Читать книгу: «Костянка», страница 2

Глава 2

Яра зашла в дом, продрогшая и уставшая. За окном начинался дождь. Крупные капли барабанили по подоконнику. К счастью, Яра успела до дождя, не промокнув до нитки, хотя низ одежды отсырел от лесной травы.

Она медленно прошла к печке, чувствуя, как каждый шаг отдаётся усталостью в мышцах. Заварила крепкий чай со зверобоем, надеясь, что его горьковатый вкус и целебный аромат помогут расслабиться. Глаза буквально слипались от усталости, но она никак не могла заставить себя лечь спать.

«Вот, ещё немного посижу — и буду ложиться…» – но руки сами тянулись сначала вымыть чашку, потом повесить сохнуть юбку…

Она прекрасно понимала, что бесполезно отодвигать неизбежное – спать всё равно придётся.

Когда ведающая читает останки, она пропускает получаемый поток воспоминаний через себя, как муку через сито. Что-то остаётся в памяти, в чувствах, в ощущениях – обрывки чужих эмоций, невысказанных слов, застывших в момент смерти страхов и надежд. Всё это переплетается с мыслями самой ведающей, создавая мешанину из прошлого и настоящего.

В её сознании смешиваются обрывки жизни умершего – случайные фразы, несбывшиеся мечты, невыплаканные слёзы. Эти воспоминания не исчезают бесследно – они находят выход в снах, в случайных мыслях, в необъяснимых чувствах, которые могут преследовать ведающую днями и ночами.

Яра была достаточно опытной, чтобы понимать: после прочтения несчастного ребёнка ночь обещает быть неспокойной. Она знала – эти детские воспоминания будут преследовать её, заставляя заново переживать последние мгновения чужой жизни. Она чувствовала, как невидимые нити памяти тянутся к ней, проникают под кожу и оседают в душе тяжёлым осадком чужой боли.

Каждый раз, читая останки, ведающая рискует частичкой собственной души – чужие воспоминания нужно пережить и отпустить, иначе они могут остаться с ней навсегда, становясь частью её собственной истории. И теперь Яра готовилась к ночи, зная, что ей предстоит столкнуться не только с собственными страхами, но и с чужими – такими же реальными и живыми в её сознании.

«Как будто глотаешь осколки, а потом несколько дней достаёшь их из себя», – подумала Яра.

Кое-как она всё-таки улеглась, но сон не шёл. В комнате было тихо, только где-то вдалеке слышалось шуршание дождя по крыше. Она долго ворочалась, пытаясь найти удобное положение, но каждый раз что-то мешало.

Сначала она рассматривала резьбу на стенах. Потом её взгляд скользнул на занавески. От занавесок – на массивный стол у окна, книжные полки. Наконец её внимание привлекли пучки сухих трав, подвешенные под потолком.

Дома у Яры всегда было аккуратно и чисто – в основном потому, что большую часть времени она проводила вне дома. Жила Яра одна, пачкать и сорить было некому.

В какой-то момент – то ли предметы для разглядывания закончились, то ли усталость взяла своё – Яра уснула, провалилась в сон. Вихрь образов, сменявших один другой, захлестнул её, утягивая в пучину кошмаров. Она ворочалась в кровати, пытаясь вырваться из этого неиссякаемого потока. Холодный пот покрывал её виски, а сердце билось часто и сильно.

Сны были пугающе яркими. Яра почти физически ощущала происходящее: треск раскалывающихся в костре поленьев, шорох камыша на болоте, далёкие крики птиц. Нос улавливал отвратительные запахи: затхлой болотной воды, гнилой тины, разлагающихся водорослей.

Эти ощущения были настолько реальными, словно всё происходит наяву.

Яре было невыносимо жарко. Простыня сбилась в ком у ног, а ночная сорочка, пропитанная потом, липла к спине, вызывая противный озноб. Каждая попытка проснуться давалась с трудом – будто невидимая сила удерживала её в кошмаре.

И среди всех этих ужасов утро принесло один странный момент – вкус смородины во рту. Сладковато-кислый привкус лесных ягод, точно она только что съела горсть спелой смородины. Именно этот неожиданный взрыв вкуса на языке вырвал её из объятий кошмара.

