Читать книгу: «Никколо Макиавелли. Гений эпохи. Книга 1. Взлет», страница 2

Аньоло Полициано, поэт и гуманист из ближайшего окружения Лоренцо, писал о нем: «Он обладает удивительной способностью быть разным с разными людьми – с философами рассуждает о тонкостях платоновского учения, с художниками обсуждает пропорции и перспективу, с музыкантами – гармонию, а с простым народом шутит и веселится, словно один из них. И при этом во всем остается собой».

Чтобы лишить аристократию возможности и права участвовать в избирательном совете и работе в советах, во Флоренции был выпущен декрет, не позволяющий маргиналам (знати) принимать участия в выборе. Он назывался – «Установления справедливости» и был создан в 1293 году под руководством Джано делла Белла – флорентийского политического деятеля из влиятельного, но не аристократического рода.

Основные положения «Установлений справедливости»:

Законы создавали юридическое определение «магнатов» (magnati) – членов знатных феодальных семей

Магнатам запрещалось занимать высшие государственные должности в республике

Магнаты несли коллективную ответственность за преступления, совершенные членами их семей

За преступления против простых граждан магнаты подвергались более суровым наказаниям

Была создана должность «Гонфалоньера справедливости» (знаменосца справедливости) для контроля за исполнением этих законов

Законы применялись довольно строго, особенно в первые десятилетия после их принятия:

Для включения в список магнатов было достаточно иметь рыцарский титул или принадлежать к знатному феодальному роду

Списки магнатов периодически пересматривались и расширялись

Многие знатные семьи, чтобы вернуть себе политические права, были вынуждены менять имена, отказываться от титулов и вступать в гильдии

Впоследствии применение законов стало более избирательным. Некоторым знатным семьям удавалось получить исключение из списка магнатов. К XV веку (период, о котором писал Варки) эти законы всё ещё действовали, но их влияние было уже не таким сильным, как первоначально.

Эти законы стали важным инструментом в формировании особой политической системы Флорентийской республики, где власть сосредоточилась в руках богатого торгово-ремесленного сословия (пополанов), а не традиционной аристократии.

XV век стал временем интеллектуальной революции, в авангарде которой шла Флоренция. Гуманистическое движение, возникшее в предыдущем столетии благодаря усилиям Петрарки и Боккаччо, достигло расцвета и трансформировало культурную парадигму. Концепция studia humanitatis – изучения грамматики, риторики, истории, поэзии и моральной философии – стала основой нового образования, ориентированного на формирование активной гражданской личности.

Джованни Верчелли, миланский посол при флорентийском дворе, в донесении своему господину Филиппо Мария Висконти с некоторым раздражением отмечал: «В этом городе даже лавочники рассуждают о делах государства как философы, цитируя древних авторов и находя в истории примеры для подражания или предостережения».

Важную роль в развитии гуманистического движения сыграл Флорентийский университет (Studio Fiorentino), основанный еще в 1321 году. В XV веке он привлекал выдающихся ученых, среди которых были Кристофоро Ландино, Марсилио Фичино, Анджело Полициано. Особое значение имело преподавание греческого языка, начатое Мануилом Хрисолором в 1397 году и продолженное его учениками

В 1439 году во Флоренцию прибыл византийский философ Георгий Гемист Плифон для участия в церковном соборе. Его лекции о Платоне так впечатлили Козимо, что тот загорелся идеей создать центр изучения античной философии.

Козимо выделил виллу в Кареджи и значительные средства для создания центра неоплатонической философии. Руководителем он назначил именно Фичино, сына своего личного врача. Прозорливость Козимо оказалась безошибочной – Фичино стал гением перевода, сумевшим передать не только слова, но и дух платоновской философии.

«Когда я перевожу Платона», – писал Фичино в письме к другу, – «я чувствую, будто его душа вселяется в меня. Иногда я забываю, где заканчиваются его мысли и начинаются мои собственные».

К 1484 году Фичино завершил колоссальный труд – полный перевод сочинений Платона на латынь. Это событие имело революционное значение – теперь идеи греческого философа стали доступны всем образованным европейцам, не владевшим греческим языком.

Пока философы Платоновской академии трансформировали мир идей, художники и архитекторы Флоренции совершали не менее радикальную революцию в визуальных искусствах.

