Читать книгу: «Багровое откровение. Исповедь алого генерала», страница 5

Вопрос: что за невероятно «гениальные» партизаны вырезали половину гарнизона, а потом… что? Просто ушли? Как настоящие призраки? Ни следов, ни взрывов, ни пустых гильз. Фантастика.

Намереваясь развеять терзающие подозрения, я задала ему несколько простых вопросов. Во-первых – почему он не сообщил о пропажах детективам директората? Их привлекали к проверкам даже за банальную драку между надзирателями. Второе: почему солдаты, встреченные по пути – не говоря об их странной малочисленности – так сильно напуганы? Наглые эсэсовцы, считающие себя «хозяевами жизни и смерти», внезапно стали шарахаться собственной тени? Вот так «чудеса».

– И главное… – я наклонилась вперёд. Ладони врезались в дерево, и тень от моего силуэта накрыла его, как крыло хищной птицы. – Почему у входа нас встретили именно вы, а не дежурный офицер, чья прямая обязанность – стоять на этом посту? Что, ваши «приоритеты» вдруг упали ниже грязи в бараках? – губы растянулись в улыбке, которой не было в глазах. – Признайтесь, герр Хёсс. Вся ваша история о «поехавших партизанах», чинящих зверство в округе, – сплошной вымысел. Вы откровенно лжёте!

Хёсс замер. Губы приоткрылись, но слова застряли в горле, словно осколки расплавленного стекла. Взгляд метался, дыхание стало прерывистым, руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Вы… ошибаетесь, – он попытался выдавить отговорку. Голос стал глухим, почти шёпотом. – У меня нет причин…

– Достаточно, – я оборвала его, не дав договорить. – Ваши «причины» уже не имеют значения.

В этот миг в его взгляде промелькнуло то, что я так ждала: страх – не перед партизанами – передо мной.

– Ваша взяла… – он помрачнел, будто в кабинете внезапно погас свет.

✼✼✼

Первые смертельные инциденты на границе начались с туманного утра. Четыре месяца назад, в пяти километрах от лагеря, пропали два усиленных отряда. Двенадцать человек… А тела? Словно растворились в воздухе.

Хёсс был уверен: польское сопротивление. Но вскоре начали появляться изуродованные трупы, и даже он понял – это не партизаны. Те не оставляли трупы на виду, не превращали убийства в театр жестокости.

Почерк был как под копирку: тихий шаг сзади, вспышка боли, долгая агония. Раны – глубокие, точные, будто убийца сначала изучал анатомию, а потом с больным удовольствием проверял её на практике. Самое жуткое – пустые вены, бледные тела, как воск. А на шее и запястьях – аккуратные проколы.

Вскоре трупы начали появляться у самых ворот лагеря: сначала охранников, потом заключённых. Паника поползла по казармам, как чумной мор. Солдаты отказывались выходить в ночной дозор, офицеры массово слали рапорты о переводе. А узники сбивались в тесные группы, где каждый следил, чтобы за спиной у соседа всегда была стена.

Когда берлинский детектив Франц, вызванный для расследования, лишь развёл руками, стало ясно: ситуация вышла из-под контроля.

– Складывается впечатление, что вы не верите в то, что рассказали, – Вальтер отклонился назад. Плечи упёрлись в сырую стену, скрещённые руки образовали живой барьер между ним и комендантом. – Детективы сообщили о восьми жертвах. Где остальные убитые?

– Многие… Их не смогли опознать, – в груди что-то трещало, словно хрупкое стекло. Каждое новое известие становилось очередным ударом по его надежде удержать ситуацию под контролем. – Опасаясь эпидемии и паники среди охраны и заключённых, я приказал уничтожить останки.

– Досадно… – я склонила голову, ловя дрожь его век. – А офицер, которого обнаружили совсем недавно?

– Вам лучше… – голос сорвался, словно он боялся пробудить мстительных призраков, – самим взглянуть…

Пальцы схватили фуражку, тень от козырька скользнула по лицу, подчеркивая глубокие морщины у рта. Он медленно поднялся, будто под тяжестью невидимого груза. Рука взметнулась в жесте, больше похожем на судорогу.

– Пойдёмте.

