Читать книгу: «Однажды летом мы спасли Джульетту», страница 2

5 июня, суббота
Кеды

Вчера Она подарила мне кеды. Пошла в кладовку, попросила принести табурет, встала на него и с верхней полки, где лежат старый пластмассовый Дед Мороз, елочные игрушки и коробка со всякой ненужной ерундой, достала кеды. Не знаю, сколько они там хранились. Синие, с белой подошвой. Пыльные, но новые. И главное – мне как раз. Это у Нее так всегда. Ходит, шляпы старые раскладывает, а потом вдруг из шкафа или из кладовки вытаскивает мятый пиджак. Примерь. Широченный, в полоску. И никогда не признается, откуда у Нее это, говорит – волшебство, кто-то подбросил. Очень оригинально.

Я-то знаю откуда. Кто-то отдал. Или нашла на дороге. Это часто случается – Ей правда попадаются лежащие на земле сумки, шелковые платки и даже рубашки. Магический реализм. Это я недавно на одном сайте вычитал. Если в реальности происходят чудеса, которые нельзя объяснить наукой, значит, это магический реализм.

Вот и говорю Ей, как только кеды надел:

– Ну что, опять магический реализм?

Она:

– Нет, магический реализм – это когда лягушки с неба падают или стены становятся прозрачными, а это – обыкновенный секонд-хенд.

Ясно. Еще не хватало, чтобы с неба лягушки валились. Потом Она сказала, что это не просто кеды, это – чудо-обувь.

– Помнишь, – говорит, – у Рэя Брэдбери про теннисные туфли?

Брэдбери я читал прошлым летом, там еще одуванчики все собирали и в бутылки закатывали, чтобы зимой эти бутылки открывать и нюхать.

– А что там про теннисные туфли? – спрашиваю.

Зря я задал этот вопрос. Другой бы как ответил? Ну, там про одного парня, сказал бы другой, про то, как он увидел в витрине теннисные туфли, кеды по-нашему, и как он их хочет купить, но денег у него нет. Тогда владелец магазина предлагает парню работать помощником. И вот он работает месяц или два и в награду получает кеды-мечту. Но это – другой. Она же полезла в шкаф за книжкой «Вино из одуванчиков», стала листать ее, нашла место про кеды и прочитала вслух: «Люди, которые мастерили теннисные туфли, откуда-то знают, чего хотят мальчишки и что им нужно. Они кладут в подметки чудо-траву, что делает дыханье легким, а под пятку – тугие пружины, а верх ткут из трав, отбеленных и обожженных солнцем в просторах степей. А где-то глубоко в мягком чреве туфель запрятаны тонкие, твердые мышцы оленя. Люди, которые мастерят эти туфли, верно, видели множество ветров, проносящихся в листве деревьев, и сотни рек, что устремляются в озера. И все это было в туфлях, и все это было – лето».

А я в это время сижу в коридоре на низкой скамейке в новых синих кедах и слушаю. Красиво, конечно. Романтично. Чудо-трава, тугие пружины, твердые мышцы оленя… Тоже – магический реализм получается. Потому что никаких пружин, и трав, и мышц в кедах нет. Подошва – вулканизированная резина. Все остальное – из плотной ткани. Плюс шнурки. Сказочник был этот Брэдбери. Чехов бы так не написал, а дал бы точную картину – какого цвета, из чего, зачем.

Так Ей и сказал из коридора – сказки это. А Она с кухни – это не сказки, а образ. Одушевление предмета. Чтобы жить было интереснее.

– А вино из одуванчиков – тоже образ? – спрашиваю.

– Нет, – говорит, – это воспоминания о лете. Открываешь бутылку – а там травой пахнет и цветами, и ты сразу не дома с горячими батареями, а на зеленой поляне. Птицы поют, велосипедисты едут, солнце, мороженое и все такое.

