы, но из опыта скажу: увы, не все детские травмы забываются со временем. Из достижений – фигуры матери и отчима воспринимаются объемно, уже не как черное пятно «виноватых в невзгодах», а как личности, которые жили как умели и все-таки смогли передать мне что-то хорошее, например, смелость рассказать вам эту историю.

Исполнив мечту и придя в профессию психолога, я первое время избегала работать с созависимостью, предпочитая помогать своим клиентам разрешать конфликты, сохранять отношения, расти в карьере и развиваться. Мне было страшно попасть в свою уязвимость, и никакие деньги не могли заставить шагнуть в свой страх.

И, как обычно это работает, если ты что-то вытесняешь из жизни – оно обязательно будет появляться снова.

Так произошло и со мной.

Я уже так много вам рассказала о своей личной истории, что хочется смутиться и быстрее перейти к другим историям, спрятавшись за ролью профессионала, разбирающего чужие вопросы. Но я понимаю, что это будет нечестно по отношению к вам, ведь моя история тоже про выход из созависимости – и может показаться вам знакомой или даже быть в чем-то полезной. Мне важно, чтобы вы верили и ощущали: я вас понимаю, если не во всем, то хотя бы в том, каково это быть зависимым и созависимым и почему за каждым я вижу два крыла. Одно белое, светящееся и состоящее из преимуществ таких моделей поведения, а другое – черное, как уголь, созданное утяжелять и усложнять все аспекты жизни. Я смогла полюбить эти части в себе, поэтому пишу этот текст – в самолете, преодолевая путь длиной 4 368 км рейсом Дели – Москва. Вместо того чтобы дремать или предаваться безделью, я пестую свой трудоголизм, в третий или четвертый раз переписывая этот кусочек, потому что переживаю, понравится ли вам он и как вы его поймете, – предыдущие варианты мне захотелось переделать и добавить живости.

Мысль о своей созависимости я отрицала довольно долго. Да, родители пили, но я упорно делала вид: «Я не такая, это не про меня». При этом меня всерьез беспокоили вопросы такого плана:

Почему, если людям делать хорошее, то они сначала благодарят и ценят, но со временем привыкают, и ты чувствуешь себя использованной?

Почему, когда начинаешь отношения, чувствуешь неравноценность интереса друг к другу? И почему вначале люди готовы совершать поступки: приезжать, находить время для встречи, – а затем тебя как будто забывают? Неужели дело во мне, и нужно стараться больше отдавать, искать способы угодить и заслужить симпатию?

Как другие все успевают? Наверное, я плохая хозяйка, жена и мать – постоянно заболеваю от переутомления, когда пытаюсь быть идеальной и вставать в 5 утра, чтобы выполнять одну задачу за другой до 23 вечера.

Почему мне так легко помогать друзьям и практически невозможно – просить помощи? Почему я выбираю делать все сама, пока не разрыдаюсь от нервного срыва?

Дружба – это ведь когда можно позвонить друг другу в любое время дня и ночи и найти поддержку, да? Почему же так редко можно встретить этот эталон в реальной жизни, и отчего мне звонят чаще, чем я получаю поддержку в ответ? Так и должно быть? Если да, то почему я чувствую, что перегружена и мне от этого плохо?

Какое-то время я буду делать все, чтобы казаться окружающим нормальной, успешной и счастливой женщиной, – показывать, что моих сил хватит на все. А детство мы замылим, подкрасим и не будем афишировать. Не зря же говорят: «Мы не можем повлиять на то, как нас воспитали родители, зато можем каждый день создавать себя».

