Читать книгу: «Души шепчут на уши», страница 5

Глава 5. Ключи

Ветер бил меня по лицу, словно пытаясь привести в чувства, но организм усталой официантки упорно сопротивлялся его желанию помочь. Так же, как и Трактор. Он мчался со скоростью лучей рассвета, настигающего нас и раскрашивающего мир всеми оттенками, стремясь согреть, но куда уж осеннему солнцу! Даже лето не может похвастаться теплотой своего радушия, заставляя организм в самый предрассветный час вздрагивать и пререкаться. Но меня, наоборот, взбодрила последняя гаснущая заря в небе и красный диск солнца, как пьяная рожа Джека, который во всю обливал радужными бликами станцию Нерропорт, на которой я не заметила ни единого бомжа. Либо слишком холодно, и они прячутся в подземке, либо что-то переменилось в этом пропащем мире, и власти города стали заботиться о всех гражданах, не взирая на их социальный статус. К слову, когда-то мы с Фьелет брали на прокат пару элитных шлюх в самом лучшем борделе и, развлекая ими мера, упрашивали его заниматься не только растлением собственного эго, но и полезными делами. Например, благоустройством больниц, школ, ремонтом дорог и ветхих районов.

В целом мне нравится Копенгаген со всеми его недостатками. И всё же в нём найдутся изъяны, которые лучше бы залечить, как гнойную рану. Я ведь полюбила эти чуждые улочки и полу распавшиеся мосты ещё тогда, когда приехала сюда сиротой на машине приюта, поселившись в комнате для прислуг, а затем в пансионате частной школы для девочек, спонсируемой почётным семейством Ханссендон. О да, в то время мамаша Фьелет была той ещё заядлой активисткой, жертвуя направо и налево всевозможным фондам и благотворительным организациям. Многие считают, что таким образом она обезопасила себя от чрезмерных налогов. Но знаете, так думают лишь нищенские умы, которые ни разу в жизни не отрывались от дивана. Я могу поклясться, что теперь мой город, если не процветает, то, по крайней мере, не гниёт именно благодаря участию в его жизни семейства Ханссендон. И совершенно неважно, отмывали они налоги или искренне жертвовали от всего сердца: вручённый матери Фьелет ключ от города пылится у неё в серванте, напоминая о молодости её неукротимых лет, когда я ещё ходила под стол пешком и не знала, что у них существует тайное Общество Спиритов. Интересно, сам мер вообще в курсе? Думаю, нет, иначе бы мы не ходили в облике шлюх.

Увы, с тех пор как пару лет назад у него обнаружили рак, на встречи к нему моя лучшая подруга являлась, используя тело священника. Я же – семейный сыщик. Моя единственная задача – найти отголоски и следы её мужа и отца ребёнка, чтобы затем вернуть в семью. А вот в том, что он жив и здоров, я убедилась тогда, когда самолично застукала его в Лютне. Уж второго такого шанса я не упущу, и плевать мне: буду я в теле Кори, Джека или придётся использовать Трактора. Кстати, неплохо бы обзавестись вещами своих потенциальных аватаров и устроить настоящую облаву не только на Форельскету.

И пока меня осеняли блестящие идеи, байк тарахтел через весь город, подъезжая к закрытому Лютню. Трактор заглушил мотор и, размеренно спускаясь по ступенькам вниз, уперся в черную дверь. Я, не теряя возможности, оторвала брелок в виде черепушки, висевший на руле: пусть станет одним из моих вариантов потенциальных тел для вселения. Затем я пошла следом, бесшумно спускаясь, и, вежливо попросив отойти от коврика, завернула уголок и, отыскав под ним ключ, открыла бар. Если кто-то из Вас думает, что я тупица и могла бы так же прятать ключи от квартиры, Вы глубоко ошибаетесь. Порывшись в голове Кори, я была настолько поражена глупостью девчонки, насколько Трактор был поражён моей способностью выжить после удара молотка. И всё же, оставив на улице все прежние происшествия, я возвращаюсь в эту запущенную дыру, уже в который раз с надеждой отыскать бывшего. Знала бы мадам Ханссендон, как это порой бывает нестерпимо больно – понимать, что Форельскет – мудак распоследний, бросил меня тогда молодую и необразованную, поменяв на более опытных. А затем и вовсе женился на лучшей подруге. И самое обидное после всех моих слёз – видеть слёзы Фьелет, уверяющей, что бросить её он не мог. Мол, его заставили. Может, так оно и было, но мне теперь душу лечит денежка её матери, а вот кто залечит душу ей, если окажется, что Форельскет не такой уж и невинный парень? Хотя мне его жалко на самом деле. И да, признаюсь самой себе – первая любовь никогда не забывается, и первый мужчина всегда будет эталоном в постели. Увы, это про меня сказано, и, заглатывая свою тревогу тёплым виски, я проверяла выключатели и наличие света. Чёрт бы побрал вас, городская электростанция! Сев за столик и, как положено, набрав пивка для своего нового друга, я машинально выпила ещё один стакан, в то время как мой собутыльник лишь только пригубил:

