Читать книгу: «Про Максима и Гелю, или Счастлив по принуждению», страница 18

«Больше нет таких дураков, которые захотят встать в ворота!»

«Мама, – возмущенно и обиженно говорил Максим. – Ты не понимаешь, это очень почетно – быть голкипером. Ведь никто не может так ловить и отбивать, как я. Все ребята меня хвалят и ценят».

А мама ему отвечала на это: «Конечно, хвалят, чтобы ты, дурачок, никуда из ворот не уходил. Небось, не хотят, как ты в грязи, как свиньи валяться. Да и мать, если увидит, наверное, так выпорет! Не то, что я тебя, даже пальцем еще не тронула. А надо было бы сказать отцу, чтобы выпорол тебя шлангом от стиральной машины.

Этак на тебя одежды не напасёшься».

Но Максим только улыбался на это, он знал, что родители его очень любят и никогда так не сделают. В отличие от Гели, за которой, не заржавеет. Максиму очень нравилось, что стоя на футбольных воротах только у него есть на руках потрясающие заграничные вратарские перчатки, которые отец Кости Зайцева привез ему из ГДР.

А Костя

не был дураком, и в воротах стоять, как и все, не хотел, поэтому он позволял Максиму играть в его неимоверно крутых перчатках. А вот зимняя амуниция для вратаря в хоккей, была не только дорогая, но еще и недоступная, для покупки простому человеку. Ее просто не было в спортивных магазинах. Поэтому Максим, самостоятельно сшил себе защитные щитки из двойного слоя толстенного поролона, запиханного в плотную парусину и снабжённого резинками и ремнями для крепления на ноге. Защитную маску Максим выменял у одного мальчика, на блок американских жевательных резинок «Donald», которые ему подарил дядя Валера. С ним, я вам скажу, Максиму было очень тяжело расстаться, но желание обладать настоящей вратарской защитной маской оказалось выше. Сложнее всего оказалось с клюшкой. Достать ее не получилось; купить тоже. Тогда Максим попросил папу, помочь ему с этим вопросом. А папа, в свою очередь, попросил товарища, работающего на деревообрабатывающем заводе, изготовить по лекалу из многослойной, влагостойкой фанеры вратарскую клюшку для Максима.

«На хрена оно мне надо, – говорил знакомый. – Я лист фанеры испорчу, а потом мне прораб – как втулку на левую резьбу развальцует. Мало не покажется».

Никакие уговоры не могли повлиять на мужика. И даже бутылка самогона не возымела действия, хотя глаза явно заблестели. И только после того, как папа сказал, что тот – оплот империализма, на нашей русской земле, и что из-за таких, как он, у нашего хоккея нет будущего, и быть может, – он сейчас ломает карьеру будущему Третьяку!

«Я все расскажу мужикам в курилке. Они тебе наш хоккей не простят. И вот тогда посмотрим, с правой резьбой у тебя будет штуцер, или с левой. А может, и вообще твои три четверти и оторвут к хренам собачьим!»

«Ну ладно, ладно, не кипятись, – сказал друг. – Давай свое лекало и бутылку. Приходи через три дня, все будет готово».

Через три дня, клюшка, как и обещали, была готова. Но это было еще полдела. Теперь ее предстояло привести в божеский вид. Не мог же Максим играть фанерой. У папы Максима оказался знакомый, который работал на производстве, занимающемся выпуском гражданских самолётов.

Вообще, в той стране, в которой довелось жить Максиму, слово «друг» и «блат» имели огромное значение и важность. В то время, знаменитая поговорка: «Не имей сто рублей. А имей сто друзей», – обретала совсем другой смысл. И даже, если ты имел не очень престижную работу с небольшой зарплатой, то недостаток возможностей и денег могло с лихвой компенсировать обилие нужных людей в твоей жизни. И вдвойне замечательно, если ты мог назвать этих людей друзьями. Вот и в этот раз, друг Максиминого папы, не отказался выкрасить вратарскую клюшку в секретной краске, предназначавшейся для покраски ступеней ракеты «СОЮЗ».

