Читать книгу: «Жизнь в зелёном мундире. Книга третья. Командир зенитно-ракетного дивизиона», страница 3

Аттестационная комиссия

За тридцать минут до начала аттестационной комиссии, всех командиров «выдвинутых» на должность, полковник В* построил в коридоре перед приёмной комкора – генерала Акчурина Расима Сулеймановича.

В строю стояло около десятка старших офицеров.

Мне В* приказал встать в шеренге последним, так как капитаном был только я один. Громко так чтобы слышно было каждому он восклицал:

«Ты, Рыжик, пойдешь последним по списку. Не сомневаюсь, к тебе будет много вопросов, а вот сможешь ли ты ответить – это вопрос» – этой фразой он меня окончательно «добил» и расстроил.

Сколько придётся стоять пока пройдёт вся шеренга выдвиженцев и трепать себе нервы неопределённостью? Зачем построили раньше на полчаса? Для чего такой запас времени?

Вскоре всё стало понятно.

В* продолжил дело, начатое в кабинете – теперь он внушал «оптом» стоящим свою значимость: ему обязаны своим выдвижением все присутствующие, а в корпусе он главный вершитель судеб.

Он двигался перед шеренгой, как винокуренная кадь двигалась по улице, но мне уже было не до смеха.

Больше того – я совсем не слушал начальника отдела кадров, а внутренне готовился к разговору с комкором, шарахаясь от одного возможного вопроса к другому…

В размышлениях время пробежало быстро.

Я заметил, как В* вдруг обмяк, и засеменил, всё больше и больше пригибаясь, к кабинету командира корпуса.

Все видели, как «главный вершитель судеб» из приёмной нежно поскребся в дверь кабинета генерала Акчурина.

На лице, вместо властной, В* вылепил жалостливую улыбку плебея. Голова и задница его были на одном уровне, образуя сообщающиеся сосуды. Он не входил, а по-рабски, казалось на четвереньках, вползал в кабинет. Как только задняя часть начальника отдела кадров покинула нас, скрывшись за массивной дверью, я понял:

– «Началось!».

Несколько минут и из кабинета появилась… задница В*, потом всё остальное – он выходил от комкора, пятясь задом.

Затем развернулся и, распрямляясь на ходу, побежал к нам, крича:

– «Рыжик! Рыжик! Ты первый заходишь на комиссию!

Бегом! Тебя давно ждёт генерал-майор! Скорее!».

Он испускал такие крики, которые можно услышать только на пожаре, но меня они не испугали – я уже был готов и внутренне собран.

– «Разрешите войти?».

– «Входите».

Большой, просторный кабинет. Старинный стол буквой «Т», за ним генерал Акчурин.

По бокам стола заместители – три генерала.

Сбоку от входа ещё один стол – за ним смирно сидят полковники – начальник тыла и начальники родов войск корпуса: авиации, зенитно-ракетных и радиотехнических.

Полная тишина. Пауза.

Выстрелом звучит вопрос Акчурина:

– «Рыжик, так что ж Вы там натворили? Почему произошло убийство солдата?».

Обескураживающе….

Ни тебе ни здрасте, ни как дела….

Я заговорил:

– «Товарищ генерал-майор! Из-за грубого нарушения

положений устава гарнизонной и караульной службы рядовой Поздеев находясь на посту…»

– Генерал перебил меня вопросом:

– «Товарищ капитан! Здесь сидят серьёзные люди, которые прошли трудную, армейскую школу. Неужели Вы думаете, что мы не знаем того, что причиной всех чрезвычайных происшествий является нарушение устава?

Я спрашиваю, что привело к гибели солдата в вашем дивизионе, и кто в этом виноват?».

Понятно. Хотите по другому? Пожалуйста:

– «Товарищ генерал-майор! Причин несколько.

О недоработках вышестоящего штаба я не имею права говорить – не мне делать анализ их деятельности.

Моя вина как исполняющего обязанности командира дивизиона в том, что я смирился с существующим положением дел, вёл себя аморфно, в то время как надо было действовать напористо. В данном случае обязан был добиться переноса угольного склада или изменения табеля постам. Если требовалось, то для решения этих задач надо было «доходить» до вышестоящих командиров, а не останавливаться на полпути».

Генерал слушал меня внимательно, не перебивая, уперев в меня свой тяжёлый взгляд.

Когда я закончил ответ он с минуту помолчал, что-то обдумывая, но, не отрывая от меня сверлящего взгляда «удава»:

– «Предположим так…. Какие Вы поставите перед собой задачи, если будете назначены на должность?

Каковы сроки их реализации?».

В глубине души я вздохнул – самый трудный момент беседы позади. Конечно, не менее важно, как я сейчас буду отвечать на вопросы, но первый был основным. За моим ответом на него могла последовать команда: «Вон из кабинета!».

