Читать книгу: «Поворот судьбы»

Глава 1. Гроза над городом.

Эта история началась не с одной героини. Она началась с них всех – с тех, чьи судьбы, словно спутанные нити, должны были сплестись в один плотный клубок в это душное, предгрозовое лето. А потому и начать стоит не с автора, а с тех, кто стал причиной и сердцем всех последующих событий. Первой в этом хороводе теней и душ – Инга.

Ее звали Инга Пясс, и для рассказчицы она была больше чем подругой – отражением, эхом, тихим убежищем. Они делили не только парту в классе, но и молчаливые понимающие взгляды, когда мир вокруг становился слишком громким. Со стороны семья Инги казалась образцом благополучия: просторная квартира в самом престижном районе, дорогие вещи, мать – владелица сети салонов красоты, чье имя было синонимом успеха. Но у каждого блеска есть своя изнанка.

Отец, Игорь, был для Инги скорее прекрасным мифом, чем реальностью. Его жизнь проходила где-то за океаном, в мире деловых встреч и небоскребов. Его редкие визиты домой были похожи на большие официальные праздники – все вокруг сияло, пахло дорогим парфюмом и надеждой. Но праздники, увы, имеют свойство заканчиваться.

Сама Инга в свои шестнадцать не соответствовала глянцевым идеалам, которые проповедовала профессия ее матери. Природа наделила ее не утонченной женственностью, а угловатой, доскообразной фигурой подростка. Короткие, взъерошенные рыжие волосы, веснушки, которые она ненавидела, и очки в толстой оправе, за которыми прятался умный, но неуверенный взгляд. Ее прозвали Пумой – ирония судьбы, ведь вся ее одежда от знаменитого бренда была не стильным выбором, а скорее панцирем, униформой, в которой она пыталась скрыться от оценивающих взглядов.

А началось все в ту самую ночь на тридцать первое мая, когда весна, задыхаясь от зноя, готовилась уступить место лету.

Инга проснулась от того, что горло пересохло, словно от песка. Воздух в комнате был тяжелым и неподвижным. Она спустилась в темную, безмолвную кухню, с шумом набрала стакан ледяной воды и жадно выпила, чувствуя, как холодная влага обжигает изнутри. Но даже вода не могла смыть привкус кошмара, что прилип к ней, как паутина.

Ей снилось, что из Америки пришло письмо. Не электронное, а настоящее, на плотной бумаге, с казенной печатью. Сухие, безжизненные строчки сообщали, что рейс Нью-Йорк–Москва, на борту которого находился Пясс Игорь Александрович, попал в зону сильнейшей турбулентности. И от этого внезапного, дикого падения в небытие, у ее отца, всегда так тяжело переносившего перелеты, просто… остановилось сердце.

Сон был настолько осязаемым, таким правдивым, что, проснувшись, Инга была уверена – она проплакала весь вечер и уснула от изнеможения. Подушка под ее щекой была мокрой и холодной. Дрожащей рукой она ощупала прикроватную тумбочку, ища конверт, который по логике сна должна была туда положить. Ничего. Только книга и очки.

«Всего лишь сон», – прошептала она, пытаясь заглушить панику, что поднималась комом в горле. Но рациональные доводы были бессильны против леденящего душу предчувствия.

«А что, если это правда? – зашептал внутренний голос. – Что, если он сейчас там, один, в темноте, падая? Что мне тогда делать? Кем я стану без него?»

Ноги сами подкосились, и она бесшумно соскользнула на пол, в бархатную темноту комнаты. Тихие, прерывистые рыдания вырвались наружу, сотрясая ее хрупкие плечи. И в тот самый миг, когда первая слеза скатилась на паркет, за окном взорвался мир. Хлынул ливень, яростный и очищающий. Три ослепительные молнии, одна за другой, раскололи ночное небо, озарив ее комнату призрачным, синеватым светом. Гром грохнул так, будто небо рухнуло на землю. Казалось, сама вселенная вторила ее отчаянию.

Она проревела, может, час, а может, вечность. Пока не осталось сил, и внутри не воцарилась пустота, похожая на дно глубокого колодца. Взяв себя в руки с усилием, которое стоило ей последних моральных сил, Инга поднялась с пола. Ей нужно было убедиться, что ее мир, хоть и пошатнувшийся, все еще на месте.

