Читать книгу: «Последний Судья», страница 2

Потому что солнце тут ярко-голубое, аж глаза щиплет, а небо – фиолетово-синее. И не заметить такого странного факта может только крот. Тем не менее, выбираюсь из колодца, и говорю:

– Колян. Вылезай-ка на солнышко. Полюбуйся окрестностями!

Ну, Колян удивление выражает традиционно: с помощью великого могучего, посконно-исконного. Мата, проще говоря. Трёхэтажного. Ну а я предпочитаю снова больше помалкивать, просто осматривая эти самые окрестности.

Очень всё похоже на военную базу. Расположенную в пустынной холмистой степи, где и трава-то выгорела до состояния бесцветности – а, похоже, была когда-то синей. База, к нашему счастью, явно заброшена. И давно. Нет, правда: база примерно в таком же состоянии, как наши руины, оставшиеся там, позади. Полусгнившие здоровущие ангары с провалившимися крышами и завалившимися стенами, ржавые баки какие-то, или, может, это бочки. Были. Ящики – в примерно такие у нас укладывают снаряды: знаю, сталкивался, пока служил… А ещё поблизости огромный бетонный водоём. Бывший – сейчас, понятное дело, пустой, и песка в него намело – почти по бортики. Значит, точно – военная база, плюс склады боеприпасов: иначе зачем им пожарный водоём?

На когда-то бетонной же взлётной полосе громоздятся полурассыпавшиеся конструкции, очень похожие на вертушки. И кукурузники. Да и вообще – обломков повсюду валяется – море. А, нет: не только обломков. Позади нашего люка, который оказался в чём-то вроде выходного сарайчика, торчит на солнце один танк. Нет, не такой, как у наших, но очень похож: тут и гусеницы, и могучий корпус, и даже башня. С пушкой.

Тут обнаруживаю я, что дверца-люк встроенный замок под вполне обычный ключ имеет, зато не имеет рукоятки для открывания снаружи. И этот факт сразу настораживает: захлопнется на защёлку – не попадём ведь обратно!!!

Пришлось распахнуть её настежь, да подпереть неначатой баклажкой с водой. А потом – и булыжником, что нашёлся поблизости. Говорю:

– Колян. Кто бы здесь не жил, сейчас вымер. И похоже, мы в другом Мире. А прошли мы сюда, как учёные это называют, через Врата. Ну, как в фильме «Звёздные врата».

– Спорить не буду. Потому что не слепой. – Колян щурится, похоже, яркое синее солнце слепит его, – И чего…Мы… Теперь делать-то будем?!

Колян и задыхается – а верно: воздух тут куда разреженней нашего! – и трясётся, как в лихоманке. Но, похоже, боится теперь вовсе не так сильно, как в начале. Привык?

– Чего-чего… А того самого, чего собирались с самого начала!

– То есть?..

– То есть – хапнем, чего потенциально продаваемого найдём, да – свалим к такой-то матери! А там, дома, постараемся пробитый проход хоть как-то замуровать! И замаскировать. Вдруг повезёт – ещё сюда наведаться?!

– Мысль понятна. – смотрю, схлынуло окончательно с моего Коляна, и при мысли о том, что обнаружили мы, возможно, ещё один, теперь уж – капитальный, источник выгоды, у него, как и у меня, чешутся руки, и слюна скапливается. От предвкушения!

Потому что логическая цепочка очень даже короткая: найдём, что продать – продадим! И купим того, что полагается закусывать нашими бутербродами!

Осталось только найти.

– Согласен! – Колян залезает на покатую, начинающуюся прямо от земли крышу нашего сарайчика, уж больно похожего на самый обычный дачный туалет, и осматривается: зрение у него получше моего, подсевшего от работы с бумажками, – Сейчас осмотрюсь!

– Ну и что там? – спрашиваю спустя минуту, а то напарничек, приложивший ладонь козырьком ко лбу, молчит что-то уж слишком долго.

– Похоже, мы и правда, на заброшенной военной базе. Заброшенной в натуре давно: вижу примерно в километре сгнившую ограду, из ржавой колючки, и будку охраны у чего-то вроде ворот. А вообще, похоже, здесь случилась-таки ядерная война. Ни единой живой души в радиусе десяти кэмэ нету. Наверное, все умерли.

