Читать книгу: «Малинур. Часть 1,2,3», страница 17
Глава 15
1983 год.
Поездка по горной дороге на советском уазике – удовольствие для ценителей, а тем более когда за бортом +35. Из опций комфорта выбор невелик: или горячий сквознячок из треугольной форточки, временами обильно сдобренный пылью, или, наоборот, относительно чистый воздух, но тогда в салоне постепенно становится невыносимо жарко. На этом фоне тряска вообще не в счёт и даже полезна – задремать проблематично, а на местных трассах любая потеря внимания равносильна гибели.
Из Зонга выехали рано утром, пока прохладу ещё не выжгло солнце. Самый пыльный участок до Ишкашима проехали с ветерком, поднимая серые клубы и не открывая форточек. А уже после, на комендатуре, когда дорога стала ближе к Пянджу и температура перевалила за +30, водитель сделал «кондиционер», сняв верхние половины с передних дверок.
– Макс, – начальник обернулся к офицерам, сидящим на заднем кресле машины, – по приезде необходимо сразу же запросить в милиции и прокуратуре разыскные материалы по делу о пропаже в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Дарвазском районе девочки. Ты понял, о ком я. И ещё лучше – найти того сотрудника, кто отвечал за розыск. Загадочная история, да и семейка вся весьма интересная.
Колесников, схватившись за дужки передних спинок, нагнулся между ними к подполковнику:
– Сергей Васильевич, вы заметили, что, когда я спросил вчера хозяина о причинах, почему местные опасаются ходить на крепостную гору, он как-то странно взглянул на свою дочь?
– Мне вообще показалось, что старик отвечал, постоянно оглядываясь на неё, словно боялся сболтнуть что-то лишнее, – подтвердил наблюдения коллеги второй капитан. – Отец с дочкой явно что-то скрывают про руины. Тем более девка регулярно пасётся там рядом, у своего алтаря. И как бы интерес душманов к горе не был связан с этим семейством, потому что весь кишлак вчера гудел слухами и домыслами о происшествии. Всем было интересно, кого там пограничники ловили, а эти двое даже не заикнулись на указанную тему, наоборот, стороной её обходили.
Сергей молчал. Действительно, капитан точно подметил необычное поведение обоих. С самого утра девушку не очень-то и волновало, что за стрельба случилась рядом с её кишлаком и чем пограничники весь день занимались на горе, словно она уже знала ответ. Однозначно события позапрошлой ночи имеют какую-то связь с Аишей. Более того, как он выяснил у главы поселения, миф про обиталище Вайды и Вуйды в развалинах крепости породили именно бехдины и циркулировать байка начала относительно недавно по местным меркам, лет десять – пятнадцать назад, когда в ваханской общине огнепоклонников появился столь яркий адепт.
– А ещё знаете, что я понял? – Капитан тоже наклонился поближе к переднему креслу. – Карим отказался от сана халифа, потому что его дочь перешла в иную веру. Для мусульман, да и вообще для любой религиозной общины, очень нехороший поступок. Причём сделала выбор неожиданно и будучи ребёнком. Однако отец особо этому и не препятствовал, хотя мог. Да и остальные как-то очень уж благосклонно к девушке отнеслись. Может, посчитали её окалас маджанин; так у суфиев – мусульманских мистиков – называли юродивых; им всё позволено. А может, действительно сюжет с тайным именем основан на своеобразной обратной такийи. Шииты-исмаилиты, опасаясь расправы, напоказ могли принять иную веру, бывало, даже прилюдно проклинали исламского пророка, но внутри-то оставались преданными Аллаху и своему имаму. А здесь, наоборот, тайное имя было скрытой привязкой к зороастризму, а для окружения они выступали благочестивыми мусульманами. Тогда слова мобеда, что носители имён Мельхиор и Малинур были внутри огнепоклонниками, а внешне – исмаилитами, вполне могут соответствовать действительности. Плюс ко всему древний кинжал Али, о котором вы рассказывали: он также передаётся из поколения в поколение и выкован из мельхиора, что, по-моему, тоже не случайно и служит своеобразным материальным символом преемственности веры.
