Читать книгу: «Шаги между нами», страница 2

•

Сцену знакомства и обмена любезностями я пропустила. Когда я оказалась внутри шкафа и принялась наблюдать, незнакомец уже уютно устроился в черном кожаном кресле напротив стола Макса, а верный Балисто дремал у его ног. Мужчины вели серьезный разговор, но я не слышала ни слова, поэтому осторожно потянула на себя одну из полок – спрятанный механизм открыл узкую щель между стеной и витражной панелью, выходящей в кабинет. Теперь я могла слышать беседу. Гость активно жестикулировал, словно рисуя в воздухе невидимые геометрические фигуры.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошла Пальмира, наша экономка и по совместительству домашний диктатор. Она катила перед собой сервировочную тележку с двумя стаканами и высоким хрустальным кувшином с ее фирменным ежевичным лимонадом. Разливая темно-рубиновую жидкость, она обрушила на незнакомца лавину вопросов по-испански. Макс сидел за своим массивным столом, не вмешиваясь, и терпеливо ждал, пока Пальмира закончит и уйдет.

Больше всего Макс походил на редактора газеты из пятидесятых годов: высокий и жилистый, в безупречно выглаженной рубашке с небрежно повязанным галстуком. Всегда в жилете и никогда – в пиджаке. Рукава рубашки вечно закатаны. Вытянутое лицо с выразительными карими глазами, изогнутыми бровями и бифокальными очками, которые постоянно съезжали с носа. Волосы аккуратно подстрижены и зачесаны набок.

Сидя за рабочим столом, он мог править миром. Стол был завален папками, блокнотами, распечатками, газетными статьями, зарубежными журналами, карточками с заметками, видеокассетами и грудой тонких синих маркеров. Слева высилась старая пишущая машинка – небесно-голубая «Смит Корона Гэлакси 12» в черном чемоданчике. На ней лежала стопка свежих газет – как местных, так и иностранных.

Два беспроводных телефона изогнутой формы – черный и серый – стояли на зарядных базах на другой стороне стола. В кабинете не было ни компьютеров, ни фотографий, ни ламп, ни картин на стенах. Только карикатурный портрет Макса, нарисованный уличным художником в Лиссабоне.

Как бы мне ни было любопытно, кто наведался к Максу, я постаралась отстраниться от разговора. Этому я научилась давно – не прислушиваться к беседам отца с другими людьми. Хотя, надо признать, слова все равно проникали в уши, как незваные гости, и оседали в памяти. Я шутила, что у меня в голове, похоже, встроен диктофон.

Посетитель поднялся с кресла, снял бронежилет и достал из-за спины пистолет. Он обернулся, чтобы положить вещи на соседнее кресло, и на его желтой футболке я увидела сиреневую надпись «Лос-Анджелес Лейкерс» – название баскетбольной команды. Мужчина снова сел, скрестил ноги, но теперь молчал и просто потягивал лимонад, внимательно слушая монолог хозяина.

Всей речи Макса я не расслышала: его витиеватую тираду заглушал шум, который издавали полицейские за стенами кабинета. Лишь отдельные фразы пробивались сквозь гул, и одна из них привлекла мое внимание:

– Хочешь кого-то найти – ищи деньги. Деньги всегда выведут на след.

Вскоре голоса в холле зазвучали так громко, что я поняла: полицейские, видимо, закончили обыск и уже уходят. Я собиралась выбраться из укрытия, но вдруг услышала еще одну фразу Макса, которая меня озадачила:

– Страх и жадность – запомни эти два слова. Именно они управляют миром.

Макс любил делиться перлами своей мудрости, но никогда не раздавал чужакам ценных советов при первой встрече.

Я выскользнула из шкафа и вернулась в холл, который был заставлен коробками. В них сложили все, что полиция нашла из бумаг, – словно в этом и заключалась цель обыска и его обоснование. Я увидела модные глянцевые журналы, детские книги, всевозможные счета и квитанции, конверты, личные документы, медицинские заключения, календари, выписки по кредитным картам, даже инструкции к бытовой технике, блокноты с кулинарными рецептами и списки покупок для кухни. Они забрали раскраски моего сына и листы, на которых он рисовал планеты, ракеты и космонавтов. Упаковали мои фотоальбомы и блокноты с эскизами Mãe.

