Читать книгу: «Энэр», страница 6

Довольные коровы улеглись спать, а женщинам работы ещё хватало: сепарирование, мойка, закладка брынзы. В этом они уже отказались от помощи Кузи, предложив ему поспать на топчане за печью, но Кузе спать не хотелось, и он вышел наружу.

 
                                                    * * *
 

Звёздное небо разлилось от горизонта до горизонта. Присев на поленницу, Кузя любовался им. Он вспомнил, как Иван пел что-то о звёздном небе, и силился восстановить в памяти слова, которые уже слышал когда-то ранее. В мыслях крутилось «зоряна, ясная», Кузя думал, что «зоряна» означает «зарю». Как ни старался, а вспомнить другие слова не смог, тогда он лёг на поленницу и стал просто любоваться.

Так прошло некоторое время, и вдруг слова поплыли сами по себе. Кузя слушал слова то чётко, то расплывчато, но они очень подходили этому звёздному небу.

Мысленная песня закончилась просто мелодией, спать не хотелось, и Кузя вызвал инструкцию.

Инструкция раскрылась списком, но читать почему-то не хотелось, и Кузя решил просто прочесть список до конца. Список прокручивался взглядом, и читать непонятные слова тоже надоело – стал просто прокручивать его.

Длинный список дошёл до конца, явив последнюю строку: «Бо».

Обомлев, Кузя смотрел на эту строку и не решался чмокнуть на ней. Он строил догадки, что же может скрываться там, – с надеждой, со страхом, что надежда не сбудется, – и всё медлил…

Он вспомнил звёзды, вспомнил, как он плыл в потоке, вспомнил голос, читающий стихи… но какие там были стихи, он, уже и ранее пытавшийся вспомнить их, не знал, – лишь отдельные фразы всплывали в сознании: «спортивный костюмчик», «на Земле», «в далёких горах» и другие.

Собрав силу воли, подумав почти подсознательно: «Будь что будет!», он чмокнул на последней строчке…

Звёздное небо поплыло перед ним и стало приближаться. Звёзды медленно росли, становясь всё ближе, всё ярче. Прошло какое-то время, и показались туманности… Кузя приметил, что звёзды движутся, сливаясь в поток, и догадался, что это тот самый сон. Тот самый сон – невероятный, чудесный, волшебный – круто изменивший его судьбу…

Кузя любовался звёздами в ожидании чуда… и чудо явилось голосом Бо!!!

– Я на Бога смотрю по-иначе: не склонившись в поклоне, а прямо. Принимаю всё то, что назначил, но вакутою прусь упрямой.

Затем последовали слова, которых Кузя словно и не слышал, возможно, занятый тогда своими мыслями: «…Утром солнцем обласканный щедро, но измученный долгою жаждой, восхваляю за вёдро с надеждой ненапрасности пытки каждой».

Звёзды поплыли поперёк, и казалось, что они и впрямь смотрят, а голос продолжал: «Днём из тучи политый в избытке, продолжаю движенье по лужам в грязной обуви, мокрый до нитки, уповая, – кому-то нужен».

Впереди показалась туманность и смутный облик…

– Весь дрожа от промозглейшей стужи, веря в то, что иду не напрасно, редкий снег получая на ужин, утверждаю, что жизнь прекрасна!

Смутный облик вырос до человека в сверкающей одежде, и Бо поманил рукой…

 
                                                    * * *
 

Когда «фильм» закончился, Кузя лежал на поленнице, безмерно поражённый…

«Бо!.. Ведь ты зачем-то дал мне это!.. Зачем?!.. Мало ли таких, кто был убит извергами?! Ты почему-то удостоил меня!.. За что?! За какие заслуги?!..»

– Кузя! – позвала Настя вполголоса, перебив мысли.

«Как хорошо, что я успел досмотреть до конца!» – обрадовался Кузя и отозвался.

– Я, наверное, уеду скоро, – сообщил Кузя Елене, возвращаясь с фермы.

– Я не знаю, что и сказать, – призналась Елена, – может, это и хорошо. Хотя Мышко хотел тебя попросить сторожем быть вместо Жовтопупа. Тот вечно пьяный, а тебя горилка не берёт.

– А как же я?! – вякнула Настя.

– А ты будешь ждать! – приструнила Елена.

В хате все спали. На кровати, на лавках, на печи… Даже сени были заняты.

