Читать книгу: «Дагаз. Проклятие Крона», страница 8

Он дал знак Сигу, и они, не поднимаясь во весь рост, поползли прочь от оврага, к лесу, где ждал конь. Каждый звук казался ему оглушительным, каждый шорох – шагом погони.

Он мчался обратно, подгоняемый ледяным предчувствием. В голове уже складывался план. Доложить князю. Найти Борвика – его связи и знания могли пролить свет на происхождение барда или значение этой мелодии. И быть готовым. Ибо он знал – то, что он увидел в овраге, было лишь тенью, предвестником. А то, что творилось сейчас в Загорье, было началом настоящей охоты. Охоты, ставка в которой была – жизнь всего Белограда.

Глава 12: Песнь Тьмы и Стали

Обратная дорога в Белоград промелькнула в ледяном тумане выдыхаемого воздуха и ритмичном топоте копыт. Дагаз не гнал коня, но и не сдерживал – жеребец, почуяв невысказанную волю седока, летел по укатанной снежной целине, оставляя за спиной долину Загорья, подобную зияющей ране.

Стража у ворот Белограда встретила их не привычным кивком, а напряжённым молчанием. Весть, как дым от сигнального костра, уже обогнала их.

– Неужели всё так скверно? – спросил один из дружинников, молодой парень с широко раскрытыми глазами, глядя на застывшую кровь на плаще Дагаза.

Лютич лишь провёл ладонью по лицу, смахивая не снег, а тяжёлую усталость.

– Скверно.

Князь Глеб ждал его в гриднице, но не на своём месте во главе стола. Он стоял у огромного кожаного свитка с нанесёнными землями, пришпиленного к стене кинжалами. Рядом, у пылающего очага, теснились его бояре – Сигурд, Беламир, другие старые волки, лица которых были высечены из того же гранита, что и стены крепости. Воздух был густ от запаха воска, медовухи и немой тревоги. В углу, отстранённо, но настороженно, стояли Громдин и Борвик. Все знали, что они друзья охотника, и лишь из-за этого их пустили в княжий терем.

Глеб обернулся. Его лицо, обычно красное от ветра и хмеля, было серым и осунувшимся.

– Ну, охотник? Выкладывай. Без прикрас.

Дагаз шагнул в центр зала, его тень заколебалась на стенах, смыкаясь с тенями воинов.

– Загорье не разграблено. Уничтожено. Ритуально. Кости жителей сложены в пирамиды. Кожа снята начисто.

В гриднице кто-то сдавленно выдохнул. Сигурд перекрестился. Ратибор нервно теребил что-то на груди.

– Леший… матушка-Земля, что за нечисть…

– Это не леший, – голос Дагаза прозвучал глухо, как скрежет камня. – Леший убивает, но не делает из смерти ритуал. Это другое. Я нашёл того, кто это начал. – Он выложил на стол флейту с обмотанным пергаментом. – Бард из Долины Песен. Убит отдельно. Иначе. При нём это.

Глеб взял флейту, повертел в руках, будто взвешивая.

– Южный шелкопёр? Что ему тут было нужно?

– Возможно, он и был тем, кто всё начал, – в разговор вступил Борвик, осторожно взяв пергамент. Его глаза, привыкшие оценивать товар, сузились. – Герб Гильдии Хранителей Песен. Они ищут забытые знания. Легенды и баллады.

– На пергаменте – ноты, – сказал Дагаз. – Короткий отрывок. Я его не знаю.

– И самое главное, – продолжал он, и в его голосе впервые прозвучала стальная, звенящая нота, – я видел то, что пришло на этот зов. Не зверь. Не оборотень. Длинное, бледное, слепое. С пастью, полной игл. Оно наблюдало за мной. И оно пахло… озоном и мёдом. Смертью и древностью.

Он описал тварь, и по мере рассказа лица бояр становились всё мрачнее. Страх перед знакомым врагом – троллем, волколаком – был одной вещью. Страх перед неведомым, не укладывающимся ни в один бестиарий – совсем другой.

Князь Глеб тяжко опустился в кресло, его взгляд уставился в потухший камин.

– Так, значит, правду говаривали старцы… о спящем во тьме. О песне, что может пробудить его. А я-то считал это сказкой, страшилкой для малых детей.

– Сказки не оставляют после себя пирамид из костей, – холодно констатировал Дагаз.