– Ну, все, не все – не забывай. Кто-то это место посещает. Следы были вполне свежие – не больше нескольких дней. Ну, может, недель.

– Ага. Только получается, что вряд ли приходили – дети. Может, это те, кто здесь жил, и сидит, отсиживаясь в каких-нибудь бункерах, так выглядит. Ростом – с ребёнка.

– Похоже, ты прав, – не торопясь залезаю к Коляну наверх, и тоже оглядываюсь. Ну и зрение у него: я никакой изгороди из колючки не вижу, а столбики и будка – вот они! – Но если так, так нам тут тоже засиживаться особенно долго не нужно. Вдруг здесь ещё сохраняется радиация? Или ещё какая хрень, типа бактерий-вирусов?

– Может быть. Тогда… Надо решить. С чего начнём?

– А чего тут решать – с того, что попроще. И – в непосредственной близи. С танка.

– Отличная идея. Ну что, пошли?

Идти до танка – метров пятьдесят. Трава тут, как уже говорил, жёсткая, но к счастью, сквозь бетон и асфальт ещё не везде пробилась. Вот и идём по островкам твёрдой поверхности, стараясь на травку не наступать: выглядит потому что колючей.

Ну что сказать про танк: массивный, монументальный. Вот только гусеницы подвели: обвалились напрочь с катков. И это хорошо. Потому что наступая на катки и их оси, мы легко залезаем наверх, на десятиметровый в длину корпус, и затем – на башню.

Люк открыт, внизу темно. Направляю туда свой импровизированный фонарик: оказывается, я так удивился увиденному, что напрочь забыл, что его надо выключить!

Горло у меня перехватывает, и я застываю, словно свинячий студень. Колян, похоже, впечатлился с моего изменившегося лица, потому что спрашивает:

– Что там?

Много не мудрю, а отвечаю конкретно:

– Скелеты. Три штуки. Похожи на детские.

– Ну-ка, пусти!

Теперь Колян, чуть не силой выхватив у меня фонарь, нависает над люком. Слышу, как надрывно он дышит: а есть от чего! Три скелета, распростёртые на днище машины, явно умерли в страшных мучениях: они словно изломаны, и застыли в позах страдальцев! Словно смерть застала их в момент судорог!

– Чёрт! Вот бедняги… И танк , вроде, цел… Значит точно – или бациллы, или уж отравляющие газы! Череп! Мы же не полезем внутрь – к чему тревожить упокоившихся… – он, наверное, хотел добавить «с миром», но тут явно было не до «мира».

Говорю:

– Мы их тревожить и не собираемся. Нам нужны приборы. Или механизмы. Или хотя бы снаряды – если гильзы медные. Не забывай: медь! Она сейчас в цене!

Это сразу вводит напарничка в привычное русло:

– Ага. Хорошо бы. Но как мы…

– А ты просто не наступай на скелеты: места там внутри – навалом!

И действительно: внутри просторно. Когда спустились по стальному трапу-лесенке, легко удалось избежать соприкосновения с телами. Вернее, с тем, что от них осталось: плоть вся сгнила, и остались только кости, обтянутые униформой. Похоже, чёрного когда-то цвета. Ну, или это из-за голубого солнца она таковой кажется.

Колян направился в корму, за перегородку-переборку – внутри танк кажется большим – а я – в нос.

В укладке под ногами, явно за передней толстенной бронеплитой – действительно снаряды. А вот и механизм заряжания, если я что-то в этом понимаю. И гильзы действительно – медные. Уж её-то, родимую, ни с чем не спутаешь!

– Колян! Что там у тебя? – в замкнутом гулком пространстве мой голос звучит весьма зловеще, аж сам подивился. Но Колян не испугался:

– Движок мощный. Похож на самый обычный дизель. Вэобразный. Восьмицилиндровый. Такие у нас на Камазах стоят. На вид в нём лошадей тысячи полторы.

– Отлично. А у меня кое-что поинтересней. Если вытащим наружу все эти снаряды, гильзы на свету поснимаем запросто. Они точно – медные! А, погоди-ка! – обнаруживаю вообще великолепную вещь, – Я нашёл контейнер со стрелянными гильзами! Их тут… Три, четыре… Десять! И в каждой – килограмма четыре! – я озаботился приподнять одну из них. Точно! По самым пессимистичным раскладкам нам этой меди теперь хватит… пузырей на пять!!! Ур-ра!