Она проснулась резко. Сердце бешено колотилось: "Что это было?"

Несколько минут Яра лежала неподвижно, прислушиваясь к своему дыханию и собирая воедино обрывки ночного видения. «Какие болота? Девочку, скорее всего, убили, потом сожгли. При чём тут смородина?» – сон мало соответствовал реальности. Но Яра точно знала, что эти сны не бывают пустыми, и все детали в них имеют какой-то смысл.

Чем больше она пыталась вспомнить детали, тем быстрее они ускользали, оставляя лишь неприятный осадок и привкус смородины на языке.

*****

Родовид провёл домой бабку Агату.

Он шёл к своему дому по окутанной ночью спящей деревне. Его шаги тревожили собак, те отзывались сонным лаем. Дорога была гладкой, протоптанной, хорошо знакомой.

Несмотря ни на что, он до последнего надеялся, что Рада жива: где-то прячется, убежала, в лесу заблудилась, и вот-вот она вернётся домой. Постучится в дверь, зарёванная, кинется просить прощения с порога за своё отсутствие. Но костянки не ошибаются. Сказала, что Рада, значит, Рада. Значит, нет её больше. Убежала девчушка туда, откуда нет возврата. Что-то болезненно сломалось внутри Родовида. Что-то глубоко в середине туловища. Хотелось приложить руки к животу и согнуться пополам, будто так будет меньше болеть…

Торопиться было некуда, а на душе – так тяжело, что Родовиду чудилось, как за спиной он волочит плуг по промёрзшей земле. Ноги шагали грузно, грудь давило, сердце билось вяло.

Куда бы он ни посмотрел, везде ему мерещилась Рада. Будто Полуночницы затеяли жестокую игру с памятью. Её светлые косички с красными лентами, мелькающие у чьего-то забора. Её смех, доносившийся с чьего-то двора. «Радочка, Радушка моя… Радославушка», – проносилось в голове у Родовида. Его глаза, мужика, видавшего всякое, предательски застилала влага. В горле застыл комок, похожий на моток грубой пряжи – колючий, шершавый – ни продохнуть, ни сглотнуть. Он любил свою внучку искренне, по-отечески, по-дедовски. Мечтал, что она изменит его непутёвую дочь, покрывшую себя и его позором.

С этими мыслями Родовид дошёл до собственного дома. Срывался дождь. Была примерно середина ночи, все спали. Одна только старуха-нянька возилась по избе. «Наверное, тоже грустит, что некого укладывать, поить да укрывать», – подумал мужчина, но вслух ничего не сказал.

– Может, чайку, Родовидушка? – нежно, по-матерински, просюсюкала нянька. – С травками, успокаивающий, сонный сбор, давай? Я быстро заварю.

Какой там чай. Родовиду в пору было накатить с горя медовухи и покрепче! Чтобы выжгло из горла проклятый, намертво вставший ком. Да не до баловства горькой сейчас. Голова должна быть ясной и желательно холодной.

– Не надо, спать пойду, – коротко бросил он няньке и прошёл в комнату.

Дом у старосты был большой. Не для себя – для внуков строил. Мечтал, чтобы Велиславы ребятишки бегали, чтобы гомон детский стоял да запах готовки: хлеб, похлёбка, пироги… Эх, пропало всё. Кому теперь эти комнаты? Кому эти полати?

Родовид тряхнул головой, будто тяжёлые мысли можно было вытряхнуть из себя. По окну с силой застучал дождь, его монотонный стук успокаивал и убаюкивал. Веки Родовида тяжелели.

«Завтра костянка прочитает Велиславу, и всё станет понятно», – с этой мыслью накативший было сон как рукой сняло. А что дальше? Если выяснится, что Велислава причастна к смерти собственной дочери, его внучки, что он сделает? Как поднимет руку, чтобы наказать собственную дочь? Права была Яра, он не знает, что будет делать с этим. Родовид отлично знал, что должен сделать, но что он готов был действительно сделать – понятия не имел.

Он всегда знал, что делать внутри своей семьи. Когда жена его умерла сразу после рождения Велиславы; когда Велислава, сама ещё ребёнок, понесла от непонятно кого; когда родилась Рада, и Велислава не хотела признавать её и заботиться о ней… А вот что делать сейчас?