Громдин, не выдержав, грохнул обухом топора о каменный пол.

– И что же мы будем делать? Ждать, пока эта тварь не явится к нашим стенам? Собирать дружину? Прочесать каждый овраг?

– Чтобы угодить в засаду? – резко парировал седой боярин по имени Ратибор. – Или наткнуться на ещё десяток таких «гостей»? Мы не знаем, с чем имеем дело! Это не набег дикарей, это нечто иное!

– Охотник, – Глеб поднял на Дагаза взгляд, в котором читалась тяжесть принятия решения. – Ты его видел. Можешь найти?

– Могу попытаться. Но мне нужно понять, что это такое. И зачем им понадобился бард и его музыка. Это ключ. Я чувствую это… – Дагаз непроизвольно сжал левое предплечье, где под кожей гудели вживлённые пластины. Твердь отзывалась на воспоминание о встрече с ним смутным, неприятным резонансом.

– Старик Оррик, – внезапно произнёс Богомил. Все взгляды обратились к нему. – Он был музыкантом. Говорят, в юности играл при дворах южных королевств пока один из королей-южан не велел отрубить ему пальцы за дерзкий язык. Вот он и ушёл, и больше никогда не пел. Но его слух и память – легендарны. Если кто и знает, что это за мелодия, так только он.

– Я знаю его, – кивнул Глеб. – Живёт на окраине. Стар. Но ум остр. Идите к нему. Узнайте. – Он обвёл взглядом бояр. – А мы тем временем удвоим дозоры и начнём готовить город к осаде. Отменяются все вылазки, весь скот – загонять в крепость.

Дагаз, Громдин и Борвик вышли из терема в сгущающиеся сумерки. Воздух стал ещё холоднее, колким и острым, как лезвие. Белоград затихал, замирал, готовясь к неизвестному.

Изба Оррика стояла на отшибе, прижавшись к частоколу, будто ища у него защиты. Дымок из трубы был жидким, ниточным.

Старик оказался худым, высохшим человеком с седой бородой и мутными глазами. Но когда он повернул голову на звук шагов, в его движении была странная, звериная чуткость.

– Гном, человек, – произнёс он, прежде чем кто-то успел заговорить. Его голос был тихим, но ясным. – И с ними… охотник. От него пахнет холодной сталью и дальними дорогами. И смертью. Входите. Грейтесь.

В тесной горнице пахло травами, старым пергаментом и одиночеством.

– Мастер Оррик, твоя помощь нужна. – без предисловий начал Борвик, разворачивая пергамент. – Что это за мелодия?

Музыкант протянул здоровую руку. Его длинные, узловатые пальцы с невероятной нежностью коснулись пергамента, поползли по нотным знакам, словно читая. Сначала на его лице было лишь сосредоточение, потом – лёгкое удивление, сменившееся медленным, нарастающим ужасом. Он отдернул руку, будто обжёгшись.

– Откуда это у вас? – прошептал он. – Где вы добыли?..

– В Загорье. На мёртвом теле барда, – ответил Дагаз.

Оррик затрясся.

– Так оно вернулось… «Песнь Высших». Её первые такты. Её пели не для услады слуха. Её пели жрецы забытых культов, чтобы приоткрыть завесу. Призвать того, кто жаждет крови и тьмы. Кто питается плотью, самой жизнью, страхом. Бард… его убили не просто так. Его последний вздох, его смертный крик, стал якорем. Крючком, на который эта тварь клюнула.

– Кто мог это сделать? – в голосе Дагаза зазвенела сталь. – Кто здесь, в Белограде, мог знать о таких вещах?

Оррик покачал головой, его слепые глаза были полны ужаса.

– Не знаю… Знание это древнее, запретное. Его хранители давно канули в Лету… или очень хорошо скрываются.

И тут Дагаз почувствовал это. Лёгкий, едва уловимый толчок изнутри. Тихий, вибрирующий гул в костях. Твердь отозвалась на что-то. На близость чего-то столь же древнего и чужеродного. Его взгляд метнулся по горнице, выискивая… ничего. Но ощущение не проходило. Кто-то здесь, в этой комнате, прикоснулся к той же тьме.