– Тогда получается, что если отец передал сыну акинак, значит, Али сам зороастриец, а все его внешние исмаилитские радения всего лишь ширма? – усомнился Максим и сам ответил: – Вряд ли. Его приверженность исламу, мне кажется, искренна. Да и смысла прятать свои убеждения сейчас особо нет. Кинжал, как и любая семейная реликвия, безусловно играет связующую роль между поколениями. Но передаётся он не тому потомку, кто обязательно должен быть или стать бехдином, а тому, кто, во-первых, просто искренне верит в единого бога, а во-вторых, способен к каким-то действиям. И действия эти, со слов Али, – «защита и помощь». А вот они уже как-то связаны с религией Зороастра. Возможно, речь идёт о защите многострадальной бехдинской общины: типа главные гонители на огнепоклонников – это мусульмане, а тут их авторитетный представитель тайно будет этих самых бехдинов защищать. Ну или имеются в виду какие-то их святыни, реликвии, может, значимые артефакты или священные знания.
– Вполне возможно, – задумчиво произнёс Кузнецов, наблюдая за полётом огромного орла над скалой впереди.
Выводы подчинённых были аналогичны тем, что он сделал ещё вчера. Приверженность Аиши к вере пророка Зардушта абсолютно закономерна. Это вера её предков, искру которой они смогли пронести через тысячелетия, и сейчас, в момент, когда стало это возможным, Аиша раздула из неё костёр. Данный аспект для него был очевиден. Также про кинжал Колесников прав, с единственным дополнением: передаётся он по наследству, но, судя по словам Аиши и её брата, ещё и сам может выбирать себе слугу. Офицеры не знали об этом, тем более о том, что их начальник оказался таким избранником, которому зеленоглазая «ведьма» отмерила срок до 22 сентября. К этой дате он должен как-то законтачить с небесной канцелярией и что-то доказать старинному ножичку делами. «Кстати, и Миша хватался за него. Ну он-то ладно, вроде обрезанный магометанин. Его кинжал пощадит», – подумал Сергей, сам не понимая, ёрничает он или серьёзно так считает. «Бред сивой кобылы! Сергей Васильевич, приди в себя! Всему есть разумное объяснение, в том числе и твоему странному опыту, пережитому под влиянием девчонки. Какие, на хрен, кинжалы, предания и легенды? У тебя душманы через границу как к себе домой ходят, а ты в мистику какую-то вдарился». Сергей резко выдохнул, спасаясь от приступа рефлексии. Действительно, если поведение Аиши, а также власть кинжала можно объяснить религиозной и психической экзальтацией, то обстоятельства странной пропажи и возвращения, приведшие к такой вспышке религиозных перемен в девушке, являлись полной загадкой. Ещё непонятней, как связаны эта неординарная бехдинка и её отец с устремлениями душманов к крепостным руинам и горному плато с названием Карун. Оба пункта указаны целями маршрутов на одной схеме, которую, вероятно, составил Наби Фарух. Тот, наверное, передал её Вахиду, а от него она должна была попасть к пакистанцу Богачу. С помощью разведчиков так и случилось, и вот позапрошлой ночью в крепости Каахка они накрыли группу душманов. Наби Фарух инструктировал их проводника, а руководил и финансировал поиски крепостного подвала сам Богач. Возможно, Вахид, имея на руках схему, не раскрывал её полностью заказчику, дабы подольше оставаться полезным. Показал один маршрут прохода через границу – заработал. Потом заработает на информации о втором, к месту Карун в районе Калай-Хумба.
– Стоп! Калай-Хумб, – осенило Кузнецова, и он резко обернулся. – Там же четырнадцать лет назад как раз пропала Аиша. Ездила она с матерью к дальним родственникам и к друзьям своего деда Сераджа-Мельхиора. Так вроде вчера сказал старик; верно?
Колесников махнул головой и добавил:
– До момента пропажи Аишу каждый год возили в райцентр Дарвазского района – там проживал близкий друг деда, некий дедушка Джаспер; тоже, кстати, странное имя, персидское вроде. Она очень любила его и относилась как к родному деду.