Они даже взяли мой школьный табель, который на самом деле был моим старым личным дневником. Его обложку я обклеила фотографиями поп-звезд и актеров – так в те времена делали все подростки. Большинство снимков с тех пор потускнели, хотя лица Джорджа Майкла, Саймона Ле Бона и Мэтта Диллона по-прежнему смотрелись неплохо. Этот дневник был моим тайным святилищем. Я записывала в него все, что приходило в голову: плохие стихи, путаные мысли, бездумные решения, диеты, планы тренировок, советы по макияжу, важные даты… Кое-где пестрели таблицы спряжения немецких глаголов и повсюду – бесчисленные телефонные номера: магазинов, отелей, даже крупных авиакомпаний с офисами в центре города. Их сотрудники были для нас незаменимы: они занимались организацией наших поездок. Некоторые страницы походили на путеводители по городу – с билетами в театр или музей, приклеенными поверх текста или рисунков… Я записывала цитаты из романов и пьес, пословицы… Старательно заносила в дневник все понравившиеся мне умные фразы, придуманные кем-то другим. «Не тыкай ягуара короткой палкой», – гласила пословица из Бразилии…

«Хорошая литература может родиться лишь из того, что не является литературой», – сказал Итало Кальвино. Еще я много цитировала Марселя Пруста: «Никогда не следует упускать возможность процитировать чужие мысли, которые почему-то всегда кажутся более интересными и значимыми, чем те, что приходят в голову нам самим». Однако больше всего высказываний в дневнике принадлежало Александру Дюма: «Жизнь – это буря, мой юный друг. В одно мгновение ты наслаждаешься солнечным светом, а в следующее – разбиваешься о скалы»².

Больше всего я ценила бесконечные диалоги из фильмов. Стоило услышать реплику или разговор, которые мне нравились, как я сразу их записывала, а потом редактировала, создавая свою версию текста. Главное достоинство бумаги и ручки заключалось в том, что написанное нельзя было стереть. Все оставалось на странице, и даже если я передумывала и вычеркивала слово, оно никуда не исчезало – просто становилось невидимым.

Неприятно было видеть, как полиция забирает дневник, но что тут поделаешь.

Я вышла на улицу за балетками. Полицейские начали выносить коробки из холла и грузить в фургоны. Библиотеку они так и не обыскали. Наверное, даже мысль о необходимости перерыть столько книг вызывала у них усталость. Еще одной комнатой, куда им не позволили войти, был кабинет Макса.

Вскоре полицейские поняли, что не смогут уехать, пока кто-нибудь не уберет «мерседес», изрядно нашумевший при появлении. Но идти на поиски владельца никто не захотел. Поскольку другого выхода не было, рядовым полицейским велели пройти вниз по аллее и ждать у ворот, а начальство отправилось на кухню за угощением. Жизнь в доме вращалась вокруг кухни – наша экономка называла ее la cocina. Пальмира была не просто выдающимся кулинаром, она управляла хозяйством по-военному, вынуждая нас безоговорочно подчиняться своим приказам. Нельзя было не признать: свою работу полицейские выполнили на совесть и не нашли ни одного доказательства против Макса. Самое меньшее, что мы могли для них сделать в знак благодарности, – это как следует накормить.

Я уже поднималась наверх в свою комнату, но, услышав цокот когтей Балисто, поняла, что гость Макса уходит, и поэтому поспешила к входной двери. Перед домом он попросил у полицейского зажигалку, а потом оглянулся, словно кого-то искал. Увидев меня, он подмигнул и помахал на прощание. Я махнула в ответ. Он направился к своей машине, по пути бросив взгляд на две коробки, которые еще не успели погрузить в фургон. Не колеблясь ни секунды и не заботясь о том, следит ли за ним кто-нибудь, он нагнулся, вынул из коробки какой-то предмет, спрятал под куртку и через пару минут уехал.

Тем же вечером, когда все посторонние удалились и домашние наконец смогли перевести дух, мы с Балисто спустились на кухню перекусить перед сном. На обеденном столе лежали свежие малина и черника, на кухонной столешнице – жареный миндаль, в духовке – кукурузные лепешки, в холодильнике – огромные сладкие вишни… Пальмира потягивала терпкую вишневую настойку и тасовала карты Таро. В нашем доме она первой вставала и последней ложилась спать.

