Читать книгу: «Шепот Ангела. Возвращение души», страница 2

Глава 4. Выбор

Сергей смотрел на три мерцающие сферы, отражающиеся в черном зеркале воды. Две из них были открыты: Новая Зеландия и задворки Нью-Йорка. Третья переливалась незнакомыми ему символами.

– А там что? – приподнял Сергей брови, указывая взглядом на закрытый шар.

Лиля коротко шмыгнула носом, кинула виноватый взгляд на бабушку и выпалила:

– Иркутск. Ваша с Мариной соседка. Будет девочка. Отца нет… точнее, он уже того… бросил их. Марина будет помогать. Ну хоть так… а все равно рядом.

Сфера раскрылась, и внутри нее отразился образ девчонки. Сергей вспомнил ее – действительно соседка по площадке, подросток еще совсем. Но внимание его привлекла не будущая мать, а другая женщина, маячившая на заднем фоне. Он присмотрелся, сосредоточился на ней, и образ вышел на передний план. Это была Марина. Его любимая. Родная. Марина.

– Лиля, ну зачем? – с тихим укором вздохнула бабушка.

А Сергей вцепился глазами в картинку и наконец-то понял, что же так свербело у него внутри, что же он силился вспомнить, но никак не мог. Марина!!! Да! Его милая, единственная, любимая Марина! Ведь это к ней он спешил… там… тогда. Ей вез букет полевых ромашек.

– Я хочу к Марине, – твердо сказал он. – И нет, не так, не соседским ребенком. Мне надо вернуться обратно… в мое тело.

– Это невозможно, ты умер, – сохраняя невозмутимое спокойствие, качнула головой бабушка. – Тело похоронили. Время там течет немного иначе. Сегодня сорок дней.

Повисла тишина. Вакуумная, космическая тишина, в которой не было слышно ни всплеска волны, ни стрекота кузнечика, ни дыхания. Сергей замотал головой. Он сел, спустив ноги к воде. Внизу тут же собралась стайка маленьких серебристых рыбок. Мысли плавали в его голове, как эти рыбки, но ни одна не вырвалась наружу. Сергей молчал. Молчали и Лиля с бабушкой.

Наконец он вымолвил упрямо:

– Верните меня.

– Это не…

– Верните меня!!! – крикнул он, резко встал и тут же сник, опустив плечи и голову.

Эхо разнесло многочисленное «ня-ня-ня» над водой, рыбки бросились в разные стороны, а Лиля вжала свою маленькую лопоухую головку в ворот куртки. Одна только бабушка по-прежнему спокойно смотрела на Сергея любящим теплым взглядом.

– Это невозможно, милый, – закончила она свою фразу.

– А-а-а-а-а… есть, вообще-то, вариант, – пискнула Лиля из глубины куртки.

Сергей выпрямился, подался к ней.

– Ох, Лиля-Лиля, – покачала головой бабушка. – Иногда жалею, что у ангелов-хранителей тоже есть свобода воли. Ты зачем ему про Марину напомнила? Знала же, что так будет.

– Не знала, – буркнула Лиля, а сама уже щурила хитрые глаза, пряча довольную улыбку под воротом.

– Почему? – спросил Сергей. – Почему я про нее забыл? Как я мог?

– Пришлось затереть некоторые фрагменты твоей памяти, пока это еще возможно. Потому что именно такой твоей реакции я и ожидала, – устало сказала бабушка. – Так всегда с близнецовыми душами.

– Что значит близнецовые?

– Ой, это та-а-ак интересно! – не выдержала Лиля, раскрылась и затараторила. – Души выходят из Источника. Кто-то давно живет на Земле, как я когда-то. А кто-то новичок, как ты. Источник выпускает их по одной. Но бывает… бывает, что две зараз. Это вроде бы как одна душа, но разделенная. Это огромная редкость. Так вот вы с Мариной такая разделенная душа. Одна на двоих. Вот почему у вас случилось мгновенное притяжение там и вы не могли расстаться ни на минуту.

