Светлячок для Летучего Голландца

Можно было и не слушать концовку, чтобы понять, каков финал истории.

– Я даже не был на похоронах. Понимаешь или нет? Меня кто-то слил, крыса. И все. Их нет. Моя жизнь закончилась, когда я увидел три холмика на кладбище. Пока не увидел, не верил.

Я закрыла глаза и сглотнула с усилием.

– А он стоял рядом, говорил какие-то слова поддержки, еще что-то. И не он один. Я запомнил все лица, что были тогда. Всех, кто с серьезными, печальными минами пытались мне соболезновать. А где они были раньше? Почему не защитили? На что их соболезнования мертвецам?

– Я понимаю тебя. Но невозможно все предусмотреть.

– Да пошла ты со своим пониманием! Невозможно предусмотреть? – передразнил меня. – А все и не надо. Просто надо было охрану усилить. А не пару идиотов в машине, оставить, которые даже Титаник не заметили бы.

Походил еще туда-сюда.

– Нет. Я так этого не оставил. Долго собирался, искал. Но нашел их всех. Нашел, чтобы они все заплатили по счетам. Германа оставил напоследок. Его труднее всего было зацепить. Нигде долго не задерживался, никаких длительных связей, друзей. Год-два и снимается с места. Он чувствовал, что я ему дышу в затылок.

Чуть успокоился и вернулся ко мне, сел поближе на корточки перед стулом.

– Чувствовал, но ничего не предпринимал. Кроме бесконечной беготни. Он ведь далеко не трус и парень рисковый. А потом я понял почему. Из-за тебя. Не хотел, чтобы о тебе стало известно.

Криво улыбнулся.

– Как видишь, не помогло. Сколько бы раз не уводил в сторону, а ведь все равно к тебе возвращался. Я удивился. Честно. Никогда бы не подумал, что он на такие чувства способен. На более или менее серьезные чувства.

Я покачала головой. Стараясь не скатываться в истеричное состояние, попыталась пробиться к нему за стенку из гнева и боли.

– Думаю, не во мне дело.

– О чем ты?

– Герман просто убегал. Не из-за меня. Наверное, сначала не мог понять, кто устроил вендетту. Вариантов же много. Список большой. А когда понял, то не поверил до конца в такую возможность. И просто тянул время. Надеялся либо найти тебя поговорить, либо, что сам одумаешься. Он ведь понимал твое состояние и причины…

– Он понимал? Он? – кажется, разговор был затеян зря. Только добавил остроты и раздосадовал. – Что он может понимать? У него никогда не было ни семьи, ни детей…

– Может, поэтому и не было? Он ведь чуть младше. Увидел ваше горе и не захотел подвергать себя таким испытаниям и близких…

– Как же! Это все чушь! Ему всегда было плевать на всех. Жил в свое удовольствие, не замечая никого. Кайф ловил.

– О чем ты? Какой кайф жить не своей жизнью и в бегах?

Владислав уже не слушал меня. Выглянул сначала в одно окошко, потом в другое. Чувствовалось, что напряжение скоро сорвет крышку с жерла вулкана, а поблизости только я. Еще и подливаю масла, слишком громко стуча по прутьям клетки с голодным тигром.

А какая мне уже разница? Что у него там в голове? Какой план? Просто использовать, как приманку или сделать главным орудием мести. Он же сказал, что оставил Германа на «сладкое». Видит в нем главного врага. Верит, что виноват. И, что я для его врага очень важный и близкий человек.

В этом месте хочется заплакать, забиться в истерике. Нет, нет, не хочу так заканчивать свою жизнь – в Богом забытой деревеньке, не успев сделать все, что хотела, толком не пожив. И ради чего? Чтобы псих потешил себя, справив кровавую мессу, и посмотрел на слезы поверженного.

– Чего он медлит? Или думает, я буду неделю здесь сидеть в ожидании?

Посмотрел на меня.

– Я другой сценарий рассматривал. Но, если Герман не появится здесь в течение нескольких часов, а лучше часа, то предпочту ускорить события.

– А смысл тогда? Удовольствие уже не то, – от страха опять поднял голову сарказм. – Не удастся своими глазами все узреть.

– Ты особо не юродствуй.

– Прошу прошения. Это от страха и усталости. Вторую ночь не сплю.

– Вторую? Что так?