– Не заливайте горе! Вы молодая девушка, достойная лучшего. Кавалеров сейчас, слава богу, хватает. Найдёте себе хорошего, я Вам зуб даю!

Трактор только и видел, как с виду хрупкая девица опорожнила бутылку быстрее его кружки, а я тем временем предалась своим размышлениям, не замечая ничего вокруг и не слушая собеседника. Тот что-то ворчал о былых временах, когда в городе лишь зарождалась панк-субкультура, на каждом углу звучали акустические гитары, и люди были добрее. Не знаю, сколько мне тогда было, но я этого уж точно не застала, выучив и пересчитав все переулки Копенгагена наизусть. Для меня единственным диковинным районом остаётся Устричный Порт с его зарыгаными тупиками и станциями, полными бомжей. Мои мысли снова улетели далеко от того места, в котором я находилась, и Кори машинально встала за барную стойку. Трактор удивился и, пыхтя, поспешил оставить столик, присаживаясь на высокий стульчик напротив меня. Я же приложилась к бутылке и продолжила ждать…

Я собиралась в тот вечер увидеть его. Я была уверена: если буду караулить с утра до ночи, если чёртов Лютень будет открыт, как и прежде, мне удастся встретиться с Форельскетом. И почему же я, дура, не бросилась за ним ещё вчера, натирая бокалы? Почему я замешкалась и упустила возможность быть наедине с тем, кого любила когда-то столь отчаянно и дико, что даже смирилась с его нарциссическим отношением ко мне? Почему я застыла, словно сбежавший воск по горячей свече, и позволила ему уйти? Полумрак засаленного бара скрывал очертания моего гостя и ночного рыцаря, доблестно сражавшегося прошлой ночью и не отошедшего ни на дюйм в сторону, аж до самого рассвета.

– Налить Вам что-нибудь? – машинально наполняя бокал виски, я поднесла Джек Дэниэлз новому ухажёру Кори.

– Я не… а впрочем, благодарю вас, – привыкший к пиву, любитель байков, морщась, сделал глоток.

Мы продолжали молчать, даже когда я выпила два стакана. Мужчина явно стеснялся. Одно дело – лапать официантку у всех на виду, другое – заглядывать в глаза и читать в них мысли о другом. Но, бога ради, это не Кори страдает за бывшей пассией. Это моя израненная душа шепчет ей на ухо, и она, повинуясь, прячет слезливые глазки. Я ведь не рассказывала вам, я…

История резко оборвалась, ведь Эльскет больше не могла говорить. Её душили слёзы и боль, пережитая за все эти годы. Она заметно исхудала, хотя на вид выглядела младше своего возраста. Нервное истощение довело её до того, что, сидя на сеансе у ведьмы, прямо в пальто и не разуваясь, она устроилась на вельветовом кресле и, накрыв голову руками, плакала:

– Вэнди, я… – ладони Эльскет опустились. Лицо покрылось пятнами. Женщина была неутешима. Её губы скривились, а гадалка снова беспощадно подлила ей вина:

– Продолжайте. Если хотите найти своего бывшего, я должна понимать, с кем имею дело. Ведьмы, знаете ли, не заигрываются с душами на столько. Уж тем более не хранят своё тело годами в подвале. Общество Спиритов изрядно подпортило нам ауру вокруг города, которую мы поколениями выращивали, передавая из рук в руки. – Тёмная ладонь снова приложилась к бутылке, которую Вэнди раскрепощенно распивала прямо перед незнакомой гостьей, практически высушив её. Пухлые губы чмокнули горлышко, как только собеседница напротив открыла рот:

– Я сидела в Лютне до самого вечера.

– Нет, сначала расскажете, как чувствуют себя души, запертые в собственном теле, которым Вы всё это время орудуете? – Вино закончилось в самый непредвиденный момент, но Вэнди не смела подняться.

