Читать книгу: «Инари: легенда о мироходце», страница 3

Сон У шла в сопровождении источавшего холод Оверлорда, но теперь уже была спокойна, будто ею овладело полное безразличие ко всему. Каждый её шаг отдавался в голове Джуна гулким эхом, он чувствовал, что девушка будто бы хотела быстрее дойти и окончить этот мучительный процесс. Вот последний удар её туфель о камень, и как только она занесла ногу над пропастью, проём вспыхнул ярким пламенем. Толпа внизу ахнула. А Сон У пропала.

Кен Джун пришёл в себя. Пока он восстанавливал события прошлого, на землю опустилась по-настоящему темная летняя ночь. Перед юношей догорал костёр, внизу поблескивала и журчала река, а в двух шагах у корней раскидистого кедра сидела белая лисица. Некоторое время они молчали. И юноша был уверен, что Ынхе знает, что за сон он видел.

Воспоминания, которые вернулись к Кен Джуну, приносили невыносимую боль, несравнимую ни с одной раной, полученной на поле боя. Боль накатила как волна своей первобытной силой, которой невозможно противостоять. Весь тот хаос чувств, наполнявших юношу прежде без причины, теперь обретал смысл. Прошлое, которого не изменить, утрата, которую не восполнить, но в то же время где-то в глубине души Джуна продолжала жить любовь и надежда на то, что в неизвестном и далёком другом мире его, возможно, все ещё ждёт Сон У.

Наконец, глядя в темноту, Кен Джун сказал:

– А правда, что кицунэ создают иллюзии неотличимые от реальности? Сможешь показать мне вторую луну в небе?

– Луны и так две, – ответила девушка-лисица.

Кен Джун поднял голову. На небе действительно было две абсолютно одинаковые луны. Ынхе подмигнула ему.

С севера же надвигались настоящие плотные тучи. Собиралась обещанная гроза.

– Кто-то едет, – навострив уши, предупредила лисица.

– Кому бы понадобилось ехать ночью в лес, особенно перед дождем? – не придал значения её беспокойству юноша.

– Это меня и тревожит, – лисица прибилась к ноге воина.

– Не беспокойся, – потрепал её Кен Джун. – В моих владениях нет разбойников. Сейчас узнаем, кто эти добрые люди. Возможно, это мои слуги, забеспокоились о том, что я не вернулся затемно.

Теперь уже и юноша слышал цокот копыт по дороге. А через несколько минут на поляне у берега, где догорал костёр, появились шестеро всадников. Лица их были скрыты под черными платками, а одежда не походила ни на крестьянскую, ни на монашескую. Прибывшие объехали поляну по кругу и взяли Кен Джуна с лисицей в кольцо.

– Я господин Кен, владелец этих земель, – заговорил с неизвестными юноша, – а кто вы?

Вместо ответа один из всадников занёс меч и ударил наотмашь.

Лезвие лязгнуло, высекая сноп искр – Кен Джун успел отразить удар, выхватив «проклятый клинок мастера Си» из ножен.

При этом лисице, сидевшей рядом, пришлось кубарем откатиться в сторону, чтобы не попасть под копыта коня. После кувырка она обернулась девушкой, вынула из-за пояса свой меч с коротким изогнутым лезвием и встала спиной к спине Джуна, готовая отражать новую атаку.

– Эти ребята не особо разговорчивые, – бросила она с иронией через плечо.

Всадники, подтверждая её слова, молча выровняли кольцо окружения.

Налетел порыв ветра. Первые крупные капли воды упали на лицо Кен Джуна, когда кольцо стало сжиматься, а костёр, до этого освещавший поляну, медленно затухать.

Кен Джун не стал дожидаться, когда круг сомкнётся и с угрожающим криком бросился на того всадника, чья лошадь шла, подскакивая, и слушалась хуже остальных. Увидев, что наездник правша, Джун решил подобраться к коню с левой стороны, чтобы удар всадника, если бы и пришелся, то был нанесён из неудобного положения. Всё умозаключения заняли лишь долю секунды, но расчёт оказался верным: всадника удалось стащить на землю, в то время как неуправляемая лошадь стала громко ржать и метаться, внося неразбериху в строй атаковавших.