– За тобой в окошко наблюдала. Я сразу поняла, что цветы не от Германа, а от кого-то другого. И ждала развития событий. Вчера днем сидя в кафе, высмотрела, что наблюдают за мной двое.

Мужчина досадливо махнул рукой.

– Дилетанты. Их бы и ребенок заметил.

– С этим соглашусь. А тебя выдало курение.

– Курение?

– Надо избавляться от вредных привычек. Заметила ночью огонек от сигареты. Сначала не придала этому значения. Но интуиция подсказала, что это по мою душу.

– Это уже не важно. Да и тогда было не важно. Главное результат.

– Ага. Результат, – сглотнула, но все, же спросила. – И что же будет? Чего ты хочешь?

Он приблизился и поизучал немного. Осторожно погладил щеку, что алела красным цветом, и уголок губ, где была кровь.

– Я тоже не хотел, чтобы близкие люди отвечали за мои ошибки, точнее действия, и решения. Но так уж случилось…

– С чего ты взял, что мы близкие люди? Так вспоминает обо мне иногда, когда проездом в нашем городе.

Пока его пальцы касались моего лица, старалась не выказывать чувств, но было тяжело еще и говорить одновременно ровным голосом.

Приподняв подбородок, посмотрел пристально в глаза:

– Неужели? Что-то слабо верится.

– Можешь не верить. Я вот, точно не особо верю в его неземную и преданную любовь. Так будет точнее.

– Зато я уверен. Не стал бы он столько лет в одно и то же место таскаться.

– Мало ли…

– Все! Хватит! – сжал мой подбородок, с такой силой, что чуть косточки не хрустнули. – Надоело уже воздух гонять. Хочу закончить с этим и …

– И что? Вздохнешь спокойно? Заживешь счастливой жизнью? И это после того, как загубил нескольких людей.

– Да! Да! Вздохну и заживу долго и счастливо. Потому что эти мрази мертвы!

– А чем же ты лучше их? Такая же мразь.

– Сучка…

И оттолкнул меня вместе со стулом. От резкого движения я не удержалась и с грохотом обвалилась на пол. Послышался треск. Старое дерево не выдержало таких испытаний и развалилось, но у меня появилась возможность выпутаться из веревок. Или хотя бы попробовать.

Владислав особо не торопясь, прервал меня, подняв за шкирку из обломков. И по новой затянул путы на запястьях за спиной.

– Это было глупо.

«Сама знаю. Но от отчаяния чего только не попробуешь. Например, вот это!». И пнула его ногой, сначала под коленку, потом еще куда-то. Сделала шаг в сторону, запнулась, взвыла от досады больше, чем от боли.

Он уже сидел на мне верхом и заламывал руки. «Что ж за невезуха-то сегодня!».

– Какая ты прыткая.

– Пошел к черту, псих!

Если все равно помирать, так надо высказаться напоследок. Последнее желание.

– Я? Псих?

– Конечно. Сам себя простить не можешь за жену и детей, вот и ищешь на стороне виноватых…

Закончить не успела, прилетело кулаком по лицу. Всю жизнь буду помнить его взгляд в тот момент. Я поняла, что конец, никого мы ждать не будем.

И орала во всю глотку, давясь кровью и слезами. Но успела отвернуть голову вовремя, чтобы родственникам не пришлось закрытый гроб заказывать.

Потом почувствовала, что он поднялся, и быстро подтянула ноги к груди. В такой ситуации поднимаются только для одного, чтобы запинывать лежачего. Пара ударов и остановка. От неожиданности закрыла рот и прислушалась. Может, ушел куда-то? Нет, здесь рядом, слышно тяжелое дыхание. Не знаю, по какой причине, но я была рада этой передышке.

Спустя полминуты поняла, что отвлекло его. Из соседней комнаты раздался шорох. «Господи, помоги…». Раскрыла глаза, но ничего не увидела, кроме старых, рассохшихся досок. И те расплывались, сфокусировать взгляд на чем-то было сложно. Тело разрывало от боли.

Меня опять подняли за шиворот с пола, но стоять я упорно не хотела, ноги подкашивались.

– Да, стой ты…

Подхватил под грудину так, что вздохнуть нельзя, одной рукой. Прийти в себя немного все же пришлось. Когда почувствовала у виска холодный металл. Попыталась держаться ровнее. Не дай, Бог, нажмет на курок случайно.