Он медленно повернулся, его глаза, сузившись, скользнули по лицам бояр, мысленно возвращаясь в гридницу. Останавливаясь на каждом. И вдруг он вспомнил. Ратибор. Седой боярин. Когда зашла речь о «Песне», его рука непроизвольно дёрнулась к груди, к маленькому, неприметному амулету под рубахой. Тогда Дагаз не придал значения. Теперь же, под пристальным взглядом памяти, этот жест показался красноречивым. Амулет в виде свернувшейся змеи, кусающей свой хвост.

– Cultus Serpentis, – тихо прошептал Дагаз, и гулы в его костях вспыхнули чуть ярче. Культ Чёрного Змея. Один из древнейших. Мастера в Кроне упоминали его вскользь, с отвращением.

Он не сказал ничего вслух. Не было доказательств. Только зов тверди.

Поблагодарив старика, они вышли на улицу. Сумерки сгустились в настоящую ночь. Воздух звенел от мороза и напряжения.

– Ну что, бугай? – хрипло спросил Громдин, похлопывая по рукояти топора. – Куда теперь?

– Теперь, – начал Дагаз, но не закончил.

Воздух позади них сгустился, и из тени между двумя избами выползла фигура. Её движения были плавными, почти бесшумными, с хищной грацией крупного паука. Из пасти вырвался тихий, шипящий звук, похожий на свист ветра в расщелине.

– Охотник, – просипело существо. Его голос был низким, дребезжащим, словно скрежет камня по камню. Он исходил не из пасти, а, казалось, вибрировал во всей его груди. – Я Внемлющий! Запомни это имя! Ты суёшь свой нос куда не следует.

Дагаз молча оттолкнул Борвика и Громдина за спину, в один миг оказываясь между ними и тварью. «Мясник» был уже в его руке. Сиг ощетинился, издавая низкое, непрерывное рычание, но не бросался вперёд, чувствуя исходящую от существа древнюю, парализующую угрозу.

– Я ищу тебя, – бросил Дагаз, и его голос, к его собственному удивлению, был спокоен.

– И нашёл, – «улыбка» из острых зубов стала шире. Дагаз заметил, как по краям пасти выступила какая-то тёмная, маслянистая слизь. – Я чувствую тебя. Твои кости… они звенят для меня. В них живёт чужая твердь. Она зовёт. Я пришёл забрать её. И ту силу, что ты в себе носишь.

Существо двинулось вперёд. Оно не шло – оно скользило, его длинные пальцы с когтями, похожими на обсидиановые стилеты, пошевелились в предвкушении.

– Громдин! Огонь! – крикнул Дагаз, отскакивая в сторону от молниеносного удара, который просвистел в сантиметре от его горла. Коготь зацепил кольчугу, оставив на стали глубокую царапину с радужным, маслянистым налётом.

Гном, не раздумывая, швырнул свой зажжённый трутом факел в ближайшую постройку – старый, брошенный сеновал. Сухое дерево и солома вспыхнули мгновенно. Яркое, живое пламя ударило в глаза, ослепляя. Тварь резко отпрянула, издав шипящий звук, полный ярости и отвращения. Она замерла, её слепая голова повернулась к огню, а бледная кожа, казалось, втянулась, сморщилась от жара. Свет и открытое пламя были ей явно противны.

В этот миг Дагаз атаковал. Его клинок блеснул, описывая смертоносную дугу, но тварь отреагировала с нечеловеческой скоростью, отбивая удар когтями, которые звенели, как сталь о сталь. Они сошлись в бешеном, яростном танце – молчаливый охотник и шипящее воплощение тьмы. Удары сыпались градом. Дагаз чувствовал, как его руки немеют от чудовищной силы противника. Это существо было не просто сильным – оно было древним, и в каждом его движении читался многовековой опыт убийства. Оно не просто дралось – оно изучало, вычисляло слабости, его атаки были точными и выверенными.

На шум уже бежали дружинники, люди высыпали из изб. Они замерли в ужасе, видя сражение с немыслимым противником. Князь Глеб, выбежавший из терема, сжимал рукоять меча, его лицо было искажено гримасой гнева и беспомощности.

Дагаз отступал, уходя под защиту огня. Он заметил, как тварь щурится и отворачивается от самых ярких всплесков пламени. Она двигалась чуть медленнее, её удары теряли хирургическую точность.

Он сделал вид, что спотыкается о скрытую снегом колоду, и на мгновение открыл свой бок. Тварь рванулась вперёд, её когти блеснули, целясь прямо в его рёбра. Это был расчёт. В последний миг Дагаз кувыркнулся в сторону, подкатился под неё и со всей силы рубанул «Мясником» по тонкой, перепончатой складке, что тянулась от её спины к боку – по подобию крыла.