– Зачем мне бутылку с одуванчиками открывать? – спрашиваю. – Я и так лето вспомнить могу, без бутылки.

Тут Она в коридор заглянула, посмотрела на меня внимательно и обратно в комнате скрылась. А мне расхотелось гулять, и я пошел к себе. В кедах.

Лежу, как в кино, в обуви на своем полосатом диване, размышляю. Смотрю на стену. А на стене – гитара и балалайка. Наверное, если бы в мою комнату вошел такой романтик, как Брэдбери, он бы подумал, что я музыкант. «О, молодой человек, – сказал бы он, – да вы любитель музыки!» Ну, как сказать, дорогой Рэй, как сказать. На балалайке я играю с семи лет – школа у нас такая, с музыкальным уклоном. «А гитара тогда зачем?» – спросит неутомимый Брэдбери. Видите ли, дорогой Рэй. Вам ли не знать, что, когда взрослеешь, хочется выглядеть солидно. Балалайка маленькая и смешная – особенно при моем росте в метр семьдесят два. Вот и пошел я учиться играть на гитаре во Дворец пионеров.

История про гитару, которую я вспомнил и записал 5 июня вечером

Дворец пионеров построили давно, лет пятьдесят назад. И хотя пионеров больше нет, название оставили. Его видно из нашего окна – большой, розово-белый, с огромным баскетбольным мячом на крыше. Внутри Дворца – много секций и кружков. Фотолюбители, собиратели конструкторов, вышивальщицы, туристы, художники, археологи… На втором этаже, в конце коридора, – дверь в комнату, где учат играть на гитаре. Аккорды я запомнил быстро, и пьесу первую тоже легко выучил, «Листопад» называется. Через два месяца устроили отчетный концерт. Все, кто занимался вместе со мной в кружке, выходили по очереди с гитарами на сцену, садились на стул, ставили ногу на подставку и с серьезным видом исполняли пьесу.

Пьес было две – «Листопад» и «Элегия». А участников концерта – девятнадцать. Десять человек играли «Элегию», а девять – «Листопад». Все приблизительно моего возраста, и сначала было странно смотреть, как участники тренькают с большой сцены одни и те же мелодии. Но наш руководитель Олег Палыч сказал, что отчетный концерт – это для закалки духа, ибо не каждый может на сцене сыграть так же, как в классе. Так и сказал: «ибо». Еще он сказал, что лучшему исполнителю достанется приз.

Ну вот, дорогой Рэй, если вам еще интересно меня слушать, я был пятнадцатым. Вышел на сцену, посмотрел в зал. Там сидят все наши, а горстка родителей – подальше, на галерке, чтобы не смущать. Сел я на стул. Поставил ногу на подставку. Уложил гитару на ногу. И замер.

Секунд тридцать прошло – все затихли, даже те, кто разговаривал. Ждут, когда я играть свой «Листопад» начну. А у меня не получается его играть, надоел он мне вместе с этой «Элегией». Вот представьте себе, Рэй, что у вашего героя много пар теннисных туфель – все шкафы и полки ими уставлены. Как вы думаете, мечтал бы он о них, увидев в витрине? А? В общем, посидел я на том стуле, посмотрел на всех в зале, а потом встал и вышел.

Олег Палыч вечером Ей позвонил и долго что-то объяснял – Ее на концерте не было. Сказал, что у меня страх сцены и что мне надо обязательно выступать, чтобы побороть этот страх. Она смеялась, а потом долго выспрашивала у меня подробности: как я сидел, о чем думал, какая тишина была – звенящая или не очень. И как это я додумался до того, чтобы просто встать и выйти. Ты, говорит, молодец. Ты настоящий. Горжусь тобой.

Никогда не знаешь, что именно Ей понравится.

С того концерта мои хождения на второй этаж Дворца пионеров закончились, и я стал учиться играть на гитаре по интернету. Вот такие у меня бутылки с одуванчиками, дорогой Рэй. Надо бы нарисовать к вашей истории с теннисными туфлями комиксы. Вот только с Сэлинджером закончу, потом – с Чеховым, а потом сразу возьмусь за вас.

