Читать книгу: «Временный сосед», страница 2

Глава 3

День второй нашего эксперимента начинается в половине седьмого утра с звука, который я никогда не слышала в своей квартире: работающего душа. Причем работающего уже минут пятнадцать, судя по тому, как активно парит стекло в ванной комнате.

Я лежу в кровати и смотрю в потолок, пытаясь понять, что происходит с моим священным утренним ритуалом. Обычно я просыпаюсь в районе девяти, валяюсь в постели еще полчаса, листая инстаграм и сочиняя мотивирующие подписи к постам. Потом неспешно иду в душ, где провожу еще сорок минут, попутно репетируя тексты для сторис. Это мое святое время – никто не торопит, никто не мешает, можно в тишине планировать контент на день.

А сейчас кто-то уже полчаса плещется в МОЕЙ ванной, и этот кто-то явно устроил там персональный спа-центр.

Хватаю телефон и стучу по стене, разделяющей мою спальню и ванную.

– Максим! – кричу я. – Вы там собираетесь жить?

– Минут десять! – доносится бодрый голос, и я слышу, как он что-то мурлычет себе под нос.

Мурлычет! В семь утра! После получасового душа! Кто вообще такой бодрый с утра?

Я откидываюсь на подушку и открываю инстаграм, чтобы отвлечься от растущего раздражения. Но тут же натыкаюсь на сторис коллег-блогеров, которые уже вовсю выкладывают утренний контент: кофе в постель с красивой пенкой-сердечком, утренние процедуры с новинками корейской косметики, мотивирующие цитаты на фоне рассвета за окном. А я лежу как овощ и жду очереди в собственную ванную комнату.

Десять минут превращаются в пятнадцать. Звук воды наконец прекращается, но дверь ванной так и не открывается. Что он там делает? Проводит научный эксперимент с полотенцами?

Решаю провести разведку и выхожу из спальни в своем любимом халате – мягком, пушистом, розовом, в котором я сплю последние три года и который делает меня похожей на большого плюшевого медведя. Подкрадываюсь к ванной и прислушиваюсь.

– Максим? – тихо зову я, как будто подкрадываюсь к спящему дракону.

– Да, минуточку! – отвечает он, и до меня доносится звук электрической бритвы.

Бритва! Значит, еще минут пятнадцать как минимум! Я стою посреди коридора и чувствую, как во мне закипает благородное возмущение. Ладно, принимать душ полчаса – это еще можно понять, мужчины же загадочные существа. Но бриться ПОСЛЕ душа, когда за дверью кто-то мучается от переполненного мочевого пузыря и непрожитого контент-плана? Это уже форменное издевательство!

Наконец дверь ванной открывается, и оттуда выходит Максим – свежевыбритый, благоухающий, в идеально белой футболке и домашних штанах, с аккуратно сложенным полотенцем на плече. Волосы еще слегка влажные, и от него исходит аромат какого-то невероятно дорогого мужского геля для душа – такого, что хочется принюхиваться и спрашивать название.

Мы сталкиваемся в узком коридоре – он выходит из ванной, я направляюсь туда же – и замираем в полуметре друг от друга, как два ковбоя перед дуэлью.

И тут на меня обрушивается целый ворох осознаний. Во-первых, он значительно выше, чем кажется, когда мы сидим за столом – я вынуждена задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Во-вторых, у него неожиданно широкие плечи под этой обманчиво простой футболкой. В-третьих, мой любимый халат, который всегда казался мне вполне приличным, внезапно ощущается слишком коротким, слишком домашним и слишком… розовым.

– Доброе утро, – говорит он с легкой улыбкой, и я замечаю, что его голос утром звучит чуть ниже и немного хрипловато.

– Доброе, – отвечаю я и понимаю, что стою как вкопанная, таращусь на него снизу вверх и, вероятно, выгляжу как растрепанный розовый монстр.

– Ванная свободна, – добавляет он. – Извините, что задержался. Утренние процедуры – дело серьезное.

Утренние процедуры! Серьезное дело! А что тогда мои сорокаминутные медитации под душем с планированием контента – баловство?

– Ничего страшного, – говорю я, изображая олимпийское спокойствие, хотя внутри все бурлит. – А во сколько вы обычно встаете на эти… серьезные дела?

– В половине седьмого. Душ, бритье, завтрак, и к восьми я уже в офисе, – отвечает он, как будто рассказывает о самой нормальной вещи в мире.

Половина седьмого! Это же вообще ночь по любым человеческим меркам! В половине седьмого даже птицы еще спят!