Спокойная и властная темнокожая хозяйка лавки с самого утра заперла свой салон гаданий на Фростедспринг и слушала откровения растерянной девушки. Вэнди знала о существовании Общества Спиритов лишь понаслышке, стараясь избегать связи с ними. На то имелись и другие причины. Одна из них – мораль. Пользоваться душами – самое страшное духовное преступление как в мире мёртвых, так и в мире живых. Но ведьму интересовали подробности из жизни бедняги Эльскет, не только потому, что та являлась адептом этой грустной секты, но и потому, что ведьма также искала их – тех, кого Эльскет прозвала ангелами.

– Давай… Простите. Хотите ещё вина? Может, сделать Вам чай?

– Нет, я, пожалуй, продолжу. Вы абсолютно правы.

Эльскет опустила ладони на колени. Слева на кофейном столике пустел бокал бордо. Дневной свет просачивался сквозь мишуру занавески. Где-то тикали настенные часы, шаркая секундной стрелкой. С улицы доносились сигналы машин, люди топтали тротуар и смеялись. Обычная среда в Копенгагене, в преддверии наступающей зимы, когда солнце ещё дразнит, заставляя выскочить из дома в одной лишь рубашке. С тех пор как Эльскет побывала в Лютне, прошёл год. Она не проверяла Кори, но слышала, что у неё всё хорошо. Это тело должно было служить ей всего неделю, но планы немного изменились, когда в бар заглянул её бывший и, размазав голову молотком, сел в тюрьму. Эльскет пришлось зависнуть в её квартире. Много чего произошло с тех пор…

Сейчас, придя на сеанс к самой что ни на есть настоящей ведьме, она с интересом разглядывала оборванные обои убогой гостиной, убранство которой не блистало изяществом: пожухлые оливковые цветы, разделяемые полосочками, два кресла и напольный торшер с абажуром. Бархатные занавески лихо скрывали день за окном, а запах лаванды, доносящийся из лавки, свидетельствовал о нечастых посещениях этого магического салона. Возможно, именно поэтому Вэнди смастерила вывеску над своей квартиркой, выходящей прямо на улицу с первого этажа.

Девушка лет тридцати пяти внимательно слушала всё это время, кутаясь в серую шаль и скрывая лицо в полумраке. Но когда она поднялась и пошла за очередной бутылкой, перед Эльскет предстала настоящая роковая львица: пышный подтянутый бюст едва умещался в серебристом корсете, а коварные леопардовые лосины блестели, будто шкура убитого зверя на её бёдрах. Дрэды аккуратно зачёсаны и собраны в хвостик; рыжеволосая Вэнди восседала на багряном кресле, словно её привязали к жёрдочке на костре. Руки в татуировках прятались за шерстяной тайной поколений, в которой тонула комната ведьмы, заманчиво приманивая искателей ответов на свои вечные вопросы. Эльскет нашла её салон по счастливой случайности, но после неких мрачных событий, заставивших её просить помощи у потусторонних сил. Если бы сама она прежде не была адептом Общества Спиритов, то в жизни не поверила бы в существование чего-то подобного. Однако Эльскет знала наверняка, что и её бывшего, и семью Ханссендон всё это время укрывали чары. Только вот сама она уже не могла ими управлять. Поэтому ей так нужен хоть кто-то, кому это окажется по силам.

Она продолжила:

– Про Общество Спиритов я знаю мало. Мадам Ханссендон и её семья отстранили меня от расследования, едва узнав о том, что скрыла от них встречу с Форельскетом, хотя это и встречей назвать было сложно. Но прежде я сменила своего аватара ещё на несколько человек. Как души могли не противиться вселению меня в их тела? Ах, если бы я знала принцип работы этого ритуала, я смогла бы рассказать подробнее. Боюсь, что Вам придётся выбивать признания из самих его участников, словно зубы. Имена я Вам уже дала, но боюсь, что они сменили тела, как только расстались со мной. Слышала, их особняк продаётся по смешной цене. Что ж, матушка Фьелет всегда считала меня змеёй подколодной и предательницей их рода, хотя сама же отвела меня в подземелье. Я могу рассказать лишь о том, что переживала прежде, и как это влияет на меня. Я могу рассказать, как люди продолжали жить уже без той души, что нашёптывала им всё это время, чего да как делать.