Колян торопится подойти. Смотрит. На лице расплывается довольная улыбка:

– Ну надо же! Раскудрить твою через коромысло! Погодь-ка, Череп. – тут его оптимизм словно рукой сняло, – Ведь это – гильзы! Стратегический, так сказать, материал! Его-то со столбов – не скрутишь! А ну как нас за него – привлекут?!

Чешу репу. Такая мысль мне ещё не приходила. С другой стороны…

– Нам же не обязательно сдавать их – вот в таком виде. У меня дома есть ножовка. Отпилим вот так, – показываю пальцем, а потом пропилим вот так! Распрямим в лист. И получится не гильза, а – просто кусок листовой меди! А их сдавать не запрещается! А с торцами… Потом придумаем, что делать!

– Ну так это же надо – пилить!

– Ну и что? Медь – мягкая. Ножовка – стальная. Предлагаю: возьмём каждый – по две, да спрячем пока у тебя в сарайчике! А уж распилим – завтра с утречка!

– Э-э, Череп! Так это получится, что сегодня мы – никак не успеем?!

– С гильзами – да. А давай пока пошарим здесь ещё. Вдруг чего найдём…

Быстрореализуемого!

Следуя этой немудрёной мысли, обшарили мы всё внутреннее пространство танка. Приборы, механизмы, трубопроводы, прочее оборудование, и вообще – вся внутренняя начинка, и стиль, если его  так можно назвать, проектирования, напомнили мне самые первые наши танки. Ну, типа КВ. Или – ИС. Примитивные, без всяких там приборов лазерного наведения, радаров, тепловизоров, защитных систем типа «Арена», или активной защиты в виде ящичков с зарядами взрывчатки снаружи. То есть – технологический уровень где-то соответствует пятидесятым годам прошлого века.

Вот и славно. Не любим мы потому что сложного оборудования. Его – точно не продашь. А продашь – так наверняка не избежать вопросов от деловых, вежливых, но очень въедливых людей в хороших костюмах, из нашего СНБ: «Где взяли? Почему сразу не доложили в соответствующие органы? Вы понимали, что создаёте угрозу безопасности страны?» И так далее. Не-ет, медь – куда проще и безопасней!

Но однако сняли мы, с помощью разводного ключа из рюкзака, три трубопровода: я сразу определил, что и они из чего-то вроде латуни. И весят килограмм по пять!

Отлично!

Для одного захода улов более чем. Можно возвращаться.

– Давай, наверное, мудрить не будем, Колян. – тащу на плечах до нашего сарайчика с «вратами» трубопроводы на плече, покряхтываю. Колян идёт сзади, тащит под мышками и в руках гильзы! А каждая диаметром под двести мэмэ, – Трубы – супер! Про них-то ничего и никому объяснять не надо!

– Точно. Только, может, мы как-нибудь… Изогнём их? И кувалдой – поплющим? Чтоб уж точно – не подумали, что мы их откуда-то с какого-то агрегата не свинтили?

– Отличная идея. Только давай уж вначале дотащим всё это добро до твоего сарая.

Ну, спустили наше добытое добро не без проблем. Трубы всё по стенам наклонной трубы чиркали. И гильза одна у Коляна вырвалась – уж так по ступенькам громыхала!.. Но никто не появился. Наконец спустили. И по коридорчику протащили легко.

Но вот дальше…

За поворотом узкого прохода обнаружилась странная вещь.

Исчезла наша баррикада! И, соответственно, лаз за ней!!!

Колян гильзы уронил на пол: они снова загромыхали. Я свои трубы спустил аккуратней. Но сердце словно сжала волосатая ледяная лапа: попали!

– Череп! – вот теперь напарник реально испуган, а не придуряется, – Похоже, приехали мы! Или… Это не тот коридор?! Или кто-то тут поработал?!

– Возможно. – сам в это не слишком верю. За такое короткое время ликвидировать бесследно огромную кучу …овна нереально! – Но проверить можно только одним способом. Пошли-ка.

Идём в торец коридора, дышим тяжело – в гору, всё-таки.

Но вот он и торец. И не видно ни единого следа от нашей баррикады. А вот пылюки – сколько угодно. Но следов в ней при самом пристальном изучении не находится.

