Все его желания

– Разумеется. Все же мечтают тебе отсосать. Особенно такая простолюдинка как я.

– Не слишком ты дерзкая для первокурсника?

– А ты не слишком бестолочь для выпускника?

Я выпятила грудь и с вызовом смотрела на него снизу вверх. Торнтон сжал челюсти, и я снова увидела, как ходят его желваки. Он был в ярости.

Одним молниеносным движением Бенингтон схватил меня за лицо и больно надавил на скулы.

– Торнтон, стоп, – вмешался Гарри, вставая между нами. – Не на людях, Бенингтон. Остыньте оба. Решим спор мирно.

– Каким факаным образом? – процедил Бенингтон.

Как бы он ни бесил меня сейчас, но я не могла не отметить, что даже факает этот мудак с проклятым аристократическим достоинством.

– Рыжик назвала тебя бестолочью, а себя, похоже, мнит всезнайкой. Здесь уместно сыграть в загадки.

– Загадки? – переспросила я.

– Вопросы и ответы, – пояснил Алистер. – Кто первый ошибется, тот…

Я перевела глаза на Глоссера, который не договорил.

– Что?

– Исполняет все желания победителя. До конца года, – ответил мне Бенингтон. – Еще одна старая традиция, Морковка. Кажется, ты о ней тоже не слышала. Удивительно.

– Исключая, конечно, те желания, которые могут привести к смерти или физическим повреждениям проигравшего, – подтвердил Гарри. – А еще они не должны мешать учебе. Мы все-таки в университете.

– Это называется рабство, – подсказал точное слово Алистер. – Было бы интересно взглянуть на Торнтона в кандалах проигрыша.

Усмехнувшись, Глоссер осушил стакан, причмокнув.

Мне нужно было сразу послать их всех к черту. Играть в их игры, по их правилам? Нет. Чужая земля, чужая страна, чужие люди. Но усмешка Алистера и перспектива злорадствовать весь год заставили меня спросить:

– Какие вопросы?

–Тему должны одобрить вы оба.

– История Англии, – выпалила я.

– Ты шутишь?

Торнтон развел руками. Я продолжала его доставать.

– Ты струсил, лорд?

Он тряхнул своей взъерошенной шевелюрой и рассмеялся.

– Да ради бога. Не против иметь рабыню до конца года. Будешь бегать за кофе и отсасывать по утрам, – лениво растягивая слова, проговорил Торнтон и плюхнулся обратно на скамью.

– Если выиграешь. И мне нужны гарантии.

– Я даю честное слово, что исполню все твои желания, Катарин Король. Если выиграешь ты.

Я краем глаза глянула на Гарри, Алистера и остальных. Никто не проронил ни звука. Честного слова будет достаточно. Это абсолютно ясно.

– Даю честное слово, что исполню все твои желания, Бенингтон Торнтон. Если выиграешь ты.

– Начинаем прямо сейчас, – азартно взмахнул руками Гарри. – По вопросу от каждого по кругу. До первой ошибки, господа. И леди Рыжик. Я начинаю.

Торнтон, кривляясь, приложил ладонь к сердцу.

– Дамы, вперед.

Я чуть кивнула, давая понять Гарри, что готова к вопросу. Вопреки моей уверенности в себе, сердце пропустило удар.

– Как умер Эдуард Второй?

Выдохнула. Это просто.

– Ему всадили раскаленную кочергу в зад.

– Верно.

Гарри даже протянул мне открытую ладонь, и я дала ему пять.

– Молодец, Рыжик. Дальше. Алистер для Бенингтона.

Глоссер задал вопрос об унии Англии и Шотландии, упомянув лишь день, даже не год. С подвохом. Пожалуй, я бы думала дольше Торнтона, но все же знала ответ.

Вообще, все вопросы были интересными и достаточно сложными. Как ни крути, а приятели Торнтона по клубу дебилами не были. Как и сам Торнтон, который достаточно быстро и четко отвечал и достойно давал мне время, чтобы подумать.