Дорога до морга напоминала шествие приговорённого. Его ноги волочились по гравию, оставляя неровные борозды. Распахнутые настежь окна впускали внутрь не столько воздух, сколько ощущение – будто само здание не выдерживает того, что хранит в своих стенах.

На столе для вскрытия угадывались очертания человеческого тела. Шаг ближе. Хёсс встал с противоположной стороны, дрожащая рука отдёрнула ткань.

При жизни Максимилиан Фидлер служил дежурным офицером охраны. Теперь его имя значилось только в потрёпанном личном деле и отчёте патологоанатома. Двадцать семь лет – возраст, когда кровь должна бурлить в жилах, а не вытекать из них струйками, оставляя на полу липкие чёрные лужи.

То, что осталось от его лица, напоминало разорванный холст: багровые трещины, синюшные вздутия, клочья кожи, прилипшие к костям. Китель висел лоскутами, будто кто-то нарочно рвал его из удовольствия видеть, как нитки расползаются под пальцами.

Патологоанатом в отчёте указал на парадокс: тело изуродовано, но смерть – не от травм. Сердце остановилось резко, от обильной кровопотери. Будто кто-то сначала аккуратно опустошил его, а потом уже позволил себе… поиграть с добычей.

– Кто-нибудь видел убийц? – мой голос эхом ударился о кафельные стены.

Планшет с отчётом глухо лёг на стол.

– Те, кто обнаружил тело… Может, заметили следы? Чужой запах? Ощущение, что за ними наблюдают?

Хёсс сделал глоток воздуха, как человек, ныряющий в ледяную воду. Пальцы сжали пачку сигарет, вытряхнули одну. Спичка трижды скользнула мимо серной головки, прежде чем вспыхнула.

– Нет… – дым вырвался у него изо рта вместе со словом. – Никого. Ни звука.

Он повернулся. Шаг. Другой. Остановился у распахнутого окна. Тень от ламп падала на измождённое лицо, делая его всё мрачнее. Сигарета в руке описывала в воздухе мелкие круги, выдавая тремор. Даже крепость табака не могла избавить от кошмаров.

Это было хуже, чем партизанская атака и восстание заключённых. Кто-то методично превращал его лагерь в собственные охотничьи угодья. А он, комендант, мог только фиксировать потери – как клерк на складе, отмечающий пропажу товара. Если так продолжится, вскоре он сам станет «топливом» для ненасытного конвейера Аушвица.

– Половину роты вы похоронили, а доклады в Берлин почему-то задерживаются? – Вальтер врезал кулаком в стену. Голос дрожал от злости, но слова звучали ровно. – Это прямая дорога под трибунал!

Хёсс на мгновение замер, глаза сверкнули звериным блеском, но в глубине – усталость и страх. Он улыбнулся – не от радости, а от бессилия.

– Сберегите свои угрозы для допросов, герр… капитан, – тлеющий кончик сигареты осветил его лицо кровавым отсветом. – Ваши бумажки из директората здесь – прах. Я видел, как ломаются такие, как вы: сначала громкие речи, потом мокрые пятна на брюках… – глубокий вдох. – Я думал, что справлюсь. Был…

– Вы не справились! – мой голос сорвался на высокой ноте, поддерживая напор Вальтера. – Вы лгали нам с первой минуты. Все смерти здесь – на вашей совести! – шагнула вперёд. – Где последний раз пропал патруль?

– Восемь километров… юго-западнее… – голос стал тише, будто он боялся, что кто-то услышит.

Карл. На ум мгновенно пришли его слова. Совпадение, что солдаты без вести пропали всего в нескольких километрах от того места, что он упоминал?

– Понятно, – я резко развернулась к выходу. Подол плаща взметнулся, как крыло. – Немедленно запросите подкрепление! Из ближайших частей, гарнизонов, чёрт возьми, тащите сюда хоть весь берлинский штат!

Хёсс замер. Его пальцы сжали фуражку так, что кожа на костяшках побелела.

– Я… так точно… – в голосе дрогнуло что-то. Надежда? Самообман? – А куда направитесь вы?

Я уже стояла в дверях. Осенний ветер врывался в коридор, неся запах сырой листвы и чего-то ещё – металлического, острого.

– На прогулку, – усмешка скользнула по губам, но до глаз не добралась.