– Так. Ладно. Похоже, Врата сработали и при обратном ходе. И забросило нас в какой-то ещё Мир. Только вот как мы в него попадём, если кувалду там, у нас, оставили?!

– Слышь, Череп? Там же наверняка – не наш Мир?! Может, нам и не надо туда попадать?! А то… Можем и не вернуться! Вообще!

Выражаю свою глубочайшую степень озабоченности и сомнения традиционно. Череп не может удержаться:

– Чего ты там всё время чешешь? Скоро плешь будет! Или вши завелись?!

По раздражению в его голосе понимаю, что дело не только в том, что мы с утра не «полечились». Собственно, я и сам такой – воспринимаю всё это дело, как свинство, мешающее нам добраться до пункта сбора цветмета. И получить вожделенную наличность!

То есть – ни фига мы тогда реально не поняли. А то бы, может, и не пробовали.

Того, что начали пробовать. Решив, что ситуация «под контролем». Вот только… Обнаружили, что даже время точно не знаем: вырубились потому что оба наши старинных мобильника: чёрные экраны! Похоже, это Врата так на них повлияли.

Говорю:

– …рен с ним. Может, ты и прав, и нам в этом Мире делать нечего. Тем более, что и попасть трудно. Разве что гильзами да трубами по стенке полупить. Давай-ка вернёмся. Может, пока будем переходить через Врата, попадём снова в наш Мир.

Ну, пошли мы действительно – назад. Оставив все наши добытые причиндалы прямо на полу большого тоннеля.

Вылезаем по пластиковой трубе наружу. А там – ночь!

Свечу я нашим крохотным фонариком в неё, и вижу какой-то дремучий лес. И в его глубине светятся огоньки. Не иначе – глаза! А то с чего бы им быть сблокированным попарно, и перемещаться – примерно в метре от поверхности, сплошь усыпанной старой хвоей! Колян засопел. Потом захрипел (С удивления, ясен пень!):

– Череп! Они – живые! А вдруг это – волки?!

Я и сам начинаю думать, что хорошего нам от этих глаз и их обладателей ждать не приходится: уж больно плотоядное рыкание, да ворчание от них слышно!

– Ну-ка, давай ползи быстро назад и вниз! Я крышку захлопну! И – за тобой!

Крышку я едва успел захлопнуть перед самым носом зверюги, оказавшейся в луче моего фонаря: уж больно шустро она прискакала!

Ну, что сказать: если и было когда у нас, в нашем Мире, чудище под названием волк-оборотень, то именно так эта тварь и должна выглядеть!!!

Хорошо хоть, снаружи на нашей крышке-люке нет рукоятки! Но сотрясается она под напором набежавших тел – ого-го! А молодцы инопланетяне. Или кто бы эту штуку не построил. Держится потому что!

Быстро спускаюсь вниз, к Коляну. Тот трясётся, и подвывает:

– Череп! Кто это был? Ты… Видел?!

– Видел, видел… Хорошо, что ты не видел! А то бы точно со страху в штаны наложил! Ты же у нас любитель фильмов-ужасов? Ну вот и представь волка-оборотня, с чудовищными зубами и клыками, да грудной клеткой размером с бочку!

Колян обхватывает себя руками – теперь-то ему понятно, в какую …опу мы попали! Это, собственно, понятно и мне. Но что же теперь делать-то?!

– Так. Ладно. Не будем паниковать, и обсудим ситуацию трезво. Фонаря у нас хватит ещё максимум на пару суток. А твоего китайского – на пару часов. Так что решать надо быстро.

– А чего тут решать?! Надо как-то попасть в наш Мир! Только вот – как?

– Ну, я уже кое-что придумал. Вот: смотри. Врата эти, которые засылают нас в разные Миры, явно расположены где-то здесь же, в коридорах. Или – конкретней – в маленьком, изгибающемся, коридоре. Вот и давай будем ходить по нему туда-сюда, до тех пор, пока снова не увидим нашу любимую баррикаду с дырой за ней!

– Хм-м… Звучит, вроде, логично. Но… Ты и правда думаешь, что набор этих самых Миров…Ограничен?

