Читать книгу: «Изумрудные тени: дитя жизни и смерти»

Глава 1

Тиканье настенных часов в прихожей резало утреннюю тишину как нож. Тик. Так. Тик. Так. Каждый звук бил по нервам Аники. Она сидела на краю дивана, сжимая в кулаке связку ключей – металл впивался в ладонь, якорь в море тоски. Пальцы другой руки бесцельно теребили край мягкого пледа – того самого, где еще месяц назад любила греть бока Лика. Серый комочек с изумрудными глазами. Ее душа.

30 лет. Квартира в тихом престижном районе, купленная до встречи с Марком. Чисто, дорого, стерильно. И пусто. Невыносимо пусто, особенно по утрам, когда Марк уже ушел в свой безупречный офис, а ритуал с миской и колокольчиком остался в прошлом вместе с тихим мурлыканьем.

Аника резко встала, движение было порывистым, как всегда, когда внутри клокотало. Спокойно, – приказала она себе, заставляя дыхание выровняться. Дыши. Подошла к окну. За стеклом – серый, унылый пейзаж: стриженые газоны, ряды иномарок, люди-муравьи. Небо – сплошная мокрая плита. Как декорация из самого скучного фильма, подумала она с раздражением. Взгляд сам нашел спасение – стеллажи, ломящиеся от книг. Фэнтези. Боевики. Миры, где меч решал проблемы громче слов, где была магия, где можно было выплеснуть эту ярость, эту боль. Где, может быть… ждали знакомые изумрудные глаза.

На кухне она с силой ткнула кнопку чайника. Гул кипящей воды заглушил тиканье часов, но не гул в голове. Календарь. Среда. Приют. Мысль пронзила пелену тоски, но добавила тревоги. Год назад она, задыхаясь от пустоты "идеальной" жизни, ринулась в волонтерство. Помощь в хосписах, раздача еды бездомным, сбор вещей для детдомов – все, где можно было делать, где требовались ее руки, ее ярость против несправедливости, превращенная в действие. Это стало воздухом. Смыслом. Но в "Лапу Друга"…

Сегодня – впервые. И не просто так. В сумке лежали коробочки – остатки дорогих, неиспользованных лекарств Лики. Отдавать их было как отрезать кусок сердца. Но держать – еще больнее. Кто-то в приюте, наверное, в них нуждается больше.

Она почти выпила обжигающий чай, не чувствуя вкуса. Сумка: лакомства для собак (купила на всякий случай, вдруг пригодятся), блокнот (старая привычка – все фиксировать), бутылка воды. Рука потянулась к старому, потертому свитеру. На нем – два белых волоска. Прикосновение к ним – удар током. Боль, острая, рвущая изнутри. Лика. Семья. Единственная настоящая. Больше, чем Марк… Мысль проскочила, вызвав знакомую волну вины и злости – на себя, на него, на весь этот нелепый порядок вещей.

Родители… Брат… Гложущая тревога о их здоровье сжала горло. Мама снова жаловалась на давление, папа отмахивался, брат пропадал на работе. Они были далеко, но их голоса в трубке, их забота – единственный теплый луч. Семья Марка… Аника стиснула зубы. Нет. Четкие границы. Их холодные, оценивающие взгляды, их разговоры о карьере и статусе, где она была "странной", "не от мира сего" – еще один источник ярости, который она с трудом держала за высоким забором молчания.

Надевая куртку, она мельком поймала свое отражение в зеркале прихожей. Темный небрежный хвост, синяки под глазами, плотно сжатые губы. 30. Сегодня – на все 50, сварливых и усталых. Спеть бы… Или станцевать, чтобы выплеснуть… – мелькнуло. Но сил не было. Мотивация таяла, как утренний туман, оставляя только тяжесть и эту черную дыру после Лики. Единственное, что двигало – необходимость доехать. Передать лекарства. Сделать что-то полезное. Не сойти с ума.

Ключ повернулся в замке машины (небольшой, юркий хэтчбек – ее единственная территория контроля) с резким щелчком. Она села за руль, руки сжали баранку так, что костяшки побелели. Спокойно. Ты везешь лекарства. Это важно. Движение в пробке, тупые перестроения соседей – каждое провоцировало вспышку гнева, который она тут же давила внутрь, глотая комок. Контроль. Всегда контроль.

Она вырулила на улицу, ведущую к окраине, где располагался приют "Лапа Друга". Квартира осталась позади – богатая, бездушная тюрьма. Впереди – серый город, нервная дорога и… едва теплящаяся, безумная надежда, спрятанная глубоко под слоем боли, гнева и будней: что где-то есть дверь. Дверь в настоящую сказку. Где можно было бы не сдерживаться. Где меч решал бы споры. Где магия лечила раны. И где… где ее ждали бы доверчивые изумрудные глаза.