Так и жила. А потом, в 2019 году, случилось оно – выгорание. Это был результат созависимого поведения. Тогда я хотела заслужить одобрение, быть увиденной и признанной женщиной, которая была в то время для меня авторитетной фигурой. Разрушать себя помогали трудоголизм и правило, которое передавалось в нашей семье из поколения в поколение по женской линии: «умри, но сделай». От перегрузки мой организм трещал по швам: появились нарушения памяти, снизилась концентрация внимания и в голове возникало ощущение непроходящего тумана. Я пишу эти строки и чувствую, как воспоминания оживают. Шевелятся щупальцами и шепчут: «Один раз сгорев, ты уже никогда не будешь прежней». И внутренний голос прав, моя работоспособность за 5 лет восстановилась приблизительно на 90 %. Я больше не чувствую тех порывов, когда могла сесть и трудиться без отдыха даже в выходные и праздники. В тот год я работала и 1 января, потому что выходных не было совсем, а я гналась за идеей «побольше потопаешь, побольше полопаешь». Конечно, такой подход в работе психолога недопустим и чреват ошибками. Мне хватило сил их признать и вовремя остановиться. Только на это ушел год, когда я вплотную занялась перепроверкой зоны моей ответственности, а значит, личными границами. Тогда я и пришла к мысли: «Я делаю такие странные вещи, чтобы выслужиться, это ненормально и очень похоже на эмоциональную зависимость».

Любой диагноз – это половина решения. И пусть я поставила его себе сама – я стала с ним разбираться. Немного восстановившись, начала изучать курс по эмоциональному интеллекту и поведенческой экономике. Благодаря лекциям я нашла свои ошибки, которые совершала из страха потерять человека. Это осознание подтолкнуло меня пойти на специализацию по работе с зависимыми в гештальт-подходе.

Учеба перевернула мой мир – я обнаружила, сколько вокруг созависимых и зависимых людей. Классных людей, с которыми приятно и хочется общаться. Я почувствовала, что не одна, и быть такой, как я, не стыдно. Более того, я поняла, что у меня есть не только созависимые черты, но и целая зависимость (о ней напишу чуть позже). Знания и практический опыт, которыми я делилась в соцсетях, дали обратную связь в виде доверия: мои клиенты начали доверять мне секреты, о которых молчали раньше. Со временем я погружалась в тему все больше и больше – и начала чувствовать достаточную смелость для того, чтобы признаться: мне нравится работать с зависимыми и созависимыми. И еще я чувствую благодарность и радость от такого сотрудничества. Это удивительно, но я даже стала уважать созависимость. А бояться перестала.

Давайте приведем метафору, которая поможет объяснить мое перевоплощение и даст ответ на вопрос: «Почему я раньше не могла работать с этой темой, а потом – смогла?»

Когда ты отправляешься в плавание по реке или по морю, тебе нужен корабль, и ты его начинаешь строить. Размер корабля, его крепость и устойчивость определяют, в какое путешествие ты можешь отправиться и насколько далеко заплыть. Есть корабли изношенные – и капитаны вынуждены выбирать подходящие под них маршруты, опасаясь за целостность судна. А есть более подготовленные к дальним странствиям – над ними заранее потрудились:

• продумали разные варианты развития событий в море;

• взяли с собой запасы еды, оборудовали кухню;

• сделали спортивный зал, чтобы заботиться о физическом здоровье;

• собрали профессиональную команду, в которой есть медики и психологи, помогающие с неизбежно возникающими в закрытом пространстве конфликтами.

Я превратилась именно в такой корабль, побывавший в штормах зависимостей и подвергшийся нападению пиратов созависимостей. Я его строила много лет, потому что изначально у меня была маленькая шлюпка, которую я меняла, обрастая знаниями и опытом. Сейчас у меня морской лайнер, способный задорно плыть дальше, углубляясь в эту тему все больше и больше.

Итак, что же за зависимость была у меня и почему я так свободно говорю о ней? Это не модный и популярный нынче среди представителей разных сфер и ниш алкоголизм – из-за особенностей моего организма у нас с ним не срослось. Также я курила обычные сигареты в течение 13 лет, но из-за влияния на бронхи с ними тоже пришлось расстаться. Не очень удобно быть хилой физически – любая химическая зависимость слишком быстро приводит к разрушению организма, и здесь у меня явное ограничение по сравнению с другими зависимыми. А еще постоянно приходится следить за здоровьем и заниматься спортом.