– Во, тоже интересно! И бьюсь об заклад, дедушка этот был зардуштом! Про Джаспера справки также наведи и заодно про самого деда Сераджа. Нужно по нашему архивному учёту проверить обоих. И родственников их пробей до кучи, лишним не будет. Сестёр убиенных – особенно. Кстати, вот ещё одно совпадение: сестёр Аиши убил этот урод Наби Фарух… сука лицемерная. Может, они что-то знали?
Проехали отрядный КПП, и прибывшим из командировки сразу бросились в глаза длинные белые ленты, во множестве свисающие с проводов вдоль дороги. Они же собирались солдатами в кучки у бордюров. Даже с ограды на стоянке напротив штаба свисали эти необычные украшения, а одно вовсе перетягивало бетонное красное знамя с профилями вождей мирового пролетариата. В шутку решили, что это последствия прошедшего карнавала, посвящённого вступлению в должность нового начальника пограничного отряда и отъезду восвояси генерала Абдусаламова.
В отделе Кузнецова ожидали важные новости. Ему звонили из Душанбе два человека: какой-то профессор из Академии наук и некий Байбуло. Первому Сергей сразу же перезвонил и узнал о готовности перевода текста из папки Вахида. Возбуждённый учёный чуть ли не требовал от офицера немедленно приехать в республиканскую столицу или сам намеревался прилететь в Хорог, так как он «не может спать после окончания работы» – настолько интригующе интересным оказался её результат. А Байбуло – это был псевдоним агента, на адрес которого пришла открытка из Индии с текстом: «Дорогой советский друг, меня зовут Джабраил, мне 22 года. Я обычный студент и буду рад общаться с тобой. Я восхищаюсь Советским Союзом и предлагаю дружить. Мне очень хочется узнать про вашу жизнь, и если тебе интересно, как живут в Индии, напиши мне. Или можешь позвонить. Я очень хочу встретиться и готов приехать», обратный адрес и телефон.
А уже поздним вечером дежурный по связи сообщил подполковнику, что на его имя пришла срочная шифротелеграмма с пометкой «только лично». Сергей убрал бумаги в сейф и вышел на крыльцо одноэтажного здания своего подразделения, что находилось неподалёку от штаба и скрывалось от посторонних глаз за пышными кустами роз. Бархатная южная ночь полновластно вступила в свои права, и свет уличных фонарей еле-еле разбавлял её густую темень. На улице было душно. Неподвижный воздух, переполненный ароматами цветущих роз, казался настолько плотным и насыщенным, что им хотелось не дышать, а глотать его кусками. Вокруг тишина, нарушаемая лишь непрерывной дробью от ударов в фонарь мотыльков непарного шелкопряда. Насекомые размером с крупную виноградину, покрытые белым ворсом, роились у плафона над входом, отчего асфальт и подпорная стена перед крыльцом рябили от мельтешения теней. На нижней ступеньке, покачивая солдатским ремнём в левой руке, молча курил его заместитель подполковник Галлямов. Рядом, потупив взор, стояли трое восьмилетних мальчишек, все смуглые от загара, с драными коленками, лохматыми головами и чумазыми лицами.
Кузнецов невольно улыбнулся, увидев «банду», известную в отряде как «три мушкетёра» и состоящую из сыновей уже нового начальника отряда, его замполита и замначальника разведотдела. Как оказалось, карнавальные декорации для воинской части были их рук делом. Вездесущие пацаны как-то залезли на охраняемую территорию склада инженерного и связистского имущества, где нашли ящик с бобинами бумажной телетайпной ленты. Сначала они раздали бобины гарнизонной детворе и устроили массовую игру в войнушку. Десятки мальчишек бегали с палками и, крича: «тра-та-та!», разматывали отстреливаемые бумажные пулемётные ленты. Потом к ним присоединились и девчонки, которые придумали находке более эстетическое применение, кидая мотки вверх, как новогодний серпантин. Через пару часов территория начала приобретать облик заснеженного городка. В это время с совещания в обкоме партии приехал полковник Славин; первым пострадал дежурный по части. Тут же были объявлены внеплановый субботник и розыск зачинателей безобразия. Когда в ходе краткого дознания имена организаторов стали известны, начальник отряда приказал немедленно их разыскать, выпороть и привлечь для уборки. Причём экзекуцию своему сыну обещал провести прилюдно и прямо на ступеньках штаба. Однако не зря один из тройки являлся сыном разведчика: информация о начатой облаве была ими получена в момент обсуждения замысла повторного проникновения на склад за очередной партией «боеприпасов». Осознание содеянного быстро изменило взгляд на произошедшее – пацаны решили до вечера дома не появляться, надеясь, что страсти улягутся и их задницы избегут шпицрутенов. При этом они самоотверженно сорганизовали своих соучастников на уборку и сами весь день мелькали то тут, то там, собирая ленты, но требование сдаться властям игнорировали. И лишь когда уже стемнело, через парламентёра – кузнецовского водителя Саню – им пообещали ивовые прутья заменить на обычный ремешок при условии немедленного возвращения домой для покаяния. Они решили, что помирать, так вместе, и явились к разведотделу, где надеялись склонить к милости отца одного из них, который потом уже по их замыслу походатайствует о снисхождении у двух других родителей.
