Читать книгу: «Жизнь в зелёном мундире. Книга третья. Командир зенитно-ракетного дивизиона», страница 2

Последствия ЧП

Надо отдать должное полковнику Абдурагимову – он начал серьёзно и въедливо разбираться в причинах произошедшего убийства.

(Из бригады сообщили, что рядового Ишкова привезли в больницу уже мёртвым).

Начал начальник политотдела с опроса знания своих обязанностей личным составом караула. Они отвечали хорошо – для меня это не было неожиданностью.

Я систематически проверял караульную службу, и к своему удовлетворению отмечал, что обязанности солдаты знают.

Не сразу, но полковник Абдурагимов «нащупал» слабое место – рядовой Поздеев действовал в соответствии с разработанными штабом бригады «Особыми обязанностями часового по охране специального сооружения».

Через пару часов он побеседовал с Поздеевым.

На вопросы по правам и обязанностям часового, по табелю постам и по уставу караульной службы тот ответил блестяще.

На просьбу рассказать, что произошло на посту – Поздеев не промолвил ни слова. Молчал глядя в никуда….

Поздно вечером Абдурагимов и замкомбрига убыли из дивизиона, а я собрал офицеров в штабе.

Хотелось проанализировать ситуацию, в которой мы оказались, и продумать дальнейшие действия.

Офицеры сидели, понурив головы.

Салахов отвечая на мои вопросы, повторял и повторял свой рассказ.

Каждый раз, долго «мусолил» фрагмент происшествия, когда он делал Ишкову искусственное дыхание, пытаясь того спасти.

Я попросил его на этом не зацикливаться, но эмоции были сильны, и когда в очередном рассказе он опять с жаром стал описывать «этап спасения», я его остановил:

– «Салахов, я не хотел Вас расстраивать, но судебно-медицинская экспертиза установила: Ишков умер от удушья. Вы что-то не так делали, да и вообще – кто Вам сказал, что при таких ранениях делается искусственное дыхание?».

Салахов побледнел, замолчал, а когда ему вернулся дар речи, он произнёс:

– «Я так и знал, что меня сделают виноватым…».

На следующий день, рано утром в дивизион приехал начальник штаба бригады подполковник Столяров. Красивый слаженный, всегда уверенный в себе в этот визит он был чернее тучи.

Не сказав ни слова – прошёл в караульное помещение и заменил «Табель поста» и «Особые обязанности часового по охране специального сооружения», на «вновь разработанные». Это был порядочный офицер и ему было крайне неудобно это делать при мне. Очевидно поэтому он произнёс: «Те были сделаны неправильно. Об этом доложено. С нами, кому положено, разберутся».

Оказывается, по приезду в бригаду, Абдурагимов доложил комбригу о результатах своей работы и тот дал команду немедленно привести документы в соответствии с уставом, не придумывая новые особенности применения оружия.

Как мне передали комбриг сказал: «Срочно выполнить и доложить, пока у кочегарки не перестреляли весь дивизион!».

Всю ночь штаб перерабатывал документы, устраняя ошибки.

Часовой, в соответствии с вновь разработанным положением, при подходе нарушителя к границе поста применял оружие с предупреждением, и обязан был делать вверх контрольный выстрел!

Столяров как приехал, так и уехал – проронив только одну фразу. Он осознавал ошибку штаба и то, к чему она привела.

К Поздееву я «приставил» двух солдат и приказал его ни на секунду не оставлять одного – он был в коматозном состоянии.

Приехал следователь прокуратуры. По его команде я поставил людей на поиск пули, которая по расчётам должна была влететь в угольный склад. Десять человек вместо подготовки к караульной службе и отдыха перед заступлением в наряд (солдат катастрофически не хватало) колупали и просеивали уголь. Пулю нашли через неделю – она «прошила» большую толщу угля.

Поздеева забрали спустя сутки после ЧП – приехала прокуратура на спецмашине, переодели в черную робу и увезли.

Комиссии приезжали одна задругой. Из прокуратуры, корпуса, бригады. Опрашивали солдат по произошедшему происшествию, проверяли знания устава и обязанностей часового.

Комиссии из политработников проверяли, были ли неуставные взаимоотношения, связанные с разностью сроков службы Ишкова и Поздеева.

Благоприятным было то, что они были одного призыва и «дедовщина» как версия не состоялась.

