Читать книгу: «Суворовец», страница 4

– Господин генерал-майор! – подскочив, Алексей выпятил грудь. – Разрешите доложить?

– Ну, докладывай.

– Господин генерал-майор, Александр Васильевич, осмелюсь доложить – лучше бы на лодках проплыть, чем на лошадях. Местность тут разная – то кусты, то буераки. Лошадка-то может и не пройти, а вот челны… Тем более и искать ничего не надобно, эвон, лодок-то у нас нынче – ого-го!

– Эге-ге! – скривившись, передразнил Суворов. – Хитер ты, парень, как я погляжу. Это уже не доклад – это предложение… И… хм… – не такое уж и плохое. Ладно, лодки так лодки… Давай на весла… Епифан! Ты тоже со мной. И ты, и ты…

– И я, господин генерал-ма…

– А, разведка! Ну, как же без вас?

Отплыли на тех челноках. Выбрали, чтоб поуже, побыстрее. Лихо спустились вниз по течению, к заросшему осокой мысу. Сразу за мысом блестел нестерпимой синью Дунай.

Как выплыли к большой реке, командующий приказал держать ближе к берегу, к затону. Взял у Епифана подзорную трубу, приложил окуляр к правому глазу, внимательно осматривая противоположный – турецкий – берег. Высокий, с кручами… Посмотрел, покусал тонкие губы… и неожиданно передал трубу Ляшину:

– А ну-ка, капрал, глянь. Посмотрим, что скажешь.

Алексей всмотрелся… кое-что он приметил сразу, еще из лодки, так сказать, невооруженным взглядом, теперь же представилась возможность рассмотреть все гораздо подробнее.

– Ну-ну, не молчи, капрал! – Суворов нетерпеливо дернулся. – Давай, говори, что видишь.

– Вижу кручу… Камни, кусты… – перечислил Ляшин. – Камни эдак плотненько сложены. Не похоже, чтоб сами собой… Блестит что-то… Ага – пушки!

– Молодец! – хмыкнув, генерал-майор одобрительно рассмеялся. – Турецкую батарею заметил.

– Там, левее – еще одна… А чуть ниже – воинский секрет. Наблюдатели.

– С чего так решил? – Суворов по-настоящему удивился, даже приподнялся в лодке, словно собрался вот прямо сейчас, как есть, в сапогах и мундире, прыгнуть в воду и добраться до того берега вплавь – там и рассмотреть все пристально.

– Дымок, ваш-бродь, – вполголоса пояснил разведчик. – Во-он, над черноталом. На костер не похоже, на пожар – тем более. Думаю, табачный дым. А кто там может курить?

– А ну, дай-ка трубу… – отец-командир вновь приник к окуляру. – И впрямь – дым. Точно – табак. Ага, вот и турки… Наблюдатели, да! Молодец, капрал – глазастый. Я-то их поначалу и не приметил…

Передав трубу Епифану, Александр Васильевич приказал медленно грести вниз по течению. Сам же задумался, вытянув ноги… Разговаривал эдак негромко, вроде бы сам с собою:

– Значит, устье Арджеши-реки у врага полностью под контролем. Тут тебе и артиллерия, и наблюдательный пост. Незаметно не прошмыгнешь. Ночью разве что… Хм… ночью…

– А луна, господин генерал-майор? – не выдержал Ляшин. – Может, лодки незаметно вниз по течению переправить… версты на две, на три… Ну, если и там пушек нет…

Суворов саркастически хмыкнул:

– Ну, ты мне еще посоветуй, поди! Хотя… в чем-то ты прав, да… Ночью – да! Но и не здесь… Сейчас проплывем, глянем. Эй, гребите шибче! Ага… Придумать бы теперь, как нашу лодочную ораву мимо вражеского секрета провести. Ночью… да, но луна. Да и лодок у нас – почти целый флот!

– А если по берегу, на подводах? – снова влез Ляшин.

На этот раз командующий его не одернул.

– На подводах, говоришь? А что? Всего-то версты на три… Епифан, слыхал? Займешься.

* * *

Как ни прикидывай, а для разведки боем Суворов мог выделить всего-то человек пятьсот – против четырех тысяч турок. Ну, на то и разведка… Не крепость же брать… хотя… Эх, еще бы столько же!

– Вестового ко мне! Так… живо скачи к Салтыкову, он тут недалече, знаешь, где. Граф. Почитай, наш сосед. Вот и путь по-соседски людишками-то и поможет. Нам бы еще человек пятьсот пехоты… Ну, что даст. В письме все написано. Вперед!