– Думаю, да. – на самом-то деле я думаю как раз по-другому. Но нельзя же лишать напарничка последней надежды?! – Дело, скорее всего, только в числе. Но нам, как я уже говорил – рассиживаться да рефлектировать некогда! Мы ограничены светом. И водой. – показываю вынутую из рюкзака баклажку, – Полтора литра! А сейчас будет и меньше!

Откупориваю крышечку, и делаю пару экономных глоточков. Передаю.

– На. Только – по чуть-чуть. А то просто в пот уйдёт. И – экономь.

Колян так и делает. После чего баклажку прячу, и начинаем наш «марафон».

А долго мы «путешествовали» туда-сюда по изогнутому коридорчику, правда, не давая себе труда вылезать каждый раз наверх – натерпелись потому что! (См. рассказ «Вы не поверите».) А уж чудищ однажды встретили!.. Я так пугался только раз в жизни. Когда в армии на мой окоп надо мной наехал настоящий (Наш!) танк.

А мне тогда по вводной нужно было кинуть ему в задний торец гранату… Какой на …й – кинуть! Коленки так стучали друг о друга – стоять не мог! Да и зубы!..

Так меня, дрожащего и заикающегося, в медсанбат и дотащили.

Все наши, ясное дело, потом прикалывали…

Ну а сейчас работа у нас – не бей лежачего. Прошли до выходной трубы – вернулись. Посмотрели: нет баррикады. Значит – двинули на новый заход…

Примерно на пятьдесят пятый (Я быстро сбился со счёта! И отсчитывали теперь только приблизительно…) заход увидали мы что-то похожее на нашу баррикаду.

Но это оказалась не совсем она. А тоже – баррикада, но сложена, как оказалось, когда подошли ближе, из железок.

И чего тут только не было!

Правда, не нашего, земного. Ну, как описать…

Вот та штука, скажем, похожа на нашу стиральную машину. Только барабан – почему-то квадратный. И не крутится. А вот эта – осциллограф. Наверное. Потому что с маленьким круглым экранчиком, и кучей тумблеров-рукояток. А вот эта – словно старинный шкаф от компьютеров первого поколения: потому что видны даже бобины с широкой магнитной лентой на огромных бобинах… Плюс с десяток «утюгов», и радиоприёмников, и пару сотен допотопных телевизоров: ну очень напоминавших старый КВН.

Колян говорит:

– А вот в этом мире, наверное, мы бы смогли жить. Смотри: технологический-то уровень – ниже нашего!

– Ну и что?

– А то. Что мы с нашими знаниями ходили бы здесь – королями! Взяли бы кучу патентов, да двинули вперёд местную науку! А бабла бы сгребли!..

Некоторое время я буквально остановиться не мог: ржал, согнувшись в три погибели! Потом говорю:

– Колян. Переоцениваешь себя. Ну-ка, скажи мне: как устроены полупроводники?

– Э-э… Они… Ну, это… Берём подложку из кремния. Впаиваем с одного конца эту… Как её… А в другой конец… Тьфу ты!

– Вот именно. А как ты собираешься изготовить «подложку из кремния»? Эх, напарничек… Ни …рена мы местный технологический уровень никуда не двинем. Поскольку ленились учиться в своё время. А то сейчас бы, глядишь – да работали бы в каком-нибудь Сколково!

Теперь Колян чешет репу. Но я его не прикалываю. Говорю:

– Давай-ка двигать дальше. Не забывай: мы ограничены. Светом и водой.

Словом, ещё через где-то пятьдесят Миров нашли мы ещё кучу хламья. Уже куда более продвинутого!

И уж тут пришлось расстараться: набрали мы и плат из электронных приборов (Я знаю, что в них должно быть «вторичное» золото!), и разных гаджетов, типа мобильников, или портативных телевизоров, свёртываемых в трубочку, и т. д. и т. п. устройств.

К счастью, они все мало весили, и были небольшими по размеру и объёму: натолкали их в наш полупустой рюкзак. Бутерброды-то мы съели ещё где-то на сороковом Мире… Рюкзак несли по очереди – двадцать Миров я, двадцать – Колян.

И – о счастье!!! – на двести тридцать пятом (Примерно) Мире, увидали мы нашу баррикаду!

Кинулись, понятное дело, к ней как к родной!

И едва убедились, что там, за дырой – наш подвал, ломанули, словно лоси, очумевшие по весне!..