Шум приближающегося дождя нарастал.

Второй и третий всадники уже неслись на Кен Джуна. Удар одного из них юноша отразил, устояв на ногах, но всё же получил сильный толчок от коня второго и отлетел на спину. В это время первый всадник, сброшенный с коня, поднялся с земли и собирался незамеченным напасть на лежавшего на земле Джуна. Ынхе возникла между ними, загородив собой юношу, и ранила всадника в плечо.

– Неплохо, – повернулся Джун, отмечая, что тонкие руки девушки ловко управляются с оружием.

– Всегда пожалуйста, – подмигнула ему Ынхе.

– Справа, – выкрикнул в ответ Кен Джун.

Девушка успела отскочить и пнуть от себя попавшее под ноги бревно. В темноте конь наткнулся на внезапно оказавшееся на пути препятствие, запнулся и упал, придавив собой наездника.

Разбойников оставалось ещё четверо. Не слишком много, чтобы Кен Джун при помощи Ынхе не одолел их, но и не слишком мало, чтобы они не смогли ранить задержавшихся на дороге.

Джун выбрал самого мощного и сильного из противников и стал двигаться в его сторону.

– Прикрой меня, – велел он Ынхе через плечо.

– Уже тут, – нагнала его девушка-оборотень, держа ятаган двумя руками.

Вдруг среди гула набирающего силу ливня послышался лай собак. Вспышка молнии осветила берег, куда выскочили борзые. Кен Джун пнул налетевшего на него пса. Хорошо, что на ногах юноши была защита, иначе он рисковал остаться хромым на всю оставшуюся жизнь. Животное с визгом отлетело в сторону.

– Джун, я боюсь собак, – в голосе Ынхе, ещё минуту назад задорно отбивавшей нападки, звучало отчаяние.

– Проклятье демонов! – выругался Кен Джун. – Ты это серьёзно?

– Я же лиса! – напомнила девушка.

Юноша посмотрел на неё. Ынхе теперь выглядела не храброй воительницей, а загнанным зверем. Пользы от неё в этой ситуации не было. Между тем трое разбойников продолжали наступать, а четвёртый поднимался с земли.

– Ынхе! – позвал Кен Джун, чтобы девушка послушалась его. – Будем отступать вниз по реке. Недалеко находится старая мельница. Там нам проще будет обороняться. Ты поняла?

Кицунэ повторять не пришлось. Она понеслась прыжками по скользким камням, а Джун, старался не отставать, отбиваясь в темноте от преследователей. Когда конь одного из оставшихся разбойников упал, поскользнувшись, юноша побежал изо всех сил, чтобы настичь девушку-оборотня.

Когда насквозь промокший Кен Джун добрался до мельницы, Ынхе уже стояла у входа, но поза её была странной.

В свете очередной молнии Кен Джун увидел, что за спиной девушки стоит кто-то ещё и удерживает её, приставив её же ятаган к горлу.

«Один из разбойников поджидал здесь», – мелькнула догадка в голове юноши.

Но в этот момент раздался металлический скрежет. Не отпуская Ынхе, фигура сделал шаг навстречу. Кен Джун увидел, что от ноги зловещего незнакомца тянется цепь. Он был прикован.

Кен Джун вспомнил, как управляющий Го говорил, что на мельнице будто бы завелся злой дух. Как раз сейчас им предстояло узнать, кто кроется за этим вымыслом. Это было по меньшей мере интересно, но в данный момент совсем не кстати, ведь разбойники никуда не пропали и должны были появиться с минуты на минуту. Поэтому Кен Джун стал действовать решительно.

– Чего ты хочешь? – крикнул он захватчику девушки-оборотня.

– Подойди и разруби мои цепи, если не боишься – расхохотался тот, и хохот его слился с раскатом грома.

Кен Джун осторожно двинулся вперёд. В те секунды, что молнии озаряли небо и землю, он смотрел не на Ынхе, а за цепью, и остановился, когда та максимально натянулась. Так Джун оказался напротив неприятеля, который не мог его достать. Самое поразительное было в том, что перед юношей действительно предстал призрак: окровавленные одежды знатного воина, сквозная дыра посреди груди, длинные седые спутанные волосы, отросшие ногти и зловонное дыхание. Лица было не видно, его скрывала тень низко надвинутого шлема. Джун не мог отвязаться от мысли, что, возможно, это и к лучшему.