– Слушаюсь, ваш-с-тво!

Отдав честь, вестовой прыгнул в седло и тут же умчался – только пыль под копытами заклубилась.

Генерал-майор, один из признанных героев этой войны, граф Сергей Владимирович Салтыков выделил лишь пятьсот карабинеров. Что смог. Карабин – не тяжелая убойная фузея со штыком, в рукопашную действовать им, мягко говоря, несподручно. Да и метко стрелять… Что карабин? Просто короткое кавалерийское ружье, которое можно было носить за спиною да использовать при нужде. Какой там, к черту, в кавалерии штык? Какая меткость? Ну, насчет меткости – попробуй-ка метко постреляй с коня на скаку! Так что не в меткости дело – в удобстве. Из тяжелых ружей – фузей – тоже особо метко не выстрелишь. Исход боя тогда решали залпы! Иногда – всего один, но удачный. Ездящая пехота – драгуны – сражающиеся в пешем строю, имели уже не карабины, а специальные драгунские ружья, обычных пехотных ненамного короче и легче.

– Эх, не карабинеры нам бы нужны – пехота! Ну, что есть – то есть.

Посетовав, Суворов махнул рукой и приказал всем строиться.

* * *

В последнюю, перед «поиском»-рейдом ночь десятку Ляшина вновь выпало нести караул. Просто подошла очередь. Можно было бы, конечно, поменяться… но ведь не с Хлудовым же! Тот еще гад, хуже турка. Разве что… А, впрочем, выспаться можно и днем, после караула. Как раз перед рейдом.

И вновь расположились засадою у реки. На этот раз – у Дуная. Ночь выдалась не то чтобы холодная, но… какая-то промозглая, что ли. На Ляшина даже озноб напал – иль это от волнения перед завтрашним рейдом?

Выбравшись из караульной палатки, молодой человек поежился да, помахав «для сугрева» руками, отправился проверить пост.

– Стой! Кто идет?

– Ревель!

– Нарва! Проходи… Что, Лексей Василич, не спится?

– Да какой тут, к ляду, сон!

Можно было не сомневаться, разведчики несли службу исправно, на посту никто не спал, не курил даже. Впрочем, из курящих тут был один Никодим.

– Что, Никодим Иваныч, так трубку-то и не раскурил?

– Дак приметно больно – огонь, – тихонько посмеялся старый служака. – И запах еще. Вдруг да кто подберется – точно учует.

– Это верно, да…

Где-то недалеко, справа, вдруг послышалось лошадиное ржание и стук копыт. Караульные сразу же напряглись, приготовили ружья…

– Эй, где вы тут? Ревель! – подъехав, промолвил кто-то из всадников.

– Нарва, – с облегчением отозвался Ляшин.

Свои. Казачий разъезд. Да и откуда здесь чужим-то взяться?

– Что там, братцы? Тихо все?

– Да покуда тихо.

Захрипели лошади. Снова стук копыт. Стихло все… Лишь месяц висел в черном ночном небе в окружении мигающих звезд.

Судя по месяцу, через час следовало сменить пост. Поставить вместо Никодима с Прохором Авдеева… и еще кого-нибудь с ним – и тех уже до утра. Самому же… пойти вздремнуть, что ли? А что?

Снова заржала лошадь. Резко так… и вдруг так же резко ржание оборвалось. Опять казачки… Ну, их тут нынче много.

– Одначе нехорошо, – прислушиваясь, озабоченно молвил ветеран.

Капрал резко повернулся:

– Что нехорошо, Никодим Иваныч?

– Да лошадь. Словно бы ей ноздри заткнули. Ну, чтоб не ржала.

– Думаешь, не казаки это? Кто-то чужой?

– А что, Алексей Василич, думать? Глянуть надо. Там дорожка есть… как раз от реки.

– Так глянем. Прохор, пошли… Осторожно только – ноги не поломай.

Насчет ног господин капрал пошутил – хоть здесь, в зарослях, и темновато, несмотря на лунную ночь, однако места кругом давно уже были обхожены и хорошо караульным знакомы. Каждый камень, каждый кусток, каждая ямка.

Так что шли спокойно, уверенно даже. Не то чтоб как по столичному Невскому, но как-то вроде.

Первым неладное заметил Прохор. Присел резко – за ним и Ляшин. Пока что – не думая. Чтоб луна в спину не светила.

Впереди, за ивами, фыркнула лошадь.