В висках начинало пульсировать, в середине лба – болеть. Нужно ложиться спать. «Похоже, день завтра будет непростой», – прошептал со вздохом сам себе Родовид. Он закрыл глаза, укрыл их ладонью и, измотанный думами, провалился в сон. Уже сквозь сон, из темноты, до Родовида донёсся звонкий детский смех то ли Рады, то ли самой Велиславы в далёком прошлом.

Глава 3

Когда Яра направилась к Родовиду, солнце стояло ещё высоко, но все полудницы уже попрятались. После ночи кошмарных сновидений всё тело саднило, а в голове стоял гомон – железные молоточки стучали по вискам.

Хотелось переборщить с сонной микстурой, закрыть глаза, погрузиться в тишину и спать, не видеть снов. Но Яра обещала прийти, а значит, даже мёртвая найдёт выход из Нави и приползёт к дому Родовида. Представив себя нежитью, постучавшей в дом старейшины с шипящим шёпотом: «Открывай, Родовид, я пришла, как обещала», – а потом остолбеневшего Родовида, у которого на пороге стоит нежить, Яра прыснула.

Дорога предстояла не то, чтобы долгая, но и не близкая, и Яра погрузилась в собственные размышления. Она вспоминала свои ночные видения, старалась как можно точнее и подробнее вспомнить всё, что видела. Но как бы она ни старалась, никак не могла связать смородину, болота и смерть девочки. И если смородина ещё кое-как укладывалась у неё в голове – например, девочка могла любить смородину или есть её незадолго до смерти, – то болотные запахи и звуки никак не вписывались в общую картину. В конце концов Яра остановилась на том, что расспросит об этом Родовида: возможно, всё проще, чем кажется.

Ещё один вопрос не давал Яре покоя: как же всё-таки умерла девочка? Последнее воспоминание, что хранили останки, – строгий выговор матери, шлепок, который пришёлся по руке или по плечу. Не очень больно, но чувствительно. При других обстоятельствах Яра решила бы, что за этим шлепком последовал удар, который и стал для девочки последним. Но было ещё что-то… Эта чья-то рука, которую не получилось рассмотреть из-за яркого солнца. Чья это рука? Что она делала?

Размышляя над этим всем, Яра дошла до Береговки. Пёстрая и живая деревня при свете дня выглядела очень симпатично. Люди работали, дети бегали, собаки лаяли. Ведающая шла по центральной улице. В деревне пахло хлебом, мёдом, сытной мясной похлёбкой. Зазевавшаяся гавкучая собачонка едва не угодила под ноги Яре, но спокойно отошла в сторону, даже не рыкнув на неё.

Яра чувствовала на себе любопытные, боязливые взгляды; ветер доносил до неё несмелый шёпот деревенских ей в спину. Ко всему этому она давно привыкла.

Родовид стоял у ворот собственной избы и разговаривал о чём-то с местными. Он увидел Яру издалека и поспешил закончить разговор. Мужчина сделал несколько шагов ей навстречу.

– А я только подумал: не забыла ли ты? И ты идёшь!

– Ну да… Вспомнишь солнце – вот и лучик… – мрачновато отозвалась Яра.

– Смотрю, отдохнуть у тебя не получилось, – посочувствовал Родовид, разглядывая лицо Яры.

– Ты сам-то давно над водой наклонялся? – съязвила Яра.

Лицо Родовида казалось высеченным из камня – и даже больше, чем вчера. Морщины стали глубже, тени чётче. Его глаза выглядели потухшими, а плечи – поникшими.

– Пойдём, вдоль реки пройдёмся. Там прохладно, зато спокойно, – предложил мужчина.

– Пойдём.

Они молча обошли деревню и вышли к реке. Воздух здесь был влажным и холодным, но вокруг действительно было спокойно и умиротворяюще.

– Родовид, скажи, а Рада любила смородину? – Яра начала сразу по делу.

– Смородину? Ягоду? – удивился тот.

– Да.

– Спокойно к ней относилась. Любила она землянику, смородину – когда ела, когда и нет. А почему ты спрашиваешь?

– А болота с Радой как-то связаны? – проигнорировала его вопрос Яра.

– Болота? – снова удивлённо переспросил Родовид.

– Да, болота.