В комнате появились двое – Сергей с Николаем. Не описать словами, как же я им обрадовалась. Даже подумывала извиниться перед ребятами, если останусь в живых. В такие моменты на многие вещи смотришь совсем по-другому. Сидела бы себе в комнатке с удобствами, в самом деле, в ус не дула и ждала, пока мужики сами разберутся, морду набьют друг другу. Но, есть, конечно, иной вариант развития событий, и скорее всего моя активность спасла жизни этим двум ребятам. Псих за моей спиной не стал бы церемониться.

– Ей, мужик, отпусти женщину.

– С чего бы это вдруг? Я ее отпущу, а вы мне пулю в лоб и вся недолга.

– А зачем нам лишнюю работу делать? Решим все полюбовно, – переговоры вел Сергей, но пистолета не отпускал. – Мы же ищем одного и того же человека? Так ведь?

– Да.

– Для одних и тех же целей.

– Это врядли.

– Но все равно. Вот и объединим усилия. Так надежнее выйдет. А баба нам ни к чему. Пусть домой отправляется. Бежать в милицию мы ей отсоветуем.

Похоже, они не сразу стали брать домик штурмом, а немного послушали наш разговор. Действовали осторожно, чуть ли не по сантиметру продвигаясь ближе к нам. Медленные движения, спокойный голос, никакого давления. Смекнули, что у парня башню снесло давно и крепко, и ожидать от него можно все что угодно.

Вячеслав все теснее сжимал мою грудную клетку.

– Нет, ребятки, цели у нас совершенно разные. Не по пути будет.

– Думаешь? Почему же?

– Потому. Так что стволы опускаем и выходим. Ищите своей удачи в другом месте.

– Нет, не пойдет. Я этого гаденыша так просто не выпушу и не отдам. Поделиться придется.

– Пошел к черту!

– А если не пойду? Нас больше. Соответственно шансов у тебя меньше.

– Дело не в количестве, а в умении. Не сойдете с моего пути, башку ей прострелю.

– Давай. Плевал я на нее! Мне конечная цель важна. Возиться с лишними трупами не очень хочется, но переживу как-нибудь.

«Мама! Что ж вы делаете!». Сжала зубы. Забыв про боль, вся превратившись в слух и осязание, готовая в любую минуту падать или делать еще что-то для своего спасения.

– Одного не пойму. Если тебе Лира нужен, зачем ты ее так отделал? Нравится женщин бить? Или просто злость срывал?

Пистолет у моего виска дернулся.

– Понятно. С ней справиться гораздо легче, чем с подготовленным, натренированным мужиком. Так ведь?

– Нет. Заткнись и вали от сюда!

– Значит, угадал, да? Удовольствие получаешь?

Я обливалась, потом, гадая, что же будет дальше. Лихорадочно вспоминая какую-нибудь молитву. Когда-то знала несколько и даже в церковь ходила. «Обещаю читать молитвы каждый день, посещать храм, поститься…»

Все произошло за пару секунд. Но я видела это, как в замедленной съемке, туго соображая, что же делать. Вот Владислав перевел пистолет на Сергея, забывшись в своей злобе. Тот поймал мой взгляд и подмигнул.

Что? Что ты хочешь от меня? Сердце бешено скакнуло.

Наугад пнула назад ногой, в этот раз повезло – попала. Сзади злобно и утробно взвыли. Добавила локтем и вырвалась из железных объятий, уходя в сторону, с линии огня. Сразу же раздалось несколько выстрелов и звон стекла.

Я заорала, оглушенная упала на пол, сверху навалился тяжеленный мешок. Скосила глаза и увидела безвольно валяющуюся руку рядом с моим носом. Это не мешок, это мертвый или близкий к этому состоянию Слава. Тихо взвыла, столкнуть его с себя сил уже не было.

Вокруг мат, шум, возня. Да, помогите же!

– Пропусти!

Наконец, с меня сняли эту ношу. Аккуратно попытались поднять.

– Светлячок, как ты? Ранена? Черт! Ты вся в кровище…

– Это по большей части не ее, – это уже Сергей. Сознание существовало будто отдельно. Я понимала, что вокруг происходит, различала голоса, но открывать глаза не хотела, отвечать тоже.

– Светка, не молчи. Скажи что-нибудь, а то я с ума сойду.