Босиком, крадучись, как вор в собственном доме, она вышла в коридор и приоткрыла дверь в материнскую спальню. Там царил иной мир – мир спокойствия и неведения. Ирина, ее мать, спала глубоким сном, разметав по шелковой подушке свои роскошные черные волосы. Ее пухлые, будто надутые от недовольства, губы сладко причмокивали. А пышная, соблазнительная грудь мерно вздымалась в такт дыханию.

В этот момент Инга с особенно острой болью осознала, насколько она не похожа на эту женщину. Та была воплощением зрелой, уверенной в своей силе женственности. Инга же чувствовала себя нескладным, блеклым подростком на ее фоне. Это было глупое, несправедливое сравнение, но от этого оно не становилось менее болезненным.

Постояв еще мгновение, слушая ровное дыхание матери – звук, который доказывал, что пока все в порядке, – Инга тихо прикрыла дверь. С облегчением, смешанным со стыдом за свою истерику, она вернулась в свою комнату. Гроза за окном стихала, переходя в утомленный шепот дождя. Но в ее сердце, вопреки всему, поселилась маленькая, колючая заноза страха, которая будет тихо отравлять ее с этого момента.

***

…Пока Инга, успокоенная видом спящей матери, возвращалась в свою комнату, на другом конце города с Ромкой Рогожиным происходило нечто, далекое от любого научного объяснения.

Если бы жизнь была видеоигрой, то Ромка родился бы с активированной опцией «Везение +100». Пока его одноклассники корпели над рефератами, он спокойно почивал на водном матрасе, который идеально повторял изгибы его подкачанного тела – результата не столь усердных тренировок, сколь удачного метаболизма. Темные волосы прилипли ко лбу, но не от мук творчества, а от напряженной битвы во сне. Обычно ему снилось, что он охотится на мамонтов с лазерной пушкой, что уже говорило о здоровом чувстве юмора. Но сегодня сценарий был свежее: на него самого вело охоту племя разъяренных гуманоидов в набедренных повязках, вооруженных допотопными копьями. А Ромка от них убегал. В красных семейных трусах на несколько размеров больше, которые упорно стремились сползти в самый неподходящий момент. Героизм – героизмом, но комфорт – прежде всего.

Ирония заключалась в том, что реальная жизнь Рогожина была куда фантастичнее его снов. Его родители, Соня и Евгений, были учеными-визионерами, одержимыми техникой будущего. Их дом напоминал стартап-хаб, перегруженный прототипами: тостер, который не только жарил хлеб, но и анализировал его питательную ценность, унитаз, ведущий ежедневный мониторинг здоровья, и даже автоматическая кормушка для кота, выдающая порцию под саундтрек из «Короля-Льва». Абсолютно всё было заточено под девиз: «Зачем делать самому, если можно заставить это сделать робота?».

И вот, в самый разгар его эпичного побега от дикарей, грянул гром. Не просто гром, а раскат, сравнимый по силе только с падением шкафа-купе в родительской спальне. Ромка широко распахнул глаза. Комната на мгновение осветилась тремя молниями, выхватывая из тьмы абсурдные очертания робота-пылесоса, застрявшего в углу.

Следующая молния била точно в цель. Не в дерево напротив, а прямо в его окно. Стекло с оглушительным треском разлетелось, и в проем впорхнуло нечто, от чего у Ромки застыло дыхание. Это была шаровая молния – пульсирующий, живой сгусток энергии размером с грейпфрут. Она медленно, словно разглядывая обстановку, поплыла в его сторону.

«Мама говорила не трогать неизвестные предметы из лаборатории отца… Но это же не из лаборатории, это с неба!» – пронеслось в голове у Ромки.

Он, не отдавая себе отчета, поднялся с кровати. Его влекло к шару с необъяснимой силой, будто он был огромным магнитом, а Ромка – одиноким железным гвоздем. Парень протянул руку, движимый древним, мальчишеским порывом: «А что будет, если тронуть?»

Прикасаться не пришлось. Молния сама ринулась навстречу, вписавшись в его ладонь с тихим шипением. По телу прокатилась волна парализующего тепла, приятного и пугающего одновременно. В темноте он видел, как его рука несколько секунд светилась изнутри, будто у него под кожей включили неоновую лампу, а потом свечение угасло, ушло куда-то вглубь, в самую сердцевину.