– Понятно, – киваю я, стараясь не выглядеть совой-неудачницей. – А можно нескромный вопрос? И по выходным тоже в половине седьмого?

– Конечно. Режим – основа продуктивности, – отвечает он с такой уверенностью, словно цитирует научную статью.

Режим – основа продуктивности! А я-то думала, что основа продуктивности – это вдохновение, креативный хаос и кофе в неограниченных количествах.

– А вы во сколько встаете? – спрашивает он с искренним любопытством.

– Я… – начинаю и понимаю, что сейчас прозвучу как последняя лентяйка. – Я встаю попозже. У меня пик активности вечером, когда больше людей онлайн. Знаете, особенности работы с аудиторией…

– Ясно, – говорит он, и мне кажется, что в его глазах мелькает что-то похожее на сочувствие. – Тогда нам определенно нужно составить график использования ванной комнаты.

График! Он хочет составить ГРАФИК для ванной! Как будто мы в советском коммунальном общежитии, а не в стильном современном лофте!

– Хорошая идея, – говорю я сквозь зубы. – Обязательно составим.

Он кивает и направляется к кухне, а я наконец попадаю в ванную. И тут меня ждет следующий сюрприз.

Обычно после моих утренних ритуалов здесь выглядит как после взрыва на косметической фабрике: баночки с кремами разбросаны по всем полочкам, тюбики с масками валяются где попало, сыворотки и эссенции расставлены в порядке, понятном только мне. Творческий беспорядок – признак творческого ума, как я всегда себя утешала.

А сейчас все стоит по стойке смирно, крышечки закручены, полотенца сложены в идеальные стопочки, как в дорогом отеле. Он не просто убрал за собой – он устроил здесь генеральную уборку! Ни одной капли на зеркале, ни одного волоска в сливе душа, даже мыльная пена с раковины смыта до идеального блеска.

И почему-то это раздражает меня даже больше, чем его полуторачасовые утренние процедуры. Как будто он сделал мою ванную комнату лучше, чем она была со мной.

К десяти утра я уже привела себя в порядок (заняло всего час двадцать – личный рекорд!), записала утренний влог о "прелестях совместного проживания" (аккуратно замаскировав войну за ванную под "забавные особенности быта"), и теперь собираюсь снимать кулинарный контент. В плане у меня простой рецепт американских панкейков – симпатично, вкусно, лайков с комментариями хватит на целый день.

Максим Андреевич сидит за обеденным столом с ноутбуком и чашкой кофе, изучает какие-то архитектурные чертежи. Выглядит сосредоточенно и невероятно по-деловому – настоящий офисный трудоголик в домашних условиях.

– Максим, – говорю я, устанавливая камеру на штатив, – буду снимать кулинарный контент. Можешь спокойно работать, я постараюсь не шуметь.

– Хорошо, – отвечает он, не поднимая глаз от схем.

Включаю камеру, настраиваю освещение и начинаю в своем фирменном стиле:

– Доброе утро, мои дорогие зрители! Сегодня готовим самые пушистые панкейки во вселенной! Рецепт настолько простой, что справится даже тот, кто считает готовку высшей математикой…

Достаю из холодильника яйца, молоко, сливочное масло. Из шкафчика – муку, сахар, разрыхлитель, ванилин. Все ингредиенты выставляю на мраморной столешнице красивой инстаграмной композицией – чтобы смотрелось эстетично и аппетитно.

– Итак, начинаем с яиц. Берем два красивых домашних яичка… – говорю я в объектив и с профессиональной уверенностью разбиваю первое яйцо о край миски.

Половина скорлупы падает прямо в желток.

– Ой! – смеюсь я с наигранной беззаботностью. – Маленькое приключение! Сейчас исправим эту красоту…

Пытаюсь выловить скорлупу чайной ложкой, но она ускользает, как мыло в ванной. Тогда лезу пальцем, но только размазываю яйцо еще больше, превращая миску в художественный беспорядок.

– Ну и ладно, – говорю в камеру с улыбкой, которая начинает казаться натянутой. – Немного кальция нам не повредит! Идем дальше!

Разбиваю второе яйцо. И снова кусок скорлупы летит в миску, как будто у меня проклятые руки.

За спиной я слышу, как Максим прекращает стучать по клавишам.

– Аккуратнее разбивайте об острый край, – негромко подсказывает он. – И убирайте скорлупу большим куском той же скорлупы, а не ложкой.

Я поворачиваюсь к нему. Он по-прежнему смотрит в свой ноутбук, но явно следит за моими кулинарными подвигами.