На сеновале Михалыч спал один, и вернувшиеся полезли туда.

Кузя, взяв Елену и Настю за руки, разместился на сене между ними, и вскоре заснул.

Ночью Кузя проснулся оттого, что Настя гладила его свободной рукой. Она нежно водила пальчиками по груди, а потом опустила руку ниже. Кузе было очень приятно оттого, что юная девушка проявляет к нему такое внимание, но прежняя мысль сверлила в голове.

Настя коснулась губами, и Кузя задышал отрывисто…

 
                                                    * * *
 

«Нет!!! Это не Катя!!! – барабанила мысль, когда проснулся снова. – Катя была скромнее!»

Рассвело. Было слышно, как ушли гости, а Кузя лежал с закрытыми глазами. Спустя некоторое время Елена высвободила руку и, прошуршав по сену, потрепала Настю за ногу. Было похоже, что Насте хотелось остаться, но под настоянием матери она последовала за ней.

Их шаги затихли во дворе, и Кузя вызвал инструкцию.

Сразу бросилась в глаза новая строка «Лог» – она была самой первой, и раньше её, без сомнения, не было. Кузя помедлил и чмокнул на ней. Открылось изображение, вытянутое в полосу, где в одной части был мужчина зрелого возраста, а в другой части – молодой парень. Зато между ними был динозаврик, жующий траву.

Кузя пристальней вгляделся в мужчину, и изображение увеличилось, оставив в поле зрения только его. Это было обычное европейское лицо, может быть, примечательное только добродушным выражением. Кузя перевёл взгляд, и изображение передвинулось в другой конец, явив парня.

Кузя вглядывался в него всё пристальней и пристальней, аж мурашки побежали по телу… Как цунами растёт, приближаясь к суше, так и в Кузе росло чувство радости – там, во сне, лицо Бо светилось какими-то чудесными переливами тумана на тёмном фоне, а здесь, на фотографии, он выглядел обычным человеком, каких тысячи в любом городе. Он казался сверстником, но взгляд был каким-то взрослым. Кузя долго смотрел на него и лишь потом перевёл взгляд на динозаврика. Динозавр предстал во всей красе, и Кузя только тогда понял, что он чудовищно огромен и жуёт не траву, а деревья. Мелкие пташки, огрызки деревьев, падающие изо рта, удивлённое на один глаз выражение динозавра – всё говорило о том, что это реальный снимок, а не монтаж. Кузя приметил и какие-то вертикальные струны позади людей, которые могли быть частью какой-то конструкции или стропами.

Михалыч заворочался и будто застонал.

Кузя убрал инструкцию и пожелал: «Доброе утро!»

– Если бы! – ответил Михалыч замученным голосом.

– Перебрал?! – пожалел его Кузя.

– Да ну их в баню! Им бы только пить и пить! – пожаловался Михалыч и вдруг обрадовался, осенившись: – О! Ты же можешь…

Кузя приложил руку к запястью Михалыча, и тот выдал блаженно: «О-о-о!»

Так он полежал немного, а потом поднялся бодрый и довольный:

– Мне бы так, как ты! Ну ничего, спасителем будешь!

– Да! – согласился Кузя. – Наверное, быть мне спасителем.

– Ты о чём? – Михалыч тотчас стал серьёзен, догадавшись, что в ответе кроется что-то большее.

– Я ухожу, – ответил Кузя.

– М-м! – опечалился Михалыч.

Кузя рассказал ему о своём открытии и пожалел, что друг не может это увидеть.

– Да! Конечно, всё это неспроста! – согласился Михалыч и рассудил: – Конечно, с твоими возможностями можно попытаться что-то сделать… Остановить кровопролитие, например.

– Сейчас покажу! – оживился Кузя.

Он резво поднялся, спрыгнул вниз, схватил попавшую на глаза чурку и вернулся к Михалычу.

– Смотри! – заговорщически произнёс Кузя и провёл рукой поперёк чурки, поставленной на попа.

– И что? – не понял Михалыч.

– А вот что! – последовал ответ с поднятием верхней части чурки.

Михалыч видел, что чурка была цела, когда Кузя принёс её, а тут простым движением руки чурка разделилась, при этом срез оказался таким гладким, словно его долго и упорно шлифовали.