– Лошади… – прошептал молодой солдат. – Навозом пахнет – чую. Не одна лошадь…

– Казачки? – вслух предположил капрал. – Если они, то почему так тихо? Наши донские парни обычно не шибко стесняются. Даже в разъезде могут лясы точить. Что-то я никаких разговоров не слышу…

– Не, говорят… Бормочут что-то. Ну, тихо так… Может, поближе, к кустам. Там луг заливной… В ночном кто-то? Пасет лошадей?

– Тогда бы костры жгли!

– Да уж. Костра что-то не видно. И дымом не тянет…

Караульные осторожно прокрались к ивам. Затаились, глянули на заливной луг…

– Мать честная! – Прохор едва не выругался. Еще бы!

Над лугом, над серебристой травой бесшумно плыли кони! То есть не плыли, конечно, так, шли себе… А всадники спешились, вели лошадей под уздцы… Интересно, с чего бы казакам спешиваться?

Да, потому что не казаки это были! Совсем не казаки.

– Турки! – с ненавистью ахнул Прохор. – Вот ведь сволочи! Переправились где-то уже…

– Давай-ка быстро отсюда… – шепот капрала казался просто шелестом листьев. – Ты – к нашим, предупреди. Я – к казачкам.

– А вдруг вражины…

– Не успеют! Казачки-то совсем рядом.

* * *

Магомет Конаклы, Конаклы-эфенди, лейтенант, командир конного бейлика, был нынче доволен судьбой. Ну, везло! Везло же, слава Аллаху, всемилостливому и милосердному. Был простой человек и вот уже лейтенант, эфенди! Там, глядишь, дорастет и до бея – а бей это уже совсем другой коленкор! Такое звание и наследникам передать не стыдно. Правда, пока что не было у Конаклы-эфенди наследников, как не было и жены. Ничего, скоро и жены, и наложницы будут, да еще и богатство! На то она и война! Вот кем бы он, Магомет Конаклы, был без войны? Водоносом в Измире? Хорошо, обратил на себя внимание бея, а тут как раз и война. Поначалу – простой солдат-сипах – Магомет быстро снискал среди сослуживцев нешуточное уваженье и страх, тоже нешуточный. Потому что смел был, быстр, как лесная лань, и еще – жесток. Жесток и со своими, и – тем более – с неверными. Ах, как нравилось Магомету рубить головы врагов! Вот ведь счастье-то! Ну да – настоящее воинское счастье, и он, Магомет Конаклы, это свое счастье нашел. Нынче он уже не простой сипах, а лейтенант, эфенди, и не в пехоте. Хотя, конечно, драгуны-секбаны не совсем конница – бьются-то в основном пешими. Ну и что с того? Все равно – на конях! Быстрота, удаль, натиск! И все вражеские обозы – твои. И еще – маркитанты. Маркитантки… рыжие гурии, ах… Одной такой Магомет недавно сломал спину. Гордая слишком была! Можно было бы еще содрать с живой кожу – так померла, змея. Ну, туда и дорога. Еще будут гурии. Много. Еще не с одной можно будет кожу содрать. На то и война. И он, Конаклы-эфенди, на этой войне – не последний. Хоть и небольшой, но начальник, командир местных войск – йерли кулу. Вообще-то «йерли кулу» – «местные рабы» – те еще были вояки! Но Конаклы-эфенди их вымуштровал, запугал, как мог, и теперь – любо-дорого посмотреть. Не на всех, конечно, но хотя бы на большинство. Орлы! Молодцы один к одному. Бесшабашные, жестокие, храбрые.

Нынче лихой рейд! Побить урусов, пограбить обоз, заодно прихватить девок из местных деревень, урусам покорившихся. Девок поначалу – на круг, потом – на рынок. Продать – хороший будет бакшиш, якши!

– Якши! – хищно ухмыльнувшись, Магомет погладил эфес сабли и, поправив фереджи, бросил взгляд на своих подчиненных.

Хорошо шли! Не шли – плыли. Как корабли, плыли по серебристому лугу, залитому лунным светом. Беззвучно, словно в волшебном сне. Уже скоро и по коням, в седла… И – в бой! Возникнуть в ночи неожиданно для врага, налететь, разбить, разгромить… Эх, вдосталь помахать саблей! Пусть верный клинок этой ночью напьется крови врагов. Досыта! Алла иль-Алла! Аллах велик и все мы – дети его.