– Спасибо за ценную инструкцию, – говорю я максимально вежливо, хотя внутри все кипит от стыда.

Поворачиваюсь обратно к камере и продолжаю:

– Итак, с яйцами разобрались, переходим к муке. Это самый творческий этап!

Открываю пакет с мукой и начинаю сыпать в миску на глаз – как всегда делаю дома, когда готовлю только для себя.

– Муки нужно примерно стакан, может, чуть больше… – комментирую для камеры, и тут мука высыпается гораздо больше запланированного. Гораздо!

– Или два стакана, – быстро поправляю себя, продолжая сыпать белый порошок. – Главное – не бояться экспериментировать!

Добавляю молоко, сахар, разрыхлитель, щепотку соли. Начинаю энергично мешать, и тесто получается консистенции… цементного раствора. Венчик буквально стоит в этой массе.

– Тесто должно быть как густая сметана, – бодро комментирую я, хотя мое творение больше напоминает строительную смесь для укладки плитки.

В этот момент Максим встает из-за стола и подходит ко мне.

– Позвольте помочь, – тихо говорит он. – Вы немного переборщили с мукой.

– Я справлюсь! – отвечаю с энтузиазмом камикадзе. – Это же творческий процесс, все должно быть спонтанно!

– Творчество – это прекрасно, но панкейки из цемента не получатся, – настаивает он с легкой улыбкой. – Нужно добавить жидкости.

Он берет еще одно яйцо и одним уверенным движением разбивает его в отдельную мисочку – идеально, без единого осколка скорлупы, как в рекламе кулинарного шоу.

– Вот так нужно, – говорит он, и мне становится обидно за свою кулинарную неуклюжесть.

– Хорошо, хорошо, – соглашаюсь я. – Но я сама добавлю, это все-таки мое видео.

Выливаю его идеальное яйцо в свою цементную смесь и снова принимаюсь мешать. Тесто становится чуть послушнее, но все еще далеко от кулинарного совершенства.

– Можно я помогу? – спрашивает Максим Андреевич, протягивая руку к венчику.

Я колеблюсь секунду. С одной стороны, это МОЯ съемка, МОИ панкейки, МОЙ контент, МОИ подписчики. С другой стороны, если мы не спасем ситуацию, мне придется монтировать кулинарную катастрофу национального масштаба.

– Давайте вместе, – предлагаю я с деланым энтузиазмом. – Для зрителей это может быть даже интереснее! Неожиданный поворот сюжета!

Он кивает и встает рядом со мной у рабочей поверхности. Мы оказываемся плечом к плечу, и я внезапно осознаю, что от него пахнет не только утренним гелем для душа, но и чем-то еще – может быть, кофе, может быть, легким парфюмом, а может быть, просто… им самим.

– Итак, дорогие зрители, – говорю я в камеру, стараясь игнорировать его близость, – ко мне присоединился мой замечательный сосед Максим, который, как оказалось, разбирается в кулинарии!

– Не разбираюсь, – скромно возражает он. – Просто знаю базовые принципы.

Базовые принципы! Как же официально это звучит! Словно он описывает архитектурный проект, а не готовку еды.

Он берет венчик и начинает мешать тесто – размеренными, уверенными, какими-то очень мужскими движениями. И я наблюдаю, как моя цементная смесь постепенно превращается в нормальное тесто правильной консистенции.

– Вау, – говорю я совершенно искренне. – Откуда такие навыки?

– Несколько лет жил один, – объясняет он, продолжая колдовать над миской. – Пришлось осваивать базовые навыки выживания.

Базовые навыки выживания! Он называет готовку навыками выживания! Как будто он не в московском лофте живет, а в дикой тайге.

Он передает мне венчик, и наши пальцы на мгновение соприкасаются. От неожиданности я чуть не выпускаю венчик прямо в тесто.

– Теперь жарим, – объявляю я зрителям и включаю конфорку под сковородкой.

Наливаю первую порцию теста, и – о чудо! – панкейк получается ровным, круглым, золотистым. Переворачиваю его специальной лопаткой и радостно улыбаюсь.

– Получается! – восклицаю я с энтузиазмом ребенка, собравшего первый пазл.

– А вы сомневались? – говорит Максим Андреевич. – У вас хорошие руки для готовки.

Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит на мои руки с каким-то особенным выражением – внимательно и… одобрительно? И почему-то от этого взгляда мне становится жарко, хотя плита работает на минимальном огне.

– Спасибо, – бормочу я и быстро отворачиваюсь к сковородке.