Джорджо Вазари, биограф великих мастеров эпохи, описывал это время как пробуждение: «Искусство словно проспало тысячу лет и вдруг открыло глаза во Флоренции».

Начало этой революции связывают с именем Мазаччо, чьи фрески в капелле Бранкаччи потрясли современников реализмом и психологической глубиной. Хотя Мазаччо умер молодым – ему было всего 27 лет – его работы изменили направление живописи на столетия вперед.

«Когда я впервые увидел «Изгнание из рая» Мазаччо, – писал Микеланджело, который учился, копируя эти фрески, – я понял, что живопись может передавать не только формы тел, но и движения души. Адам и Ева у Мазаччо страдают по-настоящему, их боль пронзает сердце зрителя».

Параллельно с Мазаччо работал Донателло, чьи скульптуры возрождали классические традиции, но наполняли их новым, драматическим содержанием. Его бронзовый «Давид» – первая со времен античности обнаженная статуя в полный рост – стал символом республиканского духа Флоренции, города, гордо противостоявшего более могущественным соперникам.

Палаццо Медичи, спроектированный Микелоццо для Козимо, задал новый стандарт городской архитектуры. Трехэтажное здание с рустованным первым этажом, напоминающим крепостную стену, более изящным вторым и легким третьим, увенчанным выступающим карнизом, создавало впечатление стабильности и основательности.

«Дом должен быть похож на его хозяина – говорил Козимо Медичи. – снаружи суровый и сдержанный, внутри – исполненный благородства и красоты».

«Козимо мудро избегал всякой пышности и показного великолепия в своей одежде и манерах – писал историк Веспасиано да Бистиччи. – но его дом говорил то, о чем молчали его уста – что он первый человек в городе».

Примеру Медичи последовали другие могущественные семейства Флоренции. Палаццо Ручеллаи, спроектированный Леоном Баттистой Альберти, и палаццо Строцци, начатый Бенедетто да Майано и завершенный Кронака, создали в городе своеобразную архитектурную перекличку, где каждое влиятельное семейство демонстрировало свой вкус и статус.

Действительно, Флоренция XV века предоставляла уникальную среду для формирования эстетического чувства. На улицах и площадях города возникали всё новые произведения искусства, создавая своеобразный музей под открытым небом. Даже простой горожанин ежедневно соприкасался с работами великих мастеров.

Сандро Боттичелли, один из самых утонченных художников эпохи, создавал работы, насыщенные философским содержанием и поэтической образностью. Его «Весна» и «Рождение Венеры», написанные для виллы Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, двоюродного брата Лоренцо Великолепного, стали визуальным воплощением неоплатонических идей.

Анджело Полициано, поэт и гуманист из круга Лоренцо Медичи, писал о «Весне» Боттичелли: «Глядя на эту картину, я слышу музыку сфер. Сандро удалось невозможное – он сделал видимыми идеи Платона и стихи Овидия».

Но за блеском культурных достижений скрывались глубокие социальные противоречия. Флоренция XV века была городом разительных контрастов. Рядом с великолепными дворцами и церквями существовали кварталы, где люди жили в крайней нищете.

«Наш город подобен красивому яблоку, внутри которого завелся червь, – писал Аламанно Ринуччини, флорентийский гуманист и политический деятель, в своем «Диалоге о свободе». – наш город подобен морю, которое никогда не бывает полностью спокойным. Даже в тихую погоду в глубине его вод происходит движение, которое может в любой момент превратиться в бурю».

Эти слова оказались пророческими. Память о восстании чомпи – чесальщиков шерсти, поднявших в 1378 году мятеж против правящей олигархии, – была еще свежа в сознании флорентийцев XV века. Хотя восстание было подавлено, социальная напряженность никуда не исчезла.

Безусловно Флоренция не была только богатой и добропорядочной. По вечерам на узких улочках, в полутьме можно было видеть, как закутанные в плащи люди обмениваются секретными посланиями, наемные убийцы выжидают свою жертву, а шпионы внимательно следят за каждым движением политических противников.

«В нашем городе стены имеют уши, а каждое слово может стоить жизни», – предупреждал в своих письмах флорентийский купец Маттео Строцци.