Порыв ветра, ворвавшийся в комнату, взъерошил его волосы. Ромка, словно лунатик, подошел к зияющей дыре в стене. Он не думал. Мысли в такой ситуации – это балласт, от которого нужно избавиться. Он просто смотрел на осколки стекла, разбросанные по полу.

И они послушались. Крупные и мелкие осколки, со звоном поднялись в воздух, словно рой стеклянных пчел, и устремились к оконному проему. С душным, хрустальным шелестом они встали на свои места, собираясь в идеальную мозаику, как пазл, который сам себя решает.

Ромка поднес все еще чуть теплую ладонь к восстановленному, но потрескавшемуся стеклу. Коснулся. Под кожей снова вспыхнул тот самый неоновый свет, и паутинка трещин начала стягиваться, исчезая без следа, будто ее и не бывало.

Он постоял секунду, глядя на свое отражение в идеально гладком стекле.

«Круто, – единственное, что он смог выжать из своего онемевшего мозга. – Теперь бы только трусы не потерять…»

С этими мыслями Ромка Рогожин развернулся, плюхнулся обратно на свое технологичное ложе и через мгновение уже беззаботно посапывал, вновь убегая от дикарей, но на этот раз уже с таинственно светящейся ладонью.

***

…Пока затихало эхо ночной грозы, в одном из особняков в центре города царила утренняя тишина, которую нарушил лишь стремительный стук когтей питбуля по паркету. Пес ворвался в спальню и, запрыгнув на кровать с балдахином, принялся настойчиво будить спящего юношу, тычась мокрым носом в его лицо и руки.

Денис Донской, известный среди сверстников как «Мажор», с трудом открыл глаза. Он отстранился, но собака не унималась. Пришлось прижать животное к матрасу, чтобы остановить его натиск. Питбуль, почувствовав дискомфорт, жалобно заскулил и вырвался, вылетев из комнаты.

Денис подошел к зеркалу. Его отражение было привычно-безрадостным: излишняя худоба, длинные черные волосы, скрывавшие выражение лица, и потухший, серый взгляд. Он был сыном людей, чьи имена постоянно звучали в новостях: губернатора Аллы и министра Дмитрия Донских. Их влияние и деньги ограждали его от большинства проблем, но не могли заполнить внутреннюю пустоту.

Внезапно его мысли прервала знакомая боль. Он дотянулся до лопатки, где уже несколько недель не утихал мучительный зуд, заставлявший раздирать кожу до крови. Но на этот раз под пальцами он ощутил не старые шрамы, а свежие, влажные раны. Он с ужасом посмотрел на ладонь – она была в крови.

Обернувшись, он увидел на простыне два четких кровавых пятна. В тот же миг боль в лопатках вспыхнула с новой силой – острая, выворачивающая, будто что-то огромное и чужеродное пыталось вырваться изнутри.

Денис подбежал к зеркалу и замер в оцепенении. За его спиной, разрывая ткань футболки, распахнулись два огромных, кожистых крыла. Черные, с проступающей сеткой прожилок, они тяжело опускались до пола, искажая привычные очертания его фигуры.

Он в панике отшатнулся, пытаясь привести в порядок хаос мыслей. Это не могло быть реальностью. Он тряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но уродливая, пугающая реальность не исчезала.

Внезапно в дверь постучали. От неожиданности в спине снова возникла резкая боль, и крылья с тихим шелестом начали втягиваться обратно, оставляя на своем месте лишь воспаленные, кровоточащие раны.

– Сынок! Ты встал? – раздался за дверью голос отца. – Поторопись! У меня совещание в девять, а мне еще тебя в школу отвезти.

У Дениса перехватило дыхание. Он с трудом выдавил:

—Пап, я не пойду… горло болит.

– Меня не волнует. Через десять минут в машине.

– Но пап…

– Все. Разговор окончен.

Шаги за дверью затихли. Денис остался стоять посреди комнаты, вглядываясь в свое бледное отражение и чувствуя на спине жгучую, пульсирующую боль. Впервые в жизни он столкнулся с проблемой, которую не могли решить ни связи, ни деньги. Эта проблема стала частью его самого, и скрыть ее от посторонних глаз казалось невозможным.