– Да-а!!! – произнёс Михалыч, осторожно потрогав срез. – И что ты этим будешь делать?

– А я им все стволы срежу! – всплеснул Кузя радостью.

– А ну! – ответил Михалыч и поспешил вниз.

Кузя последовал за ним.

В огороде стояла старая банная железная печь. К ней и привёл Михалыч Кузю.

– Давай! – скомандовал Михалыч.

Кузя тотчас взмахом располовинил её. Он хотел пройтись ещё, но Михалыч остановил: оказалось, что ему нужны эти половинки для подставок.

– И когда? – поинтересовался Михалыч.

– А прямо сейчас! – ответил Кузя. – Еда мне не нужна, непогода не страшна, а бегать я могу быстрее машин!

– Попытка не пытка, и спрос не беда, чем чёрт не шутит?! Что, даже в дом не зайдёшь?

– Я уже сказал им… – ответил Кузя и, подумав, попросил: – Дай я Ивану позвоню. Вдруг по пути будет.

Михалыч отыскал нужный номер и подал фон Кузе.

Иван оказался в дороге. Он ответил, что в сторону конфликта не ездит. Немного поговорили и распрощались.

За разговором Кузя и Михалыч пришли в сени, где Кузя достал и подал Михалычу пистолет – последний из имевшихся.

– Я видел, что он выпячивался в твоём кармане, – признался Михалыч.

– Тогда постарайся, чтобы у тебя не видели, – посоветовал Кузя.

Михалыч спрятал пистолет под матрац. У Кузи остался единственный фон, из купленных на рынке. На нём не было денег, но можно было принять сообщение. Михалыч записал номер фона Кузи, а Кузя записал номера Михалыча и Ивана.

– Так и не зайдёшь? – намекнул Михалыч.

– Нет, – решил Кузя.

Михалыч смутно догадывался о причине. Они обнялись, и Кузя пошёл.

– С Богом! – догнало пожелание.

«Наверное, так», – согласился Кузя.

Глава II
Выпадали молодцу всё шипы да тернии

Невесть откуда появился заманчивый белый диванчик. Он пытался привлекать взгляды изумительной чистотой и манил к себе мягкостью, но – всё напрасно. Лишь один, проплывавший мимо, остановив на нём взгляд, хрипнул: «Вот здесь!» – и поплыл дальше… Кому он это сказал?.. И о чём?.. Этого не понял никто – поскольку никого и не было. И чьи взгляды пытался кто-то привлекать?! И было это до того или после?!…

Зато где-то далеко-далеко – в необозримых закоулках пространства и времени – таинственные космические корабли бороздили просторы вселенной…

Но что нам до них, если здесь по-обычному светило солнце?! Светило, пыталось радовать, но всё напрасно, поскольку на душе, как в противовес погоде, было пасмурно.

Кузя шёл по дороге. Машины мчались мимо, но не пытался остановить: почему-то хотелось идти пешком. Его мысли метались от одного к другому, но то и дело возвращались к Катеньке и детям. При иных обстоятельствах постарался бы отбросить гнетущие мысли, но, оставшись наедине с собой, уже не принуждал себя. Слёзы наворачивались на глаза, и ему не хотелось, чтобы кто-то их видел.

Случайная машина притормозила, но Кузя махнул рукой: «Езжай!», и машина поехала дальше.

Чтобы сбить своё унылое настроение, перешёл на лёгкий бег.

Обочина была неровной, попадались камни, но ощущение бега было, как по упругой поверхности. Поначалу Кузя огибал крупные камни, но оказалось, что они сами уступают дорогу: наступив рядом с таким камнем, убедился, что он ничуть не помешал, а, напротив, отскочил. Тогда Кузя стал заботиться лишь о том, чтобы камни не летели под колёса.

От фуры, промчавшейся рядом с Кузей, по траве, растущей за обочиной, прошлась «ударная волна», но Кузя эту волну едва почувствовал и принял факт к сведению.

Кузя прибавил темп, но настолько, чтобы не вызывать подозрений. Машины больше не останавливались. Лишь одна поприветствовала сигналом. Активное движение отодвинуло мрачные мысли, уступив место более живым.

«Интересно, сколько я смогу так бежать? – подумал Кузя. – Ведь должен же когда-нибудь устать!»

Но, сколько ни бежал, усталости так и не было, лишь дыхание участилось. Было огромное желание выложиться по скорости до предела, но благоразумие сдерживало.