Так же не было между ними ссоры и ненормальных отношений до ЧП.

Причиной убийства была признана «стычка на посту».

Приказали написать служебные характеристики на Ишкова и Поздеева.

Первый был крайне отрицательным героем, поэтому служил, работая кочегаром. Больше он не на что не годился. Служебную характеристику ему написали крайне плохую, в отличие от Поздеева – отличника боевой и политической подготовки.

Поздееву нами была дана такая служебная характеристика, которая пишется при представлении на орден. Аналогичную характеристику «дала» комсомольская организация. Мы не боялись «не угодить» начальству. В дивизионе делалось всё возможное, чтобы спасти Поздеева.

Работали в условиях постоянных комиссий мы целый месяц. Конечно, не только солдаты, но и я был измотан.

Как-то раз после службы я пришёл домой, сел на крыльцо и впервые пожаловался Анне:

– «Вот так „вкалываешь“ на майорской должности исполняя подполковничью будучи старшим лейтенантом и не получишь капитана!».

Этот каламбур родился не случайно. Дело в том, что у меня вышел срок службы (три года) до воинского звания «капитан». Должность у меня была майорская, то есть был запас – ещё три года и можно было стать майором.

Звание присваивалось согласно занимаемой должности, по прохождению определённого срока.

Мне отправили представление на «капитана» за неделю до ЧП.

Во время событий, связанных с убийством было не до мыслей «о себе». Теперь, когда последствия произошедшего шли на убыль – я задумался: что будет со мной и с моей карьерой. Я был уверен в том, что почти не виноват в произошедшем, основная причина трагедии была порождена в управлении бригады. Они это признали, но я так же понимал: «виноватого» с успехом можно найти среди невиновных.

Это в армии случалось достаточно часто, не зря Салахов испугался моей злой шутке, что именно он задушил Ишкова. ЧП могло вывернуться непредсказуемыми последствиями для кого угодно.

Свежо было в памяти, как переделывали документы караула – спасая честь штаба бригады (позже я узнал что был неправ: о ситуации замены табеля постам было доложено по инстанциям, Столярова с должности сняли).

Я уже не мечтал о повышении в должности – стать командиром дивизиона было нереально.

Хотя бы «капитана» присвоили!

Чего тут лукавить? Конечно стать капитаном хотелось и не только потому что у него больше всех звёзд, а потому что я как любой нормальный офицер мечтает иметь звание повыше.

Да и звучит то как «КАПИТАН»!

Капитан

Очевидно, Господь меня миловал – в начале июля Приказом Главкома Войск ПВО мне было присвоено воинское звание «капитан». Сбылось!

Тогда мне казалось, что такое «ожидание» получения звания будет самым сложным за всю мою службу – остальные пройдут легче.

Сейчас-то я знаю, что самое тяжёлое ожидание у меня связано получением звания «майор», несмотря на то, что я занимал должность подполковника. Несколько месяцев я ходил капитаном, а командование мне не доводило что я уже полгода как майор. Но об этом позже.

Итак, капитан! В то время это звучало гордо и не только для меня. Появилась уверенность и силы для дальнейшей службы, сказал бы «борьбы за выживание».

Жизнь в дивизионе начала налаживаться.

Был назначен новый замполит, мой ровесник – капитан Кнутовицкий.

Прибыли для прохождения службы три молодых офицера – после окончания училища.

Штат начал заполняться. Вернулся из отпуска майор Музыкин – начальник штаба. Всё становилось на свои места.

Вскоре пришла новость из академии: командир дивизиона поступил в Калининскую академию ПВО.

Все замерли в ожидании – кого пришлют на эту должность? Знали, что после свершившихся событий ждать долго не придётся.

К этому моменту закончилось следствие по делу Поздеева.

Оно «вершилось» очень быстро – следователи работали, не покладая рук.

Вскоре, в клубе бригады, был назначен суд.

Я дал команду: максимальное число солдат вывозить на судебный процесс для поддержки Поздеева.

Адвокат попался (их назначали) грамотный и въедливый.

Защищая, он правильно формулировал положения устава и воинских наставлений, несмотря на то, что был сугубо гражданским человеком.

Основные направления защиты опирались на следующие формулировки устава:

– Часовой лицо неприкосновенное.

– Он обладает особой охраной прав и личного достоинства.