И уж так рады были, что попали домой, что даже не обратили поначалу внимания, на то, что здесь сейчас ночь! А что: ходили-бродили-то мы долго! А часов у нас – только те, что на мобильниках! А они во Вратах отрубились!

И вот вылезаем мы из подвала усадьбы наружу. А прохладно. Если не сказать – холодно. А вообще, судя по листьям и траве, покрытой инеем, сейчас не август, а октябрь! Или даже ноябрь, хотя снега и нет…

Отправились мы побыстрее, почти бегом, чтоб не замёрзнуть, к сарайчику Коляна – до него было ближе. А темно – пришлось снова светить нашим «фирменным» – а то бы точно ноги попереломали в лесу…

Ну вот, когда спрятали рюкзак с добытым в его сарайчике, да попробовали попасть к себе, по домам, и обнаружили всю эту фигню! Ну, вернее, это я – обнаружил. Не знаю, чего нашёл Колян, вы же держите его отдельно, и пообщаться нам не дали: видать, пытаетесь расколоть и его, и поймать нас на противоречиях друг другу!

Ну а то, что в моём доме проживает совершенно незнакомая мне ба… Простите – женщина, для меня было – как гром с ясного неба! Как и то, что она тюкнет в какую-то «тревожную кнопку», и меня ровно через двадцать секунд заберёт патруль с летающего катера ОВД нашего района! Или как он там сейчас называется? Новочеркасский? Вот.

Нет, мы ни про какой «призыв» не слыхали. И вовсе не хотели «откосить». Мы отправились по Мирам восьмого августа две тысячи двадцать… ого года. А то, что на следующий день случился глобальный конфликт, и всех способных носить оружие призвали – в первый раз слышу! Но я рад. Что Россия выстояла. И даже наша деревня сохранилась. И теперь понятно, почему Глюк и Интерфейс не полезли вслед за нами в дыру…

А ещё я очень рад, что у вас есть прибор, который живую речь сразу преобразует в распечатанный текст, и что мне никакие Протоколы подписывать не надо!

А, всё-таки надо?

Ну ладно, давайте.

Вот: с моих слов записано верно. Подтверждаю все свои показания собственноручной подписью. Какое сегодня число? А какого месяца и года?

Что?! Не может этого!… А, нет, может…

Чёрт с ним: так и напишу: седьмого октября две тысячи пятьдесят …ого года.

Но всё равно: так глупо чувствовать себя девяностолетним старцем!..

А выпить чего-нибудь согревающего у вас не найдётся?

Всё-таки повод есть: вернулись мы с Коляном-таки – домой!..

Последний Судья

Повесть.

Меня зовут Катерина.

Мама называет меня «котик» и «лапочка», а папа называет Кэт и солнышком. Но иногда папа тоже называет меня лапочкой и их единственной надеждой и опорой.

Мне семь лет, и я живу с мамой и папой в большом доме. А больше с нами никто не живёт, и мне бывает довольно скучно, когда мама и папа на работе, и я сижу одна в своей комнате. Потому что с куклами играть мне быстро надоедает, и с ними нельзя поговорить. Тогда я стараюсь читать или слушать музыку. Флэшек с записями у меня много: есть и танцевальная весёлая музыка, и серьёзная – мама называет её «классическая». А читаю я энциклопедии, где есть много рисунков, и объясняется, как что устроено. А когда я хочу просто отдохнуть, листаю детские книжки.

Они очень старые, и буквально разваливаются на отдельные серо-жёлтые страницы. Читая их, я ничему не учусь, но папа говорит, что они очень полезны: он сам вырос на них. Они и правда, интересные и весёлые, и я уже знаю их почти наизусть – в них рассказывается про приключения мальчиков по имени Том Сойер и Гек Фин, и разных других детей, и нарисованы эти самые дети, и приключения, которые с ними случались.

Но так, чтобы я оставалась совсем одна, бывает очень редко. Только когда что-то совсем уж серьёзно ломается в наших механизмах, и папе нужна мамина помощь, чтоб починить их. Так что я очень рада, что мама научила меня читать. Ведь теперь у меня много друзей: книг. А вообще-то мы почти всегда с мамой дома, а папа уходит рано утром, и приходит поздно вечером. Иногда он приходит так поздно, что я уже сплю. В такие дни сказку на ночь мне рассказывает мама.