Судя по всему, переговоры подошли к финалу, и Галлямов доигрывал мизансцену с участием строгого, но справедливого бати:
– Значит, так. У вас пять минут, и все дома! Ясно? Каникулы для вас окончены. Завтра в девять утра стоите у первого КПП, там дежурный выпишет наряд на работы. Будете территорию убирать, чтобы дурь всякая в голову от безделья не лезла. – И, увидев Кузнецова, уже ему продолжил: – Представляешь, Васильич, прилетаю с Калай-Хумба, иду на доклад к Славину, а он меня первым делом спрашивает: «Где наши пацаны обычно прячутся?» Говорит: «Ты разведчик, тебе и искать. Как найдёшь моего – сюда гони. Видел, во что территорию части превратили»?
Кузнецов решил подыграть, тем самым усилив педагогический эффект:
– А я бы за это выпорол и не жалел.
Пацаны чуть не плача посмотрели на подполковника.
– Дядь Серёж, да мы отработаем. Честно-честно, – жалобно пролепетал Женька, сын Галлямова. – Уже собрали почти всё. Мы только с проводов снять не сможем… высоко.
Кузнецов и заместитель посмотрели на ленту, свисающую с фонарного столба, прямо напротив крыльца.
– Андрюха, у тебя же батя начальник отряда теперь, – обратился Сергей к сыну полковника Славина, – только назначили. А представляешь, что случилось бы, работай ещё здесь окружная комиссия с генералом? Как Венадию Иннокентьевичу стыдно бы за тебя стало!
Всхлипывание свидетельствовало о достижении воспитательных целей, но Кузнецов продолжил:
– Если вы мужики, то должны не трусливо бегать и пощады вымаливать, а отвечать за свои поступки. И правильно будет прийти к командиру части и сказать: «Дядя Венадий, мы дураки, поступили плохо и готовы понести наказание».
– Верно, – согласился Галлямов, но посмотрел на начальника скептически: «Стоит ли командира отвлекать? У него и без этих глупостей хлопот невпроворот».
Кузнецов попросил зама дождаться его возвращения из штаба: может, в телеграмме будет действительно что-то срочное. Потом посмотрел на водителя, который сидел в припаркованной на дороге машине и еле сдерживал смех. Наигранно строго перевёл взгляд на пацанов:
– Ну, мужики вы или бабы трусливые? Если бабы, то дядя Тимур сдачу в плен вашу принял, прошение о помиловании вроде тоже, исправительные работы назначил. А если мужики, то пошли со мной: я как раз в штаб. Начальник отряда ещё на службе.
Сергей прошёл мимо шалопаев и, повернув на аллею, не оглядываясь направился к управлению отряда. Галлямов так же демонстративно развернулся и скрылся в отделе.