Глава 2 Семья Макиавелли

«Человеку, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остается лишь гибнуть среди множества тех, кто недобродетелен». Н. Макиавелли

Принадлежа к древнему роду, некогда входившему в высшую элиту города, к XV веку семейство Макиавелли заняло специфическое положение в сложной социальной иерархии Флорентийской республики – положение, во многом определившее жизненный путь и мировоззрение Никколо Макиавелли.

Род Макиавелли (Machiavelli) принадлежал к старинной тосканской знати. Его корни уходят в XII век, когда предки Никколо владели замками и землями в Валь ди Пеза, в частности, замком Монтеспертоли, расположенным примерно в двадцати километрах к юго-западу от Флоренции. Рикордано Малиспини, флорентийский хронист XIII века, упоминает семью Макиавелли среди «благородных и древних родов, пришедших из контадо во Флоренцию».

Эта миграция из сельской местности в город была частью общего процесса урбанизации тосканской аристократии в период коммунальной революции. Джованни Виллани в своей «Новой хронике» отмечает: «Многие благородные семьи из окрестностей перебрались во Флоренцию, где приобрели права гражданства и вошли в управление коммуной. Среди них были роды Буондельмонти, Уберти, Макиавелли и другие, которые укрепили город своим богатством и влиянием».

Археологические раскопки, проведенные в районе замка Монтеспертоли в 1970-х годах, подтвердили существование укрепленного поместья, принадлежавшего семье в XII-XIII веках. Были обнаружены фрагменты керамики с геральдическими изображениями, соответствующими гербу Макиавелли – голубому щиту с четырьмя серебряными гвоздями, расположенными крестообразно.

Переселение в город не означало полного разрыва с сельскими корнями. Как свидетельствуют нотариальные акты, хранящиеся в Государственном архиве Флоренции, семья Макиавелли продолжала владеть значительными земельными угодьями в контадо на протяжении многих поколений. В реестре земельных владений (estimo) 1352 года упоминаются обширные владения Макиавелли в районе Сан-Кашано и Сант'Андреа-ин-Перкуссина – те самые места, где позднее находилось поместье, в котором Никколо напишет большинство своих произведений.

В XIII веке Макиавелли входили в число городской аристократии и активно участвовали в политической жизни Флоренции. В этот период род разделился на несколько ветвей, каждая из которых имела свой дворец в городе. Основные резиденции Макиавелли располагались в квартале Санто-Спирито, в районе, который до сих пор носит название «Costa dei Machiavelli» (Косточка Макиавелли).

Однако политические пертурбации конца XIII века существенно изменили положение семьи. В 1282 году во Флоренции после принятия упомянутой в 1 главе «Установления справедливости» (Ordinamenti di Giustizia), разработанные Джано делла Белла, семья Макиавелли была внесена в списки магнатов, и как следствие лишались права занимать высшие государственные должности.

Дино Компаньи, современник этих событий, в своей «Хронике» упоминает Макиавелли среди семейств, затронутых этими мерами: «Многие благородные дома, прежде управлявшие городом по своей воле, были отстранены от власти законом против магнатов, и возмущение их было велико, но ничего они не могли поделать против воли народа».

Однако к середине XIV века некоторым ветвям рода Макиавелли удалось изменить свой статус. Документы флорентийской Синьории свидетельствуют, что в 1348 году, после эпидемии Черной смерти, несколько представителей семьи были «выведены из магнатов» и получили статус пополанов – полноправных граждан, членов цехов. Это было достигнуто благодаря стратегическим бракам с семьями пополанов и вступлению в цеха, прежде всего в цех судей и нотариусов (Arte dei Giudici e Notai).

Франко Саккетти, флорентийский новеллист XIV века, упоминает этот процесс социальной трансформации в одной из своих новелл: «Многие из тех, кто еще вчера гордился своими башнями и замками, сегодня смиренно просят принять их в цех, дабы не остаться вовсе без голоса в делах республики. И нередко можно видеть, как сын рыцаря становится купцом или нотариусом».

Дед Никколо Макиавелли – Никколо ди Буонинсенья Макиавелли был уважаемым юристом, членом цеха судей и нотариусов, и занимал различные должности в городском управлении. В реестрах Синьории за 1420-е годы его имя встречается среди членов различных комиссий и совещательных органов.