– Такие души могут быть помощниками и учителями друг для друга, – прервала Лилю бабушка. – У них общие задачи, и развиваются они в два раза быстрее. Пока одна половинка познает артефакт свободолюбия, вторая может изучать артефакт прощения. И все это в общую копилку. Но это не значит, что близнецовые души обязательно будут вместе. Они могут чувствовать друг друга и с разных континентов.

– Нет, – мотнул головой Сергей.

– Они могут быть просто друзьями.

– Нет, – упрямо твердил Сергей.

– Тогда тебе придется ждать здесь до тех пор, пока Марина не закончит свой жизненный путь, чтобы выйти в новые жизни в одно время и в одном месте, – пожала плечами бабушка.

Сергей склонил голову и заглянул в глаза Лиле с тоской и надеждой, шевельнул одними губами беззвучно:

– Какой вариант, хранитель?

Лиля робко взглянула на наставницу, та покачала головой. Но девочка все-равно выпалила:

– Вернуться в то же время и где-то рядом, но в другое взрослое тело.

– Это против правил, – возразила старшая.

– Так уже бывало, – вкрадчиво мяукнула младшая.

– Что бывало? Что значит другое тело? – Сергей терял терпение.

И вот тогда инициативу полностью перехватила Лиля:

– Случается, что тело, биоскафандр человека, еще функционирует, но души в нем уже нет. Такая программная ошибка матрицы. На Земле это называется глубокая кома. Так вот, если душа покинула тело, но оно настолько сильно само по себе, что продолжает какое-то время жить, то в это мгновение тело может занять другая душа. И… если тело выкарабкается, то внутри него проснется уже другой человек.

– Только он ничего не будет помнить, – предостерегла Сергея бабуля. – Ничего. Вообще. Потому что при выходе на материальный мир душа теряет память. Таковы общие правила Игры.

– Ой, – отмахнулась беспечно Лиля. – Знаю я эти правила. Главное – не рассказывать никому, чтобы система не вычислила, а уж помнит он или нет, этого она не поймет, пока не проколется сам.

– Лиля, с огнем играешь! – нахмурилась бабушка. – Ты уже нарушила все что можно и что нельзя. Начиная от материализации дорожных знаков там и заканчивая напоминанием ему о Марине тут.

Девочка обиженно насупилась:

– Ну и ладно. Ну и… пусть без памяти. Они все равно притянутся. Я помогу, создам ряд случайностей. А базовые навыки и речь же можно оставить? Можно?

– Ох, нехорошо это, неправильно, – вздохнула бабушка.

Сергей развернулся к ней, умоляюще сложил руки.

– Пожалуйста, дай нам шанс, – прошептал он.

Бабушка протянула свою иссохшую ладошку, нежно погладила внука по голове.

– Это будет ой как нелегко, милый.

– Я на все согласен, лишь бы быть там, где она.

– Да есть ли такое тело?! – всплеснула руками бабуля.

– Есть, в Москве, – тут же откликнулась Лиля, призывая на помощь очередную сферу с чьей-то судьбой. – Да, другой город, но страна та же, возраст плюс-минус тот, язык, отсутствие границ и виз. Все возможно.

Внутри сферы появилась голограмма мужчины, лежавшего с закрытыми глазами на белых больничных простынях. Темные волосы, массивный, почти квадратный подбородок, короткая шея.

– У него была своя жизнь… он другой, судьба другая, – все еще надеялась отговорить Сергея бабушка.

Но внук не слышал ее, он с любопытством разглядывал тело, которое ему предстояло примерить.

Новичок, он и есть новичок: Сергей не умел управлять эмоциями и своими страстями. Сомнения коснулись его души на мгновение, но быстро улетучились, уступив место непоколебимой решимости вернуться на Землю, чтобы найти там Марину. О том, что это может быть пустая трата времени, он даже не думал. Сергей весь был порыв, одно лишь желание, без терпения, без мудрости и даже без той самой безусловной любви, которая подразумевает принятие ситуации и доверие Богу. Нет, он решил, что надо действовать. Действовать прямо сейчас. А там будь что будет.