Кузнецов медленно шёл по освещённой дороге вдоль строя одинаковых, как солдаты почётного караула, пирамидальных тополей. Кроны деревьев исчезали в чернильном небе, а побелённые основания стволов в перспективе образовывали ровную мраморную колоннаду. Он улыбался, вспоминая своего сына, который вместе с супругой остался в Москве. Переезд в Горный Бадахшан оказался слишком экстремальным приключением для изнеженной москвички, и жена решила переждать этот период службы у своих родителей. За несколько лет такой жизни отношения охладели, а ребёнку каждую встречу приходилось заново привыкать к отцу. Несмотря на долгие разлуки, Сергей всеми силами пытался участвовать в его жизни, но супруга категорически отказывалась приезжать в Хорог даже в период летних каникул. В недавнюю командировку Кузнецов уже понял, что дело идёт к окончательному разрыву. Пока о разводе она не заикалась, но чувствовалось: скорее всего, теперь это лишь дело времени. Мысль о воспитании сына в семье, где вместо него будет другой мужчина, безусловно, тяготила Сергея, и до злополучного вечера на пакистанской границе она глодала его как червь. Ну а потом начались странные меланхолические атаки, и Кузнецов с ужасом заметил, что он стал равнодушен к дальнейшей судьбе своего брака, а отцовские чувства словно замерли.
И вот сейчас, при виде этих чумазых озорных пацанов, его внезапно накрыла тоска по сыну. Ему так захотелось, чтобы он стоял вместе с ними и так же переживал из-за свершённых детских шалостей. Таких, как сегодня или год назад, когда в ноябре 82-го скончался Леонид Ильич Брежнев и по всему Союзу объявили трёхдневный траур. Занятия тогда в школе отменили, но, как по заказу детворы, в Хороге выпал снег, и эти трое устроили покатушки с горы. Пока начальник особого отдела не сообщил замполиту о факте глумления над памятью почившего генсека, детский смех и крики заглушали траурный марш Шопена, звучащий из всех громкоговорителей воинской части. Ему захотелось, чтобы сын всё лето носился с друзьями по гарнизону и порой не появлялся дома до самого вечера, обедая вместе со своими корешами – обычными солдатами-срочниками – в их столовой. Не потому, что мать не приготовила, а потому, что горячий, свежеиспечённый хлеб с маслом не сравнится ни с какими блинами, а полный котелок косточек урюка из компота вкуснее любых конфет. Потому что на улице лето, вдоль дорог спеют вишни с абрикосами, и неважно, что они ещё не созрели и дристать, их отведав, придётся дальше устья реки Гунд. Потому что каждый день, как новая жизнь, несёт неведомые приключения, ни одного из которых пропустить никак нельзя. Так захотелось, чтобы субботними вечерами они всей семьёй ходили в отрядный летний кинотеатр, где на последних рядах размещаются офицеры с жёнами, а пацаны всегда сбегают вперёд, к солдатам, откуда возвращаются со стойким запахом пота и гуталина. И нестрашно, что если кино не про войну, то заснувшего дитятю после сеанса вынесет какой-нибудь сержант и тащить домой ребёнка отцу придётся на руках. Захотелось, чтобы сын, как эти мальчишки, водил дружбу с таким бойцом, как его шофёр Саня, который втайне от начальника даёт им порулить на стадионе; с такими дядьками, как сержанты из разведотдела, что опять же втайне от офицеров показывают пацанам свои дембельские альбомы и учат рисовать не только голых баб; с таким, как ефрейтор Зацепин, который тренировал их самбо до того, как погиб в Афганистане, но для них всё ещё находился в командировке. И совсем неважно, что вместо стишков они учат строевые песни и бегают на плац, чтобы пройтись на вечерней прогулке за солдатским строем, горланя: «А у солдата выходной, пуговицы в ряд…» Важно иное: материться на таджикском они уже научились, а на русском – нет, потому что в гарнизоне никто в их присутствии мата себе не позволяет. Важно, что они вместе, родители рядом, и такого детства им не забыть никогда.
Кузнецов сбавил шаг, прислушиваясь сквозь лёгкий шум воды, доносящийся с Гунта: идут ли пацаны за ним? Сзади раздался шелест. Нет, слишком быстро – это летучая мышь спикировала к свету за очередным мотыльком. Потом ещё, уже ниже; опять нет – это ежиха, дождавшись, как пройдёт человек, перебежала дорогу. Затем из-за реки, где располагались казармы, долетел знакомый мотив солдатской песни: «… ярче солнечного дня золотом горят…» – подразделения гарнизона двинулись на ужин. И почти сразу три пары сандалий зашлёпали по асфальту и высокие детские голоса тихо заголосили сзади: «… и часовые на посту, в городе весна. Ты проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ старшина…»
Сергей обернулся и уже не стал сдерживать улыбки.