Этим он злил меня до ужаса. Я почти пожалела, что ввязалась в этот глупый спор. А если никто не допустит ошибки? Мы будем играть в вопросы до утра?

Шел второй час и, кажется, сто пятый круг. На часах давно перевалило за полночь, и бармен даже подошел к нам, чтобы поторопить.

– Господа, прошу прощения, но мы закрывается через полчаса.

– Если за тридцать минут никто не ошибётся, то вам придется просто пожениться и бесить друг друга до конца дней, – хохотнул Гарри, но тут же задал мне очередной вопрос. – Какой колледж древнее – Тринити Кембриджа или Тринити Оксфорда?

Это легко. Можно было просто угадать. И мне пришлось сделать это, потому что я не знала. Или знала, но забыла. Я много изучала историю Оксфорда. Кембридж тоже, но…

– Оксфорда, – выпалила я первое, что пришло в голову, надеясь на интуицию.

Гарри, кажется, даже побледнел.

– Оксфорда? – переспросил он и перевел взгляд на Торнтона.

– Тринити-колледж Кембриджа учрежден раньше, – нарочито печально поведал мне Бенингтон. – На три месяца.

– Он выиграл, Рыжик,– Подтвердил Гарри. – Найти в сети информацию?

– Нет, – гордо отказалась я от проверки. – Я верю.

– И вот теперь нам пора идти.

Тяжелая ладонь Торнтона легла мне на плечо. Он развернул меня к выходу и чуть толкнул вперед.

– Доброй ночи, – попрощался Бенингтон с друзьями, уводя меня из паба.

Бонус

Бенингтон

Практически весь вечер единственным, что я чувствовал, была злость. Думал, научился справляться с эмоциями, подавлять негатив, но нет. Сначала эта рыжая малявка ушла с Конором, не дождавшись меня, и продолжала дерзить, когда я укорил ее этим.

Потом Алистер. Последнее время именно он был самым раздражающим персонажем в Торнвуде. Но я даже забавлялся попытками Глоссера быть на одном уровне со мной. Он старался изо всех сил, но все равно не дотягивал. Меня почти перестали трогать его интриги в клубе с целью забрать у меня пост председателя. Попроси он открыто, я бы с радостью сложил пономочия добровольно. Но подковерная возня побуждала наблюдать с азартом и интересом.

Алистер даже Рос убедил, что я засранец. Или они трахались по любви? Черт знает. Как ни странно, мне было все равно на них обоих. Последнее время даже учеба не вызывала позитивных эмоций. Мне было скучно. Четвертый год – одно и то же. Я вяло пытался найти мотивации, получить острые ощущения, разбавить свою идиотскую аристократическую хандру.

Но даже минет после кофе накануне не спас от тоски.

Как ее звали? Я ни черта не помнил. Такая же, как все. Раболепие и восхищение во взгляде и преклоненные колени без сомнений.

Ее рот был хорош, но я все не мог кончить. Острые ощущения обещают всем, кто имеет минет в библиотеке. Где мои?

Я ни черта не чувствовал, кроме разочарования, поэтому злость теперь ощущалась… Свежо?

Морковка Кэти ворвалась в Торнвуд как гребаный ураган. Едва не сбила меня с ног, облила кофе, а потом еще и испоганила без того отвратный минет.

Ладно, это я сам его испоганил, но все же она прервала нас, и впечатлительная Оливия умчалась как ветер. А я остался со стояком, да еще и получил рыжую русскую в «дочери» от Робертса.

Профессор Себастиан Робертс, пожалуй, был единственным человеком в Торнвуде, который не боялся мне перечить. Мой куратор и любимый преподаватель. Именно он на первом курсе уговорил меня занять пост главы клуба, который превратился в какую-то ассоциацию торков и алкоголиков. Робертс буквально за руку привел меня в паб, который грозили разгромить элитные студенты. Многих я знал. Все знали меня. Хватило анекдота, пренебрежения и издевки, чтобы планы изменились и меня тотчас же короновали в предводители. Разумеется, они были накуренные в хлам, и все это выглядело как исход из Египта. Только вместо евреев – аристократия. Вместо Моисея – я.