– Ты уверен? – в последний раз спросила бабушка.

– Да, – не задумываясь ответил Сергей.

– Что ж, тогда с Богом, милый, – вздохнула она, обхватила сухими теплыми ладошками лицо внука, притянула его к себе и поцеловала в лоб. – Иди, Гардиан присмотрит за тобой.

Бабушка подтолкнула Сергея, понуждая развернуться и сойти в лодку. Парень повиновался, уселся на дно по-турецки, его качнуло, потянуло в сон. Две фигуры, оставшиеся на причале, задрожали, растеклись в знойном мареве. Сергей зевнул, прикрыл на мгновение глаза. Послышалось, как шепнул кто-то на ухо:

– Псс… следи за знаками, слушай интуицию.

И…

… снова темнота.

Глава 5. Палата номер семь

В седьмой палате неврологического отделения Боткинской клинической больницы не было обшарпанных стен и продавленных коек. Особая (частная) палата для особенных (дорогих во всех смыслах) пациентов: чистые бежевые стены, ровный свет люминесцентных ламп, льющийся из-под белого и гладкого, как яичная скорлупа, потолка, на окнах – свежие тюлевые занавески.

Единственная на всю палату кровать с толстым антипролежневым матрасом и автоматическим подъемным механизмом стояла ровно по центру, так, чтобы подойти к ней можно было с любой стороны. Напротив, у стены, рядом с дверью в собственный санузел, на белой тумбочке важно разместился новенький дорогой телевизор – тоже белый, с пультом дистанционного управления. Только смотреть передачи было некому. Пациент, занимавший седьмую палату, вот уже три месяца пребывал в глубокой коме, без признаков мозговой деятельности.

– Люби меня, люби… жарким огнем, ночью и дне-е-е-ем, – мурлыкала желтокудрая медсестричка Оля хит прошлого года, попутно проводя стандартные процедуры пациенту.

Легкий массаж конечностей, кожу смазать питательным кремом, причесать и побрить – это ее список обязанностей. Чуть позже придет красавчик Витя и как следует проработает все мышцы коматознику. Эх, кто бы ее отмассажировал…

Оля расстегнула верхнюю пуговицу больничного халатика в ожидании симпатичного коллеги. Пациент тоже был ничего такой, брутально-притягательный. Жаль, что овощ.

Оля оглянулась на раскрытую дверь палаты: в коридоре тихо, утренний обход в разгаре, так что все сидят по своим местам. Она склонилась над коматозником, сжав его щеки так, что безвольные губы вытянулись в трубочку, пошевелила ими, озвучивая шепотом с томным придыханием:

– Ольга, вы прекрасны, я хочу вас! Будьте моей… женой. Все мои деньги теперь ваши, Оленька!

Девушка отпустила щеки пациента, кинула еще один настороженный взгляд в коридор, оперлась ладонями о матрас, расставив руки по обе стороны от головы, и смачно поцеловала больного прямо в губы перламутровым ртом.

Коматозник открыл глаза и шумно втянул воздух.

– Ай! – вскрикнула Оля испуганно, отскочила, трясущимися пальцами застегнула халатик и выбежала в коридор, откуда вскоре послышалось истерично-визгливое: – Герман Степанович, Герман!.. Степанович!

Пациент повел глазами из стороны в сторону. В поле его зрения попадал лишь яичный потолок и квадрат лампы, которая ни с того ни с сего замигала прерывисто, забилась в конвульсиях и наконец погасла. Пока мужчина наблюдал ее смерть, палата заполнилась людьми: крашеная блондинка с огромными, полными ужаса глазами, кругленький очкарик с аккуратной бородкой, женщина постарше, строгая и вся какая-то постная, и смазливый подкачанный парень, единственный из всех одетый не в больничный халат, а в футболку и зеленые хлопковые штаны.