– Идёт солдат по улице, по небольшому городу… – запел он, встав с мальчишками в одну шеренгу, и те воодушевлённо заорали во всю глотку:
– И от улыбок девичьих вся улица в цветах!
Не обижайтесь, девушки, но для солдата главное,
Чтобы его далё-ё-ё-ёкая люби-и-имая ждала!
Все рассмеялись.
– Так, тише. Не надо орать, а то сейчас ещё за это получите. – Кузнецов по-дружески положил руки на плечи двоим горлопанам.
– А нам теперь не страшно, дядя Серёж, мы смирились. Будь что будет! – высказался за всех Женька, и пацаны, засмеявшись, строевым шагом затопали к штабу.
Все четверо поднялись по ступеням и вошли в здание управления. Подполковник отдал воинское приветствие знамени части, заметив, как неподвижный часовой слегка улыбнулся, увидев прославившихся виновников сегодняшнего аврала. Те рядом с боевым знаменем сразу посерьёзнели и, вытаращив глаза, замерли вдоль стены.
– Здесь ждите, – Сергей указал место в углу, рядом с комнатой оперативного дежурного. – Если надо, позову.
Сначала Кузнецов сходил в шифрорган и ознакомился с телеграммой. Проходя мимо дежурного, попросил того позвонить в отдел и передать подполковнику Галлямову, чтобы он всё же дождался его, так как есть срочное дело. Затем, уже в третий раз за сегодняшний день, направился к командиру.
Тот при свете настольной лампы читал документы и, разрешив войти, сообщил:
– Завтра выводим с Бондар-поста на замену две заставы мотомангруппы. Начальника тоже.
– Давно пора, – отреагировал Сергей, – он уже четыре месяца там безвылазно.
– Пора-то пора… На, почитай, – полковник устало протянул подчинённому бумагу. – Замполит весь день разбирается. Подойдёт сейчас с особистом, решать будем, как быть.
Кузнецов прочёл документ и философски почесал затылок:
– М-да… Было бы смешно, если б не так печально. Сам начальник загрангарнизона, надеюсь, ещё не знает?
– Все надеются. – Славин закурил. – Начальник особого отдела обещал своего офицера держать с ним рядом, чтобы не натворил ничего, если узнает.
Ситуация действительно была трагикомичная. Рано утром в доме офицерского состава разгорелся скандал, в ходе которого пострадали два человека: тот самый смешливый замначальника штаба, что был на Бондар-посту вместе с Кузнецовым, и супруга начальника этого загрангарнизона. В ходе разбирательства выяснилось, что раненому офицеру в среду дали два дня выходных; своей благоверной он сообщил, что с четверга по воскресенье убывает в командировку на границу; подговорил знакомых, чтобы в случае чего подтвердили эту информацию, а сам завис у любовницы, которой, как оказалось, была супруга начальника Бондар-поста. Когда и как возник этот адюльтер, неизвестно, но вскрылся он сегодня в шесть утра, во многом потому, что квартира штабиста была этажом ниже квартиры дамы. Три дня офицер безвылазно провёл в любовно-алкогольных утехах. И всё бы, может, так и осталось втайне, если б рано утром, пока люди спят, не отправила любовница своего донжуана выкинуть гору мусора, что они накопили за это время. Поручение штабист выполнил исправно, но то ли спросонья, то ли с перепоя привычка сыграла с ним дурную шутку – он перепутал и позвонил в дверь своей квартиры. Ему не хватило всего секунды, чтобы понять ошибку и скрыться на верхней площадке. Жена открыла дверь, когда чья-то тень мелькнула на лестничном пролёте. Решив, что кто-то балуется, она поднялась этажом выше, и картина супружеской измены предстала во всей своей безапелляционной доказанности: «командировочный» муж в чужом домашнем халате и с мусорным ведром в руках стоит у квартиры соседки. И, может, обошлось бы всё не столь драматично, но та с тихим воркованием: «Дорогой, не стучи, соседей разбудишь» – открыла в этот момент дверь. Результат: якобы пощёчина мужу, обернувшаяся тяжёлой травмой глаза, и расцарапанное лицо его полюбовницы.