Алистер же тогда был в клубе и явно метил в председатели на следующий год. Не знаю, к чему бы привело это. Вряд ли к повышению популярности Торнвуда, репутацию которого ни капли не красили погромы и попойки свихнувшихся наследников белой кости. Я не хотел этого бремени, но взял его на себя. И в принципе был благодарен Робертсу за то, что разбудил мою совесть.

Если бы кто-то другой назначил мне подопечную, я бы не задумываясь послал к черту. Да и Робертса послал, но тот не среагировал. Лишь намекнул, что перестанет закрывать глаза на простой в моей работе.

Торчать в Торнвуде лишний год я не хотел, за четыре года он мне надоел до блевоты, а Робертс вполне мог мне устроить продление курса. Несколько показательных выходов с рыжей, и профессор успокоится. С девчонкой я смогу договориться.

Не смог.

Она как будто специально все делала на зло. Спорила по поводу и без. На людях, черт подери. Жутко злила этим. Я изо всех сил игнорировал желание схватить ее за шкирку и утащить к себе, чтобы вытрахать эту слабоумную дерзость из маленькой вредины. Немного спасало присутствие Рослин и надежда, что она утолит мой голод.

Это все из-за сорвавшегося минета. Мне просто нужен секс.

Или не просто?

Едва я обнаружил, что Кэти ушла в паб без меня, то стало ясно – просто сегодня не будет. В кафетерии сказали, что за ней зашел прыщавый первачок, и я сразу угадал по описанию Конора, подопечного Алистера.

Глоссеру, очевидно, мало было клуба и Рос. Он хотел себе Кэти тоже. Хотел все, что хоть как-то относилось ко мне.

Если первые пункты его извращенных желаний меня не трогали, то за Морковку я почти испугался. Она совсем не понимала, куда попала, и чем ей грозит дерзость в сторону Алистера. Зачем он послал за ней? Чего хотел?

Разбираться у меня не было желания. Слава богу, я догнал Кэти прежде, чем она оказалась во власти Глоссера. Кажется, Морковка интуитивно ощущала опасность, искала у меня защиты. Я ощутил волнительное блаженство, когда она прильнула ко мне, прячась от липкого взгляда Алистера.

Но это длилось мгновения. Кэти отбросила мою руку со своего колена, а ведь я просто пытался ее подбодрить таким образом. Или не только? Мне нравилось касаться ее. Было в этом что-то запретное и сладкое одновременно. А ее дерзость и сопротивление еще сильнее подогревали интерес.

Я заерзал, потому что в штанах стало тесно.

Наверно, мне не стоило увлекаться этими ощущениями. Если затащу ее в постель, снова станет скучно. Пусть будет моим развлечением дольше. До конца семестра. Или даже года. Всего год, и меня больше не будет в Торнвуде, а ее запомнят и выделят среди сотен таких же студентов из других стран.

Пока я забавлялся этими гуманитарными планами, она, кажется, все сильнее ненавидела меня. И это заводило еще сильнее. Кэти даже скучала очень мило и слегка приближалась ко мне, ища защиты от каждого вскользь брошенного взгляда Алистера.

Правда, она перестала это делать, когда пришла Рослин и уселась мне на колени. Меня едва не разорвало от ярости, когда Рос назвала Кэти простолюдинкой, которая отсосет за стакан пива. Это было омерзительно, но я и подумать не мог, что Кэти не постесняется упомянуть инцидент в библиотеке.

Мои интерес к Морковке моментально сменился яростью. Какого черта она творит? Как она смеет! Это ведь была не Рос сегодня утром. Это вообще часто была не Рослин. Моя связь с ней была сродни политическому браку для поддержания имиджа, но сама Рос была иного мнения. Не сошлись мы с ней и в вопросах утреннего минета, который делала не она.

