Читать книгу: «Сага Слияния. Легенда о конокраде», страница 2

«Шелк и парча, золото и медь, жемчуг и пируз – это лишь одеяния. Но в них рядится власть». Кто так говорил? Мея не помнила. Вероятно, он остался там же, где и незнакомка, что подсказала ей имя.

– Ты знаешь, как найти Оган-озеро.

– Знаю. – Мужчину ничуть не смутило утверждение Меи. – И ты узнаешь, если пойдешь со мной.

Мея почувствовала, как вспотели ладони, но не решилась вытереть их о юбку. Та принадлежала Пиле. Но кроме того, в этот момент казалось важным не показывать радости. Спрятать ее в своем новом хрупком теле. Мея боялась, что мужчина может взять эту радость и заключить в кристалл, чтобы потом вставить в кольцо и гордо носить на пальце.

– Две вещи. – Голос Меи обратился в рябь на воде, но она продолжила: – Мне нужны две вещи, и тогда я пойду, куда скажешь.

– Что угодно.

Это было обещание человека, который давно свыкся с мыслью, что может все. Мея знала богов, и даже они обладали большим смирением.

– Первое: твое имя.

Мужчина склонил голову.

– Арвет. Можешь называть меня так. Хотя я давно отвык от звука собственного имени. Люди чаще зовут меня просто «кирье».

Мея прищурилась.

– Я не знаю такого слова.

– Славный Арвет, она же обычная дуреха, – затараторила Пила. – Слабоумная. Может, рабыня-ийлинка у кого-то сбежала, не знает, что говорит.

Арвет посмотрел на жену рыбака с жалостью и снова кивнул Илиру. Тот молча достал из мешка на поясе горсть сияющих маленьких дисков и кинул на стол.

– Спасибо за гостеприимство. Да хранят вас ветры Туули.

Мея только успела подумать, что блестящие вещи, должно быть, высоко ценятся в мире людей, как Арвет мягко взял ее за плечо и вывел из дома.

– Небо позеленело! – Мея встала и запрокинула голову. Вчера она была слишком уставшей, чтобы разглядывать улицу сквозь мутные стекла, но теперь, теперь! Мея подняла руки, чтобы коснуться неба там, где зеленый плавно перетекал в голубой и синий, но оно оказалось слишком далеким.

– Это закат. – Мея услышала улыбку в голосе Арвета. – Мой дом высоко, и по вечерам можно почти дотянуться до Ша.

– Закат, – повторила Мея.

– Некоторых так ослепляет злато, что они упускают из-под носа большую ценность. – Эти слова Арвета предназначались не Мее. – Как можно было отдать ее за какую-то горстку талов?

– Легко говорить тому, кто ходит обернутый в это самое злато, – ответил Илир. И добавил, помявшись: – Великославный, прикажешь привести лошадей?

– Приказываю, – весело присвистнул Арвет и подал руку Мее. – Сейчас мы с тобой прокатимся.

Не прокатились.

Лошади – большие, но пугливые звери, на спинах которых люди додумались ездить, – везти Мею отказались. Даже самый мощный на вид черногривый конь вставал на дыбы, стоило ей подойти к нему.

В конце концов Арвет сжалился над запыхавшимся Илиром.

– Ну что, красавица, придется прогуляться.

И они пошли. Слуги верхом держались чуть позади. А Мея все думала и думала о том, что Арвет назвал ее красивой. У нее самой пока что было совсем мало вещей, которые нравились: Хева-старший, расписные деревянные палки для еды, называемые ложками, колодец, поливка огорода и то, как трава щекочет пятки, когда проходишь по ней. И еще закат. Больше всего закат! И если Арвету смертное лицо Меи нравилось так же сильно, то это было… хорошо. Радостно.

Какое-то время они шли молча под звон украшений Арвета и цокот копыт. Дорога становилась все круче и круче. Впереди показался город.

– Ратта. Столица моих владений, – сказал Арвет и согнулся пополам, опершись о колени. Илир тут же подскакал к своему кирье, но тот отослал слугу взмахом руки. Мея помогла Арвету сесть на ближайший валун.

– Твой слог отходит в Чертоги? – Мея погладила седую голову. По рассказам Отца она знала, что человек попадает к богам, когда его тело слабеет. Арвет хмыкнул.