Глава 2

Дорога к "Лапе Друга" выдалась нервной. Аника резко тормозила перед желтым светом, едва сдерживаясь от крика на водителя, подрезавшего ее на перекрестке. "Лекарства. Сосредоточься", – бормотала она, вцепляясь в руль. Грунтовка перед приютом заставила подвеску скрипеть, но хотя бы здесь не было идиотов в дорогих тачках. Она заглушила двигатель, несколько секунд сидела в тишине, глядя на скромное здание. Лай и мяуканье за забором вызвали резкую волну боли – так же встречала Лика. "Не сейчас. Работа".

Встреча с заведующей, Ириной Петровной, прошла деловито. Аника протянула коробки с лекарствами – пальцы чуть дрогнули. "Спасибо, это спасет жизни", – женщина взяла их с благоговением. Аника кивнула, отводя взгляд. Каждая упаковка – нож в сердце. "Должны были спасти Лику…"

Но дальше случилось странное. Запах антисептика, шерсти и надежды, звуки десятков голосов – и привычная ярость стала таять. Аника разгрузила из багажника три мешка премиум-корма (купила по пути, "чтобы не приезжать с пустыми руками"). Потом… включилась. Резко, почти на автомате.

Она помогала чистить вольеры – жестко оттирала присохшую грязь, с грохотом ставила чистые миски. Физическая работа успокаивала, давала выход энергии. Потом – выгул собак. Сначала движения были скованными, но щенок-дворяга с бешено виляющим хвостом растопил лед. Аника рассмеялась – резко, неожиданно для себя – и бросила ему мяч. Бегала с овчаркой, осторожно гладила боязливого борзого. В кошачьем блоке села на пол, просунув пальцы сквозь сетку. Рыжий толстяк мурлыкал, тычась мордой в ладонь. Трехцветная кошечка игриво ловила бантик на веревочке. На час боль отступила. Она говорила с ними – отрывисто, с неожиданной нежностью: "Ну что, полосатик? Солнышко греет? Хорошо же?" Ее руки помнили движения: чесать за ухом, гладить по спине. Здесь, среди тех, кого бросили, она чувствовала себя… на месте. Нужной без условий.

Когда тени удлинились, Ирина Петровна подошла, указывая на молодого кота с пронзительными голубыми глазами: "Аника, посмотрите на этого джентльмена. Умница, ласковый… Может, заберете? Вижу, вам с ними легко". Предложение ударило как током. Все тепло испарилось. Аника резко встала, отшатнувшись, как от огня.

– Нет. – Голос прозвучал как хлыст. Она увидела, как моргнула заведующая. Контроль. Сейчас сорвешься. Аника с силой сжала кулаки, выравнивая дыхание. Говорила четко, рубя фразы, опираясь на логику, как на щит от боли: – Спасибо. Не могу. Слишком… рано. Да и время не позволит. Я постоянно в разъездах. Форумы экологические – то участник, то волонтер по организации. Плюс хосписы в области, сборы помощи в глубинке. Муж – в командировках вечно. Квартира – пустая коробка. Кто будет кормить? Лечить? Гладить? Безответственно брать живое существо в такую жизнь. – Она отвернулась, пряча дрожь в руках. После замужества сбежала в эту беготню. А теперь… без Лики дом – камера пыток. Только движение не дает сойти с ума.

Ирина Петровна вздохнула, тронула ее плечо: "Понимаю. Но дверь – открыта. Приходите просто… побыть". Аника кивнула, не глядя. "Побыть"? Среди этих глаз, напоминающих о потере? Ирония кольнула остро. Она собралась молниеносно – резкий кивок на прощание, быстрые шаги к машине. Только за рулем, втиснувшись в сиденье, позволила себе сгорбиться. Дыхание сбилось. Идиотка. Почему так резко? Вина грызла. Но и облегчение – она не предала память Лики. Не поддалась минутной слабости.

Завела мотор, выжала сцепление. Машина дернулась с места. В зеркале – уменьшающийся приют. Аника прибавила газу. Скорость, движение – единственные лекарства от этой грызущей пустоты. Разъезды. Форумы. Проекты. Дальше – следующий пункт, следующий город. Остановиться – значит утонуть. Серый асфальт сливался под колесами. Она не заметила, как свернула на старую, разбитую дорогу – кратчайший путь к трассе, но редко используемый. Колдобины били по подвеске. Сумерки сгущались, окрашивая лес по сторонам в сизые тона. Внезапно – тень! Что-то большое, темное метнулось перед капотом! Аника вдавила тормоз в пол! Резина завизжала. Машину развернуло! Удар! Лобовое стекло – паутина трещин. Подушка безопасности хлопнула в лицо. Тишина. Звон в ушах.