Еще раз поглядев на луг, на мерцающую в окружении звезд луну, Конаклы-эфенди прикинул, что пора бы и начинать. Обернулся, вытащил саблю… Но скомандовать ничего не успел!

Резко разорвав тишину, вдруг прозвучали выстрелы! Шальная пуля попала Магомету в шею. Лейтенант захрипел, повалился в траву безжизненной куклой. Дух его покинул тело, устремясь… в кущи ли райские или совсем уже наоборот – кто бы знал?

Потеряв лихого своего командира, турки оказались в растерянности. Это же были не столичные войска и не янычары, а всего лишь местные – йерли кулу. От таких ждать геройства без командирского пригляда – зря время терять.

Тем более было от чего прийти в растерянность! Откуда-то слева вылетели вдруг, казалось, прямо из ночи, неудержимые демоны верхом на черных конях! Громыхнули, плюнули огнем пистолеты и карабины, грозно сверкнули сабли и наконечники пик.

С молодецким гиканьем помчалась казацкая лава, не давая пощады врагам. Наискось, по всему лугу. Ударила туркам во фланг, неожиданно, жестко. Большая часть врагов погибла тут же, кто-то угодил под саблю, кто-то под пику, а кое-кто и пулю словил. Как молодой командир отряда, эфенди, лейтенант.

Серебряная трава окрасилась вражеской кровью, и казалось, кровавой стала луна. Часть турок все же пытались спастись – бежали к реке, к Дунаю, бросив всё. Спаслись ли? Скорее всего – да, никто ведь их толком и не преследовал. Так что – спаслись. Если не утонули в реке. Дунай широк – переплыви, попробуй!

* * *

За этот ночной бой весь караул Ляшина удостоился личной благодарности отца-командира. Суворов ведь тоже этой ночью не спал, все планировал, как лучше провести рейд. И тоже решил – ночью. Как вот эти турки. Только туркам не повезло… Повезет ли русским?

– Турок не дурак, однако, – встречая рассвет, Никодим Иваныч раскурил трубку. – На том берегу у него и пикеты, и пушки. И еще – крепость целая!

– Ну, крепость, чай, штурмовать не будем, – присаживаясь рядом с ветераном на старое, поваленное ветром, дерево, покачал головой Прохор. – Сказано же – разведка боем. Поиск! Ну и вниманье врагов отвлечем для вящего нашего наступления.

– Все так, – Ляшин, прищурясь, посмотрел за реку, словно бы заглянул в глаза неприятелю. – Однако как там пойдет – видно будет.

– Вот то-то и оно, – поддакнул старый воин. – То-то и оно.

* * *

Наступало утро, по-южному быстрое, взорвавшее ночь яркой солнечной вспышкой. Побледнев, резко погасла луна, и словно бы кто-то потушил звезды. Лишь одна Венера осталась и еще долго горела ярким белым фонариком. Растаял, растворился почти без остатка утренний полупрозрачный туман, скрывавший берег. Зажглись, вспыхнули золотом вершины деревьев – высоченных буков и грабов. Радуясь погожему дню, заиграла на плесе рыба, заскользили над самой водой синие стрекозы, а над заливным лугом появились разноцветные беззаботные бабочки. Специально отряженная команда собирала трупы. Коль есть время, так, стало быть – похоронить. Негоже людям – пусть и врагам, и нехристям – так вот, в траве, валяться, словно какая-нибудь никому не нужная падаль.

Подобрали и бездыханное тело Магомета Конаклы-эфенди. Молодой солдатик снял портупею, прибрал пистолеты, огниво, кинжал. Подумав, стащил и фереджи – то ли халат, то ли плащик. Пес его знает, что. Так ведь и не носить взял – маркитантам. Вещь добротная, дадут справно.

* * *

Ночь на десятое мая 1773 года выдалась светлой. Ярко сверкали звезды. Мерцающая лунная дорожка тянулась через всю реку, от одного берега к другому. Казалось – ступай да иди себе по узенькому серебристому мостику. Шагай до самого Туртукая.

Казаки, егеря и астраханцы, соблюдая полнейшую тишину, сноровисто погрузились в лодки. Все произошло быстро, без суеты и лишних разговоров. Выстроились на берегу…

– Левое плечо… вперед…

Никто не кричал, ротные отдавали команды вполголоса, солдаты действовали проворно и четко. Уселись в лодки по взводам-десяткам, сообразуясь с заранее намеченной разметкой. От большого серого камня до смородиновых зарослей – казаки, от смородины до камышей – астраханцы, ну а дальше уже – егеря и присланные графом Салтыковым карабинеры.