«Но об этом – ни слова, а то нас всех повезут в разных машинах по разным подвалам, и тебе, – сказал он, глядя Максиму в глаза, – будут первому засовывать иголки под ногти и спрашивать, где у американцев стоят пусковые установки».

Максим отвел папу в сторону, и наклонив его голову, тихо сказал: «Может не надо, папа?»

«Да не бзди, Корчагин. У нас в городе американскую агентуру никто искать не будет».

Папа Максима, конечно, так пошутил. Но Максиму стало очень не по себе, от мысли, что он может оказаться в подвале с иголками под ногтями.

Результат превзошел все, даже смелые, ожидания. Клюшка получилась яркая, разноцветная и даже с символической надписью-наклейкой «СОЮЗ», что было очень патриотично и немного пугающе для Максима, который знал о том, как, и где, была покрашена эта клюшка. И в течение недели после ее получения он не мог заснуть по ночам, в ожидании, что за ним с папой вот-вот придут и увезут в неизвестном направлении.

Появление Максима на импровизированной хоккейной площадке вызвало всеобщий интерес и даже где-то зависть ребят. Все подходили и рассматривали его экипировку, спрашивая, где ему удалось все это достать.

А Максим уклончиво отвечал: «Места надо знать».

Геля во всем этом была самой главной поклонницей своего ледяного героя. Она присутствовала на каждом состязании Максима, укутанная в теплый полушубок, пуховый платок и с неизменным термосом горячего чая и корзинкой бутербродов. Кроме того, Геля выступала, как гарант честной, и что немаловажно – безопасной игры, в основном для Максима. Если не дай Бог, кто-то превысил силу в отношении вратаря красной команды, за которую играл Максим, Геля бросала все, и единолично принимала решение о наказании провинившегося игрока и назначении буллита. Андрей Юсупов, который был на год младше Максима и являлся общеизбранным судьей, просто стоял в этот момент в сторонке, чтобы случайно не попасть под руку Геле, и не остаться на всю жизнь инвалидом, сидящим на скамейке болельщиков. Впрочем, такое было довольно редко, поэтому Максима и поставили на ворота.

Чтобы поменьше его травмировать в поле.

С приходом весны, когда снег начинал активно таять и по дорогам начинали бежать нескончаемые потоки воды, образовывая в фантазиях обитателей двора Максима полноводные реки, жизнь мальчишек не останавливалась. Они мастерили парусные суда и устраивали соревнования между парусниками разных классов. Поначалу, это были просто куски коры деревьев, с вставленными в них веточками, на которые были нанизаны куски бумаги вместо парусов. Но, как и все затеи во дворе Максима, они трансформировались во что-то большее. Ребята стали записываться в кружки моделирования. Класс по кораблестроению был переполнен. На уроках и переменах все мальчишки только и делали, что обсуждали чертежи предстоящих построек. У тех, кто помладше, и у тех, кто не особо рукастые, были в планах постройки – одномачтовые суда. Чем больше был возраст корабела, тем солиднее постройку он себе планировал. Строились трехмачтовые и четырехпалубные фрегаты. Чертежи передавались из рук в руки для копирования. Севка Смирнов, у которого папа служил на торговом флоте, обучил всех мальчишек вязать ванты, ставить правильно паруса. Ведь папа у Севы был заядлым яхтсменом и передавал свою страсть сыну. Были и те, кто не участвовал по тем или иным причинам в регате дворового масштаба. Однако они очень хотели принять участие и стать членами этой дружной семьи мореходов. Тогда именно, Максим придумал, чем их занять. Одни из них приходили на регату с импровизированными горнами и становились глашатаями, объявляющими начало состязаний. Другие были судьями, и определяли порядок стартов и имена победителей в подгруппах. Соревнования никогда не проводились в один день. Ребята растягивали их на недели. А в случае, если к ним присоединялись участники из других дворов, то могли растянуться и на месяц. Но и это было еще не все. Когда на регату пришел Вовка Пеньков со своим кораблем на батарейке, которая питала импровизированный моторчик от игрушечной машинки, на ось которого был закреплен пластмассовый винт от детского кораблика, во дворе начался бум на кораблики с различными моделями двигателей, и паруса постепенно ушли на второй план. Вовку, конечно, в тот день не допустили до регаты.