Родовид непонимающим взглядом обвёл ведающую. Яра же смотрела проницательно, её взгляд был пронзительным, серьёзным.

– Яра, что за вопросы такие? Нет, конечно. Да и болот как таковых у нас тут нет. Если в Дедов лес вглубь идти, там болота будут. Ну, как болота… Скорее, болотца. Лягушатник, короче говоря. И до них пути полдня, не меньше.

– Хм… – задумалась Яра.

В итоге разговор с Родовидом ничего не прояснял и даже ещё больше усложнял.

Она подняла глаза, и её разочарованный взгляд не скрылся от старосты.

– Скажи, когда ты меня позвал, ты сказал, что тебе важно знать – не Велислава ли убила Раду. Но Велислава – это мать Рады. Откуда такие подозрения?

– Эх… – тяжело выдохнул Родовид. – Не объяснишь всего в двух словах…

– Ну ты уж исхитрись! – язвительно подстегнула собеседника Яра.

– Видишь ли, Велислава Раду не очень любила, это правда. Не было у неё той материнской любви к своему дитю, какая бывает у всех женщин. – На этих словах Родовид потупил взгляд, будто ощущал и свою вину в том, что так сложилось.

– Слышал звон, да не знаю, где он, – усмехнулась половиной лица Яра.

Она задумчиво продолжила:

– Разная бывает любовь у матерей к их детям. Моя мать меня лесной ведьме отдала, потому что любила очень… – Яра горько улыбнулась и тут же осеклась, вкрадчиво посмотрела на Родовида, не ухватится ли он за эту фразу.

Родовид уловил её вкрадчивый взгляд и не стал расспрашивать. Его мать очень любила, ласкала, баловала.

Яра продолжила:

– И у всего есть причина, Родовид. Другой раз даже от сквернодеев детей родят, от пьяных соитий младенцев оставляют. Что же произошло с Велиславой?

– Да какие там сквернодейства и пьяные соития? Что ты?! – ужаснулся Родовид. – Не было ничего подобного! – На этих словах он даже рукой отсёк. – Была любовь юношеская, которая не думает о последствиях. Уж как-то так вышло, что за дружбой да играми… А понесла Велислава. Было ей двенадцать лет отроду, сама ещё ребёнок. И от кого точно – мы так и не узнали. Она не сказала. А мне что было делать? Положить её на порог и пороть брюхатую, пока имя не скажет?

– Что же это – не знали, с кем дочь старосты дружит? А если обидел кто?

– Велислава родилась в плодовитое время, детворы тогда было очень много. Маковка ещё не сгорела, от неё ребятня к нам играть ходила. Дети сворой по селу бегали. А вот ежели обидел бы кто – так это мы узнали бы всё и сразу, – ухмыльнулся Родовид. – Такой у Велиславы норов.

Дочь старосты понесла, и никто не знает от кого? Яре верилось с трудом. Или Родовид прекрасно знал «виновника», или, в жизни всё бывает, сам им был. Яре хотелось верить в лучшее, да и Родовид не производил впечатление мужчины, способного на такое…

– Ладно, ну молодая была – что с того-то? Не она первая и не она последняя. Уж прости, Родовид.

– Да что уж там… – махнул рукой мужчина. – Как Рада младенцем была, Велислава не хотела ни заботиться о ней, ни к груди прикладывать. Нянька, конечно, делала что могла. Другой раз и заставляла – что делать было. Порою Велислава обижала дитя: била её, ещё совсем хрупкую, и сильно; наказывала строже, чем положено. Я со своей стороны пытался повлиять на неё, да только без толку всё. Велислава винила Раду в том, что жизнь её так сложилась. Мол, не было бы девочки, так и не узнал бы никто ничего, и жизнь бы своим чередом пошла. И зло это, обиду свою, она по сей день в себе несёт.

– И ты решил, что Велислава перестаралась, случайно убила девочку, а потом сожгла, чтобы это скрыть, и обернула всё так, будто та в лес убежала играть да там осталась… – закончила за Родовида Яра.

– В общем… как-то так, да.

– Я бы тоже так подумала… – задумчиво произнесла Яра.