– Почему сам не разрубишь, раз отнял клинок у моей помощницы? – спросил юноша.

– Это заколдованная цепь и разрубить её может только проклятый клинок, – оскалился призрак и в гортани у него забулькало. – Я ведь вижу, у тебя именно такой.

– Вот что: отпусти девушку, помоги победить разбойников, которые преследуют нас, и тогда я разобью цепь, – спокойно ответил Джун.

– Почему, по-твоему, я должен на это согласиться? – разозлился призрак.

– Подумай: если ты убьёшь девушку, то один я с разбойниками не справлюсь, – пояснил Кен Джун. – Тогда перед смертью я свой меч сломаю о камни и заброшу куда-нибудь подальше, где его никто никогда не найдёт, и тогда тебя никто не освободит.

– Как я могу знать, что ты не обманешь? – прохрипел призрак.

– Даю тебе слово Кена, – пообещал Джун.

Призрак отпустил Ынхе как раз в тот момент, когда перед мельницей показались разбойники. Джун кинул Ынхе свой малый меч, чтобы она тоже могла защищаться. И она запрыгнула на окно, где собаки не могли её достать.

Во дворе остались призрак и Кен Джун. Животные чувствовали неживое присутствие и вели себя нервно. Это было на руку защищавшимся. Собаки щерились и боялись подходить, а кони старались сбросить наездников и бежать прочь.

Снова полыхнула молния и раздался раскатистый удар грома.

Раненый разбойник направился к Ынхе, посчитав её наиболее слабой. Возможно, его рассуждения не были ошибочными, но девушка заняла хорошую позицию и смогла нанести сокрушительный удар с высоты окна, сначала отбросив врага, а затем, уже окончательно отправив с берега в бушующий поток реки.

Другой разбойник бросился на призрака, приняв его за старика, но тот, размахивая ятаганом, завис в воздухе над ямой, куда, не ожидавший подвоха нападавший, угодил с разбега и где затих.

Кен Джуна атаковали сразу двое.

С одним разбойником Джун расправился быстро, ударив его головой в лицо, откинув от себя и пронзив мечом. Но воодушевившись такой легкой победой, юноша допустил непозволительную оплошность – неосторожно отступил назад и зацепился за выступавший из земли корень. Повалившись с ног, он скатился по каменистому берегу к самой реке, поняв, что вывихнул правое плечо, когда не смог поднять меч. Нужно было подниматься и перехватить меч в другую руку, но Джун не успел. Лезвие меча противника неслось на бешеной скорости прямо в лицо юноше, распластавшемуся на спине среди валунов. Между кончиком лезвия разбойника и лицом Кен Джуна оставалось не больше длины мизинца. Джун схватил лезвие руками, стараясь удержать.

Ынхе уже бежала на помощь, но была ещё слишком далеко.

В этот момент за спиной разбойника послышался свист, он рефлекторно оглянулся и увидел безобразное с тонкой переносицей и высокими скулами перекошенное лицо призрака, изъеденное тленом.

Джун тоже взглянул в это лицо и узнал его. Однако, воспользовавшись моментом, он отклонил нависавший клинок от себя, и тот вошёл в землю рядом. Затем Джун сделал подсечку, повалил противника, схватил из земли чужой меч и нанес смертельный удар.

Теперь вокруг шумел только дождь. Вода струями текла с волос Кен Джуна, заливая глаза. Одежда была не только мокрой, но и грязной. Юноша сжал порезанную ладонь, чтобы остановить кровь. Ынхе оказавшись рядом, ощупывала его плечо, намереваясь вправить вывих, но Кен Джун отстранил её.

– Отец? – обратился он к призраку.

Призрак чиркнул клинком ятагана возле самого лица Джуна, и то еле успел отступить

– Теперь руби цепь, – грозно приказал призрак.

– Джун, чтобы призрак подобрел, нужно дать ему перцовую смесь, – шепнула на ухо юноше Ынхе и протянула небольшой мешочек. – Это действует на любых злых духов.