– Ну-ка, ну-ка, Витя, приподними изголовье, Олечка, тонометр, Лидия Львовна, фиксируйте. – Очкарик раздавал распоряжения, сам же присел на край кровати и, нежно перехватив запястье пациента тремя пухлыми пальцами, стал, поглядывая на часы, отсчитывать пульс. – Двадцать четыре, двадцать пять, двадца… Итого, пятьдесят два удара в минуту. Низковато, но не критично… Так-так-так… Игорь Андреевич, вы меня слышите? Игорь Андреевич? Меня зовут Герман Степанович, я ваш лечащий врач. Моргните, если вы меня слышите и понимаете.

Пациент уставился на доктора, остальные затаили дыхание.

Больной медленно закрыл и открыл глаза.

– Чудненько! Ох, как чудненько! – воскликнул Герман Степанович, поблескивая одновременно и стеклами очков, и неприлично белозубой довольной улыбкой. – Оленька, созвонись с его женой и… это… набери следователю Перекосову. Лидия Львовна, срочный медицинский консилиум! Всех заведующих сюда. Если он у нас еще и заговорит, то… ох… это же… это… – Доктор мечтательно оглядел палату, задержался взглядом на белом телевизоре, поднял глаза к потолку. – А почему лампа не светит? Перегорела? Лидия Львовна!

В палате поднялась суета, из коридора донеслись гомон и ароматы полдника. Оля нечаянно нажала на кнопку пульта, включив телевизор, и на его звук, словно зомби, притянулись другие пациенты.

Тот, кого называли Игорь Андреевич, повернул голову влево-вправо и вполне внятно произнес:

– Можно потише… пожалуйста. Голова гудит.

Палата замерла, и только телевизор пел радостно:

 
Вечером в среду,
После обеда,
Сон для усталых
взрослых людей,
Мы приглашаем,
всех, кто отчаян,
в дикие Джунгли скорей!!!¹
 

– Чудненько, как же чудненько, – не веря своим ушам и растерянно потирая руки, произнес доктор и вдруг заверещал фальцетом. – Вон! Все вон! Игорь Андреевич, как же я рад! Но тсссс… Отдыхайте. Лидия Львовна, консилиум! А вы все вон! И выключите уже этот ящик… Оля!

Минуту спустя пациент остался один в белизне и стерильной тишине палаты номер семь.

Глава 6. Консилиум

Странные ощущения, тревожные и непонятные, испытывал пациент одиночной вип-палаты. Голова продолжала гудеть так, будто от уха до уха в черепной коробке протянули радиоволну, которая все никак не могла настроиться. И то скрипела белым шумом, то выплевывала отдельные слова, фразы и образы.

«Где я?» – прозвучала первая внятная мысль. – В больнице. Очкарик… этот… Герман… сказал, что он врач. Хорошо. А кто я? Он называл меня Игорь Андреевич… Я Игорь Андреевич?»

Сердце ухнуло, скатилось по кровотоку в пятки. Он не помнил, кто он, и это было странно. Но он вполне осознавал себя, чувствовал, узнавал предметы. Белый телевизор вызвал интерес и любопытство. Казалось, он не видел раньше такого, но само понятие телевизор было ему знакомо.

Мужчина пошевелил рукой, движение далось с трудом, но далось. Во всем теле ощущалась сильная слабость, появилось невнятное тревожное чувство скованности. Словно постирали в кипятке любимый заношенный свитер, и он сел, став маленьким и неудобным. Столь некомфортно и непривычно было в собственном теле. Он поднес руку к лицу, прощупал его, не узнавая очертаний.

– Принести что-нибудь? – пискнул тоненький голосок, и в поле зрения нарисовалась прежняя блондинка в белом халатике с расстегнутой верхней пуговичкой.

Пациент инстинктивно нырнул взглядом в нависший над ним вырез, демонстрировавший две упругие полусферы, обтянутые ажурной сеточкой, и поспешно отвел глаза. Медсестричка улыбнулась и наклонилась еще ниже, одной рукой поправляя под ним подушку, другой заправляя себе за ушко выпавший пергидрольный локон.