8 июня, вторник
Про «Википедию», театр и авангард

B «Википедии» есть все. Раньше были книги, словари, энциклопедии. Сейчас есть «Википедия». Чехов, Пушкин, Лермонтов, Сэлинджер, Брэдбери, Брейгель – все там. И все, кто сейчас становится известным, тоже там. Получается, им всем, кто попал в «Википедию», никуда не скрыться от миллионов людей. Заходи в «черную коробку» и смотри: когда родился, кто родители, чем увлекался в детстве, где учился, на ком женился. А может, кто-то из них не хочет, чтобы вся его жизнь была как на ладони. Может, они, наоборот, хотят быть невидимыми и неуловимыми. По крайней мере, я бы не хотел светиться там круглосуточно. Если стану известным художником комиксов, постараюсь туда не попасть. Кто-то спросит:

– А он есть в «Википедии»?

– Нет.

– Как нет?!

– А вот так – нет.

– Как ему это удалось? Он что – легенда? Всех можно найти, а его – нет?!

Об этом я подумал сегодня, 8 июня, выдавливая немного пасты на зубную щетку. Немного – это с горошину, как нас учил во втором классе представитель стоматологической клиники. Как сейчас помню: сидим на классном часе, а перед нами парень в белом халате показывает, как нужно правильно чистить зубы. Для этого он принес большую челюсть с зубами. Для демонстрации. Чтобы всем было хорошо видно, как должна двигаться щетка, сколько раз и как прочищать сложные участки. Потом он раздал нам визитки с адресом их клиники, забрал челюсть и ушел. Я его частенько вспоминаю. Он по-честному старался вдолбить нам, восьмилетним, как важно правильно чистить зубы. И что жизнь будет идти, все вокруг меняться, но одно останется неизменным – утро, щетка, паста с горошину. И пошел сверху вниз! Правда, он тогда нам не сказал, что волосы и ногти могут отрасти, а зубы, если они не молочные, – никогда. Думаю, как и со школой, здесь Вселенную надо доработать.

Вчера приходила ее подруга, Рита. Она ездит на маленькой красной машине и продает квартиры. Квартиру продать очень сложно, «это длительный и сложный процесс», как говорит Она. Зато, когда Рита приходит к нам с тортом, в очках с большими круглыми стеклами и от нее пахнет духами, всем ясно – квартира продана.

– Невозможно ходить в субботу по парку, – слышу вчера из прихожей Ритин голос. – Кругом эти невесты! Они ведут себя так, будто, кроме них, никого нет. Как экспонаты. И все на них смотрят.

Я понял: Рите тоже хочется быть экспонатом или невестой – и чтобы на нее все смотрели.

Потом мы втроем пошли в театр на спектакль «Дон Жуан». Вообще, мы часто ходим в разные театры, считается, что это очень хорошо – смотреть и слушать разговаривающих на сцене людей. На этот раз снова много говорили, бегали, выясняли отношения, обнимались, плакали, смеялись, снова бегали, снова выясняли и так далее. Хорошо еще, что к концу первого действия вынесли бочки с водой и стали туда по очереди окунаться. Один кричит: «Я люблю тебя!» – и сразу в бочку. А она: «А я тебя нет!» – и тоже туда. Под конец на сцене был целый бассейн, все актеры и актрисы стояли по колено в воде. И снова, как тогда на Лермонтове, у меня не получалось следить за действием и разговорами. Думал про то, кто там за кулисами наполнял водой эту емкость, чтобы Дон Жуан и все остальные в ней стояли. И какой температуры вода – холодная или теплая, и как они после спектакля будут все это выливать.

– Авангардный спектакль, – подвела итог Рита после того, как все долго хлопали артистам.

– Пожалуй, – согласилась Она.