– Скотина… – это все, что смогла выдавить. Наверное, это не то, что он ожидал услышать, но с подсознанием не поспоришь. Послышался смех и веселое улюлюканье. Зрители оценили мой юмор и откровенность.

– Встреча влюбленных не удалась. У нее шок, что ты хочешь. Отойдет через пару часов.

Герман ощупывал меня на предмет увечий.

– Тебя забыл спросить.

– Не больно хорохорься. Пальну, и ляжете в одну могилку с этим психом.

– От мертвого от меня, какой толк?

– От живого тоже никакого. Бабу свою и то защитить не можешь. Посмотри, как он ее разукрасил.

– Потом разберемся. Мне надо ее к врачу везти.

– Знакомого подсказать? Вопросов задавать не будет.

– Обойдемся.

Все же открыла глаза. Комната немного покружилась и вернулась на место.

Прямо передо мной встревоженное лицо Голландца. Недалеко стоит Сергей и с большой долей презрения взирает на него. Два парня тащат тело Владислава к выходу. От этого зрелища к горлу подкатила тошнота. Быстро отвела взгляд. Хватит с меня сегодня.

– Как знаешь.

Мужские разборки. Как же я устала, хочу домой. Нет, еще не до конца высказалась.

– Скотина.

– Я уже понял, кто я. Можешь не повторять. Давай потихонечку подниматься будем.

Подхватил меня на руки и пошел к выходу. У дверей немного задержался. Я ничего не видела, просто спрятала лицо на его плече. Сегодня, завтра можно забыть про всех и вся, имею полное право. Все равно ни на что кроме, как лежать, не способна.

– Я буду у нее на квартире. Если что найдешь меня там.

– Катись уже! Надоел. Так и так найду. Понадобишься если. Езжайте. Хоть место и глухое, но вдруг грибник, какой гуляет. А нам еще прибрать тут надо…

– Ага.

Через час я лежала у себя в ванной и наслаждалась ощущением легкости в воде. Хорошо бы вода подогревалась постоянно, и можно было остаться здесь на пару дней.

Мои мечтания прервал звук открывающейся двери. Герман держал в руке какой-то кулек. Один глаз заплыл, поэтому видимость была фиговая. Похоже это мое полотенце с кухни, а в нем лед.

– Врач подъедет минут через сорок, так что у тебя есть еще время.

И приложил холод к моему несчастному глазу. Пошипев немного, успокоилась и выдохнула. Говорить не было сил, думать тоже, не вспоминая уже о том, чтобы шевелиться. Он все понимал и тоже молчал.

Перед приходом врача достал из моего убежища, обтер и запаковал в халат.

Приехал мужчина лет пятидесяти с чемоданчиком похожим на те, что носят работники скорой помощи. Невысокого роста, почти лысый, в очках, с округлым пузиком. Все время пока ощупывал меня быстрыми, уверенными движениями, что-то приговаривал, шутил.

– Тихо-тихо, ласточка моя… Да, понимаю, больно… Так вот тут ушиб сильный. Ничего до свадьбы заживет, не переживай… Все пройдет, красавица…

Нажимал, сгибал-разгибал, мерил давление, наконец, вынес вердикт:

– Все не так плохо, как я думал. Напугал только меня по телефону, – выложил на тумбочку какие-то ампулки, шприцы. Быстро набрал лекарство, повернул меня на бок, всадил иглу и продолжил, как ни чем не бывало. – Множественные ушибы, синяки, ссадины. С ребрами все в порядке. Никаких переломов или вывихов. На глаз примочку сделаешь, я написал какую. Сейчас сделал укол. Завтра опять сделаешь укол.

Подмигнул, рядом с ампулами положил упаковку таблеток, подхватил чемоданчик.

– Желаю скорейшего выздоровления, дорогая! Оставляю вас на поруки этому джентльмену. Уколы он делает хорошо, не беспокойтесь. Главное отдых, плотное питание, сон и еще раз сон. Всего хорошего!

Веки у меня налились свинцом и почти мгновенно закрылись. Не знаю, сколько спала, наверное, не меньше десяти-двенадцати часов. Проснулась, как от толчка.

Через шторы пробивался бледный серо-розовый свет. Рядом кто-то уютно и мерно посапывал, обнимая здоровенными ручищами, согревая спину. Немного повозилась, устраиваясь поудобнее, натянула повыше одеяло. На работу еще рано, можно поспать подольше.