Представьте себе закрытую дверь. Древнюю, старинную, без каких-либо замков и ручек. Она заперта от Вас с другой стороны тем, кто за ней живёт, и он не собирается Вас впускать. Вам там не место – Вы чужая и нежелательная особь, которую никто не ждёт. Странно вообще, что Вы отыскали дверь к чьей-то душе и стучитесь в неё. Лабиринты закрытых комнат скрыты от человека, и по ним позволено расхаживать лишь одному существу – смерти. У той найдётся тысяча поводов и крючков, чтобы соблазнить Вас открыть ей двери и впустить её. У неё все невидимые ключи, собранные в связку. Ключи от сердца каждой души. Она носится с ними и, звякая одним о другой, они издают незабываемый звон – песню смерти. Вот почему, когда человек в шаге от того, чтобы покинуть мир живых, утверждает, что видит и слышит смерть. Это души, приоткрывшие свою дверь и подглядывающие в щёлочку, смотрят, как к ним на встречу шагает костлявая и трясёт своей связкой. Я слышала, что Общество Спиритов заключило сделку со смертью, дабы успешно пользоваться её методами и подчинять души своих аватаров. Так вот, проводя ритуал и выбирая следующую жертву, мы таким образом находили именно её дверь в бесконечном лабиринте душ. Заклинание заставляло её прислушиваться, словно к шагам приближающейся смерти. Мы шептали на уши. Моя душа повторяла заговор, проговаривая его и усыпляя бдительность моей жертвы, и когда та открывала замок с обратной стороны и заглядывала – я просила меня пустить. Я умоляла согреть меня пламенем, горящим в камине дома души, поверившей, что её нежданный гость имеет что-то, чего она желает. Я обещала ей дать это, я обещала помочь. К каждому сердцу найдётся ключ. К каждой двери можно достучаться…

Все они чего-то жаждут, ищут и верят, что к ним являются ангелы и творят чудеса. Я была чем-то вроде хранителя их сокровенных желаний. Была их путеводителем по судьбе. Иногда их тайные, запрятанные глубоко в сердце мечты всплывали перед моими глазами, и я делала для них то, на что те никогда не решились бы в одиночку. Взять ту же Кори. Бедная официантка не знала, как отделаться от насильника, и я помогла ей от него избавиться навсегда! Надеюсь, что до того, как он выйдет из тюрьмы, её жизнь сложится наилучшим образом. Так вот: наши души, тех, кто выбирал аватаров, шептали в тонкую щель двери обещания лучшей жизни, и в отличие от продвинутых членов Общества Спиритов, я свои клятвы выполняла. Я делала их жизнь лучше. Взять того же бомжа Джека!

Что же, когда моя душа входит в дом моего аватара, он словно становится суетливым и заботливым хозяином, готовящим для меня чай и отрезающим кусок морковного пирога. Я же разглядываю убранство его квартиры с той скрупулёзностью, которая присуща вредной и назойливой соседке: фотографии в рамочках, книги на полках, клубок со спицами, орущий телевизор и немытая кружка. Хозяин дома по-прежнему занят стряпнёй, ведь я не ухожу даже после того, как расспрашиваю его о всех новостях и делах его родственников. Несчастная душа продолжает суетиться и мечется по комнате, махая передо мной веником. Я тем временем заглядываю в сервант и, найдя там спрятанные в вазочке карамельные конфетки, говорю душе:

– Послушай, что ты можешь мне ещё предложить, кроме этого?

Душа начинает метаться. Она убирает в шкафах, моет пол, готовит первое, второе, третье… И так я из постоянного гостя превращаюсь в уже привычного ей сожителя. Свободно брожу по квартире, заглядывая в каждую комнату и засовывая нос в каждый угол. Душа меня выгнать не может, ведь это сама она пригласила меня войти внутрь и открыла дверь. Когда я живу через своего аватара, он или она уверены, что действия, совершаемые мною, – её собственные. Она не слышит моих мыслей, и ворох своих у неё роется в голове, будто назойливость мухи. Она действует по наитию. Знакомые места и привычные люди остаются в памяти и после того, как я покидаю её тело. Она до конца жизни будет верить, что делала что-то, руководствуясь своими решениями. Душа, я имею в виду. А когда мне приходится ввязывать аватара и извлекать из него выгоду, незнакомые обстоятельства и места практически выветриваются, как душный пар из духовки. Словно мы вместе пекли пирожки и устали, присев на плюшевый диван, поедая нашу стряпню. Ничего не вспомнит душа из того, что ей не положено знать. Вот почему я никогда не пользовалась личными телефонами и прочей техникой, оставляющей следы и признаки моего вмешательства. Ох, не знаю, как объяснить лучше. Думаю, мне стоит продолжать рассказывать свою историю, и, возможно, Вы сами поймёте, в чём дело! Говорю же, что я была лишь адептом Общества Спиритов по стечению обстоятельств. За что мадам Ханссендон, вероятно, поплатилась. Но я благодарна ей, ведь теперь у меня есть собственный особняк, в котором я могу допивать свои остатки бренного бытия, как дешёвый портвейн, тоннами хранящийся у бывшего владельца винодельни…