Отец Макиавелли, Бернардо ди Никколо (1428-1500), также был юристом, получившим образование в университете Болоньи, где он изучал каноническое и гражданское право. Сохранился его диплом, выданный в 1450 году, свидетельствующий о присвоении ему степени доктора права. Бернардо принадлежал к интеллектуальной элите Флоренции, о чем свидетельствует его обширная библиотека, включавшая труды античных авторов, современные юридические трактаты и гуманистическую литературу.

Мать Никколо, Бартоломеа де Нелли, происходила из семьи среднего достатка, имевшей связи с торговыми кругами города. О ее образовании и личности известно немного, но из переписки Бернардо следует, что она была грамотной женщиной и активно участвовала в воспитании детей.

Финансовое положение семьи Макиавелли в XV веке можно охарактеризовать как относительно скромное по меркам флорентийской элиты, но вполне благополучное по общим стандартам. Они принадлежали к тому слою общества, который современные историки определяют как «средний класс» Флоренции – образованные профессионалы, не обладавшие значительными торговыми капиталами, но имевшие стабильный доход и определенный социальный престиж.

Основным источником дохода Бернардо Макиавелли была юридическая практика. Как показывают записи налоговых деклараций (catasto), в 1480 году годовой доход семьи составлял около 110 флоринов – сумма, позволявшая вести достойное, но не роскошное существование. Для сравнения, годовой доход семьи Медичи в тот же период исчислялся тысячами флоринов.

Согласно документам кадастра, Макиавелли владели городским домом на виа Гибеллина, а также небольшим поместьем в Сант'Андреа-ин-Перкуссина, которое включало скромный загородный дом (casa da signore), несколько крестьянских домов и около 15 гектаров земли. Этот сельский дом позже станет местом уединения Никколо после его отстранения от политической деятельности и свидетелем создания его важнейших произведений.

Вместе с тем, положение Макиавелли не позволяло им участвовать в крупных коммерческих предприятиях или осуществлять значительные меценатские проекты, что было характерно для верхушки флорентийского общества. В своих письмах Бернардо неоднократно выражал озабоченность финансовыми трудностями и необходимостью экономить на повседневных расходах.

Особое значение для семьи Макиавелли имело знакомство с выдающимся гуманистом Бартоломео Скалой. Бернардо и Бартоломео часто встречались и разговаривали.

Немного о Бартоломео Скала. Он сын простого мельника, сумевший благодаря своему интеллекту и таланту подняться до одной из высших должностей Флорентийской республики. Так с 1465 по 1497 год он занимал пост канцлера, став непосредственным предшественником той должности, которую позже займет Никколо Макиавелли.

Я мысленно представил Флоренция, 1475 год, дом Макиавелли, который не отличался роскошью дворцов Медичи или Строцци. Полки с книгами – невероятное богатство для XV века – гобелены с классическими сюжетами, музыкальные инструменты в углу гостиной.

«Передайте мою глубочайшую благодарность мессеру Скале», —произнес Бернардо, бережно принимая книгу, которую ему прислал с лакеем его друг. – И сообщите, что я с нетерпением жду нашей встречи в следующую среду для обсуждения новых переводов Цицерона.

Маленький мальчик лет шести с необычайно живыми глазами – будущий Никколо Макиавелли – с любопытством наблюдал за происходящим из-за колонны. Бернардо заметил сына и подозвал его.

Никколо, подойди. Это новая книга для нашей библиотеки. Когда-нибудь ты прочтешь ее и поймешь, почему древние римляне смогли создать величайшее государство в истории.

Мысленно я представил как проходила одна из интеллектуальных дискуссий, которые регулярно происходили в доме Макиавелли. Бартоломео Скала, канцлер республики, статный мужчина с проницательным взглядом и окладистой бородой, сидел в кресле напротив Бернардо. Между ними на столе лежало несколько раскрытых манускриптов.

«Друг мой Бернардо, – говорил Скала, – твой перевод этого фрагмента Ливия более точен, чем тот, что сделал Браччолини». Ты уловил ту тонкость мысли, которую многие упускают.

Ты льстишь мне, Бартоломео, – ответил Бернардо с искренней скромностью. – Я всего лишь следую традиции, заложенной нашими великими предшественниками.

Знаешь, Бернардо, – продолжал Скала, понизив голос, – наша канцелярия нуждается в людях с твоим пониманием античной мысли и знанием закона. Возможно, когда ситуация станет более… благоприятной, мы могли бы обсудить твое возвращение на государственную службу.