А я как раз недавно в «черной коробке» про авангард читал, поэтому разговор продолжил.

– Почему это «авангардный»? – спрашиваю. – Из-за воды, что ли? Авангардный – это когда спектакль двое суток длится и актеры на сцене едят, спят и даже в туалет ходят.

– Интересно, – спрашивает Рита, – откуда ты это все берешь? Из интернета?

– Из «черной коробки», откуда еще.

– Ну хорошо. Тогда скажи мне, что там, в «черной коробке», про двухминутные спектакли написано? Бывают такие?

– Наверное, бывают. Хотя нужно очень постараться, чтобы за две минуты что-то важное сделать. И придут ли зрители всего на две минуты – вот вопрос.

Потом Рита отправилась домой планировать рабочую неделю, а мы пошли покупать мороженое (Ей) и шаурму (мне). Когда мы идем вот так по улице, то похожи скорее на брата и сестру, а не на сына и мать. И мне это даже нравится.

– Брейгеля знаешь? – вдруг спросил я.

– Художника? Ну, слышала, – отвечает.

– «Пейзаж с фигуристами и ловушкой для птиц» видела?

– Не с фигуристами, а с конькобежцами. Шедевр.

– А по-моему, – возразил я, – никакого шедевра. Картина как картина. Пейзаж. Каток и птицы рядом.

– Подожди. – Она остановилась. Терпеть не могу, когда Она вот так останавливается посреди улицы. – У Брейгеля там что? Слева – катаются на коньках, так?

– Ну, так.

– А справа – ловушка для птиц.

– Ну.

– Думаешь, просто зимний денек? Люди катаются, а птички клюют, да? Слишком мелко для Брейгеля. Там про другое. Про хрупкость. Про то, что люди катаются на льду, а лед может в любую секунду треснуть, и все закончится. Или вьюга начнется, ветер – и тоже все закончится. То есть люди – они как птицы. Те тоже клюют и не подозревают, что это ловушка.

Я доел шаурму, вытер салфеткой руки.

– Странно это все, – говорю. – Грустная картина выходит. Живешь, живешь, а потом – бац, ловушка.

– А ты думал, искусство – веселье? – обрадовалась Она. – Где что-то важное – там обязательно грустно. Никуда не денешься.

10 июня, четверг
Карта мира и внезапность всего

Сутра пили чай с ее Другом. Он брал цилиндр из-под чипсов и стучал на нем. Звенел чайной ложкой о стакан. Шуршал пакетом. В общем, извлекал разные звуки из окружающих предметов.

Ее Друг – музыкант. Но не обычный гитарист или пианист. Однажды я смотрел видео. Запись была старая, черно-белая, сделанная тридцать лет назад. На видео Друг крутил привязанный к веревке мотоциклетный бак и ронял железные трубки. Получалась музыка. И это тоже был авангард.

После чая втроем вешали политическую карту мира. Точнее, они держали, а я вдавливал в стену специальные крепления. Пришлось надеть на правую руку две шерстяные перчатки, чтобы пальцы не болели. Все, сейчас будет заходить ко мне под предлогом карты. Когда повесили, Она полчаса стояла у стены, сначала около Норвегии, потом ушла вправо, к Австралии. Изучала. Я не против, пусть изучает, только недолго, а то нарушается правило одиночек: «Закрой дверь, и весь мир – твой». Даже если этот мир умещается в «черной коробке».

А потом я пошел в магазин за чипсами. Еще одно правило, только Ее, а не мое: не чаще раза в неделю, потому что – вредно. Это Она так считает. Еще Она считает, что все, что не котлета и не суп, не полезно и не желательно. То есть все вредное – раз в неделю, полезное – каждый день. Яблоки – каждый день. Лапша быстрого приготовления – раз в неделю. Творог, каша – каждый день. Чипсы – раз в неделю. Шоколад – каждый день, но понемногу. Суп – каждый день, и лучше побольше. Котлета, салат из овощей – каждый день и неограниченно. Сосиска в тесте – раз в три дня. Пицца – желательно раз в неделю, но бывают исключения.