– Посадку закончил! – усевшись на носу лодки, доложил Ляшин.

Негромкие голоса унтеров слышались один за другим, по всему берегу. Не орали, но опять же, особо до шепота не опускались, понимали – рано или поздно турки все равно заметят неладное. Такую ораву лодок – пятьсот человек – не скроешь! Ну, лучше бы, конечно, попозже заметили, да тут уж как Бог даст.

По команде солдатушки взмахнули веслами. Поплыли. Алексей бросил взгляд на своих – все выглядели сосредоточенно, в соответствии с предстоящим делом. Сидели тихо, лишь глаза сверкали в свете луны. Взамен убитых во «взвод» Ляшина добавили еще трех карабинеров из тех, что прислали в подмогу. Карабины, да, выглядели весьма хлипкими, не то что солдатские пехотные ружья, из коих не только стрелять можно убойно, но и действовать штыком, прикладом.

– Как в атаку пойдем, в средине каре становитесь, – на всякий случай предупредил Ляшин.

– Да уж понимаем, господин капрал, не дети малые, – один из карабинеров – дюжий усатый молодец – усмехнулся, поправив на голове франтоватый кожаный шлем с перьями. В таких шапках удобно было метать фитильные «бомбы» – гранаты или «гренадки». И припасы эти у карабинеров имелись. Хоть и не гренадеры, да.

Ну, хоть так. А вообще, с виду – парни бравые.

– Интересно, доплыли уже до середины? – орудуя веслом, вслух прикидывал Прохор. Сам себе же и ответил так же вот, отрывистым шепотом: – Наверное, да. Доплыли. Вон уж и крепость видать.

Башни Туртукайской крепости и впрямь уже стали хорошо заметны на фоне неба, светлого от луны и звезд.

– Однако скоро и…

Впереди – казалось, совсем рядом – вдруг громыхнул выстрел. Потом еще один – и еще.

– Заметили! – с досадой бросил Авдеев.

– А ты как хотел? – дюжий карабинер хмыкнул и презрительно сплюнул в воду. – Этакую-то прорву и не заметить? У турка, чай, тоже пикеты выставлены.

– А ну, парни! Пли! – передали по цепи с соседней лодки.

Турки стреляли вразнобой, горохом, словно собаки лаяли. Пули уносились в ночь, падали в воду, почти не причиняя вреда.

– Тоже еще, стрелки…

Приложившись к карабину, усач произвел выстрел, целясь в направлении вспышек турецких ружей. Пальнули и остальные, все, кроме гребцов.

– Ну вот, в белый свет как в копеечку!

– Скорее – в черный.

По команде капрала все принялись перезаряжать ружья… С башен крепости громыхнули пушки. Ядра пронеслись над головами солдат, упали где-то далеко в реку. В ответ им заговорили орудия с русского берега. Над Дунаем разразилась настоящая канонада, гром оружий и ружейные залпы, наверное, были слышны и в самом Букуреште!

– Никудышные стрелки турки, – снова позлорадствовал дюжий.

– Да уж, артиллеристы они неважные, – забив в ствол бумажный патрон с мерою пороха и пулей, капрал махнул шомполом. – А похоже, братцы, – приплыли. Ну, пошли, помолясь…

С берега уже доносился бравый голос капитана:

– Причаливай! Выходи… В каре – стройся!

– Егеря-а! Стройсь!

Алексей почувствовал, как нервно забилось сердце, влекомое громыханием пушек и выстрелами – музыкой начинающегося боя.

Дробно забили барабаны. Затрубила труба, взвизгнули сигнальные флейты.

Высадившиеся астраханцы споро выстроились в два каре. Одним командовал полковник Батурин, вторым – подполковник Мауринов. Ляшинский «взвод» подчинялся Батурину.

– Кто не зарядил еще… Заряжай! Примкнуть штыки! – снова скомандовал ротный.

– Ну что, братушки-молодцы! – совсем рядом вдруг возникла щуплая фигура командующего верхом на белом коне. Окинув взглядом солдат, Суворов взмахнул шпагой: – Православные! Чудо-богатыри! Ужо покажем нынче нехристям!

– Покажем, господин генерал-майор!

– Ужо высыплем турку!

– Молодцы! Слушай мою команду… Подполковник Мауринов!

– Я!

– Давай со своими молодцами на левый фланг. Там лагерь паши с батареей! Батарею разгромить к черту. Лагерь – разрешаю разграбить! Задача ясна?