Тонкий сигнал донёсся из кармана, и Кузя затормозил.

«Завтра в ту сторону», – написал Иван.

Кузя обрадовался – не тому, что проедется бесплатно, а тому, что ещё раз услышит «зоряна ясная». Он прикинул оставшееся расстояние и пошёл пешком.

«Значит, с Михалычем уже созвонился», – пришёл вывод.

Солнце клонилось к горизонту. Кузя уже не шёл, а плёлся, подумывая, не заночевать ли в поле, поскольку в поле лучше, чем в городе, до которого оставалось чуток. Сомнения развеяло новое послание: Иван написал свой адрес.

«Ура!» – обрадовался Кузя приглашению в гости и вновь перешёл на энергичный бег.

 
                                                    * * *
 

Иван открыл дверь квартиры и с распростёртыми объятьями встретил Кузю. Галина стояла позади: чернобровая, очаровательная, истинная украинка. Иван познакомил их, хотя было очевидно, что необходимости в этом нет.

– Ми тольки вас и ждали! – пропела Галина приятным голосом.

Иван пригласил Кузю за накрытый стол, а Галина ушла на кухню.

В центре стола стоял графин, окружённый вазами, салатницами, тарелочками, на которых ожидало обилие всего. Кузя присел на диван, а Иван на стул.

– Ты пьёшь? – тихо уточнил Иван, увидев взгляд Кузи.

– Если только чисто символически, – сладил Кузя.

– По пятьдесят грамм с Галой! – Иван подмигнул и пояснил: – Мне-то нельзя.

Кузя согласно кивнул и поинтересовался:

– А как выпал такой рейс?

– А я договорился с другим. Я всегда в эту сторону езжу, а он в ту. Вот мы и поменялись.

– Это ради меня?!

– Десантура выручать должна!

Галина позвала Ивана с кухни, и тот охотно пошёл.

Кузя остался один, но скучать не пришлось. Иван вскоре вернулся, неся деревянный поднос с горшочками. Кузя поднялся и помог расставить горшочки на пустые тарелочки.

В комнату вошла Галина, неся полотенце, и удивилась, что горшочки уже расставлены:

– Они же горячие!!!

– Да?! А я и не заметил! – весело парировал Кузя.

Иван и Галина сели за стол на стулья, а Кузя занял диван. Иван наполнил три стопочки и попросил Галину:

– Ну скажи, дорогая.

– За знакомство! – ласково предложила Галина и отпила половину.

Кузя повторил и опустошил. Иван лишь пригубил.

Галина, взяв пустую тарелку, принялась накладывать салаты, а Иван, в приятном предвкушении, взялся за крышку горшочка.

– Ах!!! – воскликнул он и выпустил крышку.

Керамическая крышка, рухнув на пустую тарелку, расколола её.

– Я же говорила, что горячие! – назидательно выдала Галина.

– Вот, зараза, и правда горячие! – согласился Иван.

– Ну простите! Это я виноват! – снова весело признался Кузя.

– Да это к счастью! – махнул рукой Иван.

– Нет! А как же вы руками-то поставили?! – в прежнем удивлении молвила Галина.

– Он может! – ответил Иван, убирая разбитую тарелку. – Их этому учили! Правда, Кузьма?!

Кузя хотел было машинально согласиться, но вдруг почувствовал, что не склонен врать, и даже возникает какое-то дурное ощущение от близости лжи, хотя мигом нашлось оправдание для неё, облачённой в одеяние шутки.

– Я ещё и не то могу! – похвалился он, при этом подумалось: – «Вот бы там была возможность склеить!»

– Он ещё и колёса на ходу подкачивает! – добавил Иван, обращаясь к Галине.

Так за шутками приятно текло время, всё больше сближая людей.

Наконец Иван отодвинул горшочек, и Галина попросила: «Давай нашу!»

Иван запел песню про Галину, а потом подхватила и Галина – про Ивана. Высокий и чистый голос Галины навеял предположение, что её род деятельности как-то связан с искусством и культурой, а Иван впечатлял удалой игривостью исполнения. Кузя когда-то слышал эту песню, но никак не думал, что она так чудесно подходит этой паре.

Потом пара спела другую песню… третью…

– А вы не поёте? – пригласила Галина Кузю к участию.