Аника отстегнулась, пихнула дверь плечом. Машина – в кювете, фара разбита. Она шагнула на дорогу, ноги ватные. Там, метрах в десяти, лежало… оно. Существо. Размером с крупную собаку, но не собака. Покрытое темной, переливающейся чешуей и клочьями шерсти. Из бока сочилась густая, чернильная жидкость. И глаза… Широко открытые, полные боли и немого укора – яркие, бездонно-изумрудные. Как у Лики в последнюю секунду. Воздух звенел, пахло озоном и гарью. Где-то в глубине леса прокатился жуткий, многотонный вой, от которого кровь застыла. Аника замерла. Тиканье часов в ее сознании сменилось на низкий, вибрирующий гул… будто гигантский меч вынимали из каменных ножен.

Паника сжала горло ледяным обручем. Вой из леса нарастал, земля дрожала под ногами, но Аника не видела этого. Перед глазами – только изумрудные глаза Лики, тускнеющие в ее ладонях месяц назад. Тот же укор. Та же беспомощность.

"Я опоздала… Всего три часа… Навигатор глючил, кружил как леший, запутал все тропы… Я могла успеть! Должна была! Успеть отвезти к ветеринару, побыть рядом, не дать ей уйти одной в ночь… Но нет. Эта железная коробка, эта проклятая дорога… И вот опять…"

Шаг. Еще шаг. Она не осознавала, что движется к существу. Мир сузился до чернильной лужицы под его телом и этих глаз. Глаз Лики, закрывшихся навсегда как раз тогда, когда она, запыхавшаяся, ворвалась в квартиру. "Прощай…" – словно услышала она снова тоненький писк.

"Нет… Нет… НЕТ!" – крик вырвался из самой глубины, дикий, полный отчаяния и ярости на себя, на навигаторы, на весь несправедливый мир. Она рухнула на колени рядом с существом, не чувствуя острых камней. Руки, сами собой, потянулись к страшной ране на боку, из которой сочилась чернота. Нельзя! Не смей уходить! Не как Лика!

Ее пальцы коснулись холодной, скользкой чешуи рядом с раной. И в этот миг – ярчайшая, слепяще-белая вспышка! Она ударила из ее ладоней, как молния, ослепив ее, существо, озарив на миг мрачный лес. Аника ощутила жгучую волну – не боли, а чистой, неконтролируемой энергии – хлынувшую из груди наружу. Мир взорвался в белизне и… погас.

Глава 3

Тик. Так. Тик. Так.

Аника открыла глаза. Она лежала в своей кровати. Утро. Знакомый потолок. Тиканье часов в прихожей.

Она села, потянулась. Голова была тяжелой, будто накануне… что? Вчера… Вчера была в приюте. Всплыли картинки: игра с щенком, уборка, резкий разговор с заведующей… Да, отказалась. Правильно. Безответственно. Потом… потом поехала домой. Дорога была утомительной, пробки. Приехала поздно, вымоталась, выпила чаю и легла спать. Спокойный вечер. Ничего особенного. Машина? Ключи лежат на тумбочке. Все в порядке.

Она встала, пошла на кухню, включила чайник. Рука автоматически потянулась к смартфону – проверить маршрут на сегодня: форум по экологии в соседнем городе, надо выезжать через два часа. Взгляд скользнул по значку навигатора. Резкая, иррациональная волна злости сжала сердце. Тупые программы! Вечно глючат! – подумала она с неожиданной яростью, швырнув телефон на диван. Откуда этот гнев? Наверное, усталость.

Весь день прошел в серой дымке. Поездка на форум (навигатор вел себя прилично, но она все равно ехала с напряженной челюстью), участие в панельной дискуссии (отвечала четко, но без обычного огонька), дорога обратно. Дом. Пустота. Она пыталась читать – любимый фэнтези-роман не захватывал. Включила боевик – драки на экране казались глупыми и шумными. Тоска грызла под ложечкой, тупая и необъяснимая. Как будто что-то важное потеряла, но что – не помнила.

Перед сном она зашла в ванную. Умываясь, поймала свое отражение в зеркале. Глаза… В них мелькнуло что-то дикое, испуганное. Как будто тень. Она резко отвела взгляд. Переутомилась. Надо выспаться.