Был жуткий скандал.

Вовка был высоким мальчиком, и возвышаясь над всеми на две головы, кричал свысока: «Вы не имеете право, в правилах нет ничего о том, что нельзя иметь двигатели».

А ему в ответ кто-то, кто уже был готов выиграть состязание, кричал: «Да пошел ты, со своим двигателем, к братьям Черепановым».

А он им в ответ: «Да вы все макаки рукожопые и поделки ваши говновозные. Да вы все просто мне завидуете, и я вас всех бы победил».

Может так бы и продолжалось, но в дело, как всегда, вступила Геля.

Она подошла к Вовке, взяла из его несопротивляющихся рук его шедевр, и повернувшись к публике, произнесла: «Он будет участвовать в регате».

В ответ послышался хоть и робкий, но возмущенный шумок. Но когда Геля оторвала у творения Вовы двигатель с винтом, и отдала его ему обратно, все возмущения стихли. Послышались радостные смешки, а Вовка, который уж было обрадовался своей победе, чуть не расплакался от обиды. В конечном счете, Вове большое спасибо. Он открыл во дворе эру не просто моделирования, а эру моделирования управляемого транспорта. Максим, кстати, тоже записался в кружок радиолюбителя. И даже собрал свое собственное радио в обычной мыльнице. Ему очень тяжело давались все эти премудрости и физические процессы. Но он добросовестно, травил самостоятельно плату. Паял на нее сопротивления и транзисторы, предварительно сдавая преподавателю теоретическую базу о назначении каждого элемента. Мотал катушку на ферритовый стержень и так далее. В результате всего, самой главной оценкой своей работы был тот момент, когда Максим, щелкнув тумблером включателя, и покрутив ручку, услыхал сначала треск динамика, который в дальнейшем сменился голосом диктора. Вы бы видели в этот момент лицо Максима. Мне кажется, что светом своей улыбки он мог бы затмить даже свет солнца на небе. Но на самом деле целью Максима было совсем другое. Он должен был научиться делать станцию для дистанционного управления рулем своего корабля. А это уже новейшее слово в регате дворового масштаба. Долгими ночам под одеялом, с фонарем в руке, Максим изучал литературу, которую удавалось раздобыть в кружке. Сборка пульта управления и ответной – приемной части заняли несколько месяцев. И вот, когда радостный Максим пришел со своим линкором времен Второй мировой войны, да еще и с пультом дистанционного управления в деревянной коробке, он обнаружил досадную вещь, – почти все ребята на старте были точно с такими же пультами для дистанционного управления кораблем. Это, конечно, лишало Максима преимущества, но оставляло ему надежу на победу за счет своей ловкости в управлении судном.

Геля, радостно махая своим красным шарфом, изо всех сил подбадривала Максима, сидя на импровизированной трибуне из придомовых скамеек. Итак, все участники были на своих местах. Глашатаи уже протрубили в свои горны и объявили участников регаты. Еще мгновение, и судья дал старт, просвистев в боцманскую дудку. Корабли рванули с места, разрезая своими винтами водную гладь ручья, впадающего в канализацию. Ручей был очень длинный и широкий, со множеством поворотов и опасных «скал». При прочих, равных технических характеристиках судов, результат зависел от навыков того, кто им управлял. Но на первом же повороте выяснилось одно досадное недоразумение. Оказалось, что все ребята, которые пришли на старт со своими радиоуправляемыми моделями, учились у одного и того же преподавателя. А следовательно, и знания в этой области у них были одни и те же. Когда первый достигший места поворота корабль попытался повернуть на новый курс, все остальные корабли, не сговариваясь, сделали то же самое. Началась такая свалка из кораблей, что непонятно было, где и чей находится, и куда вообще плывет. Оказалось, что все передатчики и приемники были настроены на одну и ту же частоту, что позволяло управлять всей флотилией с одного пульта. Поначалу мальчики так расстроились, что стали искать способы как по-быстрому сменить частоту управления кораблями. Но на помощь всем незадачливым корабелам пришёл все тот же Максим. Он быстро смекнул, что недостаток в управлении кораблями, можно легко обернуть себе в пользу. И на следующие выходные он торжественно пригласил Гелю и маму с папой на показательные выступления мальчиков на озеро, находившееся не так далеко от дома. Родители всех участников пришли к назначенному сроку, нарядно одетые, для того, чтобы увидеть сюрприз, приготовленный детьми. Геля заняла привычное ей место рядом с тележкой, на которой тучная продавщица в смешных и грязных нарукавниках торговала сосисками, завернутыми в тесто.