Раздался оглушительный, пронзительный визг, больше похожий на звук рвущегося металла. Что-то тёмное и бесформенное отлетело в сторону, ударилось о горящую стену сеновала и исчезло в дыму с шипением, распространяя тошнотворный запах горелой плоти и серы.

Само существо, искажённое яростью и болью, отпрянуло. Из культи на боку хлестала густая, чёрная жидкость. Его гладкое лицо исказилось животной ненавистью.

– Ты пролил мою кровь, червь!.. Это не конец… Я запомню твой запах… Я найду тебя в самой глубине твоей каменной норы!

И прежде чем кто-либо успел среагировать, оно сделало резкое движение, и тело его словно распалось, рассыпалось на мириады чёрных, жирных мух, которые с громным жужжанием взметнулись в воздух и растворились в ночной тьме, оставив после себя лишь стойкий запах озона, разложения и сладковатой горечи.

Дагаз стоял на колене, опираясь на клинок, тяжело дыша. По его руке сочилась кровь из глубокой царапины. Рядом валялся обугленный, дымящийся обрубок. На снегу темнело пятно вонючей жидкости.

К нему подбежали Громдин и Борвик. Князь Глеб шёл следом, его лицо было суровым.

– Ранен? – коротко спросил князь.

– Мелочь, – отмахнулся Дагаз, поднимаясь. Он посмотрел на тлеющий обрубок, потом на лица окружающих, застывшие в смеси страха, отвращения и благоговения перед увиденным. – Оно ранено. Оно убежало. Теперь его нужно найти. И добить. Пока оно не восстановило силы. Оно сильное, но огонь – его слабость.

Он медленно повернулся, его взгляд скользнул по толпе, выискивая одного человека. И остановился на боярине Ратиборе. Тот стоял чуть поодаль, и на его лице не было всеобщего ужаса. Было нечто иное – холодное, оценивающее внимание. И когда их взгляды встретились, Ратибор не отвел глаз, лишь чуть заметно кивнул, и в уголках его губ дрогнула тень чего-то, что могло бы сойти за улыбку.

– И я знаю, с чего начать поиски, – тихо, но чётко сказал Дагаз, не отводя взгляда от Ратибора. Твердь в его костях отозвалась на этот взгляд глухим, тревожным гулом. Охота только начиналась.

Дагаз не сводил глаз с боярина Ратибора. Тот уже отвёл взгляд, делая вид, что изучает место схватки с нахмуренным, озабоченным видом старого воина. Но было поздно. Микроскопическая задержка, отсутствие на его лице того же самого шока, что и у остальных – для глаза, обученного замечать малейшие изменения в поведении противника, это было ярче факела.

– Князь, – голос Дагаза прозвучал громко и чётко, разрезая гул толпы. – Нам нужно поговорить. Наедине.

Глеб, всё ещё не оправившийся от увиденного, сурово кивнул.

– В терем. Сейчас же.

Они прошли обратно в гридницу, оставив за дверью возбуждённый гомон. Князь грузно опустился в кресло, смотря на Дагаза вопросительно.

– Говори.

– Эта тварь говорила, что пришла за силой, что в моих костях, – начал Дагаз, выбирая слова. – Это знание не для посторонних. Его могут знать только два типа людей: мастера Крона… и те, кто изучает самые тёмные, запретные ритуалы. Те, кто копается в том, что даже Крон считает слишком опасным.

– И к чему ты ведёшь? – нетерпеливо спросил Глеб.

– В Загорье был ритуал. Следы на земле, расположение пирамид – всё указывает на знание древних обрядов. Культ Чёрного Змея, пожирающего самого себя. Их символ – змеиный круг. – Дагаз сделал паузу, его взгляд стал тяжёлым. – Когда я говорил о «Песне Высших» в этой комнате, один человек коснулся амулета у себя на груди. Инстинктивно. Так делают те, кто ищет защиты у своих символов, когда слышит что-то сакральное.

– Кто? – слово Глеба прозвучало как удар хлыста.

– Ратибор.

В гриднице повисло гнетущее молчание.

Глеб смотрел на Дагаза, и в его глазах бушевала буря недоверия, гнева и холодной, профессиональной подозрительности правителя, который знает, что предательство часто приходит от самых близких.