Юноша послушно развязал его, достал щепотку и кинул в призрака.

Тот вдруг заискрился, закрутился и чихнул.

– Будь здоров, отец, на этом свете и во всех мирах, – Джун разрубил цепь. – Ты свободен.

Они укрылись от дождя на мельнице.

Джун сел на большое каменное колесо жерновов, подумав, что крыша в нескольких местах прохудилась, и мельнице не помешал бы ремонт. Ынхе снова обернулась лисицей и пристроилась на старых мешках. А призрак опять надвинул шлем пониже и встал на стражу у входного проёма, напоминая музейный экспонат.

– Что с тобой случилось, отец? Почему ты стал призраком? – спросил Джун, выливая воду из сапогов.

– Призраком становится тот, кто погиб от чужих рук, но не знает своего убийцу, – погладил редкую бородку мертвый господин Кен.

– Не ты ли погиб доблестно в бою под знамёнами единого Дай-го, вызвавшись один на один в смертельной схватке сойтись с гигантом Аби, отправленным восставшими из Керё? Не пали ли вы оба на поле брани от ран, нанесённых друг другу?

– Я погиб в том бою, но лишь потому, что накануне битвы меня отравили, – вздохнул призрак. – Поскольку я не знаю, кто это сделал, после смерти я превратился в вечно голодного злого духа, которого речная ведьма приковала к мельнице.

Они помолчали, размышляя над произошедшим. На улице начинало светать. Хоть дождь и не прекращался, призрак начинал бледнеть. Наставало время прощаться.

– Мы должны отомстить за твою смерть, – сказал Джун отцу.

– Ты, сын, следуй своей судьбе. Если все мы будем поступать верно, то и правосудие не заставит себя ждать, – призрак обнял Кен Джуна и растворился прямо у него в руках.

Ынхе прыгнула на порог мельницы. Река за ночь поднялась, подтопив берег. Тела убитых разбойников лежали в лужах. Лисица подошла ближе к одному из них и принюхалась. Кен Джун вышел за ней и снял черные платки с их лиц.

– А разбойники странно похожи на солдат Лорда, – сказала ему Ынхе.

Кен Джун ничего не ответил.

– Возвращаемся в село? – отряхнулась лисица.

– Нет, Ынхе, – задумчиво возразил юноша. – Я поеду прямиком домой в «Птичий терем». А тебе нечего мокнуть, ты возвращайся к госпоже Инари и убедись, что речная ведьма пришла, куда нужно.

Они вместе добрались до излучины, где оставался привязанным Лунь.

Кен Джун взобрался на скакуна и посмотрел на лисицу. Та в свою очередь внимательно смотрела на него, выжидая.

– Ну, беги, – сказал он ей и, убедившись, что Ынхе ускакала в мокрую траву, тронулся сам.

Дождь стоял белёсой пеленой, скрывая и сады, и села, и горы. Так прошлое Кен Джуна до вчерашнего дня было скрыто от него завесой забвения. А теперь внутри него дождь прекратился. Всё прояснилось. Мысли были столь чёткими и острыми, что покалывание отдавалось и в пальцах. Ему не терпелось начать действовать.

Под покровом дождя Кен Джун прибыл в «Птичий терем» незамеченным. Вместо того, чтобы предстать перед семьей и объявить о своём возвращении, юноша сам отвёл Луня в конюшню и накормил. А затем вошёл в здание через дальнее крыло дворца, где размещались слуги. Столкнувшись возле кухни с поваром, он попросил не докладывать матери о своём приезде, после чего поднялся по приставной лестнице на чердак, где хранили старые вещи.

Последний раз Кен Джун был на чердаке в детстве. Мальчишкой ему нравилось забираться сюда тайком от родителей (потому что сыну господина не положено уподобляться детям слуг) и рассматривать сложенное там добро, которое представлялось тогда настоящим сокровищем. Джун не мог понять, почему столь оригинальные и ценные вещи как дедушкины карты, вёсла, ходули и барабан или отцовские колокола и телескоп пылились на чердаке, в то время как дом заполняли безвкусные безделушки вроде масок и статуэток, доставленные из самого далёкого далека и подаренные уже не вхожими дом гостями по самым банальным поводам.