Конечно, это было круто. Особенно для того времени. Мальчики репетировали всю неделю, не допуская к просмотру никого из посторонних. Они научились управлять целой эскадрой разношёрстных, радиоуправляемых кораблей, с помощью одного пульта. Корабли плыли в гордом строю управляемые волей одного единственного Максима. Одновременно поворачивая направо, а потом, вдруг повинуясь неведомой силе, поворачивали налево и застывали в плавном скольжении. Особой гордостью Максима было его умение повернуть все корабли оверштаг. Этого маневра, кроме него, никто повторить так и не смог. Родителям и присутствующим гостям так понравилось представление, что они уговорили ребят повторить его через неделю на выходных. Геля так переживала за Максима

в то время, пока он управлял флотилией, что не заметила, как съела все сосиски в тесте у зазевавшейся продавщицы. Продавщица заорала, как раненая чайка, когда увидела, что в емкости не осталось ни одной сосиски.

«Люди дорогие, да что же это делается! Обокрали средь бела дня! Вызывайте милицию с собаками!» – кричала и плакала продавщица.

Геля по привычке решила разрешить конфликт силой своего очарования. Но в дело вмешались папы Максима и Гели. Они так были растроганы выступлением, что решили скинуться и заплатить за все съеденные Гелей сосиски, несмотря на то, что самим теперь не видать этих самых сосисок до следующей зарплаты.

Весна. Она всегда вносит смуту, смятение, в сердца еще не окрепших и романтичных юношей и девушек. А как, и самое главное, – куда и во что, выплескивать всю эту необузданную энергию, нерастраченную, замерзшую в юном теле, в то время, как вокруг царят пуританские настроения. И дух коммунизма заставляет соблюдать рамки приличия. Если бы на тот момент дети читали труды великого Фрейда, то они-то точно бы знали определение своей фрустрации. Старшие ребята во дворе Максима, насмотревшись на радиолюбительские подвиги младшего поколения, решили не ударять в грязь лицом и придумать что-нибудь эдакое. И закипело. Родители детей в очередной раз не могли понять и принять тот факт, что дети постоянно чем-то заняты. Что-то таскают, что-то крутят и вертят. Поскольку дома, в которых жили ребята, стояли каре, а для тех, кто не знает что это такое – объясняю. Каре, это не стрижка. Каре, это боевой порядок в основном – пехотных формирований, построенных на местности (поле боя, параде, смотре и так далее) в виде квадрата или прямоугольника. В нашем случае дома стояли буквой П. Так вот. Ребята перебрасывали с крыши на крышу мотки проводов. Опускали их вниз и затаскивали в квартиры. Родители постоянно ругались на своих чад за то, что те, не спросив разрешения, тянули провода под плинтусами в свои комнаты. А самое главное, что они не говорили родителям, зачем это, собственно говоря, нужно. Такой провод был опущен и в квартиру Максима, который без разрешения просверлил отверстие в деревянной фрамуге окна, чтобы затащить провод внутрь. Если бы вы слышали, какой стоял крик, когда мама увидела всю эту стройку. Но, покричав немного для приличия и посетовав на то, что теперь придётся на зиму что-то делать с окном, папа, с разрешения мамы, решил помочь Максиму. И они вместе прокладывали провода под плинтусом, отдирая их монтажной фомкой. А потом заколачивали обратно, большим молотком.