✼✼✼

Ад тянулся сквозь чащу – густой, словно смола, влажный, как дыхание болота, колючий, будто проволока. Каждый шаг отзывался болью в мышцах. Ветки хлестали по лицу, оставляя красные полосы, похожие на следы когтей. Мы пробирались уже час, а может, вечность – время здесь текло иначе, будто сама земля замедляла наши шаги. Камни под ногами скользили, как кости, вымытые дождём. Корни деревьев цеплялись за сапоги, словно руки утопленников.

Вальтер шёл впереди – плечи напряглись, как тетива. Я видела, как капли пота стекают по его шее, оставляя мокрые дорожки на воротнике. Он не жаловался на усталость, но пальцы нервно проверяли запасной магазин. Страх и предчувствие опасности сжимали грудь, не давая расслабиться ни на миг.

Мы оба были на грани. После бессонных ночей, морга, пропитанного запахом формалина и тления, где трупы смотрели на нас пустыми глазницами, и допроса в директорате… Отступать? Нет. Теперь только вперёд – даже если ад разверзнется под ногами.

Наконец преграды остались позади. Каменные выступы, покрытые мхом, напоминали спящих зверей. Я прижалась к холодной поверхности – под пальцами что-то шевельнулось. Крошечный паук бежал по руке, будто предупреждая: «Уходите».

А потом мы увидели его. Комплекс – мрачный, словно выросший из самой земли. Стены покрывали трещины, будто шрамы на штукатурке. Окна, тёмные и пустые, смотрели на нас, как слепые глаза. И тишина – мёртвая, как в склепе.

– Странно… – прошептал Вальтер, напряжённо озираясь. Его пальцы барабанили по рукояти пистолета. – Почему периметр без охраны? Как будто солдаты… испарились.

Я нахмурилась. Территория действительно выглядела пустынной – ни криков дозорных, ни привычного лязга оружия. Трава у входа небрежно примята, мелкие обрывки бумаги валялись, как следы внезапного бегства. Вдали темнел танк в капонире, его сетка едва колыхалась. Чуть поодаль стояли несколько машин. И ни пятна крови, ни следов борьбы.

– Почему техника осталась, а солдаты – нет? – прошептала я, стараясь скрыть напряжение. – Это не похоже на обычный бой.

– Может, их эвакуировали в спешке? – предположил Вальтер, но в голосе звучала неуверенность, словно он сам не верил в это.

– Нет, мы бы уже знали об этом из докладов, – по спине пробежал ледяной холодок, словно предвестник чего-то дурного. – Здесь что-то не так. Но именно поэтому мы должны проверить.

– Нет, – сказал Вальтер тихо, но твёрдо, схватив мою руку. Его пальцы сжались без боли. В глазах мелькнула тревога, но голос оставался ровным, будто он боролся с собой. – Мы не можем идти дальше. Нужно вернуться и вызвать подкрепление.

– Подкрепление? – я резко вырвала руку, голос предательски дрожал. – Те, кто мог помочь, уже исчезли. Без вести. Или ты хочешь, чтобы ещё кто-то попал в эти списки? Мы должны действовать сами.

– Но если там те твари, о которых говорил Карл…

– Если они там, – перебила я. Взгляд упал на землю. У самых ворот лежал погон – чёрный, с серебряной нитью. Знак эсэсовца. – То каждую минуту промедления кто-то умирает. Ты видел тела в морге. Нельзя позволить, чтобы Краков превратился в фабрику трупов.

Вальтер сжал кулаки до хруста – боролся с собой. Страх, острый как бритва, говорил ему бежать. Но долг и принципы оказались сильнее.

– Чёрт… – резко выдохнул.

Камень под ногой медленно скатился вниз, раздаваясь глухим эхом по пустому лесу – словно отражая тяжесть его решения.

– Хорошо. Но при малейшей опасности – отступаем.

Я кивнула, хотя прекрасно знала – отступать не будем. Гордость, словно невидимая цепь, туго сжимала горло. На кону было не просто дело – репутация. Честь детектива. Пальцы сами потянулись к кобуре, холод металла успокаивал.

– Тогда пошли. И помни – тишина наш лучший союзник.

Вальтер глухо вздохнул, но шагнул вперёд. Мы двинулись к комплексу, где нас ждали ответы – или смерть.