Стоп! Какая работа с моей-то физиономией! Тело тут же отозвалось тупой болью на воспоминания о вчерашнем насыщенном дне. Неужели все это произошло со мной на самом деле? Может просто кошмар приснился?

Прошлась по рукам, что обнимали меня. Это Герман. Успокоено вздохнула, сняла их с себя и осторожно выбралась из кровати. Ой, как же ломит все! Доползла до ванной, включила свет и замерла у зеркала. Мать моя! Мне ничего не приснилось. Подошла поближе, не стесняясь в выражениях, высказала, что думаю, по поводу своего вида и вообще ситуации, в которую попала. Даже слезу пустила. Включила холодную воду в раковине, побрызгала в лицо.

Ничего не помогало, села на пол и зарыдала. Стянув с вешалки полотенце, уткнулась в него, чтобы немного заглушить издаваемые, утробные звуки. Надо выплакаться одной. Так сказать в свое удовольствие. Мужчины не выносят женских слез и начинают утешать, дабы этот поток прекратился. Одно дело, если это было и было вашей целью. Но мне в основном хочется в подобные моменты, чтобы наоборот все ушли, оставили наедине с самой собой. Чтобы никого. Не стесняясь выплакать все, что скопилось на душе. Прямо, как сейчас.

Намочила полотенце холодной водой, умылась и вернулась обратно в комнату. Присела на край кровати и вгляделась в лицо человека, что лежал на ней, разметавшись среди одеял и подушек, раскинув широко руки. Даже во сне еще не мог расслабиться – между бровей залегла складочка.

Я разглядывала его, будто видела в первый раз и не понимала, что же он делает в моей постели, в моем доме. Ведь когда-то мечтала, грезила, что Герман будет моим мужем. Будем жить вместе, строить совместные планы, растить детей, всей ватагой ездить на юг отдыхать, гостить у родственников сначала у моих, потом у его, шумные семейные сборища…

Вот незадача, я совершенно не в курсе есть ли у него какие-нибудь родственники, хоть бы и дальние. Опять навернулась слеза. В голове пронеслись слова из песни Валентины Толкуновой и ее нежный голос:

«Мой придуманный мужчина,

Скоро наша годовщина:

День, что нагадала

Я тебя». (текст Василий Попов)

Точно. Мой придуманный мужчина.

Не смотря ни на что, верила в наше будущее. А ситуации бывали разные. Самые неприятные и щекотливые. Например, такие…

Сказать нечего, я была в шоке тогда. Первые несколько секунд. А потом накатил стыд, страх, обида. Такой вот жгучий коктейль, что выжег внутренности.

Голландец тяжело смотрел на меня. Дверь в комнату была открыта не очень широко, но видно было достаточно. На стуле сложена, мужская одежда, постель вся разгромлена – смятые простыни, одеяло почти на полу. Вадим Петрович, мой начальник и параллельно любовник, был вообще затейник по части позиций. «О чем только я думаю? О какой-то ерунде».

Ступор немного стал спадать. А с какого такого, простите, перепугу, я стою тут и чувствую себя, значит виноватой? И даже вот чувство стыда смотрите, поднялось. Будто обещала ждать из армии и в первый же месяц загуляла с его лучшим другом.

И подняла голову, спокойно встретив этот осуждающий взгляд. Он так и стоял, опершись руками о дверные косяки.

Да и черт с тобой!

Сжала покрепче полы халата. Нам и говорить не нужно было. Все было сосредоточено во взглядах и напряжении между нами, как электрическое поле.

Да, я понимаю, как бы ему хотелось закатить, возможно, скандал, разгромную речь о моей бесстыдности. О том, что, мол, говорила «люблю жить не могу, не уходи». О том, что доверял, рвался ко мне из последних сил (в этом месте у меня вырвалась косая усмешка, что выбесила его окончательно). Больше года рвался, все никак вырваться не мог. Невезение, какое вышло. А женщина твоя не дождалась, змеюка подколодная.