– Так точно! Разрешите исполнять?

– Вперед! Впереди колонны – россыпью – егеря и карабинеры.

Отряд Мауринова исчез в полутьме, озаряемой частыми зарницами выстрелов.

– Полковник Батурин… – между тем продолжил Суворов. – Идем вдоль берега, на правый фланг. Карабинеры – вперед. Россыпью.

Печатая шаг, солдаты двинулись вслед за своим командиром. Александр Васильевич во главе колонны, верхом, чуть позади сгинувших в ночь карабинеров.

– Колонны и рассыпные егеря, – улучив момент, одобрительно молвил Никодим Иваныч. – Этак граф Петр Румянцев делал. Под Кольбергом.

В относительном спокойствии солдатушки шагали недолго. Как только повернули с берега к вражеской батарее – так турки тотчас же открыли стрельбу! От грома орудий заложило уши! С отвратительным воем проносились над головами ядра, парочка все же угодила в гущу солдат – кому-то оторвало ноги, а кому-то и голову.

– Вперед, вперед, чудо-богатыри! – неутомимо подбадривал Суворов. – А ну, всыпьте вражинам!

Грянул ответный ружейный залп. Колонна обернулась несколькими линиями. Сначала стреляли солдаты первой линии, затем опускались на колено, перезаряжали ружья. Тем временем стреляла вторая линия, затем – третья…

Правда, пушки были укрыты за земляной насыпью, так что русские пули пока что причиняли врагу мало вреда.

И Александр Васильевич сие очень хорошо понимал! Как и то, что с рассветом меткость врагов значительно улучшится. А если еще применят картечь?

– Эх, братцы-молодцы! Пуля – дура, штык – молодец. Батурин…

– Примкнуть штыки! В атаку… арш!

– Ур-ра-а-а-а!!!!

Русские бросились в штыковую неудержимой лавой! Подхватив ружье убитого сотоварища, Ляшин ворвался на насыпь одним из первых. Какой-то здоровенный турок бросился на него с саблею, замахнулся… и, получив штыком в живот, мешком осел наземь, зажимая дымящиеся, вываливавшиеся наружу кишки.

Завязалась короткая схватка. Редкие выстрелы, крики и стоны – все смешалось, и неожиданно быстро закончилось. Не выдержав натиска, турки бежали, надеясь укрыться за стенами крепости… которую им вообще-то надобно было прикрывать…

– Ур-ра-а-а!!! – предчувствуя близкую победу, радостно закричали солдаты.

Что-то громыхнуло, словно бы десять орудий выстрелили разом! Взорвалась одна из пушек… Совсем рядом с появившимся на земляном валу верховым – Суворовым.

Когда рассеялся дым – всадника не было.

– Суворов! – первым опомнился Ляшин, он и был-то к орудию ближе других, так, что от взрыва заложило уши.

Следом за капралом бросился верный ординарец, денщик, за ним и Епифан, хорунжий…

– Александр Василич… эгей!

Бросив ружье, капрал рванулся к насыпи… Вон убитый конь… и рядом – командующий. Бледный, с окровавленными лосинами и ботфортом.

– Александр Василич, жив?

– Да жив, жив, братцы. Только вот нога…

Суворов поморщился, пытаясь подняться. Не смог, и Епифан с ординарцем подхватили своего командира на руки, понесли…

– В лазарет вам, Александр Василич… Сейчас перебинтуем, ага…

* * *

Батарея была взята. Судя по громовому «ура», не только она одна. Похоже, суворовские чудо-богатыри взяли на штыки все турецкие лагеря и теперь прорвались в крепость. Недолго враг сопротивлялся, ага!

Крепость Туртукай капитулировала, имея гарнизон в четыре тысячи человек против семи сотен русских. Пятьсот человек астраханцев и донских казаков, плюс подмога – егеря и карабинеры.

Наступила радостная для каждого солдата пора – брать и делить трофеи! Для поиска военной добычи отрядили специальные команды, впрочем, и самим солдатам никто не препятствовал.

Кроме собственно военных, в Туртукае проживало и местное гражданское население, кроме турок, включавшее еще и христиан, в основном – болгар и армян. Кто-то проживал в каменных домах, кто-то – в хижинах, окромя того, русские освободили невольников. Домашние слуги-рабы имелись почти у каждого уважающего себя турка, и это еще не говоря о гареме. Всемилостивейший Аллах разрешал правоверным иметь нескольких жен, а наложниц – бессчетно. Кто сколько мог содержать.