– Ты просишь меня обвинить одного из моих старейших друзей на основе… прикосновения к амулету? Улика тонка, охотник. Слишком тонка.

– Я это знаю, – согласился Дагаз. – Но…

В этот момент поскрёбшись в дверь, вошёл один из младших дружинников. Он был одет не в доспехи, а в простую, тёмную одежду, и двигался бесшумно. Его лицо было обычным, ничем не примечательным, именно таким, какое нужно человеку, чья работа – не запоминаться.

– Князь, – он коротко кивнул, его взгляд скользнул по присутствующим, мгновенно всех оценив. – Доклад.

Глеб нахмурился.

– Не вовремя, Светозар.

– Как раз вовремя, – парировал тот. Его голос был тихим и ровным, лишённым эмоций. – Касательно боярина Ратибора. Наши наблюдения подтвердились. Он – центральная фигура.

Все замерли. Дагаз медленно перевёл взгляд на агента, чувствуя, как внутри всё сжимается. Иногда жизнь подстраивает всё слишком идеально.

– Говори, – приказал Глеб, и в его голосе прозвучала сталь.

– Последние три месяца, – начал Светозар, – к его усадьбе по ночам подходили закрытые повозки. Груз – книги в кожаном переплёте, не наши, с южными знаками. И… компоненты для некротических ритуалов. Порошок из костей, определённого вида глина, которую добывают только в осквернённых местах. Один из возчиков, подкупленный, сообщил, что принимал груз от людей со шрамами в виде змей на внутренней стороне запястья.

– Cultus Serpentis, – тихо прошептал Дагаз.

Светозар кивнул ему, будто специалист, признающий коллегу.

– Именно. В ночь после нападения на Загорье Ратибор принял у себя гостя. Человека в плаще с капюшоном. Не местного. Походка, осанка – профессиональный воин, возможно, наёмник. Они удалились в кабинет. Разговор шёл о «подготовке плацдарма», «жертвенной энергии» и о том, что «Вратá скоро откроются».

Агент сделал паузу, дав словам повиснуть в воздухе.

– После ухода гостя Ратибор вышел в сад. Он провёл ритуал. Вырезал на камне тот самый знак. Мы следили. Мы записали. Доказательства есть.

Глеб сидел бледный, как полотно. Его пальцы сжали подлокотники кресла. Он смотрел в пустоту, и в его глазах был не просто гнев, а глубинная, всепоглощающая боль от предательства.

– Всё ясно, – его голос был тихим и страшным. – Светозар, твой отчёт принят. Действуй по протоколу. Обыск, арест всех причастных. Конфисковать всё. Каждый клочок бумаги, каждую пылинку. Я хочу знать всё об этой язве, что разъедала мой город у меня под носом.

Когда агент бесшумно исчез, князь поднял на Дагаза взгляд, полный нового, горького уважения.

– Твоя догадка, охотник, оказалась вернее прицельного выстрела. Я… я не чувствовал. Не видел. – Он с силой тряхнул головой, сбрасывая оцепенение. – Некроманты. У меня в совете. И этот ритуал… они не просто вызвали тварь. – Он содрогнулся.

– Ратибор – раб, – твёрдо сказал Дагаз. – Но он знает, зачем это нужно. – Он повернулся к выходу. – Я иду за ним.

– Не один, – перебил Глеб. Его лицо стало решительным. – Светозар и его люди уже там. Они обеспечат тебе тихий вход. Твоя задача – взять Ратибора живым. Мне нужны его знания. Его голова мне ничего не даст. Я хочу выжать из него всё, как из губки, и узнать, с какой бездной мы имеем дело.

Дагаз кивнул. В его глазах не было ни жалости, ни сомнений. Только холодная ярость охотника, нашедшего логово зверя.

Усадьба Ратибора стояла в неестественной тишине. Не горел свет в окнах, не слышно было привычного скрипа колес обозов или окриков конюхов. Лишь ветер гудел в частоколе, да где-то вдали тревожно кричала ворона. Двое людей в тёмных плащах – агенты Светозара – молча указали Дагазу на боковой вход, неприметную дверь для прислуги, уже приоткрытую.

Сиг, шедший рядом, насторожился, замер и тихо заворчал, уставившись в сторону главного дома. Его шерсть встала дыбом.