Немую сцену прервал сосед по коммуналке. Всего у нас было четыре комнаты. Семеныч как раз двинулся на кухню, взяв для конспирации кружку. Не помню, когда видела его в последний раз пьющего чай. В мозолистых, желтых пальцах обычно мелькала рюмка. Глаза жадно шарили по нам и открывшемуся натюрморту в глубине комнаты. Какая гадость, как собака на помойке. Расплывшись в глупой улыбочке, он обратился к Герману.

– Что, не дождалась тебя, красава?

Не стоило так шутить. Семеныч и сам это понял, когда ощутил на себе тяжеловатый взгляд. Быстро поджал хвост и засеменил на кухню, тихо бормоча:

– А что я? Просто спросил…

Так ничего и, не произнеся, Голландец оттолкнулся от двери, резко повернулся и ушел.

Я нащупала рукой сзади себя стул и присела. Все никак продышаться не могла, руки тряслись. Что делать? Как объяснить? Его не было почти полтора года. С каждым днем срываешься в бездну все больше от отчаяния, безденежья, от вечных скандалов с соседями по квартире. От просто тоски, хотелось сдирать обои зубами со стен. И временами думала, что схожу с ума.

В дальнейшем такое чувство у меня еще не раз возникало, но пока речь лишь об этом отдельном отрезке времени.

Дверь захлопнулась. От неожиданности подпрыгнула и уставилась на вошедшего мужчину в недоумении.

– Свет, а кто это был?

Вадим Петрович не был идиотом. Если видел хотя бы пару секунд нашего немого шоу, то уже все понял. Но он был и намного старше и спокойнее и просто спросил.

– Это… это из прошлой жизни.

– Приподнимись, пожалуйста.

– Что?

– Приподнимись, говорю. Штаны возьму. Ты сидишь на них.

– Ой!

Пересела на кровать, стараясь не смотреть, как он переодевается. Вдруг самой стало тошно от всего происходящего.

Послышался скрип стула и в поле зрения оказались серые штаны. Подцепив мою ручку, немного погладил по голове.

– Как прошлая жизнь этот молодой человек совсем не выглядел. Я не к тому, что сейчас устрою тебе сцену ревности. Это ерунда. Но я вижу твое состояние. Что случилось?

И тут я зарыдала в голос. Любовник спрашивает о другом любовнике – мир сошел с ума.

– Ох, горе горькое. Да, что произошло-то?

– Он… Его не было больше года… А он такой бабник, повеса… Я просто не надеялась или наоборот надеялась, ждала. Но не особо верила, не позволяла себе верить. Никакой весточки… ничего…

Из груди вырвались наружу все сдерживаемые до этого эмоции.

– Ясно. Парень красивый. Это я заметил.

– Он просил, говорил….

Послышался веселый смешок.

– Девочка, дорогая, забудь все это. В его годы я тоже много что обещал, заговаривал зубы, если кого-то хотел получить.

– Нет, он не такой.

– Неужели! Не рассказывай байки. Его не слышно, не видно было довольно продолжительное время. А тут оказался опять в нашем городишке и вспомнил про тебя. Память видимо хорошая.

Пересев ко мне на кровать, подставил плечо.

– Чувствую себя почти праведником. Но глядишь, мне зачтется. И вот, что расскажу тебе по большому секрету. Однажды со мной конфуз вышел. Послали меня повторно в командировку, не помню уже, как город тот назывался. Захожу, значит, как обычно вечером в ресторан, пристраиваюсь к красотке одной: «Можно ли с вами познакомиться, прекрасная незнакомка?». А она засмеялась и посетовала на дырявую мужскую память. Мы уже знакомились близко за три года до этого. Вот так вот!

Я икнула и искоса взглянула на него.

– И что?

– То. Хорошая память у этого парня. Это большой плюс. Светочка, забудь всякое чувство вины по отношению к нему. Ты ему не жена и ничего не должна. И не вздумай бежать за ним сейчас, искать, пытаться оправдаться. Перестанет уважать. Пережди до завтра хотя бы. Пусть остынет немного, и поговорите спокойно.

– А если?

– Значит если. Забудешь и другого найдешь. Тем более что этот не больно надежным выглядит. Но это твое дело.

Мы посидели еще немного рядышком.

– Пойду. На счет квартиры не беспокойся, помогу, как и обещал.

Поцеловал в щеку. Я была, как оглушенная. Вот хлопнула опять дверь.

В конце концов, послушалась его совета и не побежала искать Голландца в тот же вечер. Переждала, чувства улеглись.