Сейчас я стал себя чувствовать поуверенней, тем более, что был неплохо подготовлен.

На вопрос генерала, «какие я поставлю перед собой задачи», у меня был готов ответ. Этот вопрос я его часто ставил перед собой, думая о том, что произойдет, если я стану командиром дивизиона. Кратко доложил.

Акчурин задал ещё несколько вопросов организационного плана по руководству дивизионом.

Ответил.

Наконец генерал произнёс долгожданное:

«Заместители и начальники родов войск! Какие будут вопросы к капитану Рыжику?».

Начали задавать вопросы замы. Не скажу, чтобы их было задано большое количество или ответы вызывали у меня затруднение.

Вопросы не были новыми – на многие из них я отвечал на всякого рода комиссиях и проверках, поэтому всё шло гладко.

Совершенно неожиданно прозвучал вопрос начальника тыла:

– «Товарищ капитан! Может быть уже завтра, если командир корпуса окажет доверие, Вам придётся заниматься не только техникой, но и войсковым хозяйством. Скажите сколько и каких ножей должно быть на кухне? Это первый вопрос, а второй: нормы довольствия по солдатскому пайку?».

Находясь на должности командира батареи, я к кухне, столовой и продовольственному обеспечению не имел никакого отношения. Этот вопрос мог остановить мою карьеру, если—бы не недавний случай.

Когда приезжали комиссии расследовать ЧП, то, обедая в дивизионе, один из проверяющих спросил меня: – «Хочется солёного…, нет – ли селёдки?».

Я вызвал завхоза – прапорщика Соломенного и задал этот вопрос. Тот ответил, что сегодня её в меню нет. Проверяющий офицер обошелся без селёдки – солёными, армейскими зелёными помидорами, но меня насторожили бегающие глаза Соломенного.

Что-то здесь было не так.

Завхоз – ушлый мужик, его нахрапом не возьмёшь.

Значит надо знать, как с него спросить.

Я начал разбираться в тыловом обеспечении: что, как и кому положено. Взял инструкцию по войсковому питанию и изучил.

Как много терял дивизион из-за слабого знания этой инструкции командиром. Ведь с него всегда спрашивалась готовность дивизиона к выполнению задач, и в малой толике – организация войскового хозяйства.

Этим поручалось, почти бесконтрольно, заниматься завхозу, тот и занимался, одновременно занимаясь воровством. Короче говоря, я обнаружил хищение 100 литровой бочки селёдки прапорщиком Соломенным.

Продал он её колхозникам, прямо на пароме, когда вёз в дивизион продукты. (Я узнал это у водителя, проводя расследование).

Украденное я заставил Соломенного вернуть, и порекомендовал ему молиться.

На его вопрос: – «За что молиться?».

Ответил:

– «За то, чтобы меня не поставили командиром дивизиона. Я тебе жить и воровать не дам. Хотя для тебя „жить“ и „воровать“ одно и тоже».

Очевидно, молитвы Соломенного дошли только до начальника тыла корпуса, поэтому мне и был задан им вопрос на аттестационной комиссии.

Ответ на него я знал.

Перечислил нормы довольствия по солдатскому пайку, и назвал шестёрку поварских ножей, на рукояти которых должна быть маркировка:

Мясо сырое. Мясо варённое.

Рыба сырая. Рыба варённая.

Овощи сырые. Овощи варенные.

Ответ прозвучал уверенно, и генерал, улыбнувшись, произнёс:

– «Если бы Вы, Рыжик, не хуже разбирались в правилах стрельбы ЗРК, то Вам не было б цены!»

И тут раздался рокот голоса начальника зенитно-ракетных войск корпуса – полковника Бильчанского:

– «Товарищ Командир! Я, лично руководя стрельбами 79 бригады на государственном полигоне в Сары-Шагане, видел Рыжика в боевой стрельбе.

Он сумел качественно подготовить зенитно-ракетный комплекс к выполнению боевой задачи.

Считаю целесообразным рекомендовать его Вам для назначения на должность».

«Седой лев» меня явно переоценил – такого от него я никак не ожидал.

Акчурин посмотрел на часы:

– «Что-то мы с капитаном долго разговариваем. Как будто комбригом его назначаем».

И уже обращаясь ко мне:

– «Товарищ капитан! Я назначаю Вас командиром зенитно-ракетного дивизиона С-75.

Серьёзно предупреждаю – если дивизион в течение полугода не улучшит свои показатели, Вы будете сняты. Обещаю лично приехать в дивизион, для того чтобы увидеть всё сделанное Вами. Понятно? Свободны».

«Есть!» – я вышел «на свободу».