В городе был объявлен план «Перехват». В районе, в котором жил Максим, странным образом из почти всех телефонных будок стали пропадать динамики. Наушники было не достать. Поэтому мальчишки под покровом ночи, а иногда и средь бела дня, выворачивали переговорное устройство из телефонной трубки, чтобы дома смастерить самодельные наушники. Но для чего? А для того, что старшие ребята смастерили из тех материалов, что удалось им достать, самодельную любительскую, проводную радиостанцию. Ох, каково же было удивление родителей, когда каждый день в 21:00 без лишних напоминаний и принуждений, все ребята были умыты, со сделанными домашними заданиями и молча лежали в постели в полной темноте. Ведь именно в 21:00 старшие ребята, по очереди читали всему двору нетленные рассказы Артура Конан Дойла. Сюжеты детективных историй так захватывали детей, что некоторые, особенно чувствительные, даже вскрикивали во время напряженных моментов. Геля, когда узнала, что ребята придумали такую забавную вещь, как чтение книг по радиостанции, решила, что ей непременно надо это услышать. И когда она с Максимом заперлась в его комнате, легла на диван при выключенном свете, – одновременно для Максима погас и свет в конце тоннеля.

А родители, хоть и подумывали о том, что рановато еще для внуков, не стали входить в комнату.

«Мало ли что», – сказал папа, знающим тоном.

Диван, на котором спал Максим, был узковат для двоих. Он и для одного был – не очень. Но Максим его обожал, и никогда не раскладывал. С годами он уже принял форму тела Максима и в эту ночь, отчаянно сопротивлялся тому, что в их отношения с Максимом влезает еще кто-то. Но Геля была непреклонна. Она всем телом навалилась на прижатого к стенке дивана Максима, стараясь прижаться как можно плотнее ухом к динамику, надетому на голову своего избранника. И вот, спустя уже минут тридцать прослушивания незабвенной классики, когда руки Мориарти стиснули шею Шерлока Холмса, и вот-вот должна была наступить развязка сюжета, Геля всё-таки не выдержала и от напряжения заорала что есть мочи, переживая за прославленного сыщика. Родители, сидевшие в соседней комнате, подскочили в креслах от испуга.

«Ну вот, – закричал отец, и помчался в комнату Максима в своем любимом трико и домашних тапочках. – Я же говорил, – продолжал он на бегу, – она точно ему что-то сломала, – и, обращаясь к матери, добавил, – тебе надо было всё-таки поговорить с Гелей, рассказать ей, как это правильно делается».

«Да что это?» – непонимающе переспросила мама.

«То самое», – тихо прошипел папа, и показал неприличные движения телом.

«Да ты что, дурак? – отмахнулась от него мама, и несильно ударила его по плечу. Не думаешь ли ты, что они этим там занимаются?»

«А чем еще, позволь полюбопытствовать, бабуля», – ответил ей отец и хихикнул.

«Я те покажу бабуля!» – выругалась мама, и тихонько приоткрыла дверь в комнату.

В комнате было темно и тихо.

Выглядывая из-за плеча мамы, папа сказал: «Помоему, она его убила. Надо вызывать милицию».

Мама повернулась к папе, и глядя ему в глаза, сказала: «Ты что, хочешь, чтобы она и их убила? Сами разберемся».

«Ребята, у вас все хорошо?» – спросила мама у чернеющей пустоты.

Ответа не последовало.

Мама опять спросила: «Максим, у тебя все нормально?»

Но когда ответа не последовало и во второй раз, мама открыла дверь нараспашку, ожидая самого худшего, и включила свет. Глазам испуганных родителей предстала такая картина. У дивана были сломаны все четыре ножки, и он всей своей длинной лежал на полу. На диване, раскорячившись, лежала Геля, а Максим лежал на ней, как новорожденный младенец на теле матери. Они оба были опутаны какими-то проводами.