Было всего два места, где можно было найти сто процентов этого неуловимого. Но пошла прямиком в шашлычную на окраине города, ведомая интуицией. Там заправлял мужчина кавказской национальности, и было немного боязно идти туда одной.

С заднего двора доносился гомон, и тянуло дымком, жареным мясом. Здание было небольшим, одноэтажным. Внутри темно, не очень много простых деревянных столов со стульями. В глубине где-то слышны голоса. В зале на первый взгляд пусто.

Хотя, нет. Справа за барной стойкой двое. С одной стороны Герман на высоком стуле спиной ко мне. С другой бармен и хозяин заведения. Мужчина за сорок внушительных размеров, с лысиной, жгучими черными глазами. Сейчас они весело поблескивали из-под бровей в мою сторону. Губы его расплылись в масляной улыбке, пока я устраивалась на стуле и перекидывала косу на другое плечо.

– Здрасте.

– Добрый вечер. Какая красота нас порадовала своим визитом. Что хочет девушка? Исполняем любые просьбы, желания. Может красного вина, хорошего, с фруктами? Или шоколадкой?

– Нет, спасибо. Мне водочки налейте, пожалуйста.

Мужчина поднял бровь удивленно.

– Желание клиента закон.

И быстро нагнулся, достал бутылку, рюмку.

Голландец на своем стуле будто застыл. Только прикурил от старой сигареты новую и опять засмолил. Пепельница рядом с ним была наполнена до краев. Картина была полной – бутылка водки, разоренная тарелка с закуской и пепельница полная окурков.

Хозяин помахал у себя перед носом рукой, подхватил зловонный источник.

– Сейчас, красавица, организуем закуску. Может шашлычка? У нас отличный шашлык, нигде в городе такого не попробуешь.

– Хорошо.

Наконец он ушел. Стоило, наверное, начать разговор. Я же за этим сюда пришла, а не водку пить и заедать все это дело самым вкусным мясом в городе. Замахнув рюмку для храбрости, немного посидела зажмурившись. И только после этого посмотрела на него.

Он похудел, осунулся, скулы выпирали, щетина еще больше подчеркивала это и глубокие тени под глазами. Волосы подстрижены гораздо короче. Хотя сверху оставалась шапка, но сзади и на висках почти лысо. Так непривычно, не хватало хвостика. От этого будто старше стал. Или дело не в стрижке дело совсем.

Резким движением, затушив сигарету о край тарелки, все же повернул голову в мою сторону.

– Будешь дальше так смотреть, дыру во мне протрешь.

– Не помню, чтобы ты раньше курил.

– Бросил после армии.

– А сейчас?

– Что сейчас?

Пожала плечами и пододвинула рюмку.

– Налей.

Молча, разлил и вопросительно посмотрел.

– За что пьем?

– За иллюзии.

В его глазах, что были до этого похожи на мертвое болото – да, что там, на болоте больше жизни – озарились ненадолго удивлением.

– Интересный тост.

– Я где-то читала или слышала, что лучший подарок, который может сделать для тебя жизнь – это разбить твои иллюзии. За разбитые иллюзии!

И подняла свою рюмку. Он замешкался и с некоторым сомнением чокнулся со мной.

– Видимо я сегодня уже набрался порядком и не слишком улавливаю смысл сего философского изречения.

Я стащила с его тарелки тонко нарезанную колбаску, подула на нее и задумчиво сжевала.

– Как я понимаю, смысл этой фразы таков: мы часто гонимся за фантомами – иллюзиями. Представляем людей совсем не такими, какие они есть, ситуации не такими, какие они есть. Дорисовывая свое и живя в мире своих фантазий, а не в реальной жизни. А потом – бабах! – резко хлопнула ладонью по стойке. – И все к чертям ломается и идет наперекосяк. Ты видишь реальность, а не кривое зеркало.

Герман разлил еще прозрачной жидкости по рюмками.

– Раз уж пошла философская тема, надо и мне что-нибудь этакое сбацать, – замер с рюмкой. – Зараза! Ничего не приходит. Я сегодня не в форме. Давай тогда за то, чтобы жизнь сделала нам обоим свой самый лучший подарок. Надеюсь, мы сможем оценить его по достоинству.

– Надеюсь.