Вообще-то это странно, когда тебе четырнадцать, а приходится просить деньги на мороженое или на шоколад. В мире много странного, я заметил. Хотя все говорят одно и то же и мало кому это кажется странным.

«Учись, и все будет хорошо». Что значит «хорошо»?

«У тебя тройки за год? Ты что, собираешься работать кондуктором?» А что плохого в работе кондуктора?

«Сначала получи нормальную профессию, а потом – рисуй, пой и занимайся остальной ерундой». А если я хочу заниматься только ерундой? Даже если придется работать кондуктором?

В общем, сегодня был как раз тот «раз в неделю» для чипсов. Я стоял в очереди на кассе и думал, как много странного в этом мире. И тут я заметил что-то знакомое. Цвет. Рыжий, но ближе не к красному, а к золотому. Рюкзак, синие кеды, браслеты на руке. Это была Нина. Юбка на ней, правда, другая, без Брейгеля. Покупала два яблока, банан и маленькую бутылку воды. Короче, все полезное, «на каждый день».

Она расплатилась, за ней шел выразительный старик, как написали бы в книжке. Дедушка, в общем. Соль, кефир, хлеб, молоко, яйца.

Нина уже складывала яблоки в рюкзак и кивнула мне – узнала. Дед расплатился. Я приготовил деньги. И тут произошло то, что обычно случается в кино. Неожиданность, внезапность. Но в кино понятно, зачем все это происходит, – чтобы двигать сюжет, чтобы зрители не уснули. А в жизни зачем случается – не знаю. Если только кто-то сверху смотрит и тоже заботится, чтобы было интересно…

Внезапно!

В общем, дедок этот грохнул упаковку яиц. Ну не удержал. Яйца упали и разбились. Все сразу забегали – уборщица, администраторы. Продавщица спрашивает:

– Вам принести еще одну упаковку?

А он:

– Не надо, у меня денег больше нет, взял ровно. Позже зайду.

Спокойно так сказал, тихо. Как будто не расстроился совсем. Ну и я ляпнул:

– Принесите еще упаковку, я заплачý.

Вот зачем я это сказал – не понимаю. Снова, как тогда у диспансера, когда спросил Нину, считает ли она это место хорошим. Денег у меня было тоже почти ровно. Пришлось от чипсов отказаться. На этот раз все обошлось, и упаковку с яйцами дед положил в тряпичную сетку. Старые люди всегда почему-то ходят с этими сетками, а не с пакетами. Сказал мне:

– Спасибо, молодой человек.

Так же тихо и спокойно. Может, он буддист? Я вчера в «черной коробке» про них читал – ничто не может вывести их из себя. Всегда спокойные и безмятежные. Даже если землетрясение и все с криками бегут в убежище, буддист никуда не торопится и не паникует. А здесь – яйца разбились, ерунда какая.

Нина ждала меня у выхода. Ты, говорит, крутой, уважаю. А я – да ну, мелочи. Как будто я каждый день от чипсов отказываюсь. А ты, говорит, хочешь со мной на репетицию пойти?

Оказалось, она ходит в тот самый Дворец пионеров, только не на второй этаж, где учат на гитаре играть, а на третий, где театральная студия. И я пошел с ней. Только не подумайте ничего такого, Нина еще во дворе у диспансера мне показалась настоящим другом. То есть сердце у меня стучало спокойно. С ней просто было легко и надежно. И вот я пошел с ней. Наверное, если бы я не пошел, со мной бы не случилось всего, что случилось этим летом. Поэтому знайте: если вас зовут туда, где вы никогда не были, – идите, вас ждет что-то новое и странное. И иногда непонятно, чего там, куда вы идете, больше – нового или странного.