– Я Оля, – мурлыкнула она. – Все три месяца за вами ухаживала. Вы не помните? Ничего не чувствовали?

Он отрицательно мотнул головой.

Оля вздохнула с сожалением и повторила первый вопрос:

– Принести что-нибудь, Игорь… Андреевич?

– Зеркало, – выпалил он, с ужасом осознавая, что даже собственный голос кажется ему чужим.

– Ой, вы прекрасно выглядите, не беспокойтесь, – ворковала Оля, поглаживая пациента по руке от локтя до запястья. – Шрам затянулся и теперь даже украшает вас.

Он внимательно посмотрел на нее и вопросительно замычал.

– Ой, – Оля прикрыла накрашенный ротик рукой, – вы, наверное, не знаете про шрам, не помните. Вы же без сознания тогда… сюда… на операцию. Ой.

В коридоре послышались голоса, Оля подскочила, шепнула быстро:

– Я принесу зеркало после.

И, застегивая поспешно халат, метнулась к окну, имитируя занятость.

В палату вошли четверо в белом под предводительством уже знакомого очкарика с бородкой, смазливый Витя катил следом инвалидную коляску, скрипевшую на одно колесо. Все-таки вип-колясок в больнице не предусмотрели.

– Ну-с, Игорь Андреевич, будем вас обследовать, – радостно потирал руки Герман Степанович, лицо его выражало маниакальное нетерпение. – Коллеги, приступаем!

Следующие три часа вернувшегося с того света Игоря щупали, слушали, измеряли, били молотком по коленке, возили до жерла МРТ и обратно, светили ему фонариком в глаза… и делали много чего еще. Наконец докторский консилиум единогласно признал, что свершилось чудо и пациент после трех месяцев комы очнулся совершенно здоровым и дееспособным. Все двигательные функции сохранены, все реакции в норме, единственная неприятность – полная потеря памяти.

– Да, так бывает, память не самое страшное, – вещал Герман Степанович. – При такой черепно-мозговой травме, как у вас, вообще удивительно, что вы и ходите, и говорите. Ну про «ходите», тут объяснимо, конечно, – он скромно, но с довольною улыбкой, потупил взгляд. – Уход был нестандартный. Массажи каждый день, разработка суставов, даже иглоукалывание подключили в качестве альтернативного метода. Как результат – дистрофии мышц нет, а слабость эта пройдет, не волнуйтесь, расходитесь. А вот с памятью…

Договорить он не успел, так как в палату ворвалась она – законная супруга.

Глава 7. Законная супруга

Она была феноменально красива. Высокая, выше всех присутствующих. Возможно, этому способствовали туфли на десятисантиметровой платформе, но и без них Ксения (так звали девушку) выделялась бы своим ростом и восхитительно ладной фигурой. Она словно только что сбежала с показа Victoria’s Secret Show: длинные ноги, затянутые в узкие синие брюки, оголенный плоский животик с мягкой впадинкой пупка, в котором блестел мелкими цветными камешками пирсинг в форме стрекозы, розовая рубашка, завязанная в узел аккурат над стрекозой. Рубашка вроде бы и имела строгий фасон (длинный рукав, отложной воротник), но на груди третьего размера, с расстегнутыми верхними пуговичками и напрягшимися остальными, выглядела сверхсексуально. Бедная Олечка даже сглотнула завистливо и окончательно застегнула свой халатик.

– Гарик, котик, солнце мое, – лепетала красавица, поднимая шелковые ниточки бровей над синими, как сапфиры, глазами. – Как ты? Что? Тебе больно?

Ксения перекинула платиновые локоны на одно плечо, и, картинно склонив голову в ту же сторону, присела на край кровати.

Игорь растерянно взглянул на лечащего врача, всем своим видом прося помощи. Сердце его стянуло испугом. Не радостью, не узнаванием.

Герман Степанович все понял и, положив пухлые ручки на плечи причитавшей красотке, бережно, но настойчиво отстранил ее от пациента.

– Ксения Валерьевна, боюсь, что у вашего супруга амнезия. Он ничего не помнит. И вас тоже, – подчеркнул доктор голосом последнее.