Во вспыхнувшем свете комнаты раздался истерический плач мамы: «Убилиииии!!!»

Но покойный внезапно пошевелился, и мама притихла.

«Ма, чего ты орешь? – поднимая голову, обратился Максим к маме. – Па, чего она?» – задал он вопрос и отцу.

«А чего вы тут делаете?» – непонимающим и застенчивым одновременно голосом, спросил отец у детей.

«Мы? Мы, ничего», – ответили дети.

Но потом, конечно, под пристальным расспросом родителей, дети признались, что слушали книгу по радио.

Мама, конечно, поругалась для приличия. А отцу так понравилась эта идея, что по вечерам (когда Гели не было) он сам приходил к Максиму в комнату, и ложился с ним рядом для того, чтобы послушать интересную книгу на ночь. Иногда к ним присоединялась мама, и они слушали ее втроем, обнявшись дружной семьей на диване своего сына.

А папа в эти моменты подшучивал над мамой и говорил ей: «Ну что, не успела ты побыть бабкой?» – и они вместе весело смеялись.

А вскоре наступило лето. Обжигающее своими жаркими лучами, и манящее трехмесячной непредсказуемой романтичностью. Ребята так увлеклись ежевечерним прослушиванием книг, что совершенно позабыли, что есть еще и другие увлечения. И первым, конечно, об этом вспомнил Лешка Комнаткин. Он напомнил ребятам, что по первому каналу начался их любимый фильм – «Д Артаньян и три мушкетера». Все ребята обожали этот фильм и каждый из мальчишек мечтал быть, как Д Артаньян. Но это было позволено только избранным. А остальные – довольствовались ролью гвардейцев Кардинала. Ну, вы, конечно, помните, кого обычно брали на роль фашистов? Правильно. Именно этих ребят брали и на роль гнусных и противных всем гвардейцев Кардинала. Все ребята, как всегда подошли к этому мероприятию со всей пролетарской ответственностью. В магазинах тканей пропадали одна за другой ткани небесно-голубого цвета и черного. Мама Андрея Перервина была очень доброй женщиной. И поэтому соглашалась каждый год шить для всех, кто захочет, плащи мушкетеров из небесно-голубого, и соответственно, гвардейцам Кардинала – из черного материалов. Шпаги делали из оцинкованного профиля, свернутого в два слоя, который воровали на городских свалках. Или из длинной проволоки катанки, диаметром не менее 5 миллиметров. Из оцинковки получались сабли, из проволоки – шпаги. Для безопасности на концы холодного оружия надевали строительную «колбасу», как ее называли тогда мальчишки. Но на самом деле это было уплотнение для заделки швов между панелями жилых домов. Да……….Надо не забыть о шляпах. Какой же мушкетер без шляпы? Обычно их делали из газет, создавая по лекалу шляпу папье-маше. Потом, конечно, эти шляпы высыхали и раскрашивались, но всегда оставался вопрос о том, где взять для шляпы перья. И решение, как всегда, было найдено.

Максим с друзьями пробрались в городской зоопарк; билеты туда они никогда не покупали потому, что знали место с секретным лазом. У вольера с орлами они обычно добывали перья, когда играли в индейцев. Но на этот раз им нужен был другой, с павлинами. Роли в команде были распределены. Действовать нужно было быстро и слаженно. Андрей, Леша и Сергей находились на шухере. Денис с другим Андреем подсыпали зерно, приманивая птиц. Самая трудная и ловкая работа должна была достаться, как всегда, Максиму, Коле и второму Максиму. На общем собрании, Гелю решено было не брать.

«А то в прошлый раз, – говорил Коля, – мы ее взяли». «И что?» – спросил Максим.

«А то, – отвечал Коля. – Мы ничего не успели сделать. Павлины как увидали Гелю, от испуга стали орать, как сумасшедшие и нести без остановки яйца. На их крик прибежали охранники, и нам пришлось удирать».