На чердаке как всегда стоял волнующий аромат – пахло сеном, ветошью и пылью. Среди прочих составленных друг на друга и похороненных здесь вещей Кен Джун нашел и свой платяной деревянный сундук. Крышка его, на которой изображалась сцена сбора риса, была заперта на ключ. Разумеется, если бы он спросил у домашних, где ключ, то тот оказался бы где-то потерян, а на самом деле надёжно спрятан. И юноша не питал надежд его отыскать. Вместо этого он осмотрел сундук. Замок был надёжным и взломать его не вышло бы. Но, Кен Джун лучше других знал слабое место своего сундука: петли, закреплённые снаружи стержнями со спиральной нарезкой вместо заклёпок. Довольно быстро Джун снял крепление и петли с помощью перочинного ножа, просунул в образовавшуюся щель дедушкину стальную ходулю вместо лома и рванул крышку вверх. Та с треском вылетела, осыпав взломщика острыми щепкам. Склонившись над открытым сундуком, Джун замер. И в первый раз за долгое время глаза его наполнили слёзы.

В сундуке лежали клетка птицы, два красных приглашения из храма Справедливости, а также свиток, перевязанный красной лентой. Кен Джун снял ленту и развернул его. На рисовой бумаге чернилами был написан портрет девушки , играющей на цитре.

Новое чувство овладело сердцем Кен Джуна. Теперь его захвалила пустота, оттого что ни мать, ни братья, ни дядя, ни Геге с Диди не сказали ему ни слова. Они сговорились и решили за него, что ему не стоит бороться за Сон У. И только госпожа Инари проявила к нему сострадание.

Опустив крышку сундука на место и взяв оттуда только красную ленту, юноша покинул «Птичий терем» и отправился в Священную рощу.

Врата

Кен Джуну казалось, что мир вокруг стал ярче, словно кто-то стёр со всех предметов слой пыли, вымыл стёкла, сквозь которые юноша смотрел на жизнь, очистил чувства от тёмного налета.

Изменилась и Священная роща: вместо обычной тишины она встретила всадника стройным хором новых звуков: квакали лягушки, деревья скрипели, шелестела намокшая листва, капли с плеском падали в разлившиеся до необъятных размеров лужи. По обеим сторонам от тропинки, которую выбрал Джун, вниз к озеру бежали потоки дождевой воды, выпавшей в избытке со вчерашними ливнями. От обилия воды казалось, что каменные фонари поднимались прямо из её зеркальной поверхности, вырастали как грибы из мира отражений.

Незыблемыми оставались лишь высоченные ворота Тории. Юноша поклонился и въехал на дорогу, вымощенную плитами. В этот раз он взял коня с собой, и Лунь звонко цокал копытами. Дождь постепенно стихал, но Кен Джун не стал дожидаться его окончания. Он поправил на плечах походный плащ и верхом аккуратно подъехал к храму Инари-но-ками.

Холодный воздух лесной низины напитался влагой, став плотным и липким. Спешившись, Кен Джун разжег огонь в каменных фонарях у входа. Когда-то давно отец учил его, что даже у храма, где больше не проводят служб, фонари должны быть зажжены – это создаёт уют, а значит божеству приятнее возвращаться в жилище. Закончив с фонарями, Джун достал несколько палочек благовоний и прошёл к кадильницам. Но вызывать Инари не пришлось. Она уже сидела под козырьком с той стороны храма, что выходила в сад, в окружении своих лисиц.

Божество было в расшитом бисером золотом платье до земли, не скрывавшем, правда, шеи и рук. Светлые волосы откинуты назад. В ушах красовались крупные серьги, изображающие Луну и Солнце. От неё исходила энергия тепла, разгонявшая промозглость. Золотые розы, стелясь по ступеням и обвивая перила, поднимались к ней по краям лестницы из глубины сада.

– Госпожа Инари! – Кен Джун преклонил колено и опустил голову, как только божество соизволило обратить на него внимание.

– Джун, доблестный воин из славной семьи Кен, – оглядела юношу Инари и улыбнулась. – Удалось ли тебе растолковать свой сон?