✼✼✼

Комплекс – чудовище из бетона и стали – бесконечные коридоры расходились в темноте, как артерии в теле гиганта. Без плана и информации о возможных противниках мы напоминали слепых котят: каждый шаг осторожный, дыхание приглушённое. Пальцы не отпускали холодную сталь оружия, готовые в любой миг ответить на угрозу.

Худшие опасения подтвердились за порогом второго сектора. Тела. Мёртвые солдаты. Они лежали в неестественных позах – словно куклы, брошенные разгневанным ребёнком. Лица застыли в гримасе чистого, животного понимания – спасения нет. Раны – не просто следы насилия. Будто кто-то изучал, как далеко можно растянуть человеческую плоть прежде, чем она порвётся.

– Господи… Кто способен на такое?.. – Вальтер медленно опёрся на стену. Дыхание сбилось, ноги подкашивались. Его руки дрожали, пальцы бессознательно сжимали холодную поверхность. Сердце колотилось, как бешеное, в горле пересохло. – Это… зверство…

– Карл предупреждал нас… – я склонилась над одним из тел в конце коридора. Взгляд скользнул в сторону, избегая пустых глаз мертвеца. – С ними не церемонились.

– Нам надо уходить, – голос Вальтера дрожал. – Прямо сейчас!

– Нет, – я глубоко вздохнула, сжала кулаки, собирая волю. Взгляд стал твёрдым, но в нём пряталась усталость. – Мы не можем просто уйти. Нужно…

– Но… – начал Вальтер.

– Возьми себя в руки, – перебила я. – Мне тоже страшно, но, если мы уйдём сейчас, все их мучения будут напрасны. Ты готов вот так просто отступить? Когда мы близки к разгадке?

Вальтер замер. Дыхание сбилось, руки непроизвольно сжались в кулаки. Ногти впились в ладони, оставляя кровавые полумесяцы. В его глазах отражались не просто трупы – целые истории мучительных смертей. Он узнавал эту картину – те же стеклянные глаза, перекошенные рты, что видел на фронте. Но здесь было хуже: не хаос боя, а методичное, почти хирургическое насилие.

– Нет… – он сжал зубы, пытаясь подавить дрожь в голосе.

Внутри разгорался конфликт – желание бежать и долг перед товарищами. Его глаза метались, но в конце он кивнул, словно сдерживая себя от побега.

– Вы правы. Что дальше?

Я провела рукой по холодной стене, ощущая под пальцами шероховатость бетона. Истина где-то здесь, спрятана среди кошмаров.

– Архив, – слово повисло в воздухе, тяжёлое, как приговор. – В таких местах всегда ведут записи. Каждый шприц, скальпель… – взгляд скользнул по истерзанным телам, – эксперимент. Всё должно быть задокументировано.

Второй блок встретил тем же ледяным безмолвием: сектора, забитые ящиками с боеприпасами, источали терпкий запах пороха, смешанный с затхлостью заброшенного подвала. Но настоящий «сюрприз» ждал дальше – в лазарете.

Койки стояли ровными рядами, как на параде. На них – пациенты. Вернее, то, что от них осталось. Кожа напоминала бледный мрамор, изрезанный тонкими кровавыми линиями – как карта чужой, забытой страны, где каждая вена след боли.

Я остановилась, взгляд скользнул по картине преступления. Увиденное не было похоже на хаотичную бойню в коридорах: ни выпущенных наружу внутренних органов, ни перерезанного острыми когтями горла. Здесь смерть пировала методично, оставив крошечные следы от иглы на шее. Идеально. У каждого.

– Это… – Вальтер застыл над телом молодого солдата – на вид ему не было и двадцати. – Они же… они свои… – голос сорвался в шёпот, полный ужаса. Затем глаза вспыхнули яростью: – Кто… кому… зачем…

Шок. Усталость. Мы оба были в таком состоянии – на грани. В голове, словно заезженная пластинка, крутилась мысль: мог ли кто-то из верхов отдать такой приказ? Сердце шептало – нет, это не может быть правдой. Но тогда что?

– Пошли, – я повернулась к выходу.

Шаги эхом отдавались в пустых коридорах, словно отголоски приговора.

– Найдём архив. Их смерть не должна быть напрасна.

Возможно, покажется странным, но не все из нас были бездушными садистами и убийцами. Даже среди хаоса и грязи военного времени остались те, кто ещё мог сострадать, сочувствовать другим.