– Оружие применяется без предупреждения в случае явного нападения на часового или охраняемый объект. Так трактует устав.

А теперь что произошло.

– Было оскорбление личного достоинства Поздеева.

– Часовой рядовой Поздеев убил рядового Ишкова, который осуществил явное нападение на часового – кидал углём, бросил в него лопату.

– Ишков пытался проникнуть на пост. Экспертизой зафиксированы на трупе уколы штыком – значит осуществлялось нападение на охраняемый объект.

Вывод, сделанный адвокатом:

«Ишковым было нанесено оскорбление часовому. Затем он совершил явное нападение на часового и охраняемый объект.

Часовой рядовой Поздеев действовал в соответствии с положениями устава, правомерно применил оружие».

Зал аплодисментами встретил речь адвоката.

Основную вину Поздеева сторона обвинения сфокусировала во фразе:

– «Поздеев не имел права убивать Ишкова. В этом просто не было необходимости».

Тогда все были возмущены такой трактовкой дела, и только сейчас, спустя многие годы, я думаю, что очевидно обвинение было во многом право. Каков бы не был Ишков – он человек.

Вызови Поздеев начальника караула нажатием кнопки «нападение на пост» – такая была, и Ишков был бы жив.

Я и офицеры моего дивизиона были молоды, категоричны: есть положения устава, есть служба.

Причём тут жизнь какого-то рядового Ишкова, тем более что он был разгильдяем?

Суд длился трое суток.

Совершенно неожиданным для всех оказался приговор, вынесенный Поздееву – пять лет тюрьмы общего режима. Зал возмутился, но в армии всё решается просто – дали команду: «Встать. Выходи строиться» – и всё стихло.

Я подошел к адвокату, поговорил с ним.

Спросил, повлияло ли то, что была сменена документация караула, будет ли подана апелляция.

Адвокат сказал, что смена документации не выгородила командование бригады и на приговор Поздееву особо не повлияла.

А ещё адвокат меня заверил – апелляция, конечно, будет подана, более того, он уверен в том, что Поздеев при пересмотре дела получит два-три года. Отбудет срок не более года. Все отлично понимают ситуацию, но….

Но это потом, а не на показательном суде, целью которого было заставить задуматься командиров и солдат в необходимости и правомочности применения оружия. Чтобы уменьшилось количество расстрелов солдатами своих товарищей – их в армии было не слишком, но много.

Рассадив личный состав дивизиона, бывший на суде по машинам, я собрался дать команду на начало движения, как прибежал нарочный:

«Товарищ капитан! Вас срочно вызывает командир бригады!». Не ожидая ничего хорошего от вызова и сожалея, что не успел своевременно «смыться» я пошел в кабинет к комбригу.

Комбриг был не один – опять с начальником политотдела

«Сейчас начнётся» – подумал я.

Комбриг произнёс:

– «Товарищ Рыжик! Я представил документы на утверждение Вас в должности командира зенитно-ракетного дивизиона 79-й гвардейской бригады.

Через трое суток Вы должны быть на беседе в отделе кадров корпуса, в Ярославле.

После этого будет заседание руководства корпуса по вопросу утверждения в должности. Так называемая аттестационная комиссия.

Проводит её лично командир корпуса генерал Акчурин. Он суров до жестокости.

Мы же выдвигаем Вас после произошедшего ЧП.

В такой ситуации Вам будет очень сложно пройти аттестационную комиссию – надо очень тщательно подготовиться к тяжёлому разговору с Комкором, изучить служебные обязанности командира дивизиона, повторить устав.

С тактической подготовкой, разведывательной и правилами стрельбы ЗРК С-75 мне мои замы докладывают, что у Вас всё хорошо, и я не беспокоюсь. Думаю, понимаете свою ответственность за результат аттестационной комиссии».

Комбрига дополнил начальник политотдела:

– «Рыжик! Ситуация хуже некуда! За то, что произошло в дивизионе – тебя надо снимать с должности, а руководство бригады (в том числе и я) тебя выдвигает на повышение. У нас, в бригаде, просто лучше тебя нет кандидатуры! Нет специалистов ЗРК С-75. Ты не «подарок», но у тебя отличная подготовка и опыт работы. Ты толково прошел чрезвычайную ситуацию, связанную с убийством, неплохо выстоял все комиссии. Короче – «За одного битого…» Знаешь?