– Чуешь? – тихо спросил Дагаз, проводя рукой по его загривку. Пёс ответил коротким, глухим рычанием. Воздух здесь и правда был густым и сладковатым, пахнущим остывшими углями, застоявшимся ладаном и чем-то ещё – металлическим, озонным, чуждым. Запахом магии, вывернутой наизнанку.

Войдя внутрь, они оказались в узком, тёмном коридоре. Агенты двинулись вперёд, их движения были отточенными и беззвучными. Дагаз следовал за ними, его «Мясник» был уже в руке. Они миновали пустую кухню, кладовую и упёрлись в массивную дубовую дверь, из-под которой пробивалась полоска света и доносились приглушённые голоса – взволнованные, торопливые.

Один из агентов жестом показал: здесь. Второй приложил ухо к двери, затем отступил и кивнул Дагазу.

Раздумывать не было времени. Дагаз плечом рванул дверь на себя. Дерево с треском поддалось, и он ввалился в просторный кабинет, превращённый в импровизированное святилище.

Комната была заставлена свечами, их колеблющийся свет отбрасывал на стены пугающие тени. На полу мелом был выведен сложный, многослойный круг с переплетающимися змеями и рунами, которые резали глаза своей неестественной геометрией. В воздухе висели клубы тяжёлого, пряного дыма. В центре круга, спиной к двери, стоял Ратибор. Он что-то бормотал, листая огромный фолиант с потрёпанной кожей обложки. Рядом с ним суетились ещё двое – мужчина и женщина в тёмных робах, их лица были бледны и исступлены.

– Прервано! – крикнул Ратибор, не оборачиваясь, его голос звенел истерикой и яростью. – Защити круг!

Один из культистов, мужчина, развернулся. Он был молод, с горящими огнём глазами. Он вскинул руку, на которой заблестел кинжал, и выкрикнул гортанное слово. Воздух перед ним сгустился, образовав мерцающую, дрожащую стену.

Дагаз даже не замедлил шаг. Он сделал мощный выпад, и «Мясник» со свистом рассек барьер. Магия лопнула с хлопком, осыпавшись блёклыми искрами. Культист ахнул от обратной связи, и в следующее мгновение короткий клинок лютича уже нашёл его горло. Быстро. Чисто. Без лишнего шума.

Женщина закричала и бросилась к стене, где висели полки с ингредиентами. Но агенты Светозара были уже рядом. Один точным ударом рукояти кинжала по затылку лишил её сознания, другой ловко поймал падающее тело.

Ратибор, наконец, обернулся. Его лицо, обычно невозмутимое, было искажено гримасой безумной ярости. В руках он сжимал не меч, а странный посох, увенчанный кристаллом, в котором пульсировал тёмный свет.

– Дагаз! – прошипел он. – Я чувствовал твоё приближение! Твоя плоть кричит о чуждой силе, что в тебе! Она будет служить новому миру!

Он взмахнул посохом. Из кристалла вырвался сгусток сконцентрированной тьмы и полетел в охотника. Но Дагаз уже не стоял на месте. Он рванулся вбок, и энергия просвистела мимо, врезавшись в стену. Камень почернел и начал тихо тлеть.

– Если бы ты не был нужен живым, – голос Дагаза был низким и спокойным, контрастируя с безумием в глазах боярина, – ты не прожил бы ещё и секунды.

– Варга! – выкрикнул Ратибор, снова взмахивая посохом. На этот раз тёмные щупальца энергии поползли по полу, пытаясь схватить Дагаза за ноги. – Сила – единственный закон!

Дагаз отпрыгнул, его глаза осматривали комнату. Его взгляд упал на стол, заваленный чертежами и схемами. И вдруг кровь застыла в его жилах. Он узнал почерк. Чёткий. Бездушный. Стиль чертежей Чёрнолесского Крона. На одном из эскизов был изображён механизм, напоминающий арбалет, но стреляющий сгустками энергии. На полях – пометки на знакомом ему жаргоне алхимиков Крона.

– Что это? – его голос потерял свою ледяную монотонность, в нём прозвучало настоящее изумление. – Откуда у тебя это?

Ратибор усмехнулся, и его усмешка была полна торжествующего злорадства.

– У нас есть свои источники, охотник. Не все, кого сломала ваша кузница, согласны прозябать в ничтожестве.