А беспощадность? Только к тем, кто в прошлом издевался, порочил. Предатели – пятно позора на репутации империи. Они развращали, уничтожали её долгие годы. Но вместо них в лазарете лежали наши товарищи. Это не позволило остаться равнодушными.

✼✼✼

Архив спрятался в тени пятого сектора, как скелет в шкафу маньяка. Стальная дверь с потёртой табличкой приоткрылась со скрипом – нехотя впуская нас в свои тайны. Контраст бросался в глаза: ни крови, ни трупов. Абсолютная чистота. Словно все прошлые комнаты – декорации к дешёвому ужастику.

Вальтер вскинул пистолет, палец лежал на спусковой скобе – белый от напряжения. Осторожно заглянул внутрь.

– Осмотрите… ближние стеллажи, – голос дрогнул, слова прерывались, словно страх сковывал горло. – Я… пойду вперёд. Будьте осторожны.

Тишина внутри царила особого рода – густая, приторная, словно само время застыло. Каждый шаг гулко отдавался по бетонному полу, смешиваясь с учащённым дыханием. Раз. Два. Три. И вдруг – слух уловил едва различимый шорох бумаги, переворачиваемой нетерпеливыми пальцами.

В полумраке между стеллажами вырисовалась фигура: чёрный плащ, фуражка. Мужчина лихорадочно перебирал документы, движения – резкие, нервные. Он схватил папку, замер, плечи напряглись – затем небрежно швырнул её в сторону. Бумаги рассыпались по полу.

– Руки вверх! – мой голос прозвучал резко, эхом отразившись от металлических шкафов. – Имя и подразделение! Живо!

Фигура вздрогнула, затем быстро и осторожно подняла руки, стараясь не спровоцировать выстрел.

– Полковник СС Авель Оберхофт, – он медленно повернулся, голос был холоден, без тени страха, но с железной решимостью. – Имперский Криминальный Директорат. Шестой отдел.

Я узнала его по первому слову, характерной интонации, показной учтивости, за которой – лезвие.

– Авель… – губы сами собой растянулись в улыбке, лишённой всякой теплоты. Взгляд выхватил знакомые резкие скулы и мертвенную бледность лица. – Какими судьбами? – ехидный смешок нарушил тишину. – Ты теперь личный пёс… Гиммлера?

– И тебе… добрый вечер, – его руки оставались в поднятом положении. Губы изогнулись в театрально-учтивой улыбке, но глаза холодно сверлили меня, словно пытаясь прочесть мысли. Мышцы напряглись, готовые к действию. – О чём ты?

– Об убийствах Аненербе. Скажешь… не ты?

Он медленно выдохнул:

– Увы, должен разочаровать. Нет. Это дело рук других… – улыбка стала шире, обнажив слишком острые клыки для человека, – монстров.

Ядовитые насмешки приводили в бешенство. Пальцы сжали рукоять, сердце бешено колотилось, а в висках стучало: «Пристрели этого проклятого ублюдка».

Кто он? Цепной пёс Генриха Мюллера – «Палач в кровавом мундире», как называли его сослуживцы. Обязанности? Формально – пресекать акты предательства, вычислять диссидентов и шпионов. На деле – ломать тех, в чьих глазах ещё теплилась искра сомнения, кто сохранил совесть и человечность.

Что связывало меня и этого хладнокровного изверга, продавшего остатки извращённой души дьяволу? Когда-то – тесная дружба и близкие отношения. Сейчас? Ненависть. Почему не избавилась? Этот маньяк – гений с безупречной репутацией преданного палача.

– Монстров? – мои губы искривились в усмешке, похожей на оскал. – Кроме тебя…

В этот момент вдалеке послышался приглушённый грохот, словно что-то упало, а затем – резкое, гулкое ругательство. И вдруг – выстрел, эхом отразившийся между стеллажами.

Сердце застучало чаще. Мы переглянулись – и мгновенно кинулись в сторону звука.

Картина предстала как в дурном сне: Вальтер, прижатый к полу, с бешено блестящими глазами, судорожно сжимал в окровавленной руке пистолет. Его противник – коренастый мужчина в испачканной форме майора СС, пытался вырвать оружие, избегая смертельного дула.