Кузя не знал, какая песня ему нравится больше, и признался:

– Я вот недавно ту песню хотел вспомнить, которую ты, Иван, пел в машине…

– Ну давайте! – довольно согласился Иван и подмигнул Галине.

– Нич яка мисячна, зоряна, ясная, видно, хочь голки збирай, – начала Галина, а Иван продолжил и опять с игривостью, какой не было в машине…

Они пели то вместе, то раздельно, и было ясно, что это испонение давно сложилось у них, и так пропели до конца. Кузя старался запоминать, но под конец всё перемешалось.

Они спели ещё разок, но в этот раз начинал Иван, потом парой подпевала Галина, а повторял только Кузя.

– Ну вот и спелись! – радостно констатировал Иван, пожимая руку.

 
                                                    * * *
 

Следующим утром Иван с Кузей пели в машине одну песню. Кузя поинтересовался, не надоело ли Ивану.

– Любимая никак не может надоесть! – весело ответил Иван, и, посерьёзнев, выдал мучивший вопрос: – Ты мне скажи! Зачем туда поехал? Не наниматься ли?!

– Нет, Иван… Ты как считаешь, надо эту бойню остановить?

– Да кто ж её остановит?! – ответил Иван с тяжестью в голосе.

– Тогда я попробую, – выдохнул Кузя и рассказал: – Ты, Иван, можешь не поверить, но меня пули не берут. Только никому об этом не говори. Если кому-то скажешь, что знаешь меня, то тебя могут арестовать. Не знаю, как у вас, а у нас пытать бы стали. Так что молчи и Галине скажи то же. Но, если что-то случится, если вам нужна будет помощь, то сообщи – я приеду и выручу.

Иван, принявший сообщение о пулях за шутку, попросил:

– Хорошо, друг, но под пули всё-таки не лезь! За меня не беспокойся, а Гале я скажу. Но и ты звони, если я чем-то смогу помочь! Гроши-то есть?

– Да мне не надо, – отмахнулся Кузя.

– Купил бы фон с нашенским номером, Кузь, чтобы на связи быть!

– У меня паспорта нет, Вань, – признался Кузя.

– Тогда я куплю, – предложил Иван.

– Как пожелаешь, – последовало согласие.

В городе, который был целью рейса, они нашли магазин связи, и Кузя обзавёлся новым фоном, на всякий случай оставив и старый.

Обнявшись, друзья расстались.

 
                                                    * * *
 

Половину города Кузя прошёл пешком. На выезде попытался поймать попутку, но, как и предупреждал Иван, нарвался на желающих почесать кулаки в ответ на русскую речь.

– Дураки вы! – усадил их Кузя в пыль, и пошёл прочь.

Его пытались догнать – один бегом, а другой на машине – но Кузя, сознавая, что люди остановились подвезти, наказывать не стал.

Ночевал в полях и перелесках, понемногу грызя инструкцию.

Однажды ему попала на глаза строка «Средства связи», где доступно расписывалось, что можно связаться с любого фона, находящегося поблизости.

«Это же воровство!» – вспыхнул Кузя поначалу, но потом убедился в удобстве того, что даже свой фон не обязательно доставать: отображалось всё содержимое его памяти.

Кузя чмокнул на номере Михалыча, и тот отозвался. Поделились новостями, а оба фона Кузи так и остались в кармане.

В другой раз Кузя набрёл на строку «Обслуживание скафандра», где указывалась желательность раз в год помещать скафандр в Короб.

«Да что же это такое?! – вспыхнул Кузя и, не в силах удержаться, взвинтился ещё больше: – Какой короб?! Какой скафандр?!..»

Однако, слегка успокоившись, он приказал себе: «Ищи, тупой!»

Ночью он видел скафандр, но не находил строку «Скафандр», пытался читать о коробе, но опять натыкался на непонятный «пакетик»…

 
                                                    * * *
 

Проснувшись очередным утром, Кузя сразу вспомнил о заклинившей проблеме и тихо пробормотал в полудрёме:

– Вот ведь скафандр, блин!.. Этот скафандр, блин!.. Скафандр!..

Произнеся последнее слово, вдруг почувствовал, что произошло нечто необычное. Он поднял голову и огляделся: вокруг было всё то же, что и вечером, но краем глаза заметил, что на нём другая одежда. Резко взглянув на себя, пришёл в оторопь: на нём был скафандр – тот самый скафандр, который он видел только ночью, а теперь появившийся наяву в свете солнца!