•

Я знала Пальмиру всю свою жизнь. До работы у Макса она трудилась поваром в резиденции аргентинского посла. Единственной причиной, почему Макс так часто его навещал, было мастерство, с которым Пальмира готовила морепродукты – особенно рыбу. Когда посол сменился, Макс не упустил шанса переманить ее, предложив более высокую зарплату и полную свободу в ведении домашнего хозяйства, включая право самой подбирать персонал.

Хотя Пальмира жила и работала с нами больше тридцати лет, она продолжала говорить по-испански, изредка вставляя в речь английские слова.

Она была высокой и стройной женщиной с острым носом и узкими губами. Ее главным украшением служили длинные, черные как смоль волосы, всегда заплетенные, закрученные в пучок и украшенные заколками в виде маков. Она обожала носить наши народные костюмы: красную или зеленую плиссированную юбку ручной работы, белую холщовую блузу и елек. Елек – это короткий жилет бордового цвета, обычно из бархата, расшитый вручную золотыми узорами: цветами, листьями или гербами.

Точно так же, как некоторые люди по вечерам проверяют прогноз погоды на завтра, Пальмира перед сном обязательно обращалась к картам за советом.

•

Я открыла холодильник и достала несколько ломтиков копченой говядины. Балисто тут же сел рядом, давая понять, что он тоже не против перекусить. Мы поделили мясо.

Пальмира уговорила меня разложить карты и загадать желание.

– Но будь осторожна, – предупредила она. – Los deseos pueden ser peligrosos, especialmente si se hacen realidad.

«Желания могут быть опасны, особенно если сбываются».

Балисто зевнул и приподнял усы, будто спрашивая, можно ли ему тоже загадать желание – скорее всего, о том, чтобы я снова открыла холодильник. Увидев в моих глазах сомнение, Пальмира протянула колоду, чтобы я ее перетасовала.

– К нам сегодня пожаловал очень интересный invitado, – продолжила она, имея в виду нашего гостя. – Es un periodista chileno. Vino a entrevistar al Señor Maksimo.

«Он журналист-чилиец. Приехал взять интервью у сеньора Макса».

Пальмира по праву гордилась своими дедуктивными способностями. Она была нашим лучшим шпионом-любителем и одинаково ловко вытягивала нужные сведения как из незнакомого полицейского, так и из прислуги.

Однако в версии Пальмиры меня смутили явные несостыковки: (а) отец никогда не разговаривал с журналистами, независимо от того, откуда они; (б) этот якобы репортер приехал одновременно с полицией.

Я не слишком доверяла умению Пальмиры предсказывать будущее. Тем не менее загадала желание – увидеть этого chileno снова, – левой рукой сняла верхнюю часть колоды, собрала карты обратно в стопку, разложила в прямую линию, ткнула в одну из них пальцем и перевернула.

– El Loco, – произнесла Пальмира, поднимая бокал. – Шут. Значит, тебя ждет приключение. В чьей-то компании.

«Кто же тогда шут?» – подумала я.

Прошлое. Часть 2

Формально у Макса была только одна дочь – я, и никто в этом не сомневался. Неформально же за эти годы он «усыновил» немало молодых парней. Им всем требовался наставник, а кто лучше Макса мог показать, как устроен мир? Он был очень внимателен к своим подопечным. Если кто-то из них оказывался умным, красноречивым или талантливым, Макс не позволял этим способностям пропасть зря: отправлял юношей в университеты, чаще – в ремесленные училища, пару раз – за границу…

Макс никогда не пытался подражать Крестному отцу. Он не вербовал парней, ожидая от них ответных услуг в обмен на поддержку. Он просто пытался наладить их жизнь. Если же он видел в ком-то потенциал, которому сам не мог найти применения, то все равно не давал дару пропасть – рекомендовал парня знакомому или знакомому знакомого. Кто-то сказал бы, что Макс лез не в свое дело. И не ошибся бы. Суть была в том, что вмешательство в чужую жизнь позволяло Максу чувствовать себя хорошим человеком.

•

Всем знакомы истории о проходимцах из глубинки, мошенниках, аферистах, ловкачах и ворах, которые со временем оттачивают свое мастерство до совершенства и стремительно добиваются ошеломительного успеха. О них пишут книги, их увековечивают в кино. С Максом все вышло точно так же.