– Вмешаемся? – голос Авеля звучал с фальшивым беспокойством. Он стиснул зубы, но не вмешивался – слишком важна была игра, чтобы портить её преждевременно. – А-то ненароком прикончат друг друга…

Я замерла на мгновение, наблюдая, как переплелись их тела в смертельном танце. Любопытство боролось с холодным расчётом. Хотелось посмотреть, кто выйдет победителем. Но интуиция подсказывала: исход этой схватки будет трагичен. Для обоих.

Пока майор был скован борьбой с Вальтером, я стремительно зашла ему за спину. Пальцы впились в ворот, грубая ткань плаща хрустнула под ногтями. Рывок – он отлетел в сторону. Стеллаж рухнул, грохот смешался с тихим стоном.

Пауза продлилась недолго. Минута. Две. Он с трудом поднялся на ноги, прижимая бок. В глазах – ненависть, что придавала сил. Мотнул головой. Шаг. Поддался вперёд. Хотел взять реванш. Но я заслонила Вальтера спиной, давая понять: «Только попробуй. Ты – покойник, просто ещё не понял этого».

– Шаг – и отправишься в ад вне очереди, – холодно предупредила, направив пистолет прямо в лоб.

Он замер. Гнев уступил место холодному пониманию. Ладони медленно поднялись в умиротворяющем жесте.

– Постойте! – голос сорвался на хрип, словно боролся с паникой, пряча её за отчаянной решимостью. – Мы не враги! – короткий вдох, попытка взять себя в руки. – Майор СС, Фридрих Даммер. Я…

– Я знаю, кто вы, – пальцы крепче сжали рукоять. – Вашу наглую физиономию запомнила ещё в поезде, – уголки губ дёрнулись в отвращении. – И уж точно мы не друзья, герр… Фридрих.

Вот так встреча… Тот самый офицер – наглый взгляд, скользивший по нам в вагоне-ресторане, теперь бегал по стволу моего пистолета. Вальтер за моей спиной медленно поднимался, стирая кровь с подбородка.

– Пусть так, – он проглотил ком в горле, – но мы здесь, чтобы помочь.

– Подумайте о себе, – я резко развернулась, пистолет посмотрел на Авеля, застывшего в двух шагах. Его лицо было каменным, но уголок рта дёрнулся. – Вы оба арестованы по подозрению в серийных убийствах. Руки за голову!

– Подожди! – он попятился, раскрытые ладони взметнулись в умиротворяющем жесте. – Мы тут…

– Молчать! – мой крик эхом разнёсся по архиву. – В вашем любимом… директорате поговорим, заодно выясним, что вы тут натворили.

Наручники щёлкнули на их запястьях с неумолимым звуком. Авель попытался сопротивляться, но, понимая всю безысходность ситуации, уступил. Фридрих? Пришлось применить силу, чтобы его успокоить. И едва не сломать плечо… Но это сработало.

Пока они «отдыхали» у стола, мы с Вальтером перевернули архив вверх дном. Но ни следов экспериментов, ни зашифрованных отчётов – лишь рутина. По бумагам – простой военный комплекс. Таких десятки – разбросаны по всей Европе для защиты «оккупированных» территорий.

– Ловко вы замели следы, – я швырнула папку через плечо. Бумаги рассыпались в воздухе. Присев перед Авелем на корточки, впилась взглядом в его холодные глаза. – Может, поиграем в твои садистские игры прямо здесь? Причиню тебе такую боль, которую ты ещё не испытывал. Сэкономим время трибуналу?

Внутри теплилась непоколебимая уверенность – именно он виновен в царящем кошмаре. Всё было очевидно, настолько, что даже Вальтер не стал защищать «товарищей».

– Да послушайте вы! – Фридрих дёрнулся, наручники впились в запястья. – Здесь есть нечто… нечеловеческое! – голос сорвался на шёпот, он бросил взгляд на дверь. – Эти тела… разве вы не видите? Ни один человек не способен на такое!

Настойчивый. Слишком. Но фанатичная убеждённость, что в комплексе водятся «настоящие чудовища», лишь подливала масло в огонь гнева.

– Очередные бредни! – осадил его Вальтер, едва сдерживаясь от желания ударить. – Мы уже слышали это от одного психа-альбиноса в главном управлении директората!