Прозвучавшая в мужском голосе горечь резанула, задела за живое. Опять подняло голову чувство вины. Но потом вспомнила слова Вадима Петровича: «забудь всякое чувство вины…перестанет уважать». Да, уж, быть тряпкой раз за разом не хотелось.

Он не закусывал, просто прикурил следующую сигарету. Запустил пятерню в волосы, закинул назад, чтобы не лезли в глаза.

– По какому поводу заливаешь?

Дернул плечом и выпустил струю дыма в мою сторону.

– Ты это пришла узнать?

– Нет, – немного замялась, поставила рюмку. – Хотела узнать, зачем ты приходил вчера?

– Теперь и сам не знаю зачем.

Тут из боковой двери показался хозяин. В одной руке большое блюдо с издающим невообразимо вкусные запахи шашлыком – посередине мясо, а вокруг нарезанные овощи, зелень, а в другой чистая пепельница. Поставил передо мной тарелку.

– Попробуйте, пальчики оближите.

– Не сомневаюсь. Запах просто божественный, – и потянула руку за вилкой, вот тут он ее и сцапал. Нежно поглаживая ладонь, умильно посмотрел в глаза.

– Такая красота в нашем заведении редкость. Как зовут тебя?

– Светлана.

– Прекрасное имя…

– Ты бы завязывал, Рафик, со своими сладкими речами. Это ко мне.

Ручку выпустили.

– Слушай, не нервничай так, Лира. Я же не знал, в самом деле. Вот что за несправедливость. Как красотка, так сразу к тебе.

– Жизнь несправедлива не только к тебе.

Мужичок наклонился ко мне ближе.

– Он хоть немного оживился. А то, как засел вчера на этом месте, так и не сходил. Курит и пьет, больше ничего. И молчит. Терпеть не могу эти бесполезные страдания. Жизнь для того дана, чтобы наслаждаться. Правильно?

Я улыбнулась ему и начала выбирать кусочек мяса.

– Совершенно с вами согласна. От страданий никакого толка. Но иногда можно, чтобы оценить выпавшее на твою долю счастье в полной мере.

Рафик все же опять поймал мою ладошку и звонко поцеловал.

– Хорошо сказано! Я бы расцеловал в обе щеки, но боюсь гнева этого хмурого товарища.

Насмешливый кивок в сторону Голландца. Тот только хмыкнул, пожал плечами, вроде как делайте, что хотите, продолжая дымить.

– Да, что с тобой такое? К тебе пришла, сама заметь, нимфа, царевна лебедь. А ты сидишь, словно окаменел навеки.

– Я ее не звал. Ты прав сама пришла.

– И из-за ссоры с ней ты надираешься со вчерашнего вечера?

Подавившись мясом, закашлялась. Разговор что-то перестал мне нравиться. Меня заботливо похлопали по спине.

– Частично и это событие повлияло. Но мы не ссорились. Даже не разговаривали.

– Чудо, а не женщина. Даже скандалит молча.

Герман, наконец, ожил и засмеялся. Хохотал долго. Потом налил еще по рюмочке и, не чокаясь и не дожидаясь меня, выпил.

– Умеешь ты поднять настроение, Рафик. А она и вправду чудо.

– Вот и убери кислое выражение с лица. Хватит, пострадал уже.

Замахнув рюмку, быстро запихнула в рот кусочек мяса. Оно оказалось очень перчистым.

– Мама моя!

– Осторожней, красавица.

И подпихнул ко мне кусок хлеба. Пожар во рту немного успокоился.

– Хотела спросить. Я вам не мешаю? Вы так мило общаетесь, что чувствуешь себя лишней. Особенно, когда о тебе говорят, как о неодушевленном предмете. Тоже мне страдальца нашли! – и мстительно воткнула вилку в мясо. – Не было почти полтора года. Ни слова, ни весточки, ни звонка. А потом нате вам, пожалуйста, явился! «Мы к вам заехали на час. А, ну, скорей любите нас».

Пропела дурашливо и, сорвав кусок с вилки со зверским видом начала пережевывать. Дотянулась до графина с водкой, сама себе налила.

– Вот и выпью, пожалуй, за страдальцев безвинных.

Мужчины смотрели на меня, выпучив глаза от удивления. Не этого ты от меня ожидал? Думал, покаятся, приду, слезы, сопли лить буду. А фигу с маслом не хочешь? Без масла, слишком жирно для него будет.