– Надеюсь, что нет. Фу-ух. – Он снова поднялся и отряхнул штаны. – Может, там и лучше, но я хотел бы еще задержаться в мире под светом Ша.

– Не лучше. – Мея покачала головой. – Спокойней, но точно не лучше.

Когда они снова двинулись в путь, Мея рассказала Арвету о Чертогах. О вечных синих сумерках; о пирушках навий, где ледяное вино пьется напополам с кровью; о том, как дочери Йаарви собираются на берегу Строж-озера, чтобы танцевать под музыку камышей.

Арвет слушал молча. И по мере того, как небо темнело, покрываясь россыпью огоньков, его глаза становились все более ясными.

– Значит, это правда. Сосуд Йаарви вернулся в Ширь.

Сосуд? Где? Мея для порядка даже огляделась, но, кроме Арвета и его слуг, вокруг не было никого.

– Ты не знала? – Кирье смотрел на нее с жалостью, как недавно на Пилу.

Знала что?

Про Сосуды Мея слышала совсем немного. Отец, Туули и другие владыки Чертогов благословляли по одному смертному, одаривая их силой. Такой, что каждый из Сосудов становился богом среди людей. Дар передавался от одного избранника к другому. Во всех государствах Прекрасной Шири жило по Сосуду, сдерживая силы в порядке, чтобы предотвращать войны (понятие «войны» Мея плохо себе представляла, но Леули объясняла, что это когда множество людей за раз попадают в Чертоги).

Но это было давно. Боги больше не доверяли людям свои силы.

Почему?

Мея замотала головой.

– Сосудами могут быть только смертные. Их, то есть ваш, век короток, а я с незапамятных времен живу в Чертоге своего Отца.

– С незапамятных, потому что не помнишь, как долго?

– Мне не нравятся твои вопросы! – Мея остановилась так резко, что слугам за спиной пришлось натягивать поводья, чтобы не врезаться в нее. – Я пойду назад. К Хеве-отцу и Пиле.

Еще недавно тело Меи просто звенело от любопытства. Мир людей казался необъятным и неизвестным, и ей хотелось поскорее изучить, впитать его весь, чтобы по возвращении в Чертоги рассказать Леули и остальным о диковинках Прекрасной Шири.

Мея развернулась в сторону рыбацкой деревни. Перед ней лежала дорога, которая спускалась по холму и утопала в ночи. Ша села, и стало холодно. Мир смертных не изменился, остался таким же полным загадок. Только теперь, когда Мея могла вдруг оказаться его частью, он показался страшным. Непредсказуемым, как эта незнакомая тропа, ведущая в темноту.

Помявшись, Мея сделала шаг. Обернулась на Арвета. Он все так же стоял, а за его широкой спиной светились огни Ратты. Город не собирался спать.

– Тебе нужны доказательства. – Кирье предугадал вопрос Меи еще до того, как она открыла рот. – Тогда дай мне руку.

Мея медленно подошла к Арвету. Он повернул ее запястье ладонью вверх. Илир передал ему кинжал. Мея знала, что это такое, потому что души воинов часто попадали в Чертоги с такими же.

– Как много ты знаешь о Сосудах? – Ша окончательно скрылась за горизонтом. Всадники выстроились вокруг Меи и Арвета с палками наперевес. На конце каждой горело по огоньку. Огоньки дрожали на ветру в едином прогоняющем ночь танце. В их свете изломы на лице Арвета становились еще темнее. Кирье показался Мее уставшим и древним. – Из всех детей Владык только люди могут принять ношу божественной силы. Это так. Но известно ли тебе, Саломея, дочь Озерного края, что кроме нее получали Сосуды?

Арвет занес кинжал над ее рукой, но Мея даже не дернулась.

«Давай же, – взмолилась она, – давай!»

Мея просила о боли.

Но когда острие, ударив в центр ладони, звякнуло и сломалось, все было кончено.

– Пусть Сосуд познает силу и познает ее увядание, – нараспев начал Арвет. – Пусть познает смерть.

Слова всплыли на поверхность. Не воспоминание – лишь его тень.

Вот Мея чувствует себя меньше, чем Леули. И еще чувствует, как болят колени после долгого стояния на голых камнях пещеры. Чувствует горечь снадобья, которое недавно заставили выпить.