Кен Джун был уверен, что во сне ему являлась Сон У и теперь его путь лежит за Врата. Ведь она не просто ждёт. А нуждается в его помощи.

– Благодарю вас, госпожа Инари, – юноша снова поклонился, – значение сна я уяснил, но теперь мне требуется попасть в другой мир.

Божество слушало, еле заметно кивая.

– За то, что ты привёл речную ведьму, я дам тебе совет, – Инари жестом отогнала от себя лис, чтобы те не подслушивали. – Попасть в другой мир можно, пройдя сквозь Врата храма Правосудия и Справедливости, которые охраняются лично Оверлордом.

– Но Оверлорд ни за что меня не пропустит, – возразил Кен Джун.

Он хотел добавить, что по приговору он никогда не должен быть с возлюбленной, ибо это противоречит Высшей Воле. Собственно его наказание в том и состояло, чтобы с ней не видеться. Но сказав это, Джуну пришлось бы признаться госпоже Инари, что снилась ему Сону У, ведь он об этом умолчал. И если они сейчас начнут разбираться, то покровительница, которая до сих пор о сне не расспрашивала, обязательно о нём спросит. И тут уже неизвестно, станет ли благосклонно настроенное божество участвовать в нарушении запретов. В общем-то, Кен Джун был уверен, что госпожа Инари и без его слов всё прекрасно понимала, однако, ограничился сказанным, закрыв рот на полуслове.

– Значит, тебе потребуется с ним сразиться, – сказало к удивлению юноши божество.

– Но мне никогда не одолеть демона, – в отчаянии поднял голову Кен Джун. – Это ведь почти справедливо…

– Хорошие времена рождают слабых людей. Плохие времена рождают сильных людей, – перебила его Инари.

– Что вы имеете в виду? – не понял юноша.

– Каково самое большое препятствие? – пытливо спросило его божество.

У Кен Джуна не было ни малейшего желания разгадывать загадки с подвохом. Ведь сама необходимость сражаться с Они была одним большим препятствием…

– Каково самое большое препятствие? – требовательно повторила Инари.

Только теперь Джун понял.

– Страх, – уверенно ответил он.

– Тогда иди и готовься к битве, – развело руками божество, давая понять, что не сердится и что всё это было до банальности просто.

По храму пронесся ветерок. Зазвенели колокольчики под сводами. Дождь прекратился.

Уже два часа Кен Джун подметал территорию храма Инари-но-ками. При святилище было подсобное помещение, где юноша раздобыл кожаный фартук и метлу. Отец учил его, что настоящий господин должен уметь делать всё то, что могут сделать за него слуги. Поэтому для Джуна не было недостойных дел. Он мог взяться и за снятие паутин по углам, и за прочистку забитых водостоков, и за замену старых бамбуковых ковшей, выстрогав новые. Натерев до блеска бронзовый диск гонга, юноша присел на ступени, чтобы передохнуть.

– Ынхе, выходи, я знаю, что ты следишь за мной, – сказал Джун, подняв с земли небольшой камешек и запустив в кусты.

– Разве тебе не нужно готовиться к битве? – белая лисица выскочила на дорожку и уселась напротив юноши, обернувшись пушистым хвостом.

– Физически я готов, – пояснил Кен Джун, потирая руки. – Но мне нужно подготовить свой дух. А нет на свете более полезного дела для укрепления духа, чем наведение порядка.

– Видно, сильно твой дух размяк, если ты взялся ни больше ни меньше вернуть храму былое величие, – заметила лисица-оборотень.

– Даже не знаю, как это случилось, – усмехнулся её тонкой иронии Кен Джун. – Тебя прислала госпожа Инари, чтобы ты мне помогла?

– А вот и нет, – задрала мордочку кицунэ, – лисий дух не нуждается в укреплении.

– Тогда составишь мне компанию? – предложил Джун.

Так Кен Джун, подбадриваемый Ынхе, стал чинить перила, красить опорные и оградительные столбы и приводить в порядок территорию храма.