В молодости у него не было выбора – пришлось играть теми картами, которые выпали. А выпали ему социализм и коммунизм. В конце пятидесятых частной собственности не существовало, все в той или иной форме принадлежало государству. Макс вырос в бедной семье, его отец был единственным таксистом в их маленьком городке. Большим наследством там и не пахло, так что довольно рано Макс понял: пробиваться в люди нужно с помощью ума и амбиций. Он встраивался в любую систему и везде, где представлялась возможность проявить лидерские качества, своего не упускал. Его путь к успеху начался еще в школе и продолжился во взрослой жизни.

Во время учебы в университете он подрабатывал сочинительством коротких криминальных рассказов, которые публиковались в одной из местных газет. Позже занимал там редакторскую должность. Стать главным редактором Макс не стремился, ему больше нравилось ездить в командировки, бывать на премьерах и концертах, брать интервью у знаменитостей: актеров, режиссеров, футболистов, музыкантов и самопровозглашенных творцов… Политические темы подвергались жесткой цензуре, но в сфере культуры, спорта и развлечений планка была гораздо ниже – здесь все крутилось вокруг громких историй. Спросом пользовались сенсации, скандалы и слухи.

Макс постоянно вступал в разные организации: клубы, общества, комитеты, политические советы, ассоциации, министерства, профсоюзы. Больше всего он любил возглавлять делегации – ему нравилось представлять чьи-либо интересы. Обычно он представлял свои собственные. Он был вездесущим, как утренняя роса. Официальных постов не занимал, числился консультантом или советником, однако при этом все знали: нужно решить вопрос – обратись к Максу. Упорно избегал он одного – членства в коммунистической партии, в которую Макс наотрез отказывался вступать. В те времена если ты не состоял в партии, то не имел будущего, но отец оказался исключением из правил. Он был слишком изворотлив и хитер.

Он выучил английский с нуля, просто слушая, как говорят другие, запоминая слова и подражая произношению.

Однажды он сказал мне, что его секрет в терпении. Чтобы выжить, нужно наблюдать и слушать, а чтобы победить – заранее все просчитать, действовать быстро и остаться в живых.

– Зачем ты это сделал? – как-то спросила я много лет спустя, когда Макс уже был стар и слаб, хотя его ум оставался по-прежнему острым. – Зачем построил свою маленькую империю?

– Ради власти и денег. Зачем же еще? – ответил он, не раздумывая.

•

Макс обожал рыбалку. Лето он проводил на одном из островов Адриатического моря, где снимал полуразрушенный каменный домик на галечном пляже – в семи секундах ходьбы от воды. Неподалеку, в пятидесяти метрах от берега, была пришвартована моторная лодка, которой разрешалось пользоваться. Каждое утро на рассвете Макс отправлялся на ней на рыбалку.

Его секретом была наживка из мелких кальмаров. Замороженных. Когда он впервые приехал в ту деревню, местные потешались над городским парнем с замороженной наживкой – да кто ж так рыбачит? Его высмеивали за глаза, но вскоре Макс доказал, что они ошибались. Сначала поймал пагеля весом в четыре килограмма, а на другой день – красную скорпену примерно такого же размера. Макс никогда не возвращался с рыбалки без крупного улова; чаще всего это была рыба, которая водилась в более теплых водах или считалась исчезнувшей. Местные своего мнения о чужаке не изменили, однако заинтересовались. Неужели существуют в мире заклинатели рыб?

Неподалеку был еще один крошечный остров с бухтой, хорошо известной морякам как надежное убежище на ночь во время шторма или высоких волн. На островке никто не жил, кроме Роко. Он был настоящим исполином: ростом больше двух метров, широкоплечий и по-своему привлекательный – нечто вроде пещерного человека с обликом морского бога. Никто не знал, как он там оказался. Роко обслуживал парусные лодки: занимался мелким ремонтом, оказывал морякам первую помощь и снабжал их пресной водой, которую привозил в красных пластиковых канистрах с большого острова. Но со временем, когда лодок стало больше, ему пришлось превратить бухту в подобие гавани и ремонтной станции, а заодно расширить ассортимент товаров за счет меда, сырого миндаля, оливок и свежего хлеба… Пища, которую он предлагал, была простой и спартанской. Роко завел коз, принялся делать козий сыр, посадил инжир, потом – виноград, собрал крупные сочные гроздья и в конце концов даже занялся виноделием.