– Но пусть не познает создание новой жизни. Пусть не познает боль. Да не коснется его творение рук человеческих, ибо он уже не человек. Он воля бога.

Значит, Мея не дух, которому подарили смертное тело.

Она и есть это тело.

Вот оно как.

Арвет коснулся плеча, и Мея вздрогнула. Она чувствовала, как на коже рук от холода поднимаются волоски. И еще шершавую землю под босыми пятками. А кроме этого – ничего. В мыслях царил штиль, но опытный рыбак догадался бы, что это лишь затишье перед бурей.

– А какая вторая?

Мея подняла голову. Она сама не заметила, как стала разглядывать пальцы на ногах. Ее собственные пальцы. Ха!

– Ты хотела от меня две вещи. Первая – мое имя, – терпеливо повторил Арвет.

Мея вдохнула ночной воздух. Он пах солью – пролитыми слезами сестры Далай, когда горе от предательства мужа обратило ее в синее море.

А еще Мея почувствовала кровь. Запах, который не спутаешь ни с чем, если узнал однажды. Где-то вдали, может, за линией заката, а может, даже за швом миров, испуганный убийца бежал прочь, оставляя позади чужое остывающее тело…

– Мея?

Она моргнула, и наваждение исчезло. Кровью не пахло, лишь слезами и холодом ночи. Мея подошла к Арвету и прошептала. Так, чтобы не слышали слуги.

– Огород. Я хочу огород.

Кирье улыбнулся.

– И зачем он тебе?

– Говорят, что Сосуды не могут создать жизнь. Я хочу попытаться.

– Не думаю, что имелась в виду такая жизнь, но как скажешь. Я исполню твое желание.

Мея не поняла, что Арвет имел в виду, но переспрашивать не стала. Пусть пока эта тайна о мире смертных и останется таковой.

1
Незавидная доля пойманной рыбы

Соленая вода, мутная от поднявшегося со дна песка, набилась в нос, рот и уши. Пальцы тщетно попытались нащупать опору, только сильнее запутавшись в чем-то скользком. Запоздало Сауле поняла, что нащупала водоросли, и мысль о том, что надо бы всплыть, накинулась на нее вместе с чудовищным удушением.

Звук собственного вдоха оглушил, стоило поднять голову над поверхностью неспокойной воды. Надо сказать, моря было по колено, только вот не для того, кто очнулся полулежа на дне, угодив в рыболовную сеть.

– Вставай, – раздался точно из-под толщи воды грозный женский голос.

Сауле изо всех сил пыталась прочистить уши, а когда наконец-то смогла, то от нахлынувших со всех сторон звуков едва обретенное дыхание снова перехватило. Ветер свистел и путал волосы, густая от соли волна пенилась о шершавое дно, и где-то над головой, совсем высоко, драли горло чайки. Мир задрожал. Пытаясь остановить его, Сауле закрыла глаза и сжала в охапку пучок водорослей вместе с песком. Еще одно путешествие она не переживет. Лишь пару секунд назад Сауле моргнула в туалете стадиона и провалилась в кромешную тьму.

По правде сказать, тогда перед замызганным зеркалом, вытирая редкие унылые слезы, она горячо надеялась, что все сгинет по ее велению.

От игры в жмурки мир не сдвинулся. Солнце не померкло. Колючие водоросли впились в ладонь и удерживали Сауле на месте. Где бы она ни была.

Над ней возвышалась женщина, подол юбки которой был подвязан у колен, обнажая крепкие, как молодые дубы, ноги. Если б Сауле не так сильно беспокоила палка, которая вдруг уперлась прямо в солнечное сплетение, она бы выведала у хозяйки сетей систему тренировок.

Ах да. И если бы еще Сауле не была готова разрыдаться от подступающей истерики.

– Рыбу воруешь? – Женщина уже почти нависла над Сауле. Она попыталась встать, но палка вновь придавила ко дну. Это была последняя капля.

– Чего?! Кто вы такая, черт побери?

Палка пришла в движение так неожиданно, что Сауле не успела даже зажмуриться. Окатив брызгами, та врезалась в левую ногу.

– Что вы творите?! – Она крикнула так, будто у нее треснула кость.