Тогда иди и не обосрись на аттестационной комиссии, а то Акчурин с нас самих шкуру спустит. Не приведи Господь …, тьфу, я же начальник политотдела, если ты не выдержишь с ним беседы».

От комбрига я вышел в состоянии прострации – совершенно не ожидая такого разворота событий, был к ним не готов.

Медленно приходя в себя, начинал волноваться встречи с Комкором, хотя понимал, что рано.

О командире корпуса генерале Акчурине ходили слухи, которые не позволяли быть уверенным в хорошем исходе предприятия: крутой, требовательный, бескомпромиссный с подчиненными.

Об аттестационных комиссиях в корпусе я тоже был наслышан. Знал: на беседу по замещению вакантной должности прибывают по два-три кандидата, а кто не проходит аттестационную комиссию – повторно не выдвигается на повышение в течение последующих двух лет.

Я зажал надежды, мечты, грёзы и эмоции от беседы с комбригом в кулак и поехал готовиться к аттестационной комиссии.

У меня было всего три дня…

Была ещё уйма времени – у меня было трое суток!

Часть 2

Не место тем за трапезой кто сыт,

Тем на балу, кто плачет и скорбит,

Тем на войне, кто держится трусливо,

При штабе тем, кто говорит правдиво.

Третий корпус ПВО

Очень хорошо помню свои мысли, и состояние души, когда я совершал путь (уже на УАЗ -469! из дивизиона под Череповцом до вокзала) на аттестационную комиссию в Ярославский корпус ПВО. Надеялся, что по этой дороге обратно поеду командиром дивизиона – тогда пять лет проведенные в лесах возле деревни (в четыре дома) под названием «Жары» не зря.

Очень хотелось, чтобы сбылся мой девиз:

– «Если служить в дивизионе, то только командиром!»

Это были мечты, а суровая реальность была впереди. Я себя готовил к разговору на комиссии, мысленно повторяя возможные вопросы беседы.

В Ярославль поезд приходил в пять утра. Проводник поднял всех пассажиров за час до прибытия, не дав поспать. По приезду, отсидев два часа на вокзале, я стал добираться в управление 3-го корпуса ПВО.

В предписании было указано: прибыть к 9.00.

Ярославля я не знал, поэтому в Череповце мне нарисовали кроки движения. Они выглядели простыми: прямая линия вокзал – ресторан «Москва» (был такой возле Знаменской башни), затем вправо, Спасо-Преображенский собор, затем пару зигзагов по улицам и – управление.

Найти штаб корпуса оказалось просто, поэтому добрался туда быстро и просидел возле отдела кадров около часа.

Выдвиженцев на повышение в 23 частях корпуса было много – около двух десятков.

Узнал: Комкор лично беседует только с командирами «выдвинутыми» на должность «подполковников» и со всеми категориями, выдвинутыми на должность «полковников».

С остальными «разбираются» замы, начальники родов войск и начальники служб утверждая в должности.

Значит, мне встречи с генералом Акчуриным не избежать.

Настало время, и начались хождения по «мукам» – все кандидаты, по очереди, посещали кабинеты начальников служб и подвергались индивидуальному собеседованию.

Многих из начальников, за время пятилетней службы в соединении, я ранее ни разу не видел.

Не мудрено – в корпусе было 54 зенитно—ракетных дивизиона, и они до нашего не доезжали.

Основная масса начальников служб была полковниками, которые в беседе знакомились со мной и рассказывали о требованиях, которые будут предъявлены мне в случае назначения.

Были и такие, которым хотелось показать свою значимость путём моего уничижения.

Я не лез на рожон, не ерепенился, а спокойно с «глубоким уважением» участвовал в этом спектакле, понимая, что всё будет определяться не ими и не в этих кабинетах.

Перед обедом я попал на «аудиенцию» к начальнику отдела кадров корпуса полковнику В*.

Это был квадратный человечек размером 1м60см². Внешне – копия хохла по фамилии Пацук (по-украински крыса), который глотал галушки в фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Такого самовлюблённого офицера я ещё не встречал!

Он был уверен, что все люди делятся только на две категории – выше его должностью и ниже.

Те, кто выше – боги, а для «нижних» он сам является мессией.