«А если охранники в этот раз появятся внезапно, и мы не успеем удрать, что тогда делать? – спросил Максим. – В прошлый раз Геля хоть задержала их. А её они побоялись задерживать и передавать милиции. Тем более, что и милиция, узнав о том, что это Геля, решила не приезжать, от греха подальше».

«В общем так, – сказал Андрей. – Делай что хочешь, но чтоб ее с нами не было».

«Ладно, – ответил Максим. – Я что-нибудь придумаю».

И он объяснил Геле, что очень за нее переживает. Что боится, чтобы не получилось, как в прошлый раз, и что ей лучше подождать у ворот зоопарка и дать им сигнал, о том, что приближается милиция. Геля ничего не поняла, но от мысли, что за нее кто-то переживает, расплылась в улыбке, и не задавая лишних вопросов, обещала подежурить у входа в зоопарк.

Все были на своих местах, мальчики начали ловко разбрасывать зерна по вольеру с небольшой оградой и приманивать павлинов легким курлыканьем.

«Ты что, дебил?» – спросил один Алексей у другого.

«Почему?» – поинтересовался тот.

«Да потому, – ответил первый Алексей, – что павлины глухи, как Бетховен».

«Да ты гонишь», – с удивлением ответил первый.

«Я те отвечаю», – добавил второй Алексей, и они продолжили разбрасывать зерно из пакетов в вольеры.

«Слушай, – спросил второй Алексей у первого, – а почему зерно так странно пахнет и влажное?» «Не знаю», – ответил первый.

«А ты где его взял?» – спросил второй.

«У отца в гараже, оно было в баке с резиновой перчаткой. Я подумал, что не нужно, и забрал».

В этот момент птицы, уже изрядно наевшись зерна, и подойдя почти вплотную к ограде, стали вести себя неадекватно. То есть не так, как обычно. Они стали пошатываться, громко кричать, но не так, как обычно орут, когда им страшно. А так, как будто первый раз поют песню в школьном хоре. Максим уже схватился за перо одного павлина, как вдруг вторая птица внезапно взмыла в небо, и перелетев через ограду, села на спину одному из Андреев.

«Ты же говорил, что они не летают!» – закричал, как полоумный второй Андрей.

В этот момент, когда Андрей заорал, Максим от испуга дернул руку и вырвал огромный клок перьев из задницы того павлина, который еще гулял в вольере. Почему еще? Да потому, что этот павлин взлетел на ограду и стал орать так, что медведи в соседнем вольере начали вставать

на задние лапы. Они грозно рычали на посетителей, а изо рта у них летели слюни. Бабулька, которая подошла в этот момент к вольеру со своим внуком, при виде огромного гризли на задних лапах всего в трех метрах от нее с внуком, рухнула без сознания прямо на асфальт. Все звери в зоопарке, повинуясь общей истерии стали орать так, что посетители бросились, как обезумевшая толпа при пожаре, к выходу из зоопарка. Павлины, неорганизованной стаей, стали вылетать из вольера и нападать на ребят.

Максим крикнул товарищам: «Рвите перья!»

И ребята, не переставая орать, стали хватать птиц за что ни попадя и вырывать то, что попадалось под руку.

Спустя какое-то время, Леша крикнул во всё горло, заглушив крики остальных ребят: «Шухер! Охрана!» – и мальчики кинулись врассыпную, чтобы их не смогли поймать вместе.

На следующий день, доморощенные Атос, Портос, Арамис и Д Артаньян красовались в шляпах мушкетеров короля, украшенных самыми яркими и прекрасными перьями, которые они отобрали для себя. А остальные, так и быть, отдали гвардейцам Кардинала. Правда, к ним во двор всётаки приходили милиционеры, после того, как в газете вышла статья о массовой истерии, случившейся в городском зоопарке по непонятным причинам. Но, к всеобщему ликованию, они ничего не узнали, и отправились восвояси несолоно хлебавши. Мамы хулиганов пребывали в возмущении и негодовании. Павлины, которые вылетели из вольера и напали на ребят, то ли от страха, то ли от непривычки летать, и повинуясь инстинктам, опорожнились на взлете и обгадили всю одежду ребят так, что она не отстирывалась ни в стиральных машинах, ни руками матерей. Ребята, в шутку стали называть друг друга «обосранная команда».