Но не будь нога протезом, торчащим из-под промокших обрезанных джинсов, Сауле наверняка бы согнулась от боли. Спасибо саркоме. За это и за путевку в санаторий, в который Сауле так и не успела съездить. Тоже на море, кстати. Хотя в Сочи на полдник, наверно, давали что-нибудь повкусней тумаков.

«Была не была», – подумала Сауле и, резко схватившись за палку, встала на ноги.

Сеть, в которой она так удачно застряла, легко сползла в воду. Рыбы, почему-то прилипшие к ней, как бабочки к паутине, затрепыхались. Лицо женщины заметно вытянулось. Она перевела взгляд с Сауле на сеть и обратно.

– Из липких сетей?

Сауле пропустила странное замечание мимо ушей. Она воинственно поглядела на предполагаемую партнершу в спарринге. С чего же начать бой?

– Скажите просто, где я! Иначе…

Иначе что? Позвонит матери, полиции? Кто из них больше напугает хозяйку сетей?

Женщина хмыкнула, и палка качнулась выше. Протеза головы у Сауле не было. Она, конечно, изрядно наглоталась храброй воды, но соперница с оружием – аргумент в любом споре.

– Тетя Варма!

Это сказала не Сауле. И даже не золотая рыбка, которая могла бы затесаться в сетях. «Что желаешь, девочка?» – «Здоровую ногу, чизбургер и Джоди Комер в придачу», – пронесся в голове возможный диалог.

Это был тот, кто не понимал, что, если называешь тетями кого-то кроме сестер мамы и папы, можно повысить шансы на знакомство твоего очень мягкого лица с очень твердой палкой. И этот кто-то несся к ним со стороны пляжа.

Сауле любила бег за чувство полета. В один момент рев крови в ушах заглушает все прочие звуки, жар от взглядов соперниц обжигает лопатки, и финишная лента кажется такой белой, что режет глаз, а в следующий – все исчезает. Точно до этого ты мучительно медленно поднимался в вагончике американской горки, а теперь застыл в миге перед падением, разрываясь между желанием, чтобы миг этот длился вечно, и стремлением рухнуть в пропасть.

Да, Сауле обожала бегать. И одним своим видом появившийся из ниоткуда парень эту любовь оскорблял. Он энергично размахивал руками-макаронинами, а пятками загребал песок, который фонтаном разлетался у него за спиной. Кое-как добравшись до кромки воды, парень согнулся вдвое – то ли из-за неправильного режима дыхания, то ли от стыда за свою технику бега, и некоторое время Сауле и хозяйка сетей могли видеть только копну спутанных темных волос.

Когда он поднял взгляд, Сауле показалось, что в самый разгар дня стало еще светлее. Она так и не решила, что было тому причиной: или приторно-благодушные, как у ретривера, глаза парня, или сочный фингал, красовавшийся на его левой щеке.

– Ссоритесь? – спросил он, и Сауле стало стыдно. Стыдно от того, что она, испугавшись, впала в истерику, а затем наорала на первую встречную женщину. Все только потому, что одежда той выглядела будто из проходного сериала о страдающем Средневековье. Подошедший парень был одет в нормальные футболку и шорты. Значит, все пока под контролем.

Чтобы избавиться от непрошеного чувства, Сауле перешла в нападение:

– Миримся. Не видишь, что ли?

Парень устало вытер лоб тыльной стороной ладони. На смуглой коже остались еле заметные черточки крови.

– Твоя кшанка?

«Будьте здоровы!» – хмыкнула Сауле.

Даже хозяйка сетей, Варма, смягчилась в его присутствии. Вон, палку воткнула в песок. Незнакомец взглянул на Сауле и расплылся в щербатой улыбке.

– Наша.

Сауле подтвердила его слова без лишних вопросов и резких движений: очень уверенно моргнув. Сейчас она была готова примкнуть ко всем, кого не били палкой.

– Иди в тень, това Даня. Располагайтесь и ждите меня. – Прежде чем Сауле успела хоть что-то сказать, Варма подтолкнула ее в спину.

Только сейчас Сауле заметила человека, который скучающе наблюдал за ними с расстояния. Если этому Дане на вид было лет девятнадцать, как ей, то мальчик на берегу казался не старше шестнадцати. Сауле выдавила приветственную улыбку, но тот лишь раздражительно дернул плечами и отвернулся.