Вскоре в бухту начали заходить парусники и моторные лодки покрупнее, и Роко соорудил импровизированные душевые кабинки с дождевой водой, а затем нашел способ хранить топливо. Он знал всего пару слов по-английски и по-немецки, но понимал, что без языка не обойтись. Кто-то из местных посоветовал ему Макса – городского паренька с волшебной удочкой. Макс с энтузиазмом согласился помочь и обучил Роко не только английскому, но также тому, как брать с владельцев лодок в десять раз больше за свои услуги и товары.

Следующим летом Макс убедил Роко построить на острове ресторан, где туристов угощали свежей рыбой, которую Макс сам ловил и жарил по вечерам. Он смешивал оливковое масло, петрушку и чеснок в маленькой миске, а затем большой кистью смазывал рыбу, пока та подрумянивалась на открытом огне.

Остальное было лишь делом времени, и вскоре спартанское убежище в сердце Адриатического моря, не обозначенное ни на одной карте, привлекло внимание самой взыскательной публики – богатых и знаменитых. Как только в бухту начали заходить их яхты, запросы клиентов изменились: теперь они требовали шампанское, черную икру, трюфели, испанский хамон иберико, японские грибы мацутакэ… И снова на помощь пришел Макс: наладил надежные поставки из соседних стран и организовал ввоз всего, что можно было купить за деньги, – иначе говоря, контрабанду. Наличную выручку он увозил домой, но когда понял, что не успевает тратить заработанные доллары и немецкие марки, то стал искать способы вложить деньги. В те времена, когда люди встречались лично, беседовали, договаривались и пожимали друг другу руки, это было несложно. Контракты заключались устно и хранились в памяти, а не скреплялись цифровой подписью. Негласные договоренности соблюдались, а обязательства выполнялись.

Но капризные гости не успокаивались – врожденная скука, прописанная у них в ДНК, толкала их на поиски новых острых ощущений. Им понадобился кокаин. Что оставалось Максу, кроме как достать и его?

Для него это был всего лишь товар, как и любой другой, и даже его поиск не составил труда. Достаточно было обратить взгляд на противоположный берег Адриатического моря – Италию.

•

Перевозка кокаина в Европу отличалась от схем его доставки в Америку. Пока американцы тратили огромные суммы на борьбу с наркоторговлей в Южной Америке, используя свое знаменитое Управление по борьбе с наркотиками, в Европе попытки пресечь контрабанду почти не предпринимались – здесь этим занимались всего несколько полицейских подразделений. Исторически роль моста между Европой и Южной Америкой играла Испания. Позднее наркобароны нашли другой маршрут – через Северную Африку в Италию. «Так произошла встреча великих умов», – сказали бы некоторые.

•

Однажды, получив наводку от владельца одной из яхт – куда поехать и с кем встретиться, Макс собрал вещи и отправился на «каблук» Южной Италии, в Бари, а затем – с восточного побережья на западное, в Неаполь. Как никому не известному человеку вроде Макса удалось попасть в наркобизнес? Легко. Европа была открытым рынком, и любой человек с деньгами, связями и нужными знаниями мог заняться торговлей кокаином. Насилие почти не встречалось – никто не контролировал границы, и за пути доставки не приходилось бороться.

Первоначальной целью Макса было наладить короткий, но регулярный маршрут: из Бари в Сплит – крупнейший порт на побережье Далмации.

В долгосрочной перспективе он собирался расширить сеть до стран Северной Европы. Все это было бы невозможно без поддержки на самых верхах государственной власти. В те времена страна называлась Югославией и состояла из шести республик – своеобразных мини-государств внутри одной страны. Макс использовал свои политические связи, чтобы создать децентрализованную и многонациональную преступную сеть, благодаря которой его подпольная империя процветала.

Когда он нашел посредника, который поставлял кокаин и переправлял его в Италию, то занялся поиском специалистов по логистике в каждой из республик. По сути, они становились партнерами Макса, закрепленными за определенными территориями и ответственными за перевозку кокаина. Со временем они освоили сложную систему транспортировки – сначала на машинах, затем на фургонах, а позже на грузовиках. Все держалось на хрупком, но достижимом балансе между преступниками, местной полицией и политиками. Крупнейшая сеть по контрабанде кокаина, простиравшаяся из Италии через Балканы на север до самой Германии, получила название Ядранский, или Адриатический, картель.