Всего существуют три типа зависимостей: химическая, эмоциональная и пищевая.

• К химическим относятся алкогольная и наркотическая зависимости.

• К эмоциональным – любовная, кредитная, игровая (на деньги), интернет-зависимость, адреналиновая, когда человек гонится за яркими ощущениями, и трудоголизм.

• Пищевая зависимость выделяется отдельным блоком и является серьезной проблемой для страдающих ею людей.

Я очень люблю поесть, и в моем роду есть зависимости, связанные с нарушением пищевых привычек и неумением правильно питаться, а также заеданием стресса. Пожалуй, я тоже страдала ими в подростковом возрасте, пытаясь уйти то в анорексию, то в булимию, но и эту зависимость мой организм не смог принять – она для меня непосильна, тело не выдерживает, а лежать постоянно в больницах с гастритом – сомнительное удовольствие. Сейчас я уже разобралась с питанием, строго слежу, чтобы в еде было достаточно полезных веществ, так я чувствую себя энергичной и сильной.

Трудоголизм – вот моя любовь! Никакого быстрого разрушения организма, социальное одобрение «много работаешь – значит, молодец!».

Любая зависимость – это способ избавиться от боли, внешней или внутренней, а когда тебя еще и хвалят за то, что ты сбегаешь от реальности в «альтернативное» состояние, – вообще сказка. В работе можно все контролировать, уходить в нее с головой, оставаясь физическим телом в кресле, вокруг которого перестает существовать мир. Трудоголизм выходит за рамки естественного трудолюбия, потому что работа заменяет все. Можно переместиться разумом в созвездие историй, методик и профессиональных вопросов, испытывая недоступное в обычной жизни блаженство. Мой трудоголизм стал защитой от тревоги и страхов, которых предостаточно у любого взрослого человека, самостоятельно принимающего решения и воспитывающего детей. Постепенно я перестала понимать смысл отдыха, потеряла радость в общении «просто так, без цели», считала, что любую минуту нужно тратить на работу, и стала задерганной и физически истощенной.

Давайте познакомлю вас с отличительными признаками трудоголизма, которые можно поискать и у себя:

• внимание фокусируется на рабочих процессах, и человек с усилием переключается на что-то другое;

• идеи о том, что нужно что-то сделать, улучшить свои показатели, тревожат даже во сне;

• погружение в работу приносит удовольствие и повышает уровень энергии;

• самооценка растет во время трудовой деятельности и плотно с ней связана, неудачи в работе воспринимаются как личное фиаско;

• если отнять ноутбук, вывезти человека на природу – он не может радоваться тому же, что и другие, он мрачен, неуступчив и резко реагирует на комментарии, непонятно, как с ним общаться;

• работа спорится и возникает как будто из ниоткуда – заканчивая одно дело, трудоголик планирует сразу же второе, и этому нет ни конца ни края;

• «ничегонеделание», безделье вызывает чувство ужаса (когда я отучалась от трудоголизма, то первые пару дней могла сидеть в кровати и не понимать, чем вообще можно еще заняться, кроме работы. Я была подготовлена и знала, что рано или поздно это закончится и внимание сфокусируется на чем-то еще. Но это действительно было странно);

• просьбы близких воспринимаются как из глубины колодца – человек просто не понимает, что от него хотят и, главное, зачем;

• присутствует высокомерие по отношению к бездельникам, иногда доходящее до надменного презрения;

• завышенные, подчас недостижимые требования к себе («Кто, если не я?» – говорит он и идет работать за семерых);

• происходит слияние с рабочим пространством, и, даже работая на начальных должностях, человек олицетворяет себя с руководством компании и говорит «наша компания», «мы решили и сделали»; его результат при этом размывается, но за это он получает награду – становится частью чего-то большого, винтиком в системе;

• человек может работать везде и всегда (как-то я работала, сидя на бревне у железнодорожной станции, потому что нужно было что-то срочно сделать; кто-то работает в отпуске, кто-то во время природных бедствий).