Маленький говню…

– Твое? – Варма успела поднять из воды обклеенную стикерами красную трость. Взглядом, полным неприкрытого любопытства, она окинула протез. – Тонкая работа.

Сауле молча приняла трость. Теперь они с Вармой могли бы устроить дружеский матч по фехтованию на палках, причем без перевеса в одну из сторон.

Решив пощадить женщину, Сауле перехватила рукоять трости поудобнее и поковыляла к берегу. Даня без особых усилий поравнялся с ней, меря воду длинными, как у цапли, ногами. Заметив их приближение, мальчик вцепился в лямку сумки, которая оттягивала ему плечо, так, будто Сауле покушалась на нее. Сегодня он был вторым человеком, заподозрившим Сауле в воровстве.

Это было на два раза больше обычного.

– Ты долго.

Говорил он, едва открывая рот, будто нестерпимо хотел в туалет, а до дома было еще очень и очень далеко.

– Ромчик! – представил Даня, непрошибаемый энтузиазм которого, похоже, причинял его собеседнику физическую боль.

– Рома.

Похоже, поправлять приходилось не в первый раз.

Сауле провела долгие часы в раздевалках чужих спортивных комплексов. Закончились те времена, когда гладиаторы выходили друг против друга с копьями и трезубцами. Теперь среди спартаков женской легкой атлетики балом правила пассивная агрессия.

Кинутое вскользь «что-то ей шортики узковаты стали» в зоне слышимости противника считалось приемом любительским и могло впечатлить разве что нежную психику новеньких, только перешедших из младшей в старшую юниорскую лигу. Занять чужой любимый шкафчик – уже лучше. Элемент предварительного планирования, как-никак. Высший же пилотаж – заставить соперницу трепетать одним взглядом. В детстве Сауле даже получала от этого удовольствие. Смотрела, как соперница нервничает, дергается и неизбежно опускает глаза, пытаясь прикрыть мандраж излишней суетливостью сборов. А потом у Сауле появилась Саша, с которой все гляделки рано или поздно превращались в веселые перемигивания (первый Настоящий Противник – как первый секс, думала она, правда, не особо разбираясь в последнем), так что отличить дилетанта пассивной агрессии от профессионала она могла легко.

И Ромчик, чтоб его, был профессионал. Тем соблазнительнее было одолеть его. Жажда победы помогла Сауле расслабиться. Она смерила мальчишку (тоже в обычной одежде, к счастью) взглядом «попробуй-нахами-мне-малолетка».

Твой ход, родной.

Серые глаза-лезвия скользнули по Сауле снизу вверх, от промокших кроссовок к переносице, демонстративно не задержавшись на протезе.

«Ты будешь нас тормозить, – говорили эти глаза. – Мы здесь попали в полную задницу, и выбираться с тобой – дольше и труднее».

«Ауч!» – Это кольнуло сильней, чем Сауле рассчитывала. Она показательно переложила трость из одной руки в другую.

«Только если я не сравняю количество рабочих ног».

«Ты мне не нравишься».

«Тебе никто не нравится, дружище. В шестнадцать это нормально, знаешь ли, прикрывать страх быть непринятым под жирным слоем сарказма и презрения. Плавали, знаем. Тут главное – вовремя остановиться, пока те немногие, что тебя еще терпят, не отвернулись. Попробуй, что ли, улыбаться хоть иногда».

Ромчик отвел взгляд.

Как конфетку у младенца!

Весь разговор произошел за миллисекунды, так что стоящий рядом Даня ничего не заметил. Сауле невинно подмигнула поверженному противнику и представилась. Руку протягивать не стала. Все равно бы Ромчик ее не пожал.

Сладость победы испортила вода, которая при ходьбе унизительно хлюпала в гильзе протеза. Хорошо хоть, навес, о котором говорила Варма, стоял не так далеко. Под ним же, подставив брюхо лучам, проникающим через худую крышу, отдыхали после утренней ловли рыбацкие лодки.

Без зазрения совести забравшись на одну из них, Сауле поспешила стянуть протез. Следом отправились любимая красная толстовка и джинсы – влажная материя нагрелась на солнце и неприятно липла к коже. Оставшись в одних трусах и футболке, Сауле накрыла ноги. Только спрятав культю, которая уже начала неприятно пульсировать, она решилась снять силиконовый носок. Заметь она на себе брезгливый или тем более жалостливый взгляд, Сауле бы просто схлопнулась.