Надеюсь, я доступно объяснила, и Вы меня понимаете! Не всегда удается выразить словами собственные мысли. Человеческий язык слишком примитивен и не подходит для подобных историй, но другого я не знаю. Итак, если Вы не против, я продолжу, ведь мне стало немного легче. Спасибо, что слушаете. Я действительно Вам благодарна. Мне так не хватало этого – простого человеческого понимания. Все мои беды – результат неправильных знакомств, но сейчас не об этом. Я продолжу…

Итак, я уставилась на Трактора. Тот не отлипал от девчонки. Нет, Кори, трахайся с ним потом сама – мне действительно некогда сегодня… Я была занята делом и решила ждать до победного. Официантка выглядела уставшей, но мне стало наплевать на её самочувствие. Желание увидеть Форельскета преобладало над здравомыслием, логикой и вызывало недоумение окружающих:

– Вы точно не хотите вернуться домой? – тон Трактора стал таким нежным, будто мы с ним провели пару недель на море, а теперь пора возвращаться, но я упорно этого не желала:

– Нет, а что? – напротив, я пугала суровостью. Да, это можно простить. У Кори уважительная причина – шов на голове:

– Может, спросите соседей, не оставлял ли вам… – он затянулся, но тут же поправился: – Этот гандон, как обычно, оставлял ключи какой-нибудь кошатнице-бабушке с нижнего этажа, чтобы Вы выкупили их у неё за деньги?

Кажется, виски с утра – это плохая и пагубная привычка моей страдающей души. А тут ещё и Кори со своими слезами радости, что на неё обратил внимание кто-то, кроме абьюзера и альфонса. На ступеньках послышались шаги. Я мгновенно протрезвела, безумно надеясь, что сюда заявился сам Форельскет:

– Эй, кто там? – голос моего собеседника сорвал все предвкушения появления бывшего.

– Трактор, это ты? – шаги остановились, и я приуныла.

– Да, пытался починить провода, – он утер губы и приложился к виску. Я тоже прибухнула, понимая, как глупо было надеяться. Шаги уверенно двинулись вниз по лестнице, и ещё один байкер оказался в Лютне:

– Она дома, отвёз её, потом решил вернуться. На всякий случай.

Мне вдруг стало неловко. Чёрт, что я здесь делаю? Что, чёрт возьми, Кори делает в этой дыре? Ах да, она зависает вместе со мной, пьяной и готовой на авантюрные, глупые попытки найти растаявшую тень того, кого я до сих пор люблю. Голова разболелась так, что мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Но нет, не сейчас, не сегодня – не тогда, когда я так близка к разгадке! Я уверена, он явится, он придёт. Но ноги предательски дрожали, а уставшая официантка готова была свернуться калачиком под стойкой и заснуть. Я же оставила балаганить нежданных посетителей и завсегдатаев бара, забыв даже предложить второму выпить. Мне необходимо немедленно принять кофеин в этот ослабленный и капризный организм. Никаких поблажек, Кори! И пока руки отчаянно пытались нащупать в темноте газовую комфорку и отыскать пакет угандского кофе с цитрусовыми нотками, в полумраке закрытого «Лютня» я поддавалась воспоминаниям о первой встрече с Форельскетом, и пальцы сами знали, что делать. Чайная ложка, вторая, третья: это так напомнило мне нашу первую ночь! Он – длинноволосый рокер в чёрной косухе, под которой футболка «Металлика». Я нигде не слушала всерьёз такую музыку – только ради него, ради нашего сближения. Мы были молоды, и он единственный из компании отличался симпатичным вытянутым лицом. С ним ещё был этот чертов товарищ, засевший в другой комнате с девицей. Я не знала и никого не запомнила из его мнимых сподвижников, мне было хорошо только с ним. С того дня мы начали встречаться, а все хохотали и завидовали ему: как он, обдолбыш, умудрился покорить меня, стройную красавицу-сиротку. Меня же ненавидели все девчонки, считая гламурной принцессой в объятьях заколдованного чудовища. Да, с тех пор я ненавижу неформалов. С тех пор рокеры для меня – табу.

– Эй, Кори, кажется, Ваши ключи от квартиры обронил тот ублюдок!