Мы жарим панкейки в удивительной слаженности – я наливаю тесто, он следит за температурой и подсказывает, когда переворачивать. Получается какой-то кулинарный танец вдвоем, и я ловлю себя на мысли, что мне нравится готовить с кем-то рядом. Никогда раньше такого не было.

– И вот они, наши великолепные панкейки! – объявляю я в камеру, демонстрируя аппетитную стопку золотистых блинчиков. – Огромное спасибо моему спасителю и помощнику!

Максим Андреевич слегка кивает в объектив – сдержанно, без позерства, и я выключаю запись.

– Спасибо вам, – говорю я ему уже без всяких камер. – Вы меня буквально спасли от позора.

– Не за что, – отвечает он с легкой улыбкой. – Было любопытно наблюдать за творческим процессом.

Мы стоим на кухне, между нами стопка ароматных панкейков, и я внезапно понимаю, что теперь их надо… есть. Вместе. За одним столом. Как нормальные люди.

– Хотите попробовать результат нашего сотрудничества? – предлагаю я.

– С большим удовольствием.

И мы садимся завтракать панкейками, которые готовили вместе, и почему-то это кажется мне более интимным и значимым, чем весь наш вчерашний откровенный разговор без камер.

После завтрака я обрабатываю и загружаю видео с панкейками в инстаграм. Пока монтирую, уже представляю восторженные комментарии зрителей – они обожают такой контент, особенно когда что-то идет не по плану, а потом чудесным образом исправляется.

Публикую пост и сразу же начинаю следить за реакцией. Первые комментарии появляются буквально через пару минут:

"Анечка, какой милый видос! А кто этот обаятельный мужчина?"

"Ой, он такой галантный помощник! Где таких находят?"

"Наконец-то живой контент, а не постановочные селфи!"

Я улыбаюсь, читая позитивные отзывы и уже предвкушаю море лайков, но потом начинают появляться совсем другие комментарии:

"А кто этот подозрительный тип? Слишком идеальный, чтобы быть правдой…"

"Что-то чересчур постановочно выглядит. Неужели кто-то поверит в эту сказку?"

"Заказные отношения за деньги. Фу, Анна, как низко ты опустилась."

Настроение резко портится, как будто кто-то вылил ведро холодной воды на голову. Конечно, хейтеры были всегда – это неизбежная часть публичной жизни. Но почему-то эти конкретные комментарии задевают особенно больно, как будто они не просто критикуют контент, а лично меня оскорбляют.

Максим по-прежнему сидит в гостиной с ноутбуком, работает над какими-то проектами, и я не выдерживаю:

– Максим, – зову я его, – а вы случайно не читаете комментарии к нашим видео?

– Нет, – отвечает он, не отрываясь от чертежей. – А зачем мне их читать?

– Ну, просто любопытно же, что люди думают о нашем эксперименте! Какие у них впечатления, реакции…

– И что они думают? – спрашивает он с искренним интересом.

Я подхожу к нему с телефоном в руках, все еще колеблясь – стоит ли показывать ему эту гадость.

– В основном хорошие отзывы, но есть и… не очень приятные. Хотите послушать?

Он откладывает стилус в сторону и поворачивается ко мне:

– Если вы хотите поделиться – конечно.

Я опускаюсь рядом с ним на диван и начинаю читать комментарии вслух. Сначала позитивные – про то, какие мы милые, как здорово получилось видео, как естественно выглядит наше взаимодействие. А потом перехожу к негативным:

– "Этот мужик явно играет заученную роль. Слишком правильный и идеальный, чтобы быть настоящим человеком."

Максим чуть хмурится, но продолжает слушать.

– "Купленный актер из агентства. Анна, мы же не дураки, чтобы верить в эту дешевую постановку."

– "Посмотрите на него – дорогая одежда, модельная внешность, идеальные манеры. Где она такого нашла? На кастинге мужчин-моделей?"

С каждым комментарием лицо Максима становится все более каменным. Я вижу, как напрягаются его челюсти, как темнеют серые глаза.

– "Фейк от начала до конца. Жаль, что Анна решила обманывать подписчиков ради дешевого хайпа."

– Хватит, – тихо, но твердо говорит он.

– Еще один: "Этот тип даже не старается играть естественно. Переигрывает на камеру, как плохой актер…"

– Анна, прекратите, – повторяет он более настойчиво.

Но меня как будто прорывает. Какая-то злость поднимается во мне – не на него, а на этих анонимных судей, которые выносят приговоры, не зная абсолютно ничего:

– "Интересно, сколько ему платят за эту жалкую роль? Надеюсь, хорошо, потому что актер из него никудышный."