– Ничего?! – воскликнула удивленно девушка, и на долю секунды лицо ее озарилось радостной улыбкой. Но она быстро сдвинула тонкие брови к переносице и добавила озабоченно: – Совсем ничего? Как же так? Даже меня?

Ксения вновь склонилась над Игорем, касаясь тонкими наманикюренными пальчиками его лица. Он не отдернулся лишь усилием воли, но весь сжался и отрицательно мотнул головой.

– Это… временно, – вновь вмешался доктор, отвлекая на себя внимание красотки. – Зато тело в полном порядке! Думаю, что это иглоукалывание… и массажи ежедневные. Мы каждый день боролись…

Ксения нетерпеливо прервала его взмахом руки:

– Когда его выпишут? – спросила она.

– Пара недель на восстановление под нашим наблюдением… может, даже меньше. Тело, как я уже сказал, функционирует нормально. С амнезией тоже разберемся, всему свое время. Будет чудненько, если вы принесете фотографии семейные… друзья, родственники, детские фото… Подпишите их по именам и годам. Если есть видеозаписи семейные, то мы подключим видеомагнитофон. – Герман Степанович гордо указал на телевизор.

В дверь палаты, точнее, в косяк рядом с раскрытой уже дверью деликатно постучали. Все обернулись на пришедшего, Ксения при этом раздраженно цокнула и закатила глаза.

– Добрый день, разрешите? – произнес компактный, совершенно ничем не примечательный мужчина.

Он был весь какой-то неопрятный и несуразный. Серая несвежая рубашка топорщилась под мышками, мешковатые джинсы едва держались на грубом кожаном ремне.

Мужчина вовсе не был маленьким, но одежда его почему-то казалась на пару размеров больше необходимого, и оттого он выглядел как подросток в отцовских шмотках.

– Вам-то что здесь надо? – смерила мужчину презрительным взглядом Ксения, вставая и отходя к окну, будто не хотела даже дышать с ним одним воздухом.

– И я рад вам, Ксения Валерьевна, – ничуть не смутился вошедший. – Можете пока выйти, проветриться. Здравствуйте, Игорь… Андреевич, – добавил он отчество, слегка замешкавшись. Затем мужчина подхватил стоявший у стены стул, приставил его к кровати пациента и сел, закинув ногу на ногу, так что всем стала видна грязь, налипшая на протекторе грубых ботинок. – Как чувствуете себя? Меня зовут Перекосов Павел Алексеевич, можно просто Павел, я расследую ваше дело. Вы видели, кто в вас стрелял?

Теперь пришла очередь Игоря искренне удивляться. Но ответить он ничего не успел, поскольку белокурая фурия Ксения вступила в бой:

– Ничего он не видел! Он только что в себя пришел… практически с того света вернулся… а вы уже тут как тут… вынюхиваете. У него амнезия! Полная потеря памяти! – Девушка обернулась к Герману Степановичу. – Это вот за это мы платим? Приватная палата, говорите? Полный комфорт? Почему посторонние в палате?!

Бедный доктор смутился из-за предъявленных претензий, забормотал оправдываясь:

– Нас обязали сообщать… все-таки покушение на убийство… дело серьезное. А что касается амнезии, – голос его стал тверже, но и обращался он уже к следователю, – то чистая правда. Полная потеря памяти. Даже жену свою не помнит.

– Неудивительно, – фыркнул Перекосов про себя и уже громче добавил: – Что ж, значит поговорим позже. Желаю скорейшего выздоровления и восстановления, Игорь Андреевич. Позвоните мне, когда будете готовы, нам есть о чем поговорить, и есть что вам рассказать.

Следователь встал, долго рылся в карманах и наконец протянул Игорю визитку:

– Здесь рабочий телефон и номер пейджера. Если меня не будет в отделении, значит скиньте сообщение, я перезвоню вам сам.

Игорь кивнул и, протянув слабую руку, принял кусочек мятого картона.