Ну как? Знакомо вам такое? Много пунктов откликнулось?

Трудоголизм, усиленный созависимостью, – страшное дело. Мне очень повезло, что там и тогда я все-таки сгорела и была вынуждена переосмыслить свой стиль жизни. Сила характера, свойственная созависимым, помогла восстановиться. Кто, как не они, зовут оправиться и снова встать в строй, чтобы работать и достигать успеха? Кто, как не они, могут сделать невозможное – восстать из пепла, когда отдал все силы ради кого-то? Цена сгорания велика. Я больше не могу работать ночами, мысль о том, чтобы что-то делать в выходные, вызывает страх, а отслеживание баланса труда и отдыха стало постоянной техникой безопасности. Это заставляет задавать себе вопрос: а достаточно ли я делаю для самореализации? Скорее всего, нет, но делать больше я не могу – сгорев однажды, я остаюсь в зоне риска и больше не могу выдерживать нагрузку как раньше. Это неприятно.

А из приятного: я работаю с темой, которую очень люблю и помогаю созависимым людям переосмысливать и менять отношения с близкими в лучшую сторону. Да и дружить я могу только с трудоголиками, мы на одной волне и по-прежнему понимаем друг друга с полуслова.

Вот я вам все и рассказала. Надеюсь, это поможет нам с вами лучше понимать друг друга. Двигаемся дальше.

В моей 15-летней практике становилось все больше случаев созависимости. О том, что один человек растворяется в другом, о том, что он может выдержать сколько угодно страданий, чтобы остаться в паре. О том, что алкоголь, игровая зависимость, ссоры вплоть до драки – это все гораздо ближе, чем я думала. И пусть внешне многие семьи выглядят идеально, как любящие мужья и жены, то, что происходит за закрытыми дверями, требует внимания, потому что именно это определяет, счастливы ли люди вместе или же это камуфляж для окружающих.

Я видела множество случаев, когда люди приходили к психологу в кризисный момент и хотели расстаться, но не могли. Нить созависимости крепко связала их друг с другом, и сессия с психологом воспринималась как возможность сохранить отношения, договориться, сохранив чувство собственного достоинства.

Сложно разорвать созависимую связь даже тогда, когда кто-то из пары твердо уверен в решении – «пора прощаться». Второй готов на все, лишь бы удержать партнера. Он на глазах превращается в золотое облачко, обволакивающее обещаниями украсить жизнь партнера, измениться, стать лучше или перестать выдвигать требования, казавшиеся раньше адекватными. Например, жена общается с друзьями-мужчинами, и муж тревожится из-за этого, ругается и злится, вполне понятно, что он испытывает ревность и страх ее потерять, его самооценка падает. Но как только жена скажет: «Я ухожу, тебе со мной плохо, давай расстанемся» – муж отступает в своих требованиях и готов на все, лишь бы сгладить ситуацию. В том числе даже на то, чтобы посидеть с детьми, пока жена будет общаться с другими мужчинами, исходя из идеи «они же друзья, ей это важно». «А самооценка?» – спросите вы. Она уже неважна.

Я поделилась только одним примером, кратко описала один из вариантов развития созависимых отношений. Пожалуйста, наберитесь терпения. Я поведаю обо всем этом в книге, соблюдая конфиденциальность, меняя не только имена и гендеры, но и комбинируя, собирая образы героев из разных фрагментов, встреченных не только в жизни, но и в фильмах, чтобы оставаться бережной по отношению к моим клиентам. Непростое это дело, но мы справимся, я в нас верю.

Бесплатный фрагмент закончился.