Максим резко встает с дивана и направляется к своей спальне.

– Я не намерен больше это слушать, – бросает он через плечо.

– Максим, подождите! – кричу я ему вслед, вскакивая с дивана.

Он останавливается у порога своей комнаты, но не оборачивается.

– Это же просто хейтеры! – говорю я. – Они всегда так пишут про всех! Не стоит обращать внимание на этих… этих завистников!

– Не обращать внимания? – Он медленно поворачивается ко мне, и в его глазах я вижу что-то, чего раньше не замечала. Боль? Гнев? Разочарование? – Эти люди публично называют меня лжецом, актером-неудачником, продажным типом. И вы считаете, что я должен просто не обращать внимания?

– Но ведь вы знаете, что это неправда!

– Знаю. Но знаете ли это вы? – Его вопрос застает меня врасплох.

Вопрос застает меня врасплох.

– Конечно знаю! – отвечаю я горячо. – Разве я похожа на идиотку, которая не видит разницы между правдой и ложью?

– Правда? – В его голосе звучит горькое сомнение. – А кто я тогда на самом деле, Анна?

Я смотрю на него и понимаю, что не могу ответить сразу. Не потому, что не знаю, а потому, что знаю слишком много разрозненных деталей и не могу сложить их в цельную картину.

– Ты… – начинаю я и запинаюсь. – Ты не актер, это точно. Ты настоящий человек. Ты готовишь панкейки, совершенно забывая про камеру. Ты убираешь за собой в ванной, хотя никто тебя не просит. Ты… ты искренне заботишься о людях, которых даже не знаешь лично, и вкладываешь собственные деньги в их дома.

Он слушает меня молча, и выражение его лица постепенно смягчается.

– И еще вы очень приятно пахнете по утрам, – добавляю я тише, сама удивляясь собственной откровенности.

Максим долго смотрит на меня, не говоря ни слова. Потом медленно подходит ближе.

– Анна, – говорит он очень тихо, – а вы понимаете, что сейчас защищаете меня?

– Что? – не понимаю я.

– Вы защищаете меня от этих комментариев. От этих людей. Хотя знаете меня всего четыре дня.

Я смотрю на него и с изумлением понимаю, что он абсолютно прав. Я действительно защищаю его – горячо, эмоционально, не думая о последствиях. И сама не понимаю, откуда это взялось.

– Может быть, потому что эти люди вообще ничего не понимают, – говорю я. – Они думают, что весь мир состоит из фейков, что настоящих чувств не существует, что все делается только ради денег и популярности.

– А ты так не считаешь?

– Нет, – отвечаю я с полной уверенностью. – Определенно нет.

Мы стоим посреди гостиной, между нами всего два шага, и я ощущаю что-то странное. Словно воздух вокруг стал гуще, время замедлилось, а привычные звуки лофта – гудение кондиционера, шум машин за окном – отодвинулись куда-то далеко.

– Спасибо, – говорит он просто.

– За что?

– За то, что поверила мне. За то, что увидела во мне человека, а не персонажа.

И в этот момент я понимаю, что за это время между нами действительно что-то изменилось. Мы перестали быть просто участниками эксперимента. Мы стали… кем? Друзьями? Союзниками? Или чем-то совсем другим?

Я смотрю на него – на серые глаза, которые сейчас кажутся мне теплее обычного, на правильные черты лица, на то, как он стоит, слегка подавшись вперед, словно готов сделать шаг навстречу.

И вдруг мне хочется, чтобы он действительно сделал этот шаг.

Но вместо этого он отступает назад.

– Мне нужно закончить проект, – говорит он. – А вам, наверное, стоит ответить на комментарии своих зрителей.

– Да, конечно, – киваю я, хотя мне совершенно не хочется возвращаться к телефону и читать, что пишут незнакомые люди о нас с ним.

Он исчезает в своей комнате, а я остаюсь одна в гостиной с телефоном в руках и каким-то новым, незнакомым чувством в груди.

Я защищала его. Совершенно инстинктивно, не рассчитывая эффект, не думая о реакции аудитории. Просто защищала, потому что мне было больно слышать, как о нем плохо говорят люди, которые его совсем не знают.

Но почему? Ведь мы знакомы всего четыре дня, как он сам справедливо заметил.

Я опускаюсь на диван и смотрю на экран телефона, где продолжают появляться новые комментарии. И впервые за много лет мне абсолютно не интересно их читать.