«А я, – решительно подала голос Геля, – Портосом, всегда была я!» – утвердительно рявкнула Геля.

«Гелечка, любовь моя, – вкрадчиво начал Максим. – Да на кой ляд тебе быть Портосом? Это ведь бегать, потеть». «Зачем бегать?» – спросила Геля у Максима.

«Как зачем? – отвечал ей избранник. – А как же выполнять поручения капитана Де Тревиля?»

«Вот, я так и знала, что самое легкое вы оставили себе, – возмутилась Геля. – Я тоже хочу отдавать приказания и не бегать, как дура, по дворам».

«Да, так и будет, Гелечка. Мы хотим, чтобы ты играла самого главного героя во всем этом романе», – улыбаясь, сказал Максим.

И все ребята захихикали так, чтобы Геля этого не увидела.

«Я не могу, Максим, ведь Д Артаньяна изображаешь ты», – наивно, и от всей души произнесла Геля.

«Нет, душа моя. Мы хотим, чтобы ты была Кардиналом Ришелье».

Геля округлила глаза и на мгновение задумалась, подняв глаза в небо, как будто роясь где-то на чердаке своей памяти, пытаясь отыскать любую информацию об этом персонаже.

«А он точно – самый главный?» – через минуту спросила Геля Максима.

«Главнее его – только король Франции, но его у нас не будет».

«Ладно, – ответила Геля. – Так и быть, буду Кардиналом. Что мне надо делать?»

«А ничего, Гелечка, – ответили ребята. – Ты просто сиди в своём замке, и жди вестей от гвардейцев».

Это были самые лучшие и яркие дни в жизни Максима. Все ребята с рассвета до заката носились по дворам и его окрестностям, изображая схватки мушкетеров. Они падали замертво, получив удар шпагой. И никогда не били в спину, повинуясь законам чести, а предупреждали словами: «Защищайтесь, сударь».

Сударь. Это слово стало, как и слово, – честь, неотъемлемой частью лексикона мальчишек того времени. Слова, которые неотрывно следовали за делом. И как было досадно, когда они выросли, и наблюдая за подрастающим поколением, ощутили, что слова, которые в их детстве имели вес, все больше употребляются всуе. А границы чести и достоинства стираются маркетинговыми задачами и бизнес-проектами. Но до этого было еще далеко.

А пока этого не случилось, солнце и свежий воздух заставляли Максима ощущать себя счастливым, вопреки всему. По вечерам, придя домой, он ел так, как он никогда в своей жизни не ел. А Геля, повинуясь духу соревнования, и не желая уступать пальму первенства в этом единоборстве, ела в два раза больше, чем обычно. Мама Максима ощущала себя поварихой на производстве. Отпахав целый день на работе, она по нескольку часов стояла у плиты, чтобы приготовить ужин на всю семью и чтобы хоть чутьчуть еды осталось на завтра. Но эта идиллия оборвалась внезапно, как и началась.

Вечером, придя домой, мама Максима, как обычно, готовила еду. Папа после работы заглянул в гараж к дяде Валере и помог ему с ремонтом машины. И когда он пришел домой, было уже поздно. На улице зажглись фонари и стих привычный шум потока машин. Дома было тихо. На кухне горел свет, а за обеденным столом сидели мама Максима и Гели.

«А где дети? – спросил папа, и мама Гели тихо заплакала. – Да что случилось?» – понижая голос до шёпота, спросил папа у мамы.

«Дети», – дрожащим голосом ответила мама Максима.

«Что с ними?» – испуганно спросил папа. «Не знаем, они еще не приходили домой».

«Тогда чего вы ревете здесь, как две беременные белуги?» – спросил у них осмелевшим голосом папа.