Войдя в Туртукай, солдаты растеклись по узеньким улочкам, входили в дома, проверяя каждый двор – не укрылись ли там бравые турецкие вояки? Да нет, похоже, все, кто мог, сбежали в ближайшие крепости – Шумлу и Рущук. Суворовские войска тому не препятствовали. Они вообще-то совсем другую задачу имели – просто провести «поиск», разведку, отвлечь врагов от наступления основных сил на Силистрию. Ну, что сказать – отвлекли! И еще как.

* * *

Что ж, трофеи так трофеи! Каждому воину приятно, что греха таить. К солдатскому жалованью в семь рублей шестьдесят две копейки трофеи – неплохая прибавка. То, что поважнее – то конечно же в общий котел, ну а к мелочи никто не придирался.

– Слыхали, что полковник сказал? – выйдя на небольшую площадь, старый солдат Никодим Иванов сын Репников оглянулся на своего «взводного». – Крепость разрушить. Пушки – те, что тяжелые, что не унести – утопить. А всех христиан – переселить на наш берег. Чтоб, значит, не было им больше от турка никаких обид да примучиваний.

– Видал, не очень-то они хотят переселяться, – хмыкнул в рукав Коля Авдеев. – Стенают – мол, и дома тут у нас, и хозяйство. Ну, правильно, чего ж… Ну, так что где брать-то?

– Еще Александр Василич наказал – христианские дома не трогать. А басурманские – нате-пожалте, – ветеран усмехнулся в реденькие усы. – Так что, ежели икон в горнице нет – так там все и наше. Ну, пошли, что ли, господин капрал? Вон тот забор побогаче будет.

– Вы идите… я попозже подойду…

Махнув рукой, Ляшин проводил своих быстрым взглядом и прислушался. Показалось, будто…

Да нет, не показалось… Снова вроде бы как стон… похоже, что женщина стонет или ребенок… Вон за той калиткой, да…

Турецкие дома – неласковые, окнами на мир не смотрят – за заборами прячутся. И такие заборы, что не заглянешь – высокие, глухие. Вот как здесь… Ворота, правда, приоткрыты… видать, уже кто-то заглядывал.

Нет! Ну, точно – стон.

Приготовив на всякий случай пистоль, Ляшин толкнул створку ногой. Представший его глазам небольшой дворик выглядел как-то бедновато. Бочка с водой, покрытый соломой навес с очагом, небольшой дощатый стол с низенькой лавкой, в углу – старый карагач и сливы. И – дом, скорее даже – хижина. Маленькие оконца, меж ними – дверной проем, закрытый циновкою.

Да! Именно оттуда снова послышался стон.

Не убирая пистолета, Алексей решительно отбросил циновку, вошел…

– О, благородный воин… Я прошу помощи…

На низеньком ложе, посреди комнаты лежала молодая дева. Тоненькая, смуглая, с копной светло-русых волос и большими лучистыми глазами, она не очень-то напоминала турчанку, скорей, болгарку или валашку. Хотя кто его знает? Среди турецких кровей такого намешано! И рыжие турки сплошь и рядом встречаются, и даже светловолосые, навроде наших вологодских.

Из одежды на деве имелись лишь желтые полупрозрачные шальвары и черный, расшитый бисером, лиф, бесстыдно оголяющий плоский девичий животик с темной ямочкой пупка. Голова непокрытая, руки и ноги тонкие, но так, в общем – вполне даже красивенькая. Правда, не для турок – те все же пожирней девок любят. Как и баранину.

– Помоги, воин!

Девушка дернулась, застонала, закусив губу… Что-то звякнуло… Цепь! Незнакомка оказалась скованной. Точнее сказать – прикованной за левую ногу… к какому-то странному предмету, явно тяжелому… Наковальня, что ли? Ну да, наковальня!

– Это кто же тебя, бедолагу, так?

– Помоги… – в девичьих лучистых глазах блеснули слезы. – Больно.

– Понятно, что больно, – усаживаясь рядом, на ложе, Ляшин успокаивающе погладил незнакомку по плечу и задумался. Как ей помочь-то? Тут, по всему, кузнец нужен…

– Мой хозяин… Измаил-ага… Страшный человек. О! Это он велел приковать… в кузнице… бил кнутом… Хотел уморить голодом… А потом… потом началась стрельба, битва… Я испугалась. Наковальню тащила. Спряталась. Здесь… И вот уже сил нет совсем. Умру.