Её взгляд упёрся в гладь речной воды. Постепенно начинали опускаться ранние октябрьские сумерки. Воду волновал холодный ветер. Яра слегка поёжилась, но скорее от тягостных мыслей, чем от холода.

– А отчего же не подумала? – Родовида раздражали задумчивые паузы.

– Оттого, что странно всё. Так обычно не бывает. Не должно так быть.

Яра ещё раз рассказала Родовиду про видения у останков, а также пересказала свои ночные кошмары. Родовид внимательно выслушал её.

– Послушай, Яра, но если это не Велислава – тогда кто мог убить Раду? Кому мешала девочка восьми лет, на моём иждивении?

– Ума не приложу. Может, ты насолил кому? – пожала плечами Яра.

– Я, конечно, не белый зайчик, Яра, но чтоб настолько… – Родовид растерянно развёл руки в стороны.

В этот момент Яра ощутила, как в воздухе появился едва уловимый запах болотной тины. Её взгляд привлёк маленький светящийся огонёк, который мягко скользил над речной гладью. К тому моменту значительно потемнело, и плывущий над водой огонёк был ярко и далеко виден.

Родовид, заметив, куда смотрит Яра, тоже уставился на скользящую по воздуху точку света.

– Не понял, – он удивлённо поднял бровь. – Я бы сказал – светлячок, только не май месяц.

– А я бы сказала – болотный огонёк, только мы не на болотах.

"Светлячок" проплыл мимо Яры с Родовидом. Он плыл медленно, будто присматривался к ним, а потом – растворился в темноте. Не исчез, нет, стал частью ночи, оставив после себя лёгкий едкий запах гнилой воды.

На мгновение Яра ощутила подкатывающий зов. Будто сейчас, ещё миг, и её накроет волна, сердце будет биться сильно и часто, дыхание станет глубоким, а ноги сами понесут куда-то… Но волна не накрыла. Подкатывающий зов схлынул так же внезапно, как и появился.

– Во дела… – недоумённо растянула слова Яра. Её правая бровь взметнулась вверх, а взгляд, пометавшись по сторонам, остановился на лице Родовида. – И так тоже обычно не бывает. Что-то много происходит так, как обычно не бывает, да? – На этих словах она лукаво заглянула через глаза Родовида в самую его душу.

– Да, – только и смог подтвердить он.

– Завтра я приду с Велиславой поговорить. Кстати, где она?

– В комнате сидит. Закрыл я её пока – побоялся, что руки на себя наложит или убежит.

– Руки наложит? А что, подобное было?

– Нет, но я слышал…

– Понятно! – громко перебила Яра. – Ладно, пусть до завтра посидит. Там и решим.

С этим Родовид и Яра разошлись. Яра побрела домой. Прохладная погода бодрила мысли. Она твёрдо решила выпить сегодня сонную микстуру и любой ценой поспать без снов, дав себе ночь покоя. Завтра предстоял разговор с Велиславой, и он обещал быть непростым. Помимо этого, нужно было сходить на болота и посмотреть, не найдётся ли там объяснение чему.

Глава 4

Яра зашла в дом, сняла верхнюю одежду. Холодно. Плохо, когда дома никто не ждёт, никто не натопит как следует печь. С другой стороны, дома царит порядок, заведённый Ярой, и его никто не нарушает. Всё лежит на своих местах, так, как нужно ей. Что лучше? Вечный вопрос.

Этой ночью Яра твёрдо решила выспаться во что бы то ни стало. А перед тем, как лечь отоспаться за несколько дней, было бы неплохо нормально поужинать. К счастью, у Яры было всё необходимое, чтобы достаточно быстро накрыть нехитрый стол: овощи, лепёшки. Лучше было бы с мясом, но взять его сейчас было негде. На хранение Яра практически ничего не оставляла, а скотины не держала отродясь. С её частыми отлучками это было невозможно.

– Нужно было попросить у Родовида за труды упитанную курочку, – пошутила Яра и от души рассмеялась.

Немного соли, пряных трав – и овощи заискрили ароматом и вкусом. Не то чтобы Яра была отличной стряпухой, но глубокие знания трав выручали её даже в приготовлении пищи.

У жизни одиночки имеются ещё два неоспоримых преимущества: есть можно прямо из горшка, а грязную посуду – не мыть. Даже не убирать со стола. Так Яра и поступила.