Лежа в темноте, она ворочалась. За окном мелькнула тень – не то кошка, не то… Лика? Сердце бешено заколотилось. Она зажмурилась. Сон пришел тяжелый, обрывочный: Темная дорога. Вой. Яркая вспышка. И пара изумрудных глаз, полных немой мольбы и… благодарности? Проснулась она в холодном поту, рука инстинктивно потянулась к боку – месту, где ничего не болело, но память тела кричала о несуществующей ране. Пустота. Только пустота и этот странный, неотвязный гул в ушах, похожий на далекий звон гигантского меча.

Серые дни сливались в монотонную ленту. Форумы, поездки, пустая квартира. Но появилось оно. Маленькое, юркое, с шерстью цвета ночной бездны и глазами… Изумрудными. Не просто зелеными – точно такими же, как у Лики в лучах солнца, и как у того существа во сне, который не отпускал.

Сначала Аника заметила его случайно: сидел на карнизе гаража напротив, неподвижный силуэт на фоне заката. Глаза – два ярких уголька, пристально смотрящие прямо в ее окно. Мороз пробежал по коже. Совпадение, – отмахнулась она, резко задернув штору.

Но котенок возвращался. Каждый вечер. То на лавочке в скверике, то на крыльце соседского дома. Всегда – смотрящий. Без мяуканья, без попыток приблизиться. Просто – наблюдение. Эти глаза будили странную смесь тоски, вины и… смутной надежды. Как будто кусочек Лики вернулся, но не для того, чтобы ее мучить, а чтобы напомнить о чем-то важном, что она отчаянно пыталась забыть.

Через неделю терпение лопнуло. Аника купила пачку влажного корма (премиум, любимый Ликин). Вечером вышла во двор. Котенок сидел на привычном месте – у старого дуба. Она поставила блюдце на землю, отойдя подальше. Котенок не двинулся с места, лишь его взгляд стал еще интенсивнее. Она раздраженно вздохнула, повернулась чтобы уйти, но…

– Кссс… – вырвалось у нее само собой, тихо, почти стыдливо.

И тогда он двинулся. Не спеша, грациозно, как тень, скользящая по земле. Подошел к блюдцу. Обнюхал. И начал есть – методично, без жадности, но с явным удовольствием. Аника замерла, наблюдая. Каждый глоток, каждое движение маленького черного тела отзывалось в ней странным облегчением. Как будто тяжесть, давившая на грудь все эти недели, чуть-чуть ослабла. Она не смеялась, не умилялась. Просто стояла и смотрела, чувствуя, как ледяная скорлупа внутри понемногу трескается. Это было крошечное, хрупкое тепло. Но оно было ее теплом, отданным без требования чего-то взамен.

С тех пор это стало ритуалом. Вечер. Блюдце. Черный силуэт, появляющийся из сумерек как по волшебству. Молчаливая трапеза под ее наблюдением. И затем – котенок растворялся в темноте так же бесшумно, как и появлялся. Ни разу он не попытался войти в подъезд, не мяукнул, прося взять его. Он просто… приходил. Принимал ее дар и уходил, оставляя ей это призрачное, но такое необходимое чувство: что она может дать что-то хорошее, не причинив боли себе или другому.

Вечер. Аника легла в постель. Темнота комнаты была густой, удушающей. Мысли, как назойливые мухи, кружили над бездной ее жизни: пустые стены, голос Марка из телефонной трубки ("Задержусь на неделю"), пыльные книги, которые больше не утешают, дороги, ведущие в никуда… Волонтерство? Да, это глоток воздуха. Но это – борьба с ветряными мельницами. Капля в море страдания. Где смысл? Где та сказка, которая заберет эту боль?

Она зажмурилась, пытаясь загнать прочь горечь. И вдруг, из самой глубины отчаяния, родилась мысль, почти молитва, проскользнувшая сквозь сжатые зубы в беззвучном шепоте:

"Хоть бы кто… благословил… эту мою жизнь…"

ЯРКАЯ ВСПЫШКА!

Она ударила по сомкнутым векам с такой силой, что Аника вскрикнула, вжавшись в подушку. Ослепительно-белый свет! Как в тот миг на дороге, который стерла память. Он пылал изнутри ее собственных век, жгучий и чистый, заполняя все внутреннее пространство. Это длилось доли секунды.

Она резко открыла глаза, сердце колотилось, как бешеное.

Темнота.

Обычная ночная темнота спальни. Только свет фонаря за окном рисовал слабые тени на потолке. Никакого белого сияния. Никакого тепла. Только адреналин в крови и полное, оглушающее непонимание. Что это было? Галлюцинация? От переутомления? Отчаяния?

Аника тяжело дышала, вглядываясь в привычный мрак. Гул в ушах, который стал ее постоянным спутником, на секунду стих, сменившись звонкой тишиной после вспышки. Потом вернулся – тише, но настойчивее. Как отголосок грома.