– Ну, теперь уж не умрешь! Вызволим…

– Пи-ить… Пить очень хочу…

– Сейчас… ты обожди малость…

Выскочив из дому, молодой человек бросился под навес, к кухне. У очага в беспорядке стояли кувшины… В одном, похоже, масло… в другом… вино, что ли? Ну да, вино. Будет она вино пить? Ну, если водой разбавить… а где тут вода? В бочке? Бог знает, можно ли ее пить-то? Ладно. Вино так вино…

Прихватив с собою кувшин, капрал уж было собрался уйти, да вдруг сообразил – поставив кувшин наземь, пошарил вокруг очага. Кочерга, пара кухонных ножей, какой-то непонятный шкворень… Кстати! Вдруг да удастся без кузнеца обойтись?

Удалось! Не с первого раза, с третьего… Жалобно скрипнув, распалось одно из звеньев…

– Ну, вот и свобода! – пошутил Ляшин… и тут же протянул девчонке кувшин. – На вот, попей… Тут вино, похоже.

Та жадно припала к горлышку. Обхватила двумя руками, пила… Рубиново-красные капли стекали по подборку вниз, на лиф, текли по животику…

– Уфф! Ты спас меня, благородный воин. Без тебя я бы погибла!

– Ты русская?

– Не совсем так. Я болгарка. А русский знаю, да, – незнакомка торопливо закивала. – Здесь много русских невольниц. Я… я хорошо говорить?

– Хорошо, – улыбнулся Ляшин. – Забавно, правда, но понять можно.

– Как тебя зовут, воин?

– Алексей.

– А я – Иванна, – девушка неожиданно улыбнулась, протянула руку, будто на светском приеме. – Будем знакомы, ага!

Привстав, капрал чмокнул даме ручку… и неожиданно расхохотался:

– Ну, ты напилась?

– Напилась? О да! Даже опьянела. На, попей… Выпей, выпей. За наше знакомство, да!

Пришлось присесть обратно на ложе, выпить – хорошее оказалось вино, пьяное. Вот ведь турки! Впрочем, здесь не только турки. Болгары, валахи, русские…

Вытянув ноги, Иванна привалилась плечом к своему освободителю и, скосив чудные зеленые очи, погладила парня по руке:

– Умм! Спасибо-о.

Ощутив теплоту девичьей кожи, капрал сглотнул слюну. В этот момент с улицы донеслись крики:

– Эй! Алексей Василич! Господин капра-ал!

– Наши, – поднимаясь на ноги, улыбнулся Ляшин. – Ну, пора. Ты ведь христианка, Иванна?

– Да!

– А всех христиан приказано переселить за реку. Там уж турки вас никак не достанут. Так что идем… Эх, накинуть бы на тебя что-нибудь…

Алексей зашарил глазами по стенам… ничего подходящего не находилось, хотя… может быть, вон тот старый халат?

– Может быть, мы допьем вино? – длинные темные ресницы смущенно дрогнули. – Вместе. Вдвоем. Алексей, ты бы отпустил своих… Сказал бы – потом догонишь. Или у вас так нельзя?

– Почему нельзя? Я все-таки командир. Пусть небольшой, но… Сейчас!

Ах, свели, свели капрала с ума лукавые зеленые очи! Алексею, в отличие от турок, как раз вот такие и глянулись – стройненькие, загорелые…

– Эгей, Никодим Иваныч! Я тут задержусь малость… У лодок на берегу встретимся.

– Понял, господин капрал. Будем дожидаться.

– Ах, Алексей… Там на полке… может быть, найдется что-нибудь перекусить…

Нашелся инжир, вяленые персики и еще что-то такое… хурма, что ли…

– Знаешь, я была танцовщицей… Хочешь станцую для тебя? Смотри!

Не дожидаясь ответа, Иванна вскочила с ложа и тут же закружилась в диковинном восточном танце. Ах, как она изгибалась! Как гладила себя руками по бедрам, показывая язык… А потом вдруг… сбросила лиф, ах, бесстыдница!

У девы оказалась очень хорошая грудь – тугая, налитая, не такая уж и маленькая… Закончив танцевать, девушка уселась Ляшину на колени, прильнула устами к устам… Теряя рассудок от нахлынувшей страсти, молодой человек нежно ласкал пальцами грудь юной красотки, погладил спинку и чуть ниже… Затем аккуратно разложил девчонку на ложе и, поцеловав пупок, стащил шальвары…