Мальчишкам было не до того. Даня развалился на песке, скинув майку и… домашние тапочки? Ромчик же яростно записывал что-то в блокноте с отрывными листами, который он выудил из внушительной сумки.

Ветер переменился и теперь дул прямо в спину, принеся с собой сладкий маслянистый запах, настолько тяжелый, что оседал в носу. Он показался таким чужеродным и таким знакомым одновременно, что Сауле испугалась.

Она немедленно полезла в карман за телефоном. Тот ожил. Слава богу! Сауле проверила связь – отсутствует, открыла карты – геопозиция не найдена, набрала матери – оператор пожалел на нее даже гудков.

Просто восторг.

Сауле глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула. Нельзя поддаваться панике.

– Кто-нибудь знает, где мы вообще?

Рома обернулся, как встревоженный сурок.

– На пляже, – пробубнил Даня. Он уже дремал. За это Сауле с удовольствием ткнула его в плечо тростью. – Прости. Тяжелый день. – Даня встрепенулся и сел, мгновенно превратившись в образец сосредоточенности.

Он пустился в сбивчивый, но в целом складный рассказ, то и дело отвлекаясь от основной канвы на мелкие детали. Так Сауле узнала, что Даня очутился на пляже с рассветом («они здесь синие, можешь представить?»), что до того, как очнуться на мелководье, он ехал вдоль реки на велосипеде и скатился вниз («жаль, велик пропал»). И что до появления Ромчика он помог Варме насобирать палок для костра. Та как раз вытащила из бесхозных сетей пару рыбин к завтраку.

– Так это не ее сети?

– Нет.

Даня покраснел, точно это его поймали на воровстве.

– И рыбой, надо полагать, она не поделилась?

– Я сам отказался. – Он будто объяснял самую очевидную вещь в мире. – Это же краденое!

– Значит, за завтрак вы не дрались?

Шутка оказалась неудачной.

– Я с велосипеда упал, – невпопад перебил Даня, по-девичьи прикрывая грудь рукой. Под майкой он оказался весь покрыт веснушками, спускающимися от шеи к ребрам. Поверх цвели гематомы. Сине-зеленые, фиолетовые, новые распускались прямо поверх старых, уже начавших желтеть.

– Зря. – Чтобы не хрипеть, пришлось ущипнуть себя за ляжку. – Я б щас убила за яичницу с беконом.

Даня слишком активно закивал.

– И я.

Повисло неловкое молчание. Ромчик одарил Сауле фирменным взглядом исподлобья, в котором читалось:

«Хорошая работа».

Сауле опустила глаза. И без того было тошно. Чтобы хоть как-то отвлечься, она решила осмотреть навес, под которым им было приказано дожидаться. Он выглядел если не обжитым, то как минимум обитаемым. В дальнем углу темнело пятно от потухшего костра, валялись обугленные палки. Полупустая торба, иначе эту кожаную кишку назвать было нельзя, лежала на вязаном одеяле. Должно быть, оно служило Варме постелью. Торбой Сауле заинтересовалась.

Судя по тем крохам информации, что мальчишкам удалось выведать у Вармы, они находились недалеко от города. Чтобы увидеть его, нужно было забраться по скалисто-песчаной насыпи. Вероятней всего, оттуда ветер и принес этот маслянистый запах, который нос уже почти перестал различать. Сауле не хотела думать, к чему придется привыкнуть еще. Она не хотела привыкать.

Лямка торбы легко наделась на трость. Дрожащими руками Сауле попыталась подтянуть ее к себе, когда…

– Не надо! – Даня сделал страшные глаза. – Я попрошу Варму поделиться рыбой.

– Да при чем тут еда? – Она снова попыталась подцепить лямку. Чужая рука мягко, но непреклонно отвела трость в сторону. – Там могут быть подсказки!

– Подсказки?

– Подсказки, ответы, кнопка с надписью «Телепорт» – выбирай. Что-то, что поможет понять, что здесь вообще происходит.

Даня (вот же тяжелый случай!) только сильнее сжал трость.