Бернардо задумчиво кивнул, но ответил уклончиво:

Я служу Флоренции как могу, мой друг. Но времена непростые, и каждый должен выбирать свой путь с осторожностью.

В архивах флорентийской канцелярии были обнаружены письма Скалы к Бернардо, датированные 1470-ми годами. В них содержались не только рассуждения о философии и литературе, но и упоминания об обмене книгами – бесценной валютой интеллектуального мира Ренессанса.

«Направляю вам копию речи Цицерона, о которой мы говорили в прошлый четверг,» – писал Скала в одном из писем. «Буду признателен, если вы в ответ одолжите мне манускрипт Тацита, который видел в вашей коллекции.»

Эта интеллектуальная связь, возможно, сыграла определенную роль в последующем назначении Никколо на должность во флорентийской канцелярии.

Флоренция 1470-х годов бурлила политическими страстями. Дом Медичи, формально не имея официального статуса правителей, фактически контролировал республику. Многие старинные семьи открыто противостояли их растущему влиянию, другие – безоговорочно поддерживали. Макиавелли выбрали третий путь.

Политическая ситуация во Флоренции XV века напоминала шахматную партию, где каждый неверный ход мог стоить не просто фигуры, но свободы или даже жизни. Семья Макиавелли в этой сложной игре выбрала стратегию умеренного республиканизма с изрядной долей прагматизма.

В отличие от непримиримых противников Медичи, таких как семейства Пацци или Альбицци, Бернардо Макиавелли избегал прямой конфронтации со всеми в флорентийской политике. В то же время он и не стремились к тесной ассоциации с домом банкиров, сохраняя за собой право определенную независимость в суждениях.

Имя Бернардо Макиавелли регулярно встречалось среди участников собраний городских советов 1460-1470-х годов., что говорило о его вовлеченности в политическую жизнь города. Однако в списках ораторов и лидеров дискуссий его имя появлялось редко – Бернардо предпочитал держаться в тени, наблюдая и анализируя, но не выставляя напоказ свои политические симпатии.

Однажды ему довелось присутствовать на собрании совета Восьмидесяти, где обсуждался вопрос о новых налогах, предложенных Пьеро Медичи. Он сидел в дальнем углу зала, внимательно слушал жаркие дебаты. Когда один из членов совета обратился к нему за мнением, он ответил с дипломатичной сдержанностью:

«Я полагаю, что благосостояние республики требует жертв от всех граждан. Однако мудрость управления состоит в том, чтобы эти жертвы были справедливо распределены между всеми сословиями.»

Этот ответ, не содержавший прямой критики предложения Медичи, но и не выражавший безоговорочной поддержки, был типичным примером той политической линии, которой придерживалась семья.

На одном из собраний флорентийского совета Двухсот, где решался вопрос о новых налогах, предложенных сторонниками Медичи. Бернардо Макиавелли присутствовал среди других граждан, но держался сдержанно. Когда один из ярых сторонников Медичи, Франческо Сассетти, выступил с пламенной речью в поддержку налоговой инициативы, а оппозиционер из семейства Альбицци резко возразил, Бернардо хранил молчание.

Макиавелли всегда так, – шепнул один из членов совета. – Слушает больше, чем говорит. Не примыкает ни к какой фракции открыто. Умный человек – понимает, что в нашем городе опасно иметь слишком явные политические пристрастия.

После собрания один из членов совета стал свидетелем короткого, но показательного разговора. Лоренцо Медичи, уже получивший прозвище Великолепный, остановил Бернардо в коридоре.

Мессер Макиавелли – произнес Лоренцо с вежливой улыбкой, – я заметил, что вы не высказались сегодня по вопросу налогообложения.

Не считал себя достаточно компетентным, чтобы добавить что-то значимое к обсуждению, Ваша светлость, – ответил Бернардо с легким поклоном.

«Скромность украшает мудреца», —заметил Лоренцо. – Но я слышал, что в своей библиотеке вы храните редкие труды по государственному устройству Рима. Возможно, однажды вы окажете нам честь и поделитесь своими размышлениями об этом? Говорят, ваш сын проявляет незаурядный интерес к политическим наукам.

Никколо еще молод, но действительно любознателен, – сдержанно ответил Бернардо. – Буду рад служить Флоренции и дому Медичи своими скромными знаниями, когда представится возможность.