Вне себя от изумления, Кузя приподнялся и рассматривал себя. На перчатках виднелся тот самый узор швов, который виделся в темноте.

– Вот тебе и спортивный костюмчик! – пробормотал Кузя ошарашенно.

Тут же вспомнился Бо и вспомнилось, как он подал отдельно куртку, а затем брюки.

«Может быть, скафандр отстёгивается!» – предположил Кузя и осмотрелся.

На груди и ногах так же виднелись швы или стыки, а шов на поясе был обрамлён двумя ребристыми дорожками. Кузя потрогал его, пытаясь разделить, но шов оказался таким же эластично-упругим, как и весь скафандр. Никаких надежд на разделение не нашлось.

– Вот так спортивный костюмчик! – снова повторил он и, осенённый догадкой, произнёс: – Спортивный костюмчик!

И скафандр тотчас исчез!

Не было ни грома, ни молнии, ни землетрясения – просто исчез скафандр.

Кузя ещё более ошарашенно осмотрел себя расширившимися от удивления глазами: он сидел на траве в серебристом спортивном костюме. На серебряной куртке была серебряная молния. Такие же серебряные брюки и кроссовки.

– Вот те здра-асьте!!! – наконец вымолвил потерявший дар речи. – Серебряный костюмчик! Тот самый серебряный костюмчик!!!

Кузя осторожно расстегнул молнию и снова удивился: синий спортивный костюм, подаренный узбеком, бесследно исчез вместе с майкой!

– Ба-а!!! – выдалось удивление, а рука, словно ведая, что должно быть, потянулась во внутренний карман… Конечно, Кузя помнил о прочитанном, но серебряный пакетик, извлечённый из кармана, вызвал море восторга: «Вот Он!!! Его надо надуть! Это будет Куб!!!»

Но вдруг пришла иная мысль: «Не надо спешить! Нужно ещё раз внимательно прочитать!»

Кузя вернул пакетик карману и блаженно лёг на траву, повторяя мысленно с закрытыми глазами: «Вот оно-о-о!!!»

Восторг, восхищение, упоение… – всё смешалось, закрутилось нахлынувшей волной… и медленно растеклось блаженным самозабвением.

 
                                                    * * *
 

Разбудило высоко поднявшееся солнце.

Кузя довольно потянулся и попросил: «Хочу скафандр!»

Но ничего не произошло. Кузя сел и стал соображать, что не так…

– Скафандр! – рявкнул он, и тот появился вновь.

– Ладно! Понятно. Слушаюсь! – произнёс и поднёс перчатку к лицу.

Посмотрев на неё, он захотел ощутить её прикосновение и двинул перчатку к щеке, но какая-то преграда не дала это сделать. Кузя обеими руками попытался потрогать лицо, но ощутил только сферу: оказалось, что лицо защищено невидимым стеклом.

– О-па! – выдался комментарий.

Попытка постучать кулаком по стеклу оказалась такой, словно стучал по мягкой резине, поверх которой была ещё вата.

Увидев свой кулак, он вспомнил о луче и проверил, действует ли, – при повороте кулака к себе из запястья поднялся бугорок, по мысленной команде из него появился оранжевый луч. Поворот кулака обратно – и луч исчез.

«Надо ещё почитать», – решил Кузя и включил инструкцию.

Сразу отобразилось то, чего раньше не было: строка «Облик». Кузя чмокнул и увидел свой костюм – тот самый, подаренный узбеком, который был на нём все эти дни.

– Так вот он где! – выдал шутя и чмокнул снова.

Костюм распался на массу подзаголовков, гуляя по которым Кузя стал постигать возможности перевоплощения. Заодно он, словно неспешно прогуливаясь, шёл по грунтовой дороге.

Позднее голова вновь гудела от обилия информации – оказалось, что его недорогой спортивный костюм может приобретать любые формы и расцветки; так же может изменяться лицо; и даже два фона с запиской, которые были в его карманах, могут находиться там реально или оставаться в виртуальном виде.

Кузя не преминул воспользоваться возможностями и посмотрел на себя в волнообразных штанах… в сапогах… в сандалиях. Потом изменил лицо и попытался ощупать бородку с усами, но их не оказалось.