– Мы можем дождаться Варму и расспросить.

– И много она вам уже рассказала?! Пока мы тут сидим, мои родители… – На середине фразы голос сломался и дрогнул. Сауле прочистила горло. – Мои родители стадион до фундамента разбирают, а папе еще на работу ехать! Вас тоже наверняка кто-то будет искать. Будет же?

– Бабушка. – Ромчик мутными глазами разглядывал разодранный до мяса заусенец. – До конца уроков еще часа три, но я не… В общем, хватятся раньше.

Сауле могла бы спросить: «Почему?» или «Кто-то прогуливал?» – просто так, чтобы Ромчик не расслаблялся, но не стала.

– Двое против одного.

Прежде споры всегда разжигали азарт, но сейчас Сауле размахивала перед Даней не красной тряпкой, а белым флагом. Сил оставалось все меньше, и, откажи он, пришлось бы дожидаться молчаливую Варму и задавать вопросы, ответы на которые слышать совсем не хотелось.

– А у тебя кто дома остался?

Торба приземлилась на колени так неожиданно, что Сауле едва не сползла с лодки.

– Делай что хочешь. – Если Даня и хотел звучать резко, то вид побитого щенка скрадывал все впечатление. Щенка было жаль, но муки совести Сауле решила отложить на потом.

Завязки на торбе были нехитрые: плетеные нити, которые затягивались, как шнурки на толстовке, и сплетались узлом. По узлу расплывалось пятно чего-то похожего на засохшую кровь. Негнущимися пальцами Сауле развязала тесьму и заглянула внутрь.

– Ну?!

– Варежки, деревяшка и тряпка. – Сауле посильней наклонилась. – Простите, вонючая тряпка.

– Дай сюда!

Ромчик выхватил торбу и бесцеремонно вытряхнул содержимое. Поверх всего уже перечисленного на покатый бок лодки упала железная бляшка. Сауле схватила ее первой. Бляшка обожгла кожу холодом, точно ее только-только достали из морозилки. Сауле едва сдержалась, чтобы от удивления не выбросить ее.

– Прикольно. – Сауле подкинула бляшку на ладони, привыкая к холоду. Та оказалась тяжелой и шершавой на ощупь, с тиснением в виде двух волнистых линий на одной из сторон. – Варма, похоже, не слишком шикует.

Ромчик задумчиво покачал головой:

– Это не монета.

– Откуда тебе знать?

– Слишком большая, – вклинился Даня. – Она одна размером с ладонь. А если таких много, то никакого кошелька не хватит. На украшение тоже не похоже.

И правда, не наблюдалось ни крючка, ни булавки, за которые бляшку можно было бы закрепить на чем-либо. Линии, точно выведенные рукой ребенка, красоты не прибавляли. Бляшка исчерпала себя, и Сауле положила ее обратно. Пальцы слегка пристали к ледяному железу: вопреки физике, оно отказывалось нагреваться. Настала очередь варежек, или, точнее, митенок, судя по отсутствию пальцев. В одной из них, левой, недовязанной, торчали две острые спицы. Сами митенки были синего цвета, хотя на солнце пряжа красиво отдавала фиолетовым.

– Дорогая шерсть, мягкая. Наверно, стоит больше одной монеты. – Сауле ехидно покосилась на Ромчика. Тот закатил глаза. Безразличный к обмену любезностями, Даня предположил:

– Может, здесь просто холодные зимы?

Ромчик снисходительно покачал головой.

– Может, и так, – он с наслаждением растягивал слова, – и будь варежки одни, можно было бы списать на то, что Варма готовится к холодам. Но у нас же еще есть карта!

Пока все обсуждали возможное назначение бляшки, Ромчик успел изучить гладкую тонкую пластину из дерева, тоже выпавшую из торбы. Он кинул ее на песок с торжествующим ехидством, будто крыл козырной шестеркой чужой туз.

Сауле и поднявшийся с места Даня склонились над ней и чуть не столкнулись лбами. Плоская поверхность вся была исцарапана, а следом затерта углем, чтобы четче выделить рисунок. Море изображалось двумя волнистыми линиями, похожими на те, что были на бляшке, а условный берег был сплошь усеян пунктирными линиями, как если бы хозяин карты отмечал перемещения чем-то с округлым кончиком. Например, спицей. Все пунктиры вели прочь, окружая по-детски нарисованный домик. Решив, что это город, Сауле всмотрелась в дощечку. Название! Печатными неуверенными буквами, но оно было подписано на русском языке.