Из-за дальней шторы вышел ещё один человек. Он был одет в потрёпанную, но узнаваемую робу лютича, с которой были сорваны все опознавательные знаки. Его лицо было испещрено шрамами, а один глаз закрывала повязка. Но походка, осанка – всё выдавало в нём профессионала, прошедшего ту же школу, что и Дагаз.

– Вот он, – сипло произнёс новый участник действа. – Идеальный солдат Крона. Орудие без мысли. Пёс на цепи.

Дагаз смотрел на него, и внутри всё сжималось от холодной ярости. Предатель. Отщепенец. Тот, кто использовал данные ему силу и знания против своих же.

– Наше дело правое, Хагвин! – крикнул Ратибор. – Покажи ему! Покажи, что могут те, кого Крон выбросил на свалку! Во славу великого змея!

Хагвин, не говоря ни слова, рванулся вперёд. В его руке вспыхнул клинок, но его движения были не такими, каким учили в Кроне. Они были изломанными, ядовитыми. Его тело было усилено иной, более грязной магией – некромантией. Одна его рука была неестественно большой, покрытой струпьями и синими прожилками.

Их клинки встретились с оглушительным лязгом. Это был не просто бой. Это была схватка двух философий. Холодной, дисциплинированной ярости Крона и ядовитой, истеричной ненависти изгоя.

– Они сделали из нас уродов! – выкрикивал Хагвин, яростно атакуя. Его удары были быстрыми, но небрежными. – Выточили из живой плоти инструменты для убийств! А что дали взамен? Боль! Пустоту! И приказы умирать за чужие интересы!

– Ты сам избрал свою дорогу, – парировал Дагаз, его движения были экономичными и точными. Он брал силу ударов на клинок, чувствуя, как немеют руки. – Крон дал шанс выжить. Дал силу.

– Силу быть рабом! – Хагвин плюнул. – Я нашёл настоящую силу! Силу творить! Разрушать старый мир, чтобы построить новый! И мы начнём с вашего Крона!

Он сделал неожиданный выпад, и его клинок, скользнув по защите Дагаза, оставил глубокую кровоточащую царапину на его предплечье. Не смертельную, но болезненную. Боль пронзила руку, и Дагаз на мгновение отпустил хватку.

– Видишь? – хрипло рассмеялся Хагвин. – Ты не неуязвим, пёс! Ты всего лишь мясо!

Это была его ошибка – уверенность. В ту секунду, когда он засмеялся, Дагаз рванулся вперёд. Не уклоняясь, а принимая следующий удар на пластину наплечника. Кость треснула от силы удара, но это был расчёт. Его собственная рука, сжимающая «Мясник», описала короткую, сокрушительную дугу.

Клинок вошёл под ребро Хагвина, легко, почти беззвучно. Смех оборвался. Глаза предателя расширились от непонимания, затем наполнились шоком и болью. Он посмотрел на рукоять торчащего из его тела «Мясника», потом на лицо Дагаза.

– Ты… ты всего лишь… инструмент… – выдохнул он, и кровь выступила у него на губах.

– Нет, – тихо, но чётко сказал Дагаз, вырывая клинок. – Я – охотник. А ты – добыча.

Хагвин рухнул на колени, а затем на пол. Его кровь растеклась по магическому кругу, и руны на мгновение вспыхнули ярко-багровым светом, прежде чем погаснуть навсегда.

Ратибор, наблюдавший за этим, издал звук, похожий на рычание загнанного зверя. Он отступил к стене, его глаза бешено забегали.

– Нет… Всё… всё разрушено…

Агенты Светозара уже были рядом. Они обезоружили его, скрутили и отвели в сторону. Князь Глеб, стоявший в дверях, смотрел на это. Его взгляд скользнул по чертежам на столе, по магическому кругу, по телу бывшего лютича.

– Отведите его в темницу. Пытать. – приказал он, и в его голосе не было ни капли жалости. – И всё это… – он махнул рукой, окидывая взглядом лабораторию безумия, – конфисковать. Каждый листок. Каждый камень. Нам нужно понять, с чем мы столкнулись.

Он подошёл к Дагазу, смотря на кровоточащую рану на его руке.

– Ты прав. Это была не просто тварь. Это была… пробная сила. Разведка боем. И за ней стоит нечто бесконечно более страшное. – Он тяжело вздохнул. – Выясни, куда сбежало это существо. Где его логово. Добей его.