Около часа он вдалбливал в мою голову, что мне дураку повезло – ОН меня заметил и решил побеспокоиться, выдвинуть на должность командира дивизиона! Полковник доказывал, что я всем своим существом по гроб жизни ЕМУ обязан, иначе бы букашкой канул в «никуда».

Расхаживая по кабинету и декламируя лозунги моих «задолжностей» перед ним, принуждал меня давить в себе смех, несмотря на серьёзность момента.

Уж больно он был похож разговором, походкой и манерой поведения, на того персонажа, которого описал Гоголь так:

– «Пацюк – несмотря на небольшой рост, в ширину был довольно увесист. Притом шаровары, которые носил он, были так широки, что, какой бы большой ни сделал он шаг, ног было совершенно незаметно, и казалось – винокуренная кадь двигалась по улице».

Я сидел и изображая глубокое уважение думал о том что полковнику В* у следовало бы галушки глотать, а не руководить отделом кадров корпуса.

Я терпеливо выдержал эту «клоунаду», и как мог (в те времена у меня не было опыта) заверил полковника в своей глубокой преданности и благодарности за заботу.

До аттестационной комиссии оставалось менее двух часов. Кандидатам на замещение вакантных должностей дали команду следовать на обед.

Столовой в управлении корпуса не было, и офицеры ходили обедать в… Спасо-Преображенский собор!

Там, где сейчас расположена экспозиция «Слово о полку Игореве», именно в этом зале была городская столовая. В глубине зала был закуток – отдельное помещение для командира, замов и начальников родов войск корпуса.

Интересным являлось то, что начальник ЗРВ корпуса полковник Лебедев, тот который не отпустил меня поступать в академию, к этому моменту уволился из армии. Он стал директором «Историко-архитектурного комплекса Спасо-Преображенский собор».

Я не знал, что столовая существует последние месяцы. Перейдя работать из управления корпуса в музей, (через улицу) Лебедев считал, что не место «общепиту» в помещениях музея-заповедника.

Может, Вениамин Иванович так считал и раньше – не знаю, а вот то, что при Лебедеве Спасо-Преображенский собор здорово преобразился в лучшую сторону это сущая правда.

…

После Лебедева начальником зенитно-ракетных войск корпуса был назначен полковник Бильчанский, по кличке «Седой лев».

Прозвище соответствовало: он был (как мне казалось) достаточно высокого роста, была и грива – седая с желтизной шевелюра волос, зачесанных назад.

Этим сравнение не заканчивалось.

Из-за низкого тембра голоса, только Бильчанский открывал рот, раздавалось тихое рычание.

Оно было властным, настораживало и пугало.

Ранее я с ним встречался всего один раз, когда дивизион стрелял на полигоне, и получил оценку «отлично». В тот раз Бильчанский собрал офицеров перед боевой стрельбой: устроил заслушивание командира и меня – заместителя по вооружению.

Командир и я должны были доложить о готовности к выполнению боевой задачи – стрельбе по ракете класса «земля-воздух» РМ-207.

Бильчанского в войсках боялись – не было ни одной угрозы с его стороны по снятию с должности, которую он бы не выполнил.

Заслушивание проходило в крайне напряженной обстановке, прерываемое рычанием «седого льва».

Мне поручено было докладывать о состоянии техники и вооружения, готовности зенитно-ракетного комплекса к стрельбе. Вопросов Бильчанский задал мне не много, а последним был вопрос:

«Рыжик, Вы гарантируете качественную подготовку ЗРК к стрельбе и надёжную его работу на протяжении стрельбы по крылатой ракете?».

Ну и вопрос!

Что я Господь бог? Что я могу гарантировать, когда ЗРК может выйти из строя в любой момент – «сдохнет» какая-нибудь лампа типа 6Ж1П?

Электровакуумных приборов установлено в комплексе более тысячи! Всю предыдущую ночь мы устраняли лавиной высыпающиеся неисправности на станции наведения ракет.

Она «рассыпалась» на глазах….

А если вдруг заглохнут дизеля? Да мало ли что ещё может произойти?

Но жизнь меня уже пообтёрла и я доложил Бильчанскому:

«Товарищ полковник! Параметры станции наведения ракет настроены и находятся в пределах допусков. Зенитно-ракетный комплекс готов к выполнению боевой задачи – боевым стрельбам».

А что я ещё мог сказать?