– Ратта. – Буквы были знакомыми, но вот название… Хотя это ничего не значило. Географию Сауле обычно прогуливала, как и остальные предметы. Никакая пятерка не сравнится с тяжестью медали на шее. – Знаете о таком?

Мальчишки не знали. Больше ничего на карте подписано не было. Она изображала совсем маленький клочок земли. Сауле буквально слышала, как в ее собственной голове шевелятся ржавые шестеренки. Варежки, карманная карта – это все ровным счетом ничего не значило. Сдавшись, она пихнула Ромчика в бок: рассказывай, мол. Тот выглядел довольней кота, который наелся сметаны.

– Посмотри на то, как мы одеты. – Ромчик нарочно исключил Даню в шортах и майке из уравнения. – А теперь вспомни Варму. Как выглядят ее ноги.

Сама собой Сауле расплылась в глупой улыбке.

– Ну… Ничего такие ноги. Красивые. Для женщины ее возраста, в смысле.

– Бледные они! – Ромчик не выдержал. – Вся она бледная, даже кисти и стопы. Хотя под таким солнцем сгореть проще простого. Значит, Варма пробыла на пляже недостаточно долго, чтобы сгореть, но достаточно, чтобы обзавестись одеждой по погоде. Может, думала, что останется на долгое время. А карта с отметками перемещений? Варма явно что-то искала. Или кого-то!

«Нас! – чуть не крикнула Сауле. – Она искала нас!»

А Ромчик, набрав воздуха в легкие, продолжил:

– Если так, то она точно знает, как нам ве…

Он закашлялся и умолк. Сауле не сразу поняла, что произошло, пока боковым зрением не зацепила бледную ладонь, которая легла Ромчику аккурат на макушку.

– Она что, прямо у нас за спиной?

Даня кивнул.

– Понятно.

Что ж, умирать так умирать. Варма легко перемахнула лодку, оказавшись с ними лицом к лицу.

– Вы открыли сумку. – Это был не вопрос. – И карту смогли прочесть.

– Это я.

Сауле ожидала чего угодно: от немого укора до сокрушительного удара палки – все было благороднее бегства в одних трусах. Никак не жалостливой улыбки, в которой изломились тонкие губы Вармы. Она покачала седой головой, как бабушка, которой внучка в обход мамы рассказала о двойке.

– Что еще можешь?

– Ну… – Сауле продемонстрировала прямую кисть с выставленным вверх большим пальцем. Варма следила за каждым движением. Свободная рука сгребла большой палец и дернула вверх. Палец оторвался. Рука приземлилась обратно. Палец вернулся на место. Вернулся. Оторвался. Снова вернулся. Тонкие брови Вармы медленно поползли наверх.

Со звонким шлепком Ромчик спрятал лицо в ладонях.

– Ой, да ладно, это же фокусы!

Она уже сама жалела, что это затеяла. Стряхнув удивление, Варма с молчаливой сосредоточенностью стала собирать вещи. Сауле проводила взглядом дурно пахнущий сверток, до которого они так и не добрались.

– Не шути так в городе. – Варма посильней затянула торбу.

– Почему?

В ответ Варма лишь недобро усмехнулась.

– Нож есть?

Ножа ожидаемо не было. Ромчик снял с сумки значок с надписью: «I hate it here».

– Пойдет.

Не поморщившись, Варма вогнала булавку в большой палец левой руки и за ненадобностью отбросила значок прочь. Выступившую каплю она втерла в узел на торбе.

– Так-то лучше, – заметила она, слизав оставшуюся кровь. – Можно и поговорить.

– Вопросы все те же. – Сауле не дала вступить Ромчику, который только вернулся на место, подобрав значок. – Откуда вы знали, что мы здесь будем? И кто вы такая?

– Не знала. Мальчик угадал: путь мой сюда был далеким. Только мое «далеко» ближе вашего. – Варма вздохнула. Видно было, как долгие разговоры ее утомляют. – Ратта – столица южного Йона. Всё?

Она легко пихнула оторопевшего Даню в плечо.