Она подошла к книжным полкам. «Так-так, сказки на ночь», – пронеслось у неё в голове. Пальцы скользили по корешкам. «Вот она!» – хищно отозвалось сознание. Зелёный корешок с надписью «Сказки на ночь». Книжка для матерей, умеющих читать. В ней было много коротких сказок, которые можно было почитать детям на ночь. Но в книжке Яры имелся секрет: между корешком и страницами была ниша, углубление, где помещались три небольших мешочка. В каждом – чёрный порошок.

Яра взяла один мешочек, высыпала содержимое в кружку, залила горячей водой. Жидкость имела чёрный цвет, странноватый травяной запах и ужасно горький вкус. Да уж, пить её удовольствия не доставляло.

Маковый сонный отвар, по-другому маковая сонная микстура – достаточно распространённое снотворное средство. Только использовали его в самых крайних случаях из-за очень мощного действия. Если выпить слишком много, можно было и не проснуться.

Яра хорошо знала, как действует маковый отвар, и сколько ей нужно выпить, чтобы забыться сном, но не вечным. Она и рада была бы не прибегать к нему, но иногда уснуть по-другому просто не могла. Каждая ведающая проживает очень долгую жизнь, щедрую на горе: и своё, и чужое. И у всего есть цена.

Она осушила кружку маковой микстуры залпом. Приятное тепло разлилось по телу. Это было похоже на опьянение. Яра легла на дурно пахнущие после прошлой ночи, пропитанные потом простыни и укрылась таким же одеялом. Сегодня ей было абсолютно всё равно, на чём лежать. «Спать, спать, спать!» – Яра улыбнулась, сладко потянулась и съёжилась, как кошка, добравшаяся до тёплой печки. Её веки сомкнулись, на губах застыла улыбка, дыхание выровнялось, сердце билось ровно. Она спала…

*****

– А? – Тело Яры подскочило, отбросив тяжёлое тёплое одеяло. – Что за…?

Яра отчаянно пыталась вынырнуть из макового сна, махая руками перед собой и плохо понимая, что происходит. Сердце мощно гнало кровь к вискам. Удары были такой силы, что казалось, проломят рёбра. Дыхание сбивалось, вдохи были глубокими. Руки тряслись. Всё тело Яры внимало зову.

– Какого такого…? Чтоб его…! Вот я ему сейчас!!! – Яра ругалась на чём свет стоит, не подбирая слов и выражений. Затуманенный маком разум отказывался просыпаться, а тело было готово нестись на край земли.

Всё ещё в полусне Яра натягивала всё, что попадалось под руку. Зов гнал её всё сильнее, волны зова окатывали с головой, она не успевала отдышаться. Сердце колотилось истово, в какой-то момент Яра испугалась, что её хватит удар.

Она неслась через поляну, постоянно сбиваясь с тропинки. Ноги бежали быстрее, чем Яра могла сориентироваться, где находится. Она беспомощно вертела головой во все стороны.

«Стоп, не пойму… Зов исходит от реки?» – Яра попыталась остановиться, чтобы перевести дыхание, но что-то с такой силой толкнуло её в спину, что она едва удержалась на ногах.

– Было-было, но такого ещё не было… – ошалело возмущалась Яра. Ещё никогда зов вот так бесцеремонно не будил её среди ночи и не «давал пинка». Происходило что-то необъяснимое.

Уже на подходе к реке Яра чувствовала, что зов чуть-чуть отпускает хватку. Стало быть, она очень близко к цели.

В какой-то момент она снова ощутила мощный толчок в спину, и её буквально швырнуло на берег. Мокрая холодная трава неприятно пролезала под одежду. Яра упала на колени, опершись о землю руками. Она дышала глубоко, тяжело и порывисто. Стук в груди изнутри уже отдавался резкой болью.

«Нужно срочно найти останки!» – единственное средство прервать зов.

Яра смотрела во все глаза – ничего. Берег как берег. Ночь как ночь. Тихо, холодно, октябрь, осень. Ничего необычного. Как вдруг на фоне речной глади проступил женский силуэт.

«Русалка, что ли? В Ниточке?» – подумала с удивлением Яра.