– Жаль парня. Хороший офицер, боевой, а с женой не повезло, – искренне пожалел Сергей.
– И не только ему… Сучка драная. Обоих теперь эвакуировать в госпиталь нужно. У дебила угроза потери зрения на один глаз, дуре морду штопать, а то шрамы на всю жизнь останутся. Завтра санборт прибудет, а с ним комиссия для разбирательства. Не успел должность принять – на тебе, первое ЧП. И какое! – полковник раздосадованно откинул от себя справку. – Ладно, что у тебя, Сергей Васильевич? Ты, кстати, озадачил своих по завтрашнему движению колонны с Бондар-поста?
Кузнецов успокоил начальника: доложил о принятых разведкой мерах и об отсутствии оперативной информации о подготовке душманами каких-либо провокаций. После перешёл к своему делу и сообщил, что пришла срочная телеграмма с распоряжением ему прибыть в Душанбе вместе с группой Ассасина.
– Послезавтра прилетают москвичи – вероятно, нашли работу для группы. Предлагаю вылететь завтрашним санитарным бортом. Заявку на включение в полётный лист подготовим, и через двадцать минут Галлямов занесёт её на подпись. Сами агенты сейчас на конспиративной квартире в Калай-Хумбе. В любом случае вертолёту там придётся дозаправляться, и мы подберём их. Согласно распоряжению Центра, к первому сентября группу должны были передислоцировать на загранобъект Куфаб, но вот переиграли что-то.
Начальник отряда предложение одобрил.
Сергей направился к выходу и только подумал спросить командира о возможности взять остаток отпуска, как тот сам остановил своего зама по разведке:
– Васильич, а ты в курсе, что Абдусаламов забрал с собой в Ашхабад упряжь трофейную?
– Да. Он говорил, что её оценку нужно произвести, изучить, ну и решить потом, как поступить с ней.
– Да? Ну ладно. Но тебе к сведению: твоего акта описи и приёма-передачи трофея он не подписал.
– Почему? – удивился Кузнецов.
– Уже на аэродроме, когда седло привезли и загрузили на борт, сказал, что акт неправильно составлен: камни, мол, не тёмно-красного цвета, а рубинового, накладки не из жёлтого металла и вообще не накладки, а вставки, и не из металла, а из материала. Пока начальник тыла переписывал бумагу, он сел в вертолёт и улетел. Теперь у нас лишь грузовая накладная осталась, где упряжь значится в качестве имущества, погруженного в вертолёт. Вот так! Имей в виду особенность твоего генерала… – Славин многозначительно поднял вверх указательный палец.
– Учту, – задумчиво ответил Сергей и всё же решил спросить про отпуск: – Венадий Иннокентьевич, разрешите числа с десятого остаток отпуска взять, десять дней. Хочу в Уссурийск слетать, к маме. Она старая уже совсем, что-то сердце у меня не на месте. Галлямов здесь на хозяйстве останется. С Абдусаламовым я согласую.
Полковник чуть задумался и ответил:
– Хорошо, давай. Только все вопросы закрой, особенно со своим Ассасином, чтобы меня не дёргали.
Сергей качнул головой и улыбнулся:
– И крайний момент. Там дети пришли – сын ваш с друзьями, у дежурки участи своей ожидают.
Начальник недоумённо нахмурился, соображая, о чём речь. А когда понял, раздражённо рявкнул:
– Домой, на хрен, пусть идут… И до конца каникул каждый день быть к девяти утра у КПП, где поступают в распоряжение дежурного. Он займётся их трудовым воспитанием.
Сергей информацию довёл, и мальчишки побежали прочь, весело обсуждая, что каникулы и так закончились, послезавтра уже 1 сентября – пора в школу.
Бесплатный фрагмент закончился.
Начислим
+15
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе