Читать книгу: «О чем говорят женщины», страница 3

Глава 3

В середине января Лена уехала с группой на гастроли. Города сменяли один другой. Лена не особенно следила за географией – Дальний Восток, Урал, Сибирь; мысленно она находилась рядом с Андреем. Внутри все болело, как будто в нее попал снаряд и серьезно ранил. Плохо было до физической немощи и тошноты. На последнем концерте в сибирском городке Лена вдруг почувствовала, что сейчас ее вырвет прямо на сцене, что вряд ли понравится Глебовой. Она еле-еле продержалась и рванула за кулисы, как только Вера закончила концерт.

В конце февраля группа Глебовой вернулась в Москву.

– Выглядишь, извини, не очень, – выдала при встрече честная (убивать таких надо!) Ляля. – Хреново выглядишь, Лен. Словно ты не с гастролей, а из заключения вернулась.

– Что-то мне и впрямь нехорошо, – призналась Лена, расстегивая шубу и проходя в квартиру. – Мутит все время. Нельзя мне, наверное, столько летать, от перелетов этих такая тошниловка.

– Тошниловка и от другого бывает, – резонно заметила опытная в амурных делах Ляля, – ты бы проверилась.

Лена так и застыла с шубой в руках – неужели правда?

Оказалось – правда. Долетались они с Андреем. При этом летали вместе, а расхлебывать придется ей одной. А Вера Глебова, между прочим, просила ее не беременеть!

Девчонки, узнав о Лениной беременности, собрали женсовет.

– Так рожай, что такого? – высказалась Ева.

Лена залилась слезами:

– Кому рожай? Для кого? И из коллектива меня попрут!

– А давай я этого твоего академика найду! – выпалила Ляля. – Из- под земли достану! Пусть женится! А не то я ему такую жизнь устрою!

Лена вытерла слезы:

– Нет. Вот этого не надо!

– Лен, ты подумай хорошо, ладно? – попросила Таня. – Просто знай, что мы с мамой тебе всегда поможем, если что…

И Лена думала. Целую ночь. Испытывая при этом всю гамму эмоций – любовь к Андрею, ненависть к нему же (ну ясно – заморочил ей голову, а сам и думать о ней забыл), страх (Глебова попрет ее из группы, как только узнает о беременности) и сомнения: а что я смогу дать этому ребенку, мать- одиночка без работы и без квартиры?!

Что же делать? Возвращаться на Север? Лена представила лицо Лили. «Здрасте, Лилия Евгеньевна, а я вот вернулась. Извините, что не оправдала ваших надежд».

Позже она много раз снова и снова возвращалась в ту ночь. Эх, если бы тогда можно было отсечь эти подлые, трусливые мысли волшебным мечом (что там у них в сказках – меч-кладенец?), сказать себе, что ты дура-дура, ну какое тебе дело до того, что подумает Глебова или кто бы то ни было на свете?! У тебя будет ребенок! Ребенок! И ты ради него сможешь все! Вы вдвоем все сможете! И не думай больше ни о чем, а покупай распашонки и доверься судьбе – все будет хорошо. Но это она сейчас все знает-понимает, теперь, когда ребенка нет. А тогда ее сковала какая-то преступная слабость, трусость. Испугалась, струсила, предала. Себя предала. Что себя предала – она поняла уже в то утро, когда сделала аборт. Было такое серенькое утро на переломе зимы и весны, когда вокруг все такое болезненное, когда сама природа, кажется, пребывает в хандре.

«А не будет ребенка!» – вдруг как-то очень ясно поняла Лена, согнулась пополам от боли и завыла.

А вскоре выяснилось, что после аборта у нее началось сильное осложнение. Позже Ляля удивлялась: «Ну дела, кому-то на аборт сходить – все равно что к зубному, плановый осмотр раз в год, а ты, Морозова, даешь! Чуть концы не отдала!» Но сама Лена знала, почему с ней это случилось.

Она сочла, что ее тяжелое, на грани смерти, состояние – несомненное благо, потому что в забытьи физической боли можно было не думать ни о ребенке, ни об Андрее. Можно было вообще ни о чем не думать. Все происходящее Лена воспринимала стоически, как наказание. А может, она надеялась физической болью и страданием искупить свою вину перед этим нерожденным ребенком? Как бы там ни было, плохо ей было так, что болело – на разрыв. Особенно когда врачи сообщили, что детей у нее больше никогда не будет.

В больнице она провела две недели. Гастроли с группой, конечно, пришлось отменить. На вопрос Глебовой: «Что случилось?» – Лена сначала не знала, что ответить, потом сослалась на «непредвиденные обстоятельства».

Глебова пообещала ее уволить: «Ты мне гастроли срываешь, что, не могла предупредить про свои обстоятельства?!»

Но потом случилось нечто странное. Через несколько дней Вера приехала к Лене в больницу. Глебова вошла в палату – никаких звездных замашек, во взгляде сочувствие. Оказалось, что ей кто-то из девочек из группы, рассказал о том, что с Леной случилось. Вера села на краешек Лениной кровати, спросила, зачем Лена это сделала.

Лена пожала плечами:

– Наверное, испугалась. И ребенок этот был никому не нужен. Да и вы сами говорили, что из группы уволите.

– Что ж ты, дура, наделала! – схватилась за голову Вера.

И что-то в ее голосе, в глазах промелькнуло такое человеческое, женско-сестринское, что Лена заплакала.

– У меня вот детей нет, как ты знаешь, – сказала Вера, – тоже испугалась в свое время. Потом внушила себе всякую хрень про жизнь для искусства, служение сцене. А сейчас думаю, да к черту все: сцену, поклонников! Если бы все сейчас вернуть, я бы, конечно, родила. Но ведь не вернешь. – Вера осеклась, закусила в губах горькую усмешку.

Две женщины – сестры по несчастью- сидели, молчали о своем. Потом Вера затянула свою любимую песню «Я несла свою беду». У Веры лучше получалось выражать сочувствие не словами – в словах она не была мастерица – а песней. Ее сильный, прекрасный голос дарил утешение.

– Выздоравливай, я буду тебя ждать, – сказала Вера на прощание. – Тебе надо много работать – это поможет.

Впрочем, Лене теперь было все равно – будет она по-прежнему выступать в группе Веры или не будет. Будет петь или нет. Вообще все теперь стало неважным. Лена лежала в палате, отвернувшись к стене, проваливалась в свой персональный ад и назначала себе персональное наказание. А потом, в один из дней, медсестра сказала, что к ней пришли.

– Кто? – равнодушно спросила Лена.

Медсестра неопределенно пожала плечами, и Лена нехотя пошла в коридор.

На лестничной клетке у окна стоял Андрей.

– Так не бывает, – попыталась улыбнуться Лена.

Ее кривоватая вымученная улыбка сорвалась, испугала Андрея. Он молча смотрел на нее. Лена вздохнула – зрелище, конечно, не комильфо: старый больничный халат, бледное, как эти стены, лицо, спутанные волосы. Жуть.

– А что тебе нужно? – вежливым, но каким-то тусклым, бесцветным голосом спросила Лена.

– Увидеть тебя, – сказал Андрей. – Я все знаю.

Лена пожала плечами:

– Да? Ну ладно.

Она теребила пуговицу на своем ужасном халате и с тоской думала, что от нее, наверное, пахнет больницей и выглядит она жалкой. А ей не хотелось так выглядеть, когда на нее смотрит любимый мужчина.

Андрей привлек ее к себе и, глядя в глаза, спросил:

– Почему ты пропала? Я звонил тебе тысячу раз.

Свадьба с хорошей девушкой Светой, слова Маргариты Петровны и версия насчет того, что Андрей ее предал – все, как теперь выяснилось, оказалось неправдой. Но что с того? Теперь уже было поздно. Лена молчала. Андрей говорил, пытаясь прорваться к ней через эту пустоту и молчание.

«Я пытался найти тебя, но это оказалось непросто. Ты не оставила мне никаких зацепок – ни адреса, ничего».

Уже потом Лена узнала, что Андрей развернул масштабные поиски и нашел ее через Веру Глебову.

– Как все это глупо и пошло, – сказал Андрей, – и из-за такой глупости мы едва не сломали себе жизнь. Я люблю тебя, Лена!

Она заплакала. Он гладил ее по голове, как маленькую. Лена сказала, что не хочет возвращаться в палату. Андрей встал, снял с себя пальто, накинул его ей на плечи, взял Лену за руку и повел за собой.

В тот вечер он привез ее к своему старому московскому другу, чья квартира пустовала. В тот же вечер Лена призналась Андрею, что после аборта у нее никогда не будет детей. Она хотела быть с ним честной. Андрей обнял ее и сказал, что для него важно только, чтобы они были вместе. Тогда же он сделал Лене предложение выйти за него замуж. И после ее «да» просил, не хочет ли она переехать в Петербург. Увидев Ленино замешательство, Андрей кивнул: «Ладно, я перееду в Москву».

Так и произошло.

* * *

Это были счастливые годы. Семь безоблачных лет. Счастливых настолько, что Лена с Андреем в привычной размеренности будней даже не особенно замечали счастья. Разве что, когда Лена уезжала с Верой на гастроли, она чувствовала, что отчаянно скучает по Андрею, и ее тянуло домой.

Если же она была в Москве, их дни не отличались разнообразием, но в этом были свои радости. По сути, Лена вела обычную жизнь замужней женщины: приготовить сложносочиненный обед из трех блюд, выгладить Андрею рубашки, собрать его в командировку. На первый взгляд – привычная круговерть, пена дней. Но за этой суетой, в какой-то невидимой посторонним сердцевине их совместной жизни было много любви и неподдельной нежности, заботы друг о друге.

Лене хотелось, чтобы Андрея тянуло домой, чтобы в доме пахло вкусными пирогами, и, кроме того, ей хотелось быть интересной мужу. Как-то она даже взялась изучать какие-то труды по физике, и однажды за ужином важно спросила Андрея, что тот думает о теории кварков. Андрей, услышав ее вопрос, хохотал так, что едва не свалился под стол. Лена даже подумывала обидеться, но решила, что не стоит – оставим мужской шовинизм, присущий даже самым прогрессивным и чутким представителям мужского рода, на их совести. Тем более она догадывалась о том, что незнание теории относительности муж ей простит и что ее пироги, в принципе, интересуют его больше ее познаний в области точных наук.

Обычная жизнь: работа (ежедневные музыкальные репетиции), хозяйственные заботы, да надо бы еще и выглядеть прилично, и в постели после изматывающего рабочего дня казаться пламенной любовницей и вакханкой. Непросто – да, но Лена как-то умудрялась все сочетать.

Ляля, порхающая красивой бабочкой по клубам да фестивалям, глядя на «скучную семейную» жизнь подруги, фыркала: «Вот скука смертная!»

А Лена смеялась: «Дурочка ты, Лялька, ничего-то ты не понимаешь! Мне все это в радость!» И вот, казалось бы, все как у всех, никакой особой романтики, но были счастливы, были.

Счастливейшая жизнь – совместные завтраки, отпуск на море, по вечерам прогулки в парке рядом с домом, совместный просмотр сериалов под бокал хорошего вина. Летом в выходные – яхт-клуб (Андрей обожал яхты), зимой – горные лыжи.

Их общие вечера… «Что ты читаешь?» – «Новый детектив. А ты?» – «Да ничего интересного, Ленка, у тебя от одного названия скулы сведет…Идем в Пушкинский музей? А завтра в театр?»

Про детей они никогда не говорили, вообще не заводили эту тему. Но Лена в принципе была готова посвятить свою жизнь только Андрею, раствориться в нем.

Единственное, что в их супружестве царапало, как заноза, была мать Андрея. Лена не могла избавиться ни от страха перед ней, ни от мыслей, что это из-за Марго она тогда приняла роковое решение. Нет, она не перекладывала на Маргариту Петровну ответственность за свой преступный аборт и винила, конечно, во всем себя, но какой-то темный вязкий осадок тем не менее в Лениной душе сохранялся. Лена и Марго практически не общались. Если Марго звонила на домашний номер, Лена сухо здоровалась и передавала трубку Андрею. Бедный Андрей разрывался между двумя любимыми женщинами. Лене его было искренне жаль.

Через два года после женитьбы Андрея Марго приехала к ним в Москву (они тогда снимали двушку на окраине) – привезла Андрею деньги на покупку квартиры. Когда Лена запротестовала: «Ну зачем, не нужно, нас все устраивает в этой съемной квартире», Марго решительным жестом ее остановила. «Это наследство Андрея от его отца. Не отказывайся, будешь дурой! И вообще, я забочусь о своем сыне: хочу, чтобы он жил в нормальных условиях, а не в съемной халупе!» – отчеканила вдовствующая императрица.

На эти деньги Андрей впоследствии купил квартиру, куда они с Леной вскоре переехали. Когда Марго уезжала, Лена сказала ей на прощание единственную фразу:

– Вы очень сильная женщина.

– Да, – усмехнулась Марго, – это правда. Но у меня есть одна слабость – я люблю своего сына и хочу, чтобы он был счастлив. Я проиграла. Андрей считает, что счастливым он может быть только с тобой.

Лена вздохнула:

– Я просто очень люблю его. Люблю.

Марго задержалась, бросила на Лену быстрый, оценивающий, словно бы впервые ее увидела, взгляд, и вдруг на мгновение (Лена даже подумала, что ей это показалось) коснулась Лениной руки и сказала:

– Ты… прости меня. Я тогда грех на душу взяла, не знаю, как теперь буду отмаливать.

И не дожидаясь Лениного ответа, Марго ушла.

Но и после этой сцены в их отношениях ничего особенно не изменилось – все та же натянутая вежливость, без всякой теплоты.

…Итак, у Лены с мужем появилась своя квартира. Лена с любовью ее обустраивала – ей хотелось, чтобы она напоминала петербургскую академическую квартиру Сазоновичей с ее высоким стилем и сдержанной роскошью.

В эти годы карьера Андрея стремительно развивалась. Он часто ездил в зарубежные командировки, хорошо зарабатывал. У Лены в группе Глебовой тоже все складывалось наилучшим образом. Лене нравилось то, чем она занималась. В концерты она вкладывала душу. А потом, за эти годы она просто привыкла к Вере, даже привязалась к ней. Несмотря на несносный характер и капризы, Вера была талантищем, а талантливому человеку все можно простить. К тому же, несмотря на все свои сложности, эта невозможная звезда по имени Вера была человечной и доброй.

Кроме работы и гармоничной семейной жизни у Лены были ее девочки-подружки и Лиля, которая теперь часто приезжала в Москву, неизменно останавливаясь у Лены с Андреем.

В общем, все было хорошо.

Конечно, их брак нельзя было назвать полной идиллией. Все как у нормальных людей – случалось всякое. Иногда ссорились, бывало и такое, два раза собирались разводиться (теперь и не вспомнить из-за чего), но, конечно, не всерьез, не всерьез… Иногда она обижалась на мужа, чувствовала усталость; быт все-таки изматывает, вдруг перестаешь замечать хорошее, раздражаешься по пустякам, начинаешь предъявлять какие-то претензии, сражаешься за свои надуманные, в сущности, права.

Однажды они совсем подошли к какому-то краю. Отчаянно поссорились. Все рушилось на ее глазах. Боль, страх, растерянность… Так бывает: вот ты смотришь на родного, близкого человека и вдруг понимаешь, что вы с ним будто стоите на разных берегах реки и услышать-понять друг друга – невозможно.

В тот вечер Андрей ушел из дома и не появлялся два дня. У Лены уже не было ни сил, ни желания пытаться что-то исправить – одна невозможная боль, парализующая волю и чувства. И вдруг Андрей вернулся – простуженный, больной. Она кинулась к нему (все как-то вдруг стало неважно, кроме его здоровья) с порошками, градусником, горячим молоком- чаем.

В тот же день они помирились. Андрей обнял ее:

– Лена, какие мы дураки! Ты прости меня. Ну куда я без тебя…

И все наладилось. Она жила его жизнью и не представляла, что может быть иначе. Стоило Андрею уехать куда-то в командировку, хотя бы даже на пару дней, она начинала отчаянно скучать и не находила себе места. Он приезжал – она успокаивалась.

Однажды Ляля сказала:

– Лена, ты пойми – опасно так растворяться в ком-то, настолько сильно привязываться! А если этот человек вдруг исчезнет из твоей жизни?

– Лялька, дура, не каркай, если он исчезнет – я тоже умру! – улыбнулась Лена.

Такая сильная корневая система – прорастаешь в человека корнями, и все у вас становится общим.

Теперь Лена думает, что, если бы они с Андреем прожили в браке много лет, он, видя ее старение, мог, как это происходит со многими мужчинами в кризисе среднего возраста, увлечься какой-нибудь юной девицей и уйти из семьи; и понимает, что она согласна даже на такой вариант событий, только бы Андрей был жив! Пусть бы он был счастлив без нее, с кем-то другим, только бы жил. Сейчас она понимает: когда ты любишь – ты хочешь счастья для любимого человека, допуская, что его счастье необязательно будет связано с тобой.

Семь лет счастья…

А потом ее жизнь разбилась, раскололась на до и после.

* * *

Январь 2017 год

Итак, первое января. За окнами идет снег. Подруги разбрелись по домам. После шумной новогодней ночи Лена осталась одна. Самое сложное для одинокого человека – пережить праздники.

Лена подошла к окну и долго-долго смотрела на снег. Впереди была зима. И жизнь без Андрея, которую надо было как-то прожить.

Часть 2
Просто Таня

Глава 1

Зима 2017 год

С самого утра Таня рисовала иллюстрации для детской книги сказок и работала до вечера, позволив себе лишь небольшой перерыв, чтобы пообедать и погулять с собаками. В итоге к вечеру работа была почти закончена, рисунки и макеты можно было отправлять в издательство.

Придирчиво рассматривая рисунки (Таня редко когда бывала довольна результатами своего труда и всегда старалась довести рисунки – перфекционист несчастный! – до совершенства), она особенно задержалась на одном из них. Это была иллюстрация к детской сказке про принца и принцессу. Таня нарисовала воздушную, золотоволосую, вполне себе классическую принцессу, которая выглядывает из окошка высокой башни. А снизу на принцессу с обожанием смотрит красавчик-принц на образцово-стильном белом коне (сюжет не нов – принцесса ждала, и принц примчался).

Принцесса на Танином рисунке была прекрасна, как и положено принцессе, принц симпатичен и по всему видно – благороден и мужественен; в общем, все как положено, как мы, девочки, любим. Каждая девочка хотя бы однажды рисовала такую картину в своем воображении, представляя в принцессиной роли себя, а в роли принца… ну хоть Брэда Питта, или Джуда Лоу, или какого-нибудь отечественного Козловского, или уж, извините, Нагиева (да вкусы-то у всех разные, а потому прынцы разные нужны).

Рисунок как рисунок, но, разглядывая его, Таня вдруг вздохнула. О чем-то о своем – несбывшемся…

* * *

В одном из тихих московских переулков жила-была девочка Таня Киселёва – добрая, умная, хотя и не красавица. Что она – не красавица, Таня очень даже понимала. Хотя внешность у нее была миловидная – хорошее лицо славянского типа, серые глаза, высокий лоб, русые волосы, однако же в модели с такой внешностью не берут. Таню подвел невысокий рост и не модная – с формами и со склонностью к полноте – фигура. Да и в целом, внешность у Тани была не яркая, а такая… чуть приглушенная.

Ну не взяли бы ее в модели и ладно – не всем же моделями быть! А зато у Тани был отличный характер – она всегда была спокойной, выдержанной, интеллигентной, воспитанной и начитанной. Достаточно было на нее посмотреть, чтобы сразу отметить – какая хорошая, умная девочка, в хорошем смысле «несовременная».

Больше всего на свете Таня любила рисовать – животных, космических героев, волшебные миры и вселенные. Ничего удивительного в этом увлечении не было – Таня родилась в семье художников- иллюстраторов; ее папа и мама в свое время оформили немало прекрасных детских книг. Так что вполне естественно, что после школы Таня решила пойти по стопам родителей и тоже стала художником.

О своем выборе она не жалеет и по сей день. Но хотя она востребована и сотрудничает с крупным издательством, все-таки иногда из самой глубины ее души, бывает, вдруг поднимается какая-то печаль.

«Ты просто Таня. Хороший, отзывчивый товарищ, востребованный иллюстратор, неплохой человек, и это немало, но…» Иногда ей остро, до душевной боли хочется чуть большего. Еще немного подрасти до себя – талантливой, успешной, а главное, любимой. Потому что любовь вообще входит в Танин круг главных жизненных ценностей первым пунктом.

При этом Танины родители, прожившие в супружестве душа в душу тридцать пять лет, не оставили дочери другого выбора, кроме как уверовать в то, что любовь бывает одна и на всю жизнь, а все, что не попадает под категорию «навсегда», есть легкомысленные увлечения и блуд. Именно на таких установках воспитывалась Таня.

И вот Таня выросла и вошла в пору, когда ее персональному принцу уже можно было бы и появиться. Однако ждать ей его пришлось аж до двадцати четырех лет, и к этому времени наша Таня уже совсем приуныла от долгого ожидания и засомневалась: а случится ли со мной то самое большое и прекрасное, ради чего стоило так долго ждать?!

Январь 2005 год

Москва

Новогоднюю ночь две тысячи пятого года Таня с подругами встречали у нее дома. Из той шумной, веселой ночи Тане особенно запомнилось, как ее подруга Лена Морозова проникновенно спела «Чайку с розовым крылом», до слез тронув и Танину маму, и Еву с Лялей, и саму Таню.

Они были молоды, наивны, и никто из них даже не предполагал, какие события ждут их в самом ближайшем будущем. Да, в ту новогоднюю ночь никто не знал, что через пару дней Лена уедет на гастроли с группой Веры Глебовой в Петербург, где познакомится со своим будущим мужем Андреем, а Таня нежданно-негаданно в это первое утро нового года встретит свою судьбу.

В ту ночь девочки за песнями, танцами и душевными разговорами просидели у Киселевых до самого утра. Утром Танины подруги засобирались по домам. Таня собрала подарки и гостинцы для Евиного сына Вани, пакет с домашней едой для Лены с Лялей и отправилась провожать подруг до метро. Утро было морозным и снежным. По пути девчонки смеялись, и Ляля вдруг – вот вечно эта рыжая чудит – взяла да и ляпнула:

– Тань, а, Тань! А знаешь, чо? Вот первый мужчина, который тебе сегодня встретится и с тобой заговорит – станет твоим любов… ой, ладно, не смущайся, Тань, твоим суженым-ряженым! Бугага!

Ляля заржала, и они с Леной побежали в подземный переход.

Таня вздохнула – при всей ее любви к Ляле стоит признать, что иногда Точкина бывает просто невыносимой.

По пути домой от метро, проходя мимо фруктового киоска, Таня решила купить домой фрукты. Продавщица сложила апельсины и мандарины в пакет и вручила его Тане.

Таня вышла на улицу, удивилась, что хлипкий пакет так оттягивает руки, и вдруг… Наверное, со стороны это было даже кинематографично – пакет – раз! – и треснул, и десятки оранжевых мячиков покатились на снег.

Таня наклонилась и стала собирать рассыпавшиеся фрукты.

– Оранжевое на белом – это красиво! – раздался рядом мужской голос. – Можно кино снимать!

Таня подняла глаза – перед ней стоял парень лет двадцати восьми.

– Давайте я вам помогу? – Незнакомец, не дожидаясь ее ответа, наклонился и стал собирать апельсины.

Когда на последнем апельсине их руки неожиданно встретились, Таня смутилась и отдернула руку. Незнакомец связал пакет «для надежности» и протянул Тане. Таня кивнула – благодарю!

– Хотите, я вас подвезу? Тут за углом моя машина! – предложил незнакомец.

Таня бросила на него взгляд – привлекательный брюнет, лицо располагающее, открытая улыбка. Симпатичный, да. Но вот так взять и сесть в машину к незнакомому человеку?!

– Нет, спасибо, – вежливо сказала Таня, – я уже почти пришла.

– Не донесете, опять все растеряете, – усомнился незнакомец.

Таня махнула рукой – пустяки.

– Ну хоть дайте свой телефон?! – попросил парень. – И скажите, как вас зовут?

Таня пожала плечами – знакомиться на улицах тоже не казалось ей правильным. И вдруг она вспомнила дурацкое предсказание Точкиной. «Первый мужчина, которого ты встретишь в новом году…»

Таня заглянула незнакомцу в глаза. Вот именно не посмотрела на него, а заглянула ему в глаза и увидела в них что-то особенное.

Она улыбнулась:

– Ладно. Меня зовут Таня.

– Дмитрий, – сказал незнакомец, – я вам позвоню.

* * *

Несколько дней Таня думала о незнакомце, которого Ляля напророчила ей в суженые-ряженые. А вскоре он позвонил ей – представился, коротко рассказал о себе и пригласил встретиться.

…Таня с Дмитрием Колесниковым гуляли по заснеженной Москве, пили кофе в уютной кофейне, Дмитрий рассказывал о себе. Таня узнала, что ему тридцать лет, что он преподает литературу на журфаке известного вуза и любит путешествовать. На прощание Дмитрий сказал, что завтра будет читать лекцию о британской поэзии в лектории университета и пригласил Таню прийти его послушать.

Таня пришла, послушала, и симпатичный темноволосый Дима раскрылся для нее с совершенно неожиданной стороны. Рассказывая о том, что его по-настоящему волновало (а литература была главной страстью его жизни), Дмитрий оказывал на аудиторию какое-то магическое воздействие. Присутствующая в зале немногочисленная публика, в основном студенты, увлеченно слушала преподавателя Колесникова. В финале лекции Таня влюбилась в Диму окончательно и бесповоротно.

После лекции они с Димой ужинали в ресторанчике, потом он повез ее кататься по городу на своей машине, и в какой-то миг, когда Дима остановил машину в переулке рядом с ее домом и поцеловал ее, Таня отозвалась на его поцелуй со всей страстью и нежностью девушки, которая вообще очень долго ждала.

В тот вечер Таня назначила Диму своим принцем и своей главной и единственной любовью.

* * *

– Куда он тебя пригласил? На лекцию?! – воскликнула Ляля, когда Таня рассказала подругам о Диме. – Тань, ты совсем, что ли? Нет бы, он тебя пригласил в ресторан, или в Большой театр, или на курорт?! Но на лекцию! – Ляля обхватила свою буйную рыжую голову.

Лена с Евой покатились со смеху.

– Я все ждала, когда ты найдешь себе что-нибудь приличное! Ну… хоть что-нибудь уже найдешь! И вот, кажется, дождалась! – сокрушалась Ляля. – Ты нашла себе какого-то мудаковатого парня. Как ты вообще его встретила? Ты же на улицах не знакомишься?

– Ты сама тогда сказала, что в первое утро нового года я встречу свою любовь, и я… решила не быть категоричной! – призналась Таня.

– Это все мой поганый язык, – расстроилась Ляля, – я его себе когда-нибудь вырву. Ладно, расскажи про этого твоего новогоднего прынца. Что он хоть из себя представляет?

Таня принялась обстоятельно рассказывать про Диму – симпатичный, умный, обаятельный, серьезный, кругозор немереный, студенты его любят, добрый, великодуш…

– Какой-то просто не человек, а неправильная батарейка! – прервала Танину оду Ляля.

Таня осеклась:

– В смысле, Точкина?

– Да все со знаком плюс! – вздохнула Ляля. – Очень уж положительный этот твой Дима. А у правильной батарейки, как и вообще у всего на свете, есть два полюса: плюс и минус. В чем недостатки твоего Димы, где его минус?

Таня пожала плечами:

– У него нет недостатков.

– Да не бывает так, – возразила Ляля. – Значит, этот его невидимый минус такой хреновый, что и все плюсы забьет. Где он преподает? В МГУ, говоришь? А фамилия как? Что, значит, зачем интересуюсь? Просто так.

Но Ляля, конечно, интересовалась не просто так. Точкина развернула целое детективное расследование в отношении Таниного ухажера и через три дня примчалась к Тане довольная.

– Ну так есть минус, Танька. Прямо жирный минусище.

– Ты о чем? – не поняла Таня.

Ляля честно призналась, что через общих знакомых с журфака она разузнала всю информацию о Дмитрии Колесникове.

– С чего это ты в шпионы подалась? – обиделась Таня.

– Я за тебя переживаю, ты у нас неопытная, за тобой глаз да глаз нужен, – отрезала Ляля. – Так вот про главный минус этого твоего насквозь положительного Димы! Он уже пять лет живет со своей бывшей студенткой в гражданском браке. И не женится на ней и не уходит от нее. Есть-есть такие мужики – нерешительные, псы на сене. Хуже их ничего нет. Девке этой голову морочит и тебе будет.

Таня нахмурилась – женатый мужчина в ее представлении по определению принцем быть не мог, ну то есть мог, но чужим. А на чужое Таня никогда не заглядывалась.

Поэтому, когда в этот же вечер Дима ей позвонил, Таня обдала его холодом.

– Что-то случилось? – удивился Дима. – Тебе не понравилась моя лекция? А я хотел пригласить тебя в театр.

И тогда прямая девушка Таня без всяких экивоков – в упор – спросила:

– Ты женат?

– С чего ты взяла? – вскинулся Дима. – А, говоришь, общие знакомые рассказали? Таня, вообще-то я не женат. Хочешь, паспорт покажу?

Таня смутилась:

– Зачем паспорт, не надо. Просто мне сказали, что ты живешь с какой-то девушкой…

Дима замялся:

– Видишь ли, я действительно живу с девушкой… Но это сложная жизненная ситуация.

Таня вежливо, но твердо попросила объяснить, в чем, собственно, сложность. Дима рассказал, что когда-то он помог своей иногородней студентке с жильем, поселив ее у себя в квартире, поскольку той было негде жить. «Теперь мне просто неудобно попросить ее съехать, понимаешь? Но нас ничего не связывает. Считай, что я просто сдаю ей комнату в своей квартире».

Таня с облегчением вздохнула – ну вот, оказывается, все легко объясняется. И да – давай пойдем в театр, я вообще очень люблю театр. Да, Дима, до завтра.

В отличие от Тани Ляля не была такой доверчивой.

Выслушав Таню, Ляля усмехнулась:

– Это он тебе сказал, что их ничего не связывает? Конечно, ничего, кроме постели, общего бюджета и общей жилплощади! Литератор хренов. Да и вообще, Тань, ты пойми… У него этих студенток – завались! И каждый год – новый курс, он там как петух в курятнике. Тебе это надо?

Таня прислушалась к себе – внутри нее что-то как будто кипело и требовало выхода. Любовь? Страсть?

– Я его люблю, – вздохнула Таня. – Мы завтра в театр идем. Слушай, Ляль… Ты можешь дать ключи от вашей с Леной квартиры? На один вечер.

Ляля охнула:

– Ты чо, Киселёва? Решила ему отдаться? Это самая бессмысленная инвестиция твоей непорочности!

– Со своей непорочностью я как-нибудь сама разберусь, – пожала плечами Таня. – И вообще… Нам просто чаю попить.

Ляля хмыкнула:

– Ага, чаю! Это теперь так называется?

Таня развела руками:

– Ну не могу я его к себе пригласить – у меня родители, ты же знаешь. У него в квартире кто-то живет. А тебе разве жалко уступить квартиру на один вечер? Тем более Лена на гастролях. Дай ключи?!

– Не дам! Он тебе не подходит! – Но увидев, как Танины губы задрожали, Ляля вздохнула: – Ладно, бери, порть себе жизнь. Ты же все равно меня не послушаешь. И в конце концов не трахаться же вам в подворотне. На, держи.

На следующий день перед театром Таня заехала к Ляле, чтобы забрать ключи. Ляля придирчиво оглядела подругу.

– Это так ты в театр идешь?! Ох, вечно ты, Киселёва, ходишь, как старая клюшка! Вот что это у тебя за колготки? – Ляля бесцеремонно задрала Танину юбку. – Что за хрень такая? Гамаши у своей бабушки- соседки одолжила?

– Сейчас зима, – смутилась Таня, – холодно.

– Холодно ей, видите ли! – фыркнула Ляля. – Терпи! Ты женщина, в конце концов, на свидание идешь! Могла бы надеть сексуальные чулки. Вот, смотри! – Ляля гордо подняла юбку и продемонстрировала сексапильные чулки с пикантным швом сзади.

– Ну, так все равно же никто не увидит, что это чулки! – удивилась Таня.