Ее пощечина заставила меня ослепнуть на миг. Кажется, у меня больше нет девушки. Черт бы с ней, но щека горела, и было адски неприятно чувствовать себя в эпицентре насмешек. Ребята не стеснялись в выражениях, и Алистер, конечно, был в первых рядах.

А всему виной рыжая русская малявка. Она хотела удрать вслед за Рослин, но я не позволил. Разумеется, завязалась перепалка. Она просто не могла заткнуться вовремя и сидеть тихо. Я злился и, вместо того, чтобы игнорировать ее идиотский бунт, стал отвечать, все сильнее увязая в мерзкой перепалке и толстых намеках на мою умственную отсталость. Я не мог это терпеть и принял вызов. Зря, конечно, учитывая тему, которую выбрала Кэти, это будет быстро.

Не было.

До самого закрытия мы отвечали на не самые простые вопросы. Пару раз я отчаянно перебирал в голове даты и события, но все же находил правильный ответ, сопоставляя факты. А Кэти… Она знала об Англии все как будто. Откуда? Как? В какой-то момент мне захотелось проиграть ей. Она была бы моей доброй госпожой. Всего лишь до конца года. Что мне этот год? Это будет весело. Наверно.

Но едва я стал обдумывать эту с ысль, Кэти ошиблась. Кембридж и Оксфорд. Моя сестра бредила этими колледжами. Я знал о них все. Кэти – нет.

Странно, но более всего в ее ошибке радовало, что, наконец, она перестанет со мной спорить и начнет слушаться. Так и вышло. Как только Гарри разъяснил все нюансы, я просто увел Кэти, и она не сопротивлялась. Слава богу.

Уже по дороге я решил, что ей не место в общаге. Будет жить у меня во флигеле. Так у Алистера будет намного меньше возможностей достать Морковку. Я был уверен, что от этого он не станет пытаться, но сейчас думать об этом не хотелось.

Меня переполняла почти детская эйфория победителя. И почти сводила с ума совершенно недетская потребность вступить в права владения. Наверно, в моей крови взыграло что-то. Мне хотелось владеть этой девчонкой. Как же глупо было вот так отдаться мне. Я злился. На себя, на нее, на Рослин, на Алистера и даже на профессора Робертса. Это совершенно не помогало мне умерить вожделение. Наказать ее, заставить извиниться, взять назад все слова. Это будет милость и великодушие.

Кажется, я одновременно был в восторге и ненавидел самого себя. Идеальный план сложился за те несколько минут, что мы шли от паба до моего дома. Она должна будет принять эту уловку.

Я продолжал сжимать ее плечо, чувствуя потребность контролировать каждое движение, направлять ее, оберегать. Кэти шла, склонив голову, смотрела под ноги, словно готовилась к казни. А я молился, чтобы она смерила гордыню и больше не упрямилась. Я дам ей шанс, но он последний.

Глава 4. На колени

Торнтон не убирал руки с моего плеча, пока вел по темным улицам. Я не чувствовала ничего. Пустота. У меня не было сил даже бояться. Словно все, что произошло в Торнвуде за эти два дня, и было началом конца. Дорогой к моему рабству. Да, я, конечно, могла послать этих элитных джентльменов в задницу, но что-то подсказывало – не стоит. Где-то на задворках памяти всплыли рассказы Вайолетт о подобных традициях в Оксфорде. Нарушившего слово подвергали такой травле, которую немногие выдерживали и переводились в другие колледжи. Не важно, аристократ это или простой смертный.

Эх, лучше бы я изучала историю Кембриджа, чем запоминала студенческие страшилки.

Мы подошли к общежитию, но Торнтон не спешил отпускать меня. У самого кампуса он заставил свернуть направо, где была небольшая отдельная пристройка. Я молча шла вперед, даже не пытаясь представить, что увижу сейчас. Бенингтон поднес руку к сканеру, и распахнулась чугунная калитка, на крыльце он прислонил другой палец ко второму считывающему устройству. Характерный щелчок открытой двери, и легкий толчок в спину.

– Зайди, – велел лорд.

Он включил свет, и я распахнула глаза от удивления. Передо мной была просторная гостиная с камином, бархатной мебелью и картинами в золотых багетах. И это не выглядело дорого и глупо, как часто бывало в России. Все стояло на своих местах, уместно и гармонично. И сам Бенингтон, сбросивший свой демократичный бомбер на скамью у двери, идеально вписывался в обстановку. А я забыла, что невежливо крутить головой, и рассматривала его жилище. То, что лорд Торнтон жил здесь, не вызывало сомнений.

– Нравится? – насмешливо спросил Бенингтон, проходя в гостиную. – Надеюсь, что так, Морковка. Не отвечай. Иди сюда.

В его голосе почти не было насмешки. Он принимал мое удивление как должное, само собой разумеющееся. И по этому поводу я снова начала чувствовать. Злость, разумеется. И даже какую-то обиду. Ну почему вот некоторые по праву рождения получают все и сразу, а другим нужно за меньшее грызть глотки, идти по головам и вкалывать без выходных?

Ладно, черт с ней, с судьбой. Где моя голова была, когда я спорила на… На все, черт подери. Мое тщеславие ничем не лучше непрошибаемой самоуверенности Торнтона. Даже хуже. Он ведь отстоял свое достоинство и даже принял мой проигрыш без издевок. Как гребаное само собой разумеющееся. На людях, конечно. Что будет сейчас, мне оставалось лишь гадать.

Недолго.

Бенингтон сбросил ботинки прежде, чем ступить на ковер, прошел в гостиную и сел на диван, вытянув ноги.

– Сними обувь и иди сюда, – позвал он.

Я поспешила исполнить приказ. Это было немного странно. Англичане редко разувались в доме. Передвижение на авто и отмытые с шампунем улицы в принципе и не требовали этого. В Торнвуде тоже было чисто, но Бенингтон, очевидно, имел иные вкусы и взгляды.

Пройдя в гостиную, я встала перед диваном, уставившись на свои носки в цветах Гриффиндора. Торнтон неожиданно схватил меня за руку и дернул на себя. Я почти упала на него от неожиданности, но сильные руки подхватили под попу и помогли удобно усесться на лорде верхом.

Вашу мать, я же не собираюсь получить удовольствие от такого удобства? Или – да?

– Нет-нет-нет, – затараторила я, упираясь руками ему в грудь.

– Тихо, – рыкнул Бенингтон, который в полутьме гостиной стал похож на демона. – Сиди спокойно Кэти, не ерзай. У тебя есть последний шанс.

Он говорил мне в шею, и от его горячего дыхания у меня по коже тут же побежали мурашки. Я поежилась, пытаясь превратиться в комочек и не чувствовать предательскую сладкую боль внизу живота.

– Шанс? – не поняла я, переспрашивая хрипло после долгого молчания.

Мои сухие губы с трудом двигались, и я провела по ним языком и заерзала, пытаясь слезть с него. Бенингтон сглотнул и сжал мой зад сильнее.

– Шанс, задиристая Морковка. Я отменю наш уговор, если ты сейчас искренне, от всей души извинишься передо мной.

– Извиниться? За что? – искренне недоумевала я.

– За то, что прервала меня вчера в библиотеке. За то, что не попыталась отговорить Робертса. За то, что не слушалась меня. За то, что сдала меня Рослин, и я лишился подружки. За то, что считала себя самой умной, а это совсем не так. Давай, Кэти. Посмотри на меня и извинись. Будь красноречива, и я помилую тебя. Уверен, ты умеешь быть милой.

Я знала, что он не шутит и не издевается. Торнтон отменит все свои желания, если я сейчас прогнусь и унижусь, признаю свою ошибку. Но самый ужас был в том, что я не могла. Я пыталась несколько раз начать. Он ждал. Терпеливо. Я открывала рот, но слов не находила.

– Прошу прощения, лорд Торнтон, – в конце концов, выдавила я. – Но единственная ошибка, которую я сегодня допустила и готова признать – это старшинство Тринити колледжа Кембриджа.

Бенингтон смотрел на меня, прищурившись. Долго. И я все явственнее ощущала, что его пах становится тверже.

– Что за сила заставляет тебя быть такой конченой безмозглой стервой? – наконец процедил он сквозь зубы.

– Возможно, все та же, что делает тебя непробиваемым самоуверенным засранцем.

Он сжал мой зад еще сильнее, уже причиняя боль, почти вдавил в себя, позволяя ощутить возбуждение. А я была как пьяная и даже не боялась того, что этот человек может со мной сделать. Вакуум. Никаких чувств. Только слабоумие и отвага.

– Это неправильный ответ, Морковка.

Его синие глаза обжигали и гипнотизировали. В следующую секунду я ощутила, наконец, что-то, но это было абсолютно неуместно. Возбуждение. Меня заводила его ярость. Кажется, именно поэтому я все время пыталась бросить вызов Торнтону. Сейчас этого не стоило делать, но мне было плевать. Ведомая странными инстинктами, я поерзала. Бенингтон глухо простонал и тут же скинул меня с колен.

Я упала на пол. Разумеется, он не извинился за эту грубость, лишь встал и расстегнул джинсы.

– Останься на коленях, Кэти, – велел Торнтон. – И открой рот.

– Что? – я с трудом улавливала смысл его слов.

– Что слышала.

– Но…

– Все мои желания, детка. Поверь, минет это меньшее, за что тебе стоит переживать. Особенно, если постараешься.

Наверно, я чокнутая или просто идиотка, но мой разум вместо панической отключки отметил, что у проклятого лорда красивый член. Нет, я не горела желанием прикасаться к нему, но, кажется, у меня не было выбора.

Я снова облизала губы, готовясь приоткрыть рот, но Торнтон не дождался. Он взял меня за лицо и надавил на скулы пальцами, а потом протолкнул головку между моих губ. Вздрогнув, я сразу приняла его член дальше, закашлялась и подавилась.

– К черту, – рявкнул Бенингтон, отступая. – Просто открой рот.

Я так и сделала. Он снова толкнулся бедрами, и я опять не смогла принять его. Глаза защипало, и я всхлипнула, теряя всю свою дерзость и злость. Бенингтона не остановило мое отчаяние. Он снова и снова проталкивал член мне в глотку, а я давилась им, уже почти рыдая. Попытка отсосать на зло провалилась с треском.

Неожиданно Торнтон подхватил меня подмышками и бросил на диван. Он все еще был с расстёгнутыми джинсами и торчащим членом. Должен был выглядеть комично, даже глупо, но не выглядел.

Вот ведь гад.

Очередная аристократическая суперсила, видимо. Бенингтон тяжело дышал, глядя на меня сверху вниз. Кажется, ему непросто давались сейчас самообладание и контроль.

– Ты никогда этого не делала или просто издеваешься надо мной? – потребовал он ответа.

Я снова почувствовала себя ущербной, пискнув:

– Никогда.

Торнтон прерывисто выдохнул.

– Потрясающе. Знаешь, дешевле и проще снять шлюху, чем возиться с тобой.

Почему меня оскорбляет даже такое справедливое замечание?

– В чем же дело? – дерзко выпалила я, садясь на диване чуть выше, чтобы задрать нос и не пасовать перед его упреками.

Торнтон подошёл вплотную к дивану, склонился и выдохнул мне в лицо:

– Понятия не имею.

От него пахло виски и чем-то свежим и мускусным. У меня снова закружилась голова, и стало трудно дышать. Его запах, глаза, шепот просто убивали. Почему он так действует на меня? Как удав на кролика. Я не могу сопротивляться этому голосу. Словно сталь в бархате. Нежный и опасный.

– Ладно. Поступим иначе. Сними свою рубашку.

После попыток накормить меня своим членом это требование звучало почти нормально.

Кэти, подай мне салфетку.

И соль, пожалуйста.

Кэти, сними рубашку.

Только вместо вежливости Торнтон добавил:

– Живо.