«Пусть так! – согласился Кузя. – Разберёмся!»

На изучение и пробы, перемежавшиеся неспешным шествием, ушёл остаток дня.

Когда солнце скрылось, Кузя хотел было поспать, но докатился далёкий раскат грома. Прислушался. Ему хотелось, чтобы это было громом, но гром продолжался без остановки: «Война».

Кузя поднялся и пошёл на этот гром.

«Я должен идти! – убеждал себя Кузя, прибавляя шаг. – Я должен остановить это!»

 
                                                    * * *
 

Грохотало долго. Кузя бежал и уже видел вспышки на небе, но грохот резко оборвался, оставив только облако дыма, видимое даже во тьме.

Когда Кузя добрался до места, облако дыма уже унесло. Дымился лишь повалившийся тополь. На поле, перепаханном взрывами, местами ещё виднелась полуживая трава – других жертв не было.

Вспомнилось о двух реках денег, которые нужно отрабатывать.

«Ведь это деньги народа!.. Это мои деньги!.. И кому-то это выгодно?!»

Была глубокая ночь. Скафандр долго шёл по полям и балкам. Одна из балок вывела к лесополосе из тополей и кустов, в которых укрылась военная техника. Костров не было, но тянуло дымком.

Людей тоже не было видно, и Кузя свободно шёл вдоль машин.

– Стий! Стреляти буду! – наконец прозвучало в тишине.

Скафандр остановился, а часовой вызвал подмогу.

Прошло немного времени, и прибежали трое военных.

– Хто такий?! – грубо прогундосил один.

– Що вин так вирядився? – пробухтел кто-то поодаль.

– Да гуляю я здесь! – ответил Кузя.

Видимо, вопрошающий ожидал чего-то другого, поскольку тотчас посыпались удары. Кузя намеренно упал и завёл руки за спину, но удары не прекращались.

– Так що вин гумовий чи що?! – возмутился один из пинающих.

Наконец пыл нападающих прошёл, и кто-то, склонившись, выразил фальшивое сочувствие: «Живий?»

Кузя не ответил.

Тот же грубый голос доложил по фону о задержании противника.

Попытались связать руки, но попытка не увенчалась успехом.

– Вин якись слизький, як салом помазаний! – прогутарил пытавшийся.

– Смирне! – прозвучала команда, а затем последовала похвальба: – Ось вин! Ми затримали!

– А що не звьязали?! – взыскал подошедший.

– Так вин слизький якись!

– А ну всипте!

Вновь последовали удары и пинки. Было видно, что при командире старались, как только могли.

У Кузи поначалу было желание поговорить, но, чем больше проявлялась агрессия, тем меньше оставалось желания. Происходившее напоминало то, через что уже довелось пройти, и когда терпение иссякло, а вместо него вспыхнула жажда мести, которая была когда-то, скафандр встал и единым махом располовинил всех, кто был вблизи. Часовой, стоявший дальше, направил автомат.

Кузя скомандовал: «Зеркало!» – и часовой, успев выдать короткую очередь, упал.

Выстрелы всполошили всю колонну. Из машин посыпались военные, завизжала сирена, включились прожекторы.

Скафандр шёл вдоль машин и проводил рукой вблизи двигателей. Ворковавшие тут же замолкали. Раздавались крики, команды, выстрелы, но Кузя не обращал внимания на суету, а спокойно выполнял задуманное. Те, кто пытался ударить, отлетал сам, кто стрелял – падал…

Когда колонна закончилась, скафандр не стал возвращаться, а пошёл дальше. Нашлись дураки, которые стреляли вслед, но иссякли.

Предвидя, что при следовании по дороге его настигнет погоня и снова будут стрелять, Кузя покинул дорогу и пошёл полем.

Поле, сначала ровное, поросшее бурьяном, перешло в развороченное давним обстрелом, где бурьян рос клочьями. Кузя ушёл на значительное расстояние, скрывшись в ночи, и остановился на отдых в ложбине, по пояс заросшей травой.

Светили звёзды. Кузя лежал и любовался ими.

«Нич яка мисячна…» – начал было Кузя, но остановился. Что-то мешало, что-то не давало покоя… Он долго лежал безмолвно, глядя на звёзды, и чувствовал укор, исходящий от них…

«Я опять убил! – понял Кузя. – Я опять поддался гневу!.. Сволочь!.. Они дураки, а я – сволочь! Чем я лучше тех, кто избивал меня?!..»