– Ах да, – добавил Перекосов. – Будьте осторожны, один не выходите никуда. У вас ведь был телохранитель? Верните его. Странно, что охрану сняли.

Следователь усмехнулся, взглянув на Ксению, жестом пригласил доктора идти за ним и вышел. Герман Степанович выскользнул следом. Любопытная Олечка, которая весь разговор с жадностью наблюдала за Ксенией и даже невольно повторяла ее мимику и жесты, тоже, хоть и с сожалением, но покинула седьмую палату. Супруги остались наедине.

– Гарик, – уже смиренно, без истеричных ноток заговорила Ксения, присаживаясь на оставленный следователем стул. – Ты правда ничего не помнишь?

Игорь медленно покачал головой из стороны в сторону.

– А если так? – шепнула девушка, склонилась над ним, накрыв тонкой вуалью сладко-терпких духов, прикоснулась щекой к щеке, прикусила слегка мочку уха.

Игорь инстинктивно отдернулся, задышал часто. Но не от возбуждения, скорее наоборот – от отвращения. Женщина не привлекала его, он чувствовал неловкость, стыд и мелочное желание сбежать. Как несозревший еще подросток, к которому проявила внимание девушка постарше.

– Простите, – пробормотал он, натягивая одеяло к подбородку.

– Оу, – удивленно воскликнула Ксения.

Она озадаченно смотрела на мужа, и на фарфоровом личике отчетливо сменялись маски эмоций: волна страха, всплеск радости, глубокий мыслительный процесс. Девушка читалась, как книга… как незатейливое голливудское кино.

– Что со мной случилось? – прервал гнетущую тишину Игорь.

– А? А-а-а-а, в тебя стреляли. Пятнадцатого мая. Охранник нашел тебя возле машины, два пулевых – в грудь и в голову. – Ксения протянула руку к его виску, но увидев встречный взгляд, отдернула ее. – В грудь навылет, не задев ничего важного… а вот голову… Кто стрелял, неизвестно. Ты был один. Знаешь, сколько я пережила за эти три месяца? Они ведь меня подозревали. Следователь этот, тварина! Да не на ту напал. Я бы никогда… слышишь? Да и алиби у меня. Веришь?

Она говорила сбивчиво, вроде бы дерзко и уверенно, но за дерзостью прятались страх и попытка оправдаться.

– А телохранитель? Он сказал, что был телохранитель.

– В тот вечер ты его отпустил, сам. Сказал, что у тебя встреча. – Она поджала полные губы и отвела глаза. – Потом… уже после, Миша организовал охрану, но вскоре мы ее сняли. Так Миша решил. Врачи сказали, что шансов нет, ты не очнешься…

– Миша?

– Мишаня. Твой друг. И партнер. – Голос ее стал тише, а зрачки трусливо забегали. – Ты не помнишь… да. Я уже позвонила ему, он приедет сегодня.

Игорь в ответ лишь поморщился.

В палату вернулся Герман Степанович. Заметив усталость на лице пациента, он обеспокоенно прощупал его пульс и удивительно твердым, не терпящим возражения голосом попросил Ксению удалиться. В вопросах врачевания и безопасности подопечного он не смущался перед заносчивой посетительницей.

– А как же Миша? – недовольно спросила Ксения. – Он скоро приедет.

– Категорически нет, – отрезал доктор. – Слишком много впечатлений для первого дня. Возвращайтесь завтра, вместе с фотографиями и с Михаилом Николаевичем. А сегодня покой и тишина. Вы же не хотите, чтобы ему стало хуже?

– Нет, – процедила сквозь зубы девушка.

– Вот и чудненько, до завтра.

Ксения встала, наклонилась и неловко поцеловала Игоря в щеку.

– Пока, котик, – попрощалась она и вышла модельной походкой, отстукивая гулкий ритм по кафельному полу коридора.

Герман Степанович пробыл с пациентом еще некоторое время, задавая вопросы по самочувствию и ощущениям, но и он вскоре покинул седьмую палату. Однако Игорю так и не удалось побыть одному.