Напоследок он оставил подрезку кустов гибискуса, которые разрослись у входа так густо, что почти скрывали его. При всей своей пышности кусты выглядели неухоженными. Совсем потерявшие приданную когда-то форму они выглядели зловещими захватчиками пространства с костяными щупальцами своих отмерших и сломанных веток. Убрав лишние растения от похода, и проредив кустарник, Кен Джун обнаружил скрытый до этого от глаз посетителей каменный постамент. Судя по всему, раньше на нём стояла некая фигура, но она была разрушена до основания, по которому было невозможно даже предположить, кого она изображала. Джун напряг память, но это ни к чему не привело.

– Как думаешь, здесь был лев или дракон? – спросил он Ынхе, перечислив наиболее вероятных защитников.

Лисица грелась в солнечных лучах, растянувшись на дорожке.

– Мне не довелось бывать здесь до того, как фигура покинула своё место, – ответила она, поглядывая на находку в кустах.

– Покинула? – переспросил Джун.

– Слышал историю про сбежавшую статую счастливой кошки? – в недоумении посмотрела на него Ынхе.

– Никогда, – отрицательно покачал головой Кен Джун.

– Тогда запоминай, – кицунэ села и принялась за рассказ.

Однажды господин Кира, самый искусный скульптор при дворе Оверлорда, создал статую кошки. Прототипом стал любимый питомец советника Оверлорда – гладкошерстная Танэ. Работа скульптора была настолько хороша, что после смерти кошки дух её поселился в статуе, установленной у храма Бакэнэко-но-ками. И каждый раз, когда дух Бакэнэко появлялся в храме, Танэ просила оживить её, чтобы вернуться к хозяину. Божество поставило условие: хозяин должен трижды этого пожелать.

Тогда Танэ подговорила кружившую возле храма сойку, чтобы та спешила к дому советника и пела под его окнами о прекрасном святилище Бакэнэко-но-ками. Скоро песня сойки разлетелась по всей округе, и не только птицы, но и звери, и люди стали говорить о чудесном храме. Тогда советник решил лично посетить место, о котором столько рассказывают. А увидев возле храма статую, с горечью вздохнул: «Ах, если бы Танэ была жива, как я по ней скучаю!» Взамен Танэ разрешила сойке свить гнездо в самом безопасном месте – под крышей, установленной над постаментом статуи для защиты от непогоды, где никто её не найдёт и не тронет.

Затем Танэ подговорила мышь. Она велела полёвке бежать в амбар советника и прогрызть все мешки с зерном. Когда советник узнал, что все запасы зерна испорчены, он воскликнул: «Осталась бы Танэ жива, она бы отловила всех мышей и спасла нас!» Взамен Танэ разрешила мыши вырыть норку в самом безопасном месте – под постаментом статуи, где никто её не найдёт и не тронет.

Наконец, Танэ увидела собаку. Но собака ни в какую не соглашалась на уговоры кошки о помощи. Наоборот – собака всячески пыталась доказать хозяину, что она лучше других животных: будила советника по утрам громким лаем, охраняла его ото всех, даже от домочадцев и слуг, и прыгала на него от радости, когда тот возвращался домой. Однако, советнику такое поведение досаждало, потому он сказал: «Какой же ты назойливый, пёс! Была бы жива моя Танэ…»

Стоило советнику произнести фразу до конца, как божество сдержало обещание, данное Танэ, и оживило её. И та сразу же сбежала с постамента, вернувшись к хозяину.

– Красивая история, – сказал юноша, когда лисица замолчала.

– Жаль, что выдумал её архивариус, который и украл статую кошки, чтобы поставить себе в сад, – подмигнула ему Ынхе.

Кен Джун рассмеялся.

На следующее утро Ынхе не нашла Кен Джуна возле храма. Он прискакал на Луне лишь после полудня. С собой юноша привёз новую каменную статуэтку. Водрузив её на пьедестал, он убедился в том, что фигурка прочно держалась под собственным весом.

– Что это ты придумал? – спросила кицунэ, пытаясь заглянуть за спину Джуна, который нарочно загораживал новое приобретение.

Когда же юноша отошёл в сторону, Ынхе увидела, что между постриженными кустами гибискуса сидит каменная лиса. Джун так мастерски разместил её, что создавалось впечатление, будто она выглядывает из укрытия и подсматривает. Как раз то, что любят делать все лисы.