Мне нравится слушать, как она рассказывает, но я больше люблю, когда рассказывает папа. Он очень просто объясняет то, что мне непонятно из энциклопедий. И о таких вещах, и ситуациях, которые описаны в наших книгах, а я их не совсем понимаю, ну, то есть, те, которые существовали или случались давно. Я хочу сказать, тогда, когда мы, люди, ещё жили не в доме, а там – снаружи. На поверхности.

Мама, когда я прошу её рассказать о тех временах, обычно становится печальной: я вижу, как в её глазах иногда даже появляются слёзы. И тогда я говорю то, что, как знаю, снова вернёт ей хорошее настроение: чтоб она лучше рассказала мне какую-нибудь сказку. Тогда она словно приободряется, и глаза её загораются деловитостью и интересом.

Сказки мама может рассказывать, как мне кажется, бесконечно. Потому что за все эти годы она ни разу не рассказала мне второй раз такую, которую я уже слышала бы. Правда, почти всегда в маминых сказках есть прекрасные принцессы и принцы, и говорится о том, как они любили друг друга, и преодолевали на пути друг к другу разные преграды. Злобные мачехи, гадкие некрасивые сёстры, или ведьмы, драконы, людоеды, эльфы, гномы, гоблины, и другие сказочные существа там, в маминых сказках, есть не всегда.

А вот принцы и принцессы – всегда.

И в конце они обязательно всех врагов побеждают. И женятся, или выходят замуж, рожают много детишек, и живут долго и счастливо. И потом обязательно умирают в один день. Я раньше не понимала, почему это хорошо – ну, то, что они умирают вместе. Но позже…

Впрочем, лучше я буду рассказывать по порядку, а то запутаюсь.

А вот когда рассказывает папа, он не говорит про принцев и принцесс. Он рассказывает, как жили другие люди, и они с мамой раньше. И я расспрашиваю его о том, как тогда было – ну, когда мы все были счастливы, каждый день могли видеть, как восходит и садится солнышко, слушать, как ветер колышет листву на деревьях, и как там, в кроне деревьев, чирикают птички. Как пахнет свежескошенным сеном, дымом костра, и хвоей от сосен и елей, и какую густую и успокаивающую они дают тень. Как журчит горная речка по замшелым чёрным камням и упавшим старым стволам… А если лечь в бескрайнем поле пшеницы на спину, прямо на землю, можно почуять тепло и заботу, которые идут из этой земли, и из травы. И вокруг так тихо и спокойно, что слышно, как где-то, так высоко в голубом небе, что его и не видно, поёт жаворонок…

И дома городов и деревень все такие красивые – разные-разные, и покрашены в весёлые цвета. А ещё рядом с людьми в этих домах живут их верные друзья, с которыми так хорошо играть: кошечки и собаки.

Собак я видела. Вернее, я видела их изображения на видео: папа показывал мне их в компьютере, у него там осталась какая-то старая матричная память с ними. Правда, он сказал, что это – запись одного эксперимента, и после него собачек не осталось. Они пожертвовали своими жизнями, чтоб помочь нам спастись.

Мне было так жалко этих симпатичных лохматых животных, что я два дня плакала, а мама тогда сказала папе, чтоб он не забивал ребёнку голову лишней информацией, а душу – ненужными сожалениями о том, что навсегда утрачено.

А папа тогда сказал, что мне нужно знать, чего нас лишили проклятые враги. Потому что единственное, что мне нужно сохранить в сердце – это как раз лютую ненависть к нашим врагам. Чтоб я могла в нужный момент нанести наш последний удар.

Тогда я была совсем маленькая, мне было всего четыре, и я мало что понимала о том, как всё устроено в нашем доме и том мире, что остался на поверхности, и для нас навсегда потерян. А то, что было со мной раньше, где-то до трёх лет, я и вообще не помню. Но сейчас я гораздо лучше понимаю, о чём они говорили, и почему я должна жить с памятью о том, чего нас лишили враги.

И почему ненависть должна постоянно жить в моём сердце.

Понимать и осознавать это я начала после того, как папа сказал, что мне пора учиться. Это было год назад, на мой День Рождения. Мне тогда исполнилось шесть, и мама испекла маленький торт. Я задула шесть свечей, и папа сказал, что теперь я совсем взрослая, и им пора заняться моей учёбой.