 
                                                    * * *
 

«Я буду петь эту песню, чтобы она напоминала мне, что не следует больше никого убивать!» – решил Кузя поутру.

«А если в меня будут стрелять?» – возник вопрос.

«Тогда сами виноваты!» – выдался вердикт сам по себе.

«Но ведь они дураки!»

«Может, они сами додумаются не стрелять?!»

Откуда-то донеслось едва слышимое жужжание. Кузя сел и огляделся поверх травы, но никого не приметил. Жужжание продолжалось, и Кузя посмотрел на небо – высоко над ним двигалось пятнышко.

«Засекли! – подумалось поначалу, но новое предположение отмело догадку: – Может, наш?!»

«А кто из этих дураков наш?!»

«Да все одинаковые!»

«Точно!.. Уничтожать будем везде!.. Но только оружие… и технику, но не людей!»

 
                                                    * * *
 

Звук отдалился. Скафандр поднялся и пошёл по ложбине.

Пока шёл, новая мысль поселилась в голове: «Надо каждый день читать – узнавать что-то новое! Пусть это трудно… трудно понять, но надо постигать… и тренироваться… чтобы в нужный момент использовать то, что надо! Мало ли там такого, как „Зеркало“, как „Облик“?!.. Надо читать!»

Впереди показались густые заросли кустов, предлагавшие укрытие.

Строка «Луч» снова развернулась подразделами. Кузя пропустил «Кинжал», «Меч», «Рапира», «Палаш» и другие. Его внимание привлекла «Стрела».

«Та-ак! Значит, и стрелять можно?!» – заинтересовался Кузя и чмокнул.

«Стало быть, можно их сбивать!» – сделал вывод спустя долгое время.

Солнце стояло в зените, но ни жара, ни жажда, ни звеневшие и жужжавшие насекомые не донимали. Можно было снова отправиться в путь, но Кузя приказал себе ещё что-нибудь прочесть.

«Куб!» – оживилось воспоминание.

Кузя сменил вид, достал пакетик и, держа его в руке, снова вызвал инструкцию, отыскал не «Куб», а «Короб» и, упрекнув свою память, принялся читать…

Но читать не дали: опять послышалось жужжание, но не живое – от насекомых, разнообразие которых было в избытке, – а механическое.

– Да что это?! – Кузя недовольно отвлёкся от занимательного чтения.

«А вдруг наш?!» – опять всплыл вопрос.

– Да какой он наш?! – выпалил Кузя. – Все они не наши!

Спортивный костюмчик долго выжидал, а потом поднял руку и прицелился… но результата не было. Поводив руку туда-сюда, наконец попал в нужную точку неба – проскочил луч, и жужжание прекратилось.

– Вот так!.. Не мешайте нам читать! – отколол Кузя и снова улёгся в траву. Но чтение не шло. Какие-то сомнения опять морочили голову:

«Кто его знает, как правильно!.. Вот найти бы Лога и спросить его, что делать!»

«Привык, что тебе приказывают, а думать не надо! Машина по уничтожению!»

«Вот и они, бедняги, выполняли приказ, не думая…»

Сомнения долго не давали возможности сосредоточиться, и захотелось отрешиться от них:

– Встать! – приказал Кузя себе гонором, как в армии, и поднялся, выполняя приказ.

– Смирно!..

– Вольно!..

– Лечь и читать!

Кузя вновь лёг и взялся за чтение, отбрасывая всякие сомнения. Если раньше читал о Коробе, воспринимая как возможную вероятность, то, держа пакетик в руках, читал уже как руководство по эксплуатации.

Как ни велико было желание узреть Короб, когда дошёл до конца статьи, разум приказал повременить.

Кузя поднялся, положил пакетик в карман, обрёл облик скафандра и пошёл дальше.

 
                                                    * * *
 

Деревушка, попавшаяся на пути, оказалась покинутой и, судя по всему, разграбленной. Кое-где даже ворота и двери сняли. На дороге остались следы армейских колёс.

Вдали виднелся лес, и Кузя отправился туда, чтобы скрыться от глаз.

Однако лес оказался обитаем. Маскировочные сетки бросались в глаза нелепостью оттенков. Уже подходя к лесу, Кузя понял, что замаскированы танки.