В этот момент небо рухнуло на Яру, заглушив все звуки вокруг. Мир в глазах пошатнулся. Зов оборвался тишиной, прижав её к земле. Сердце внезапно забилось ровно и обычно, на несколько мгновений Яра перестала дышать, а потом снова задышала, как и всегда до этого. Смесь ощущений зова и макового сонного зелья отозвалась тонкой резкой болью в голове, будто огромная игла колола макушку то там, то здесь.

Волевым усилием Яра пришла в себя и потихоньку начала вставать на ноги. Она посмотрела на силуэт в воде – тот всё ещё стоял на том же месте в той же позе. Кажется, силуэт тоже заметил Яру и замер, выжидая, что она будет делать дальше.

Никогда прежде зов не приводил её к чему-то или кому-то, кроме костей, останков и трупов. «Может, это в самом деле русалка, какая-нибудь болотница или утопленница? Может, где-то здесь, рядом её останки, и нужно помочь духу упокоиться?»

Яра осторожно начала подходить к воде. Её ноги уже порядком вымокли от мокрой травы. Силуэт в воде был всё ближе, но Яра не ощущала ничего, что обычно чувствовала в присутствии нежити или духов: ни холодка вдоль позвоночника, ни покалывания в кончиках пальцев, ни странных привкусов на языке. Чем ближе подходила Яра к воде, тем отчётливее понимала, что перед ней стоит обычная, насмерть перепуганная и замёрзшая женщина.

Яра уже стояла у самой кромки воды. Женщину в воде сильно трясло от холода, она была почти в беспамятстве. Яра протянула руку:

– Давай, выходи скорее, ты сейчас упадёшь от холода и захлебнёшься! – прокричала ведающая. – Скорее, выходи!

Женщина помотала головой в знак протеста и сделала несколько шагов в сторону середины реки. Вода в октябре ледяная. Яра понимала, что нужно быстрее забрать женщину из воды, судя по всему, она и так немало времени провела в ней.

Задурманенная маком голова Яры отчаянно сопротивлялась попыткам решить, как правильно поступить. Боль в макушке мешала соображать.

– Выходи, милая, – уговаривала её Яра. – Ты же не просто так сюда пришла. И я не просто так здесь оказалась. Я – ведающая. Выходи ко мне, я помогу.

Яра сняла с себя утеплённый кафтан и призывно раскрыла его перед женщиной.

– Выходи, давай. Расскажи мне, что случилось? Я тебя выслушаю.

Женщина ещё немного постояла в нерешительности, видимо, обдумывая, как лучше поступить, и всё-таки направилась к Яре на берег. Яра закутала в кафтан насквозь промокшую, дрожащую, как осиновый лист женщину. Яра обняла её и повела к бревну, попутно растирая ей спину и плечи, чтобы хоть как-то согреть несостоявшуюся утопленницу.

Они присели. Яра продолжала растирать женщину. На вид ей было не больше двадцати трёх лет. Длинные русые волосы, собранные в растрёпанную косу, карие зарёванные глаза, длинные изогнутые ресницы, пухлые обкусанные в кровь губки – красивая женщина! Бледная от холода и болезненно худая для своего роста, но это не делало её менее привлекательной. У незнакомки, что называется, зуб на зуб не попадал, хотя уже было видно, что она немного согрелась.

– Кто же ты такая?

Женщина виновато опустила глаза, казалось, вот-вот по щекам потекут слёзы.

– Ну ладно, – Яра призвала на помощь все силы своей души, чтобы скрыть мучившие её обиду, злость и раздражение, чтобы голос звучал ласково, по-матерински. – Слушай, мой дом находится примерно на середине пути от Береговки до Залесья. Я спокойно спала, и вдруг посреди ночи меня подбрасывает, и я мчусь сюда быстрее ветра в поле. Я просто хочу понять, почему, хорошо? Как твоё имя, милая?

– В… Велислава, – голос женщины дрожал.

– Не может быть… – иронично с ухмылкой ляпнула Яра, прежде чем подумала, что этого не стоит делать. – Твоя дочь Рада недавно умерла, а твоего отца зовут Родовид, он деревенский староста? – обретая над собой контроль, уточнила Яра.

Женщина утвердительно кивнула и поглубже закуталась в кафтан. В голове ведающей всплыли последние воспоминания девочки, которые она видела над останками. Из груди Яры вырвался бесшумный глубокий вздох.