– Мне кажется она идеально сюда вписалась, что скажешь? – кивнул Джун.

Вечером Кен Джун и Ынхе сидели на ступенях храма и любовались проделанной работой. Воздух был сухим, пах розами и чуть-чуть осокой. Солнце заливало лестницу теплым закатным светом, оседая за лес и горы, золотя последними прикосновениями гладь пруда и превращая то, что уже не могло охватить в темные силуэты среди тумана. Наступало время разжигать огни.

Как-то само собой вышло, что Джун стал насвистывать «Ты – моя счастливая звезда…»

– Можно тебя спросить? – повернулась к нему кицунэ. – А ты правда так её любишь?

– Больше всех на свете, – ответил юноша.

Тут он вынул из внутреннего кармана и положил на раскрытую ладонь красную ленту:

– Знаешь, что это? – спросил он Ынхе. – Это лента, которой, женихи и невесты на свадьбах, обматывают запястья. Она символизирует невидимую красную нить, которой соединены те, кому суждено встретиться, не взирая на время, место и обстоятельства. Нить, которая может растянуться или спутаться, но никогда не порвется. Я отложил её для той церемонии, которой самой судьбой не суждено было случиться.

Лисица пристально смотрела на Джуна. В темноте её глаза блестели. Это напомнило юноше, что лисы – ночные хищники и им нет особого дела до человеческих страстей.

– Если бы ты была не лисицей, а девушкой, то ты бы меня поняла, – сказал он тогда. – Но как же славно, что ты лисица и я могу говорить с тобой обо всем на свете, а с девушкой не стал бы…

Тут юноша понял, что всё неправильно истолковал, и глаза лисицы блестели от навернувшихся слёз, которые теперь были явственно видны.

– Ынхе, прости меня, если я тебя чем-то обидел, – Джун поднялся, желая приобнять лисицу.

Но та ускакала прочь, почти беззвучно растворившись под покровом сумерек в высокой траве.

В день, когда храм Инари-но-ками обрел былое величие, вновь превратившись из затерянного святилища в изящный дворец посреди зелени векового леса, утопающий в благоухании цветов, Кен Джун решил, что настала пора отправляться.

С утра юноша поехал в одну из деревень неподалёку, которая славилась горячими термальными источниками. Местные жители традиционно устраивали купания в бассейнах на открытом воздухе, утверждая, что эта вода не только расслабляет, но и замедляет время. Приняв ванну, Кен Джун облачился во всё новое и вернулся в парадном наряде: синей рубахе и шароварах (что диктовал цвет рода), кожаном панцире до колен с металлическими наплечниками, нарукавниками и поножами. Шлем он держал под мышкой. Из оружия помимо большого и малого мечей, у него был веер со стальными спицами. Юноша был чисто выбрит. Волосы убраны в высокий пучок на макушке. В общем, выглядел Кен Джун как персонаж на картинках тех книг, в которых первые герои вместе с божествами спускались с небес и гор.

Поднявшись к алтарю, Джун раскурил благовония в кадильницах. Пламя ярко вспыхнуло, на этот раз наполняя воздух ароматом лаванды и мёда. Юноша достал эти ароматические палочки в магазинчике Юй-Гу на обратной дороге из терм. Кен Джун слышал, как люди говорили, будто бы хозяин магазинчика получил семена магических трав, которые выращивал, отработав три года на странного господина, который в итоге обернулся царём обезьян и наградил работника за добрую службу.

Привязанный за территорией храма Лунь бил копытом, ему не терпелось отвезти своего наездника в храм Справедливости и Правосудия. Возле коня стояла девушка, похлопывая животное по шее. При дневном свете веснушки проявлялись не только на её лице, но и на руках.

– Готов? – спросила она Джуна. – Идём к Они?

– Спасибо за помощь, – юноша приложил ладонь к сердцу. – Но дальше тебе не стоит со мной идти, Ынхе. Скорее всего, мой путь скоро закончится, – добавил он, отвязывая коня.

– Тогда я пойду с тобой до конца, – настояла девушка.