Эта короткая беседа иллюстрировала всю сложность положения семьи Макиавелли. Они не были ни открытыми сторонниками, ни противниками Медичи, сохраняя достаточную дистанцию, чтобы выжить в случае политических потрясений.

Политическая ориентация семьи Макиавелли в бурном XV веке оставалась умеренно республиканской, но прагматичной. В отличие от некоторых старинных родов, открыто противостоявших возвышению дома Медичи, Макиавелли занимали осторожную позицию, стремясь сохранить независимость, но избегая прямого конфликта с набирающим силу семейством банкиров.

Бернардо Макиавелли не входил в ближайшее окружение Козимо и Пьеро Медичи, но и не принадлежал к их активным противникам. В реестрах собраний различных советов, датированных 1460-1470-ми годами, его имя встречается среди участников, но не среди лидеров дискуссий. Примечательно, что после заговора Пацци 1478 года, направленного против Лоренцо Медичи, Бернардо не пострадал, хотя некоторые его знакомые подверглись репрессиям.

Особенно ценными оказались воспоминания Алессандро Строцци, представителя влиятельного флорентийского рода, вернувшегося из изгнания после смерти Лоренцо Великолепного в 1492 году. В своих мемуарах он упоминает семью Макиавелли как «державшуюся в стороне от явных партийных пристрастий, но более склонную к республиканским идеалам».

Этот умеренный республиканизм, как показали дальнейшие события, был унаследован и Никколо, хотя в своей политической деятельности он проявлял значительно больший прагматизм, чем можно было бы ожидать от убежденного сторонника определенной формы правления. Возможно, заключалась его истинная мудрость – «способность слушать и понимать все стороны, не становясь пленником единственной доктрины.»

Луки Ландуччи, флорентийский аптекарь и хронист, который фиксировал повседневную жизнь города в период с 1450 по 1516 год в дневниках. В записи, датированной ноябрем 1484 года, он упоминает встречу в своей аптеке с Бернардо Макиавелли и его сыном:

«Сегодня ко мне заходил мессер Бернардо с мальчиком лет пятнадцати – своим сыном Никколо. Юноша поразил меня сочетанием скромности в манерах и смелости в суждениях. Когда зашла речь о недавних проповедях брата Савонаролы, мальчик высказал мнение, что проповедник 'играет на страхах толпы умелее, чем лютнист на своем инструменте'. Мессер Бернардо мягко попенял сыну за дерзость, но в его глазах я видел гордость.»

Конец XV века во Флоренции ознаменовался драматическими событиями, которые коренным образом изменили политический ландшафт города и создали условия для начала государственной карьеры Никколо Макиавелли.

Семья Макиавелли, балансировавшая между различными силами в бурной политической жизни Флоренции, передала Никколо не только образование и связи, но и определенный взгляд на мир – прагматичный, осторожный, но при этом глубоко приверженный республиканским идеалам.

История семьи Макиавелли – это история о том, как в переломную эпоху умеренность и прагматизм могут быть не только стратегией выживания, но и путем к интеллектуальной независимости. Не связывая себя жестко ни с одной из противоборствующих сил, не становясь пленником единственной доктрины, Макиавелли сумели сохранить свободу мысли – качество, которое позволило Никколо создать политическую философию, свободную от моральных предрассудков и идеалистических иллюзий.

Глава 3. Рождение, детство, юношество.

«Не строй скромных планов – они не способны взволновать душу.» Н. Макиавелли

Весна 1469 года выдалась во Флоренции необычайно тёплой. В этот год, третьего мая, в семье юриста Бернардо Макиавелли и его супруги Бартоломеи де' Нелли в небольшом доме на виа Гиббеллина родился сын, которого нарекли Никколо. Ничто не предвещало, что этот ребёнок станет одним из величайших политических мыслителей в истории человечества, чьи труды будут вызывать жаркие споры даже спустя пятьсот лет после его смерти.

Особую ценность представляет «Книга воспоминаний» (Libro di ricordi), которую вел Бернардо с 1474 по 1487 год, документируя семейные события, финансовые операции и профессиональную деятельность. Эта рукопись, обнаруженная в XIX веке и хранящаяся ныне в Национальной библиотеке Флоренции, является важнейшим источником сведений о семье. На ее страницах мы находим запись о рождении Никколо:

«1469, 3 мая. Во вторник родился мой сын – Никколо. Крещен в следующее воскресенье в баптистерии Сан-Джованни. Крестными были Бернардо ди Моне, принадлежащий к Менялам, и Бартоломео ди Буонаккорсо».