Я прикрыла глаза и положила руки на пуговицы.

– Смотри на меня, – потребовал Бенингтон.

Зачем он этого хотел, я даже не пыталась догадаться.

Медленно расстёгивая пуговицы, я открывала все больше кожи и, конечно, не удивилась, когда Торнтон провел пальцем от моей шеи до груди.

Я задрожала.

Моя кожа покрылась мурашками.

– Развести камин? Очевидно, здесь холодно, – тут же предложил Торнтон, как радушный хозяин.

– Н-нет, – запинаясь, отказалась я. – Нормально. Не холодно.

– Значит, это от меня тебя знобит, Морковка?

Я сжала губы, чтобы не начать грубить ему, но, разумеется, это не помогло. Гадости так и рвались изо рта.

– Да, меня буквально трясет от омерзения.

– Серьезно? Кажется, твои соски иного мнения.

Он ловко расстегнул замок бюстгальтера спереди и отодвинул в сторону чашечки. Вот где их этому учат? В закрытых пансионах для мальчиков? Я сама вечно мучилась с хитроумной застежкой, а Торнтон как будто каждый день раз в час снимал такие лифчики. Может, и снимал. Я не удивлюсь.

Эти глупые мысли спасали меня от осознания, что Бенингтон касается моей груди. Он водил костяшками пальцев, едва задевая кожу, но от этого мне было… Мало? Почти больно. Между ног опять сладко заныло. Я снова зажмурилась, пытаясь отрицать это.

Естественные потребности, в которых я себе отказывала. Мое тело реагирует на его касания. Не более.

– Ты больше не будешь носить такое белье. Лучше совсем без него, чем тесное и на косточках.

– А у Вас большой опыт в ношении бюстгальтера, лорд Торнтон? – продолжала кривляться я, чтобы отвлечься от возбуждения.

Он игнорировал издевку.

Меня бросало то в жар, то в холод, я старалась унять эмоции, но выходило скверно. Кажется, даже громкое дыхание выдавало меня с головой.

– Я все еще противен тебе, Кэти? Омерзителен? – спросил Торнтон, внимательно рассматривая меня.

Вернее, мои соски-предатели, которые восстали против святой Руси и торчали во славу Шотландского лорда-извращенца.

– Отвечай, когда я спрашиваю.

Он легонько шлепнул меня по груди. Я вскрикнула скорее от неожиданности, чем от боли.

– Ответь, Кэти. Я омерзителен? Все еще?

– Да, – выдохнула я, решив не злить его сильнее того, что уже было.

Бархат его голоса меня не успокоил. Торнтон уж точно придумал какую-то гадость. Уверена, минет покажется мне сказкой.

– Хорошо.

Бенингтон убрал руки. Неужели помиловал?

– Сделай это сама. Расслабься и получи удовольствие.

– Я смогу расслабиться, только если ты выйдешь.

Торнтон мрачно рассмеялся и помотал головой.

– Я живу здесь, Морковка. Куда мне идти? И я с тобой еще не закончил. Ну же, Кэти. – Он положил мои руки мне на грудь. – Погладь, сожми…

– Пожалуйста, Бенингтон, – взмолилась я, отчаянно жалея, что не нашла в себе лицемерия для извинений, которые избавили бы меня от этих порноигр.

– Все мои желания, Кэти. Все! Иначе…

– Иначе что? – выпалила я с вызовом.

– Тебе лучше не знать. Не сейчас. Делай, что говорю. Если мне все понравится, я буду добрым.

Бенингтон снова смотрел на меня, гипнотизируя синевой глаз. Я, как завороженная, стала гладить себя.

– Можешь прикрыть глаза, – позволил Торнтон и даже провел пальцами по моему лицу.

Я встретила этот приказ с радостью. Смотреть на него не было больше сил. Правда, напрягло, что Торнтон уперся коленом в диван между моих ног, наклонившись слишком близко. Я слышала стук его сердца и прерывистое дыхание, снова ощущала запах. А потом он коснулся моих губ пальцем.