У дверей полковник В*, запихнув очередную «жертву» в кабинет комкора, не дав мне вымолвить и слова, произнёс:

– «Я так и знал Рыжик, что с твоим выдвижением ничего не получится! Вот почему тебя первым вызвали, даже раньше тех, кого назначают на должность полковника.

Чего они тебя так долго «мурыжили»? Ладно, за меня не переживай – у меня ещё есть кандидат на эту должность!».

Почему полковник В* решил, что я за него переживаю?

Я за него и не думал переживать… даже наоборот.

Значительно позже, на сборах руководящего состава 3-го Корпуса ПВО я видел, как в перерыве между занятиями полковника В* изображал командир радиотехнической бригады полковник Анатолий Михайлович Коваль (в последствии генерал). Этот человек был одарён не только командирскими навыками, но и артистическими. Он, меняя голос по В* и изгибаясь чуть – ли не до четверенек выходил из класса где проходили сборы, а затем в обратном порядке показывалась в дверях его задница. Командиры полков корчились от смеха.

Это не передать словами— это надо видеть!

Возвращение командиром

Свершилось. Я вошел в армейскую командную номенклатуру. Теперь руководя воинским подразделением в ранге отдельного батальона, я буду находиться «на виду». Мои дела будут определять мою значимость, а не только решение командира как меня охарактеризовать. Тут или «со щитом» или «на щите» – назад дороги нет.

В моём подчинении самостоятельное отдельное подразделение: ЗРДН С-75.

Вооруженное ЗРК С-75МЗ.

С боекомплектом в 24 ракеты класса «Земля-воздух».

С тремя спецракетами.

Со средствами разведки и целеуказания.

С кабинами проводной и радиосвязи.

С автономными дизелями, подстанцией и запасом дизельного топлива.

С упрощёнными заправочными системами (УЗС) – заполненными тоннами компонентов топлива ракет – меланжем и самином.

С семью спецмашинами и большим, тяжёлым арттягачём. (АТТ).

С восьмью транспорто-заряжающими машинами и двенадцатью прицепами.

С огневой позицией, сооружениями, хранилищами и складами.

С дорогами, подъездными путями и двумя ложными защитными комплексами.

Со штабом, казармой, классами, клубом.

С санчастью, столовой, баней, складами, теплицами, свинарником.

С четырьмя домами для офицерского состава…

Огневая позиция ЗРК С-75

Для тех, кто не служил в войсках ПВО и для того чтобы было понятно о чём идёт разговор, размещаю схему огневой позиции.

Конечно это не всё, но и этого хватит для понимания того, что обслуживать и содержать такое хозяйство, находясь в 19 километрах бездорожья от города очень сложно.

Да если бы только это.

Численность дивизиона в лучшие времена не превышала 12 офицеров и 97 солдат.

В состав дежурной смены боевого расчёта входили три офицера и 16 солдат.

В состав караула и внутреннего наряда два офицера и 23 солдата.

Следовательно, на две смены наряда были задействованы 78 солдат!

Отпуска, больные, командировки….

Кем «созидать»? Поддерживать в должном порядке – и то некем.

Конечно, я такое положение дел знал, задумывался над ним и раньше, более того – «уже свободно плавал» в существующих сложностях, и был уверен – ко дну не пойду.

После аттестационной комиссии, всех командиров, назначенных на должность, полковник В*собрал у себя в кабинете.

Полчаса повторения о значимости произошедшего, перечисления лиц, которым мы должны быть благодарны за оказанное доверие, и я свободен.

В коридорах штаба я столкнулся с офицерами бригады, проходившими собеседование на более низком уровне. Их было двое: начальник медицинской службы – капитан Фисейский и главный энергетик бригады – майор Сизов.

Вообще-то из бригады, кроме меня, приехало трое, но один не прошел комиссию и убыл в часть ещё до обеда.

Иван Данилыч – так звали Сизова, был стар, сморщен и покрыт мхом лет (так мне казалось тогда). Видя его в бригаде, я удивлялся – как могут держать в армии до такого возраста. Как-то на подведении итогов главный инженер бригады сделал ему замечание:

– «Иван Данилыч! Постарел…. Ты совсем потерял «прыгучесть!».

А тут вдруг ещё выдвижение.

Я аккуратно спросил:

– «Иван Данилыч! Вы же и так были главным энергетиком бригады, куда же Вас выдвинули?».

Оказалось, он был два года временно исполняющим обязанности. Ему уже 45 лет, а на должность его утвердили перед пенсией – чтобы она была побольше.

Капитан Фисейский предложил мне ехать в Череповец вместе с ними – они, как и я, закончили прохождение всех инстанций.

Мне эта мысль понравилась – втроём веселее.

Вышли мы из управления корпуса вечером, и пешком отправились на вокзал, спешить было некуда – поезд на Череповец отправлялся в два ночи.

По дороге где-то поужинали, отметив назначение.