Дагаз кивнул, сжимая рукоять «Мясника». Боль в руке была ничтожной по сравнению с холодной тяжестью в груди. Охота продолжалась.

Глава 13: Тёмный ритуал

Багровое зарево над Дымчатыми горами было не похоже на рассвет. Оно напоминало незаживающую рану на теле неба, сочившуюся светом, что окрашивал снег в цвет запёкшейся крови. Воздух стал густым и тяжёлым, пропитанный запахом гари, пота, крови и чуждым, металлическим духом озона – будто после сильной грозы, так и не грянувшей молниями. Гул, доносившийся с предгорий, был уже не просто шумом – это был низкий, пульсирующий рокот, в котором слились воедино лязг тысячи клинков, мерзкие ритмы барабанов, обитых кожей, и нечленораздельный, визгливый гвалт орды.

Князь Глеб, закованный в сталь с ног до головы, обходил строй дружины. Его лицо под открытым забралом было каменной маской, но глаза горели холодным огнём ярости и решимости. Он остановился перед своими воинами, и его голос, низкий и мощный, как далёкий раскат грома, рубил тревожную тишину.

– Они думают, что мы – дичь! Ждут, что мы согнёмся под их натиском и обратимся в бегство! – Его взгляд скользнул по суровым, закалённым лицам. – Но они ошибаются! Мы – не жертвы! Мы – скала! Мы – охотники! И сегодня мы покажем этой порождённой тьмой нечисти, что значит гнев Севера! За Белоград! За наши дома!

Ответом ему был немой, но красноречивый лязг сотен мечей и секир, поднятых в едином порыве. Сталь засверкала в багровом свете, и по рядам пронёсся низкий, грозный гул – не крик, а обет.

Громдин, чья знаменитая борода была аккуратно заправлена под кольчугу, тяжёлым топором ударил себя в нагрудник.

– Ну что, бугай, – прохрипел он, оборачиваясь к Дагазу, – похоже, твоя личная охота переросла в настоящее побоище! Придётся и нам подсуетиться!

Борвик, нервно поправляя непривычно сидевший на нём доспех, бледно улыбнулся:

– Я всегда предпочитал торговые войны. Они… предсказуемее. И прибыльнее. Но мой «Сытый Волк» стоит за этими стенами. Так что придётся постоять за него иначе.

Дагаз молча кивнул. Его взгляд уже не видел отдельных лиц – он видел единый организм, стальной и грозный, готовый к схватке. Его длинный меч, «Медвежья участь», был закинут за спину. На поясе висел верный «Мясник». Но главный его козырь был скрыт в походной аптечке – две самодельные склянки, вываренные из крови тролля и желчи трупоедов. «Гром» и «Тишина». Он берёг их на самый край, интуитивно чувствуя, что настоящая битва ещё впереди. Сегодня был тот самый день.

Они двинулись навстречу гулу. Не стройной фалангой, а широкой цепью, используя каждую складку местности, каждую скалу как укрытие. Вскоре долина Загорья открылась перед ними, и даже у самых бывалых воинов дыхание перехватило.

Орда заполнила собой всё пространство до самого горизонта. Море щетинящихся спин, блеска ржавой стали и ненавидящих, горящих глаз. Над всем этим стоял невыносимый гвалт, от которого звенело в ушах.

А над всей этой кишащей массой, на высоком пригорке, под огромным знаменем из сшитых человеческих кож, стояла та самая фигура в багряном плаще – Предводитель. Рядом с ним гремлины-шаманы били в барабаны, обтянутые высушенной кожей, а их визгливые голоса затянули похоронный гимн на ломаном общем наречии.

– Видишь его? – тихо, сквозь зубцы шлема, спросил Глеб, подходя к Дагазу. – Мозг этой своры. Сердце этого безумия. Без него они разбегутся, как тараканы.

– Я вижу, – коротко бросил Дагаз. Его взгляд, холодный и расчётливый, уже вычислил единственный возможный путь к пригорку – через самую гущу вражеского войска.

– Дружина! – проревел князь, поднимая меч. – Вперёд! За землю нашу!

Бой начался с оглушительного гула, подобного обвалу горной породы. Северяне обрушились на орду, и долина мгновенно превратилась в гигантскую, кипящую мясорубку. Щиты сошлись с дрекольем и когтями. Воздух наполнился лязгом металла, хрустом костей, предсмертными хрипами, визгами и яростными боевыми кличами белоградцев.