Охнув от неожиданности, я услышала его издевательский смех.

– Тихо, Кэти. Это всего лишь мой палец. Ты же не станешь блевать и давиться из-за него. Расслабься уже.

Даже с закрытыми глазами я видела его самодовольную физиономию. Лучше бы он и правда трахнул мой рот, заставляя давиться и захлебываться слюной.

Эти пытки были невыносимыми. Невыносимо сладкими и томно-болезненными.

Бенингтон сначала водил пальцем по моим губам почти невесомо, едва касаясь, пока я не услышала тихий приказ:

– Лизни его, малыш.

Я приоткрыла рот и коснулась языком подушечки.

– Еще, по кругу, – велел Торнтон. – Сделай его влажным.

Когда я оставила на его пальце достаточного слюны, Бенингтон снова стал обводить контур моих губ, а потом протолкнул палец мне в рот.

– Пососи, Кэти.

Все это время я продолжала трогать свою грудь, погружаясь в какой-то транс. Возбуждение подогревало кровь и заставляло ерзать. Ласкать себя на глазах у этого идиота неожиданно оказалось таким острым и запретным удовольствием, что я едва сдерживала стоны. Особенно, когда ерзая, задевала ногу Бенингтона.

Он посмеивался и погружал палец глубже мне в рот.

– Сильнее соси. Да, так. Молодец. Быстро научишься.

Речь Торнтона стала отрывистой и путаной. Я слышала, как стучит его сердце, и посасывала палец теперь ритмично и сильно. Торнтон добавил второй, и я почти сразу привыкла к этому.

Я мяла свою грудь, сдавливая соски почти до боли и отчаянно нуждаясь в разрядке.

Торнтон убрал пальцы у меня изо рта, и я съежилась, услышав, как он шепчет мне в ухо:

– Скажи, Кэти… Скажи, что хочешь кончить, и я дам тебе это. Скажи мне.

Он вытащил пальцы у меня изо рта, отбросил мои руки и сам сдавил мой сосок влажными пальцами, делая его мокрым и скользким, а потом подул. Я задрожала, вжимаясь в диван, бессовестно застонала.

– Скажи, скажи, скажи, – уговаривал меня Бенингтон.

– Пошел ты, – выплюнула я, собрав последние силы и гордость.

Его руки тут же оставили меня.

– Сука, – выругался Торнтон.

Я ждала удара по щеке, но мне в грудь выстрелила сперма.

Что за.\?!

– Как хочешь,– мстительно откликнулся Торнтон, пряча член в боксеры.

Он был в одних трусах. Когда только успел раздеться?

– Воспользуйся душем во флигеле. Твоя постель там же. Белье в шкафу. Можешь пройти сейчас через гостиную, но лучше пользуйся отдельным входом со двора.

– Что? Какой флигель? – не поняла я.

– Пристройка к дому, Морковка. В России нет понятия флигель?

– Как оно относится ко мне?

– Ты будешь жить здесь, со мной. Во флигеле, Кэти, – пояснил Торнтон мне как самой тупой.

– Ты ума лишился? Я не…

– Все мои желания, Кэти. Все!

Бенингтон взял меня за руку и поднес к какому-то устройству, что стояло на тумбе у дивана. Он несколько раз приложил мой указательный палец, дожидаясь сигнала, потом то же самое сделал с большим.

– Теперь ты можешь попасть в дом, – объяснил Торнтон. Просто приложи палец к сенсору. Сейчас отправляйся спать. Завтрак должен быть готов в семь тридцать. Капучино, овсянка, вода, тосты и масло. Разбуди меня. Доброй ночи. Желаю кончить хотя бы с самой собой и оценить мою доброту.

Он подмигнул мне и пошел к двери, что, очевидно, вела в спальню.

– Будь ты проклят, Торнтон, – выкрикнула я ему вслед, особенно оценив милость лорда.

Он обернулся и слишком печально для такого ублюдка проговорил:

– Не переживай, Морковка. Я уже. Давно и безнадежно проклят.