Времени оставалось до отправления поезда много.

Тут вдруг, Фисейский вспомнил, что ему необходимо для больного купить какое-то лекарство, которого нет в Череповце. Пошли в дежурную аптеку – медленно, гуляя. По дороге я рассматривал Ярославль, а Иван Данилыч «закрывал свои пробелы» в знании медицины, получая от врача подробную информацию о своих болезнях и путях их излечения.

Рецепты лекарственных средств у врача Фисейского сводились в единую, давно всем известную формулу:

– «Если водка не помогает – болезнь неизлечима!».

Сизову эта информация была явно по душе, и он периодически переспрашивал Фисейского:

– «Эта настоечка тоже на спирту? Ага, надо моей старухе сказать, а то она глупая, меня таблетками пичкает…».

Вдруг Иван Данилыч встрепенулся:

– «Валера, ты мне вот что скажи…. Как врач…, а то неудобно к городским обращаться…, вот если у меня плоховато с этим делом…, ну сам понимаешь….

как-нибудь укрепить или сделать хотя бы потвёрже, возможно?».

Фисейский ответил, что есть такая настойка. Называется она элеутерококк. (В те времена не было такой массы всяческих средств как сейчас – помогающих некоторым вспомнить молодость, а некоторым завалиться в старость).

Иван Данилыч поинтересовался:

– «Валер, а точно поможет? Уж больно старухе хочется сделать приятное…. Заслужила ведь…».

Фисейский, видя перед собой жалостливо-молящее лицо, выражающее надежду и застывшее вопросом, помня клятву Гиппократу, заверил:

– «Да ещё как Иван Данилыч! У мертвого поднимет!».

Они зашли в аптеку, а я остался их ждать на улице, всматриваясь в жизнь нормальных людей большого города.

Мне бы сюда, с Анной и Машулей из Жаровского леса!

В аптеке однополчане не задержались. Того лекарства, что надо было Фисейскому, не оказалось, зато Иван Данилыч держал в руках полную авоську (сумка плетёная, как морская сеть) пузырьков.

Это был элеутерококк. Они горячо спорили.

Фисейский:

– «Какого хрена ты купил так много? Я тебе говорю, что по столовой ложке три раза в день!»

Иван Данилыч:

– «Тебе, жеребцу тяжело это понять. Мне же не неделю жить осталось! А вдруг в Череповце такой настоечки нет? А разве не могу я порадовать старуху, и принять для усиления эффекта чуть больше?».

– «Можешь….» – сдался Фисейский – «но не переборщи, всему есть мера».

До двух ночи мы сидели на вокзале, ожидая поезда, а когда он подошёл сразу завалились спать.

Предстоял день больших эмоций.

P.S.

Неделю спустя я находился в бригаде на подведении итогов. Мы сидели в классе, личный состав собирался, командование ещё не подошло.

До начала совещания было время, и Фисейский рассказывал присутствующим офицерам как он проходил аттестационную комиссию в корпусе.

Рассказывал не байки, а серьёзно – может быть, кому-то эта информация может пригодиться.

Заканчивая рассказ, он упомянул, что и в Ярославле тоже плохо с лекарствами, единственное что: только Иван Данилыч смог купить сетку элеутерококка.

Пауза. Очевидно, о настойке были наслышаны.

Все взгляды устремились на Сизова.

Кто-то не выдержал, спросил:

– «Иван Данилыч, все свои, скажи для эрудиции, элеутерококк – в самом деле, помогает?

Сизов замялся, но все ждали ответа, и он заговорил:

– «Я Вам так скажу. Принял я, как мне сказал врач, столовую ложку настоечки перед ужином.

Хороша, на спирту…

Дело было вечером после службы.

Почему бы не принять ещё, раз организм требует?

Да и сами понимаете польза то великая, не только значимость перед женой поднимает».

«Только ли перед женой?» – задал кто-то неуместный вопрос, но он повис в воздухе без ответа – никто не хотел себя компрометировать.

Иван Данилыч продолжал «Вылил я пузырёк в стакан и, закусывая, выпил. Вот тут я явно почувствовал прилив сил.

Черт с ним, думаю, с врачом – может он не всё правильно понимает: у каждого своего организма, возраст и потребности. А я хоть свою старушку как следует, порадую.

Ну, я и выпил штук пять пузырьков.

Легли. Час лежу – ничего…. Два – ничего…, и три – ничего, а вот к середине ночи – не поверите…».

Присутствующие офицеры замерли, ожидая эффекта от процедуры, в зале стояла мёртвая тишина.

Иван Данилыч полушёпотом продолжал: «Ребята эффект потрясающий! Жаль не совсем тот что надо. В середине ночи такой понос на меня напал, что я до самого утра в сортире просидел. Если бы не он – может чего-то и получилось!»