– Хорошо, Велислава, расскажи мне, что же ты тут делала? Неужели топиться пришла?

Женщина вздрагивала и всхлипывала, продолжая смотреть в землю. Яре даже стало жаль её.

– Велислава, я всё понимаю, но видишь ли, какое дело… Ты можешь продолжать молчать и плакать, но, во-первых, это не вернёт Раду к жизни, а, во-вторых… – дальше Яра начала врать, чтобы спровоцировать женщину на диалог, – пока всё говорит о том, что девочку убила ты, а потом, чтобы скрыть содеянное, сожгла тело.

Велислава резко замотала головой в знак протеста. Яра продолжала:

– И, насколько я понимаю, ты не была самой доброй и ласковой мамой в деревне, а значит, в твоей вине сомнений ни у кого не будет. Сейчас у тебя есть шанс рассказать мне, что произошло на самом деле. Я тебя выслушаю и обещаю: не буду осуждать, а постараюсь понять.

И на всякий случай уверенным голосом добавила:

– Врать мне бессмысленно. Я – костянка, я всё прочту!

Велислава сделала над собой усилие, это было хорошо заметно.

– Какой в том смысл, костянка? Мне, всё едино, никто не верит. Я знаю, все считают, что я убила дочь, но это не так… – она закрыла лицо руками и заплакала.

Яра дала возможность Велиславе выплеснуть эмоции и немного успокоиться. Велислава продолжила:

– Я знаю, я была очень строга с Радой, не всегда это было справедливо. Я достаточно кляну себя за это каждое утро… – Велислава снова разразилась рыданиями. Яра начинала терять терпение и сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. И всё же она и в этот раз дождалась, когда Велислава продолжит.

– Я любила Раду, очень. Да, я полюбила её не сразу. Когда я родила её, мне было всего тринадцать лет. Пережив все тяготы бремени, а потом тяжело разродившись, я ненавидела её. Я хотела ещё бегать с подружками по полянам, а меня заставляли сидеть с ребёнком. Только когда моих подружек начали разбирать замуж, я поняла, что кроме Рады у меня никого нет и уже не будет.

«Странно звучит, выходит, что полюбила дочь от безысходности», – подумалось Яре, но она промолчала.

– Жизнью клянусь, я девочку не трогала, – вздыхая, продолжала Велислава.

– Хорошо, зачем топиться пришла? – спросила Яра.

– А что мне делать остаётся? Зачем мне такая жизнь? Я же в подоле принесла, замуж меня никто не возьмёт. Дочери теперь у меня нет. Рада была единственным, что делало мою жизнь не пустой, давало мне смысл. Что теперь меня ждёт? Жизнь одинокой бобылихи, которая никому ни на что не сгодилась, – горечь в словах Велиславы была искренней. – Всего года два-три, как все перестали смотреть на меня косо из-за рождения Рады, теперь все будут косо смотреть из-за её смерти… Мне в след уже шепчут "душегубка пошла… детку загубила…"

– Как пропала девочка, расскажи.

– А как пропала? – пожала плечами Велислава. – Вот была, и вот нет её. Играла во дворе, я её слышала с улицы. Потом тихо стало, я решила, что она побежала с подружками или во двор к кому пошла. Потом уже, как темно стало, начали ходить искать её, а нигде нет, и никто не видел, как в воду канула. А через дня три пришла бабка Агата, говорит, останки в лесу нашла, и среди них – огарок красной ленты с бусинами, как Рада носила. А потом тебя позвали. А меня отец в комнате запер.

Яра напрягла все свои органы чувств. Велислава выглядела очень искренней. Не было похоже, чтобы она что-то скрывала или пыталась обмануть. Но в голове после мака стоял такой туман, что слова Велиславы расплывались в нём.

Яра с силой надавила пальцами на виски, чтобы помочь себе сосредоточиться. Она прислушивалась не только к словам, но и к телу женщины: дрожь была от холода и истерики, а не от страха разоблачения; в голосе не слышалось фальшивых ноток, только горечь и отчаяние; взгляд, когда она клялась, был прямым, пусть и заплаканным. Ни одного знакомого ведающей звоночка лжи. Ничего.