Несмотря на скромные материальные возможности, семья Макиавелли уделяла значительное внимание образованию и интеллектуальному развитию. Библиотека Бернардо, инвентарный список которой сохранился среди его бумаг, включала около 60 томов – внушительное собрание по меркам того времени. Среди книг были работы Цицерона, Ливия, Сенеки, Вергилия, а также современных авторов – Данте, Петрарки, Боккаччо.

«Библиотека Бернардо была его подлинной гордостью. Часто по вечерам из их дома доносился его голос – он читал вслух Ливия или Цицерона, а его дети внимательно слушали»

– поделился аптекарь Лоренцо Бонаккорси.

Марсилио Фичино, выдающийся флорентийский философ-неоплатоник, в письме к Бернардо Макиавелли от 1478 года пишет: «Я рад видеть, что в наше время люди твоей профессии не ограничиваются изучением одних лишь законов, но обращаются также к философии и словесности, что делает их ум более проницательным и суждения более глубокими». Это свидетельство указывает на принадлежность Бернардо к кругу флорентийских интеллектуалов, пусть и не к самому его центру

Улица Виа деи Гвиччардини, где стоял дом родителей Никколо Макиавелли не была обычной флорентийской улицей. Это был своеобразный интеллектуальный анклав, где сосредоточились влиятельнейшие семьи республики. Напротив скромного дома семейства Макиавелли возвышался величественный особняк Гвиччардини – одного из богатейших и влиятельнейших родов Флоренции.

Пьеро Гвиччардини, глава семейства, был не просто состоятельным купцом. Он являлся покровителем церкви Санта-Феличита и монастыря для представителей аристократии, что подчеркивало его особое положение в обществе. Современники отмечали, что дом Гвиччардини служил неформальным центром политических дискуссий, где собирались влиятельные граждане республики для обсуждения государственных дел.

Исторические хроники того времени свидетельствуют о необычайной атмосфере этого квартала. Как писал флорентийский хронист Лука Ланцуоло: «В этих домах воздух был насыщен политикой так же густо, как аромат жареных каштанов на площадях в октябре». Действительно, дети, растущие в такой среде, с младенчества впитывали сложные политические реалии эпохи.

Очевидец тех лет, домашний учитель семьи Беницци сер Джироламо, в своих записках отмечал: «Юный Никколо обладал удивительной способностью организовывать детские игры так, что они напоминали настоящие политические интриги. Он мог убедить других детей следовать его планам, используя не принуждение, а логику и обаяние».

Мадонна Лукреция Торнабуони, которая часто навещала семью Гвиччардини, записала в своем дневнике любопытный эпизод: «Дети играли в 'государство'. Никколо стал правителем, но вместо того, чтобы просто отдавать приказы, он созвал 'совет граждан' и предложил каждому высказать свое мнение о том, как управлять их маленькой республикой. Когда Луиджи предложил ввести налог на сладости, Никколо сказал: 'Хороший правитель сначала объясняет, зачем нужен налог, а потом уже его вводит'«.

Одна из самых ярких историй того периода связана с так называемой «войной за каштановое дерево». В саду между домами рос старый каштан, плоды которого были предметом споров между детьми разных семей. Никколо предложил создать «республику каштана» с собственным правительством и законами. Он составил настоящую конституцию, распределил должности и установил правила сбора плодов. Франческо Гвиччардини, уже тогда проявлявший склонность к историографии, аккуратно записывал все решения этого детского парламента.

Сер Паоло Сассо, учитель, который вел занятия для детей из окрестных семей, позднее вспоминал: «Никколо превращал любую ситуацию в урок политики. Когда дети ссорились из-за игрушки, он предлагал не драться, а договариваться. Он говорил: 'Умный правитель не воюет, если может победить словом'«.

Школа сера Паоло Сассо была уникальным образовательным учреждением своего времени. Здесь, в просторной зале над мастерской переплетчика, собирались дети из самых влиятельных семей квартала. Помимо Макиавелли и Гвиччардини, здесь учились отпрыски семей Веттори, Валори, Содерини – будущие политические лидеры Флорентийской республики.