– Психа-альбиноса? – глаза Авеля забегали, словно он перебирал в голове варианты. – Карл… – посмотрел на меня. – Так ты знаешь об экспериментальном отряде СС-13.

– О ком? – переспросила я, вскинув бровь. – Экспериментальный отряд?

Едва он попытался объяснить – как вдруг погас свет – резко, без предупреждения, словно кто-то намеренно перерезал провод. Абсолютная тьма поглотила архив. Десять секунд. Двадцать… И загудели аварийные генераторы.

✼✼✼

Тусклые коридоры мерцали раздражающим жёлтым светом – будто готовились стать прелюдией к кошмарному спектаклю. Тени от мёртвых тел застыли на стенах в конвульсиях, неестественных, словно их вылепили чужие руки. Кровь легла чёрными пятнами – как масло, нарочно разлитое на камне.

По соседству с основным электрощитом притаился изолятор для нарушителей дисциплины. Его стальные двери, прежде грозившие смертельным током, теперь были распахнуты – забытый вход в ад без охраны. Но опасность здесь крылась не в электричестве, а в том, что таилось внутри.

Запах ударил в нос раньше, чем глаза успели разглядеть ужас – сладковатая гниль, смешанная с медным привкусом крови. В груди сжалось. Стены камеры… Нет. Вся она, от потолка до пола, вымазана в алой жиже. Под койкой торчали обрывки плоти – бесформенные, словно их рвали не руки, а нечто более чудовищное.

В двух шагах от входа лежало то, что когда-то было солдатами. Их тела… Нет, эти груды мяса и костей уже нельзя было назвать телами. Будто кто-то играл с ними, как с куклами – выкручивал конечности, растягивал кожу, пока она не лопалась. Один «экземпляр» выделялся особенно – грудная клетка раскрыта наружу, рёбра торчали, как лепестки демонического цветка.

– Хорошо… – мой голос предательски дрогнул. Пальцы сжали ключи от наручников, металл впился в кожу. Я повернулась – встретила ледяной взгляд Фридриха. – Теперь верю. Это… не вы.

Задерживаться в этом проклятом театре смерти не хотелось. Мы бежали по коридорам – шаги гулко отдавались в висках. Половина пути осталась позади, как вдруг – шаги. Тихие. Заставляющие руки похолодеть.

– Похоже… – Авель замер, сердце пропустило удар. – Мы здесь не одни…

Из мерцающего полумрака вышла фигура. Тёмно-синий мундир был в свежей крови, капли падали с рукавов на бетон с глухими хлопками. Лицо скрывала тень фуражки, но то, что было видно… Кожа неестественно белая, почти прозрачная, с синеватыми прожилками.

Он шёл медленно, почти небрежно – будто знал: времени целая вечность. Остановился. Губы растянулись в пародию на улыбку, широкую, неестественную – как у клоуна, забывшего, как выглядит человеческая радость.

Вальтер замер, дыхание сбилось, сердце застучало в висках. Рука метнулась к кобуре, выхватила пистолет – ствол нацелился в центр немой насмешки. Инстинкт кричал: «Это не человек».

– Кто ты? – голос прозвучал резко, ударив по нервам. – Немедленно назовись!

Офицер рассмеялся – беззвучно, только плечи слегка затряслись. Его глаза, блеснувшие из-под козырька, словно говорили: «Как мило, что ты ещё пытаешься…».

– Последнее предупреждение, – Вальтер взвёл затвор, но рука дрогнула – хладнокровие дало трещину.

Провокация едва не стала фатальной. Внезапно офицер рванулся вперёд. Его движения слились в серую полосу – как в размытом кадре киноплёнки, слишком быстрые, чтобы быть человеческими. Но Авель, стоявший рядом, сработал быстрее. Пальцы впились в воротник мундира. Рывок. Вальтер отлетел на два шага назад.

– Verdammt! (Черт!) Шульц! Совсем рехнулся?! – он закрыл его спиной. В полумраке блеснуло лезвие кортика. – Бросаешься в бой, не зная, с чем имеешь дело?

Вальтер, бледный как мел, не смог вымолвить ни слова. Мы все были шокированы. Движения офицера выходили за рамки привычного понимания – слишком быстрые, неестественные.

Его выпады напоминали удары молнии – резкие, не оставляющие времени на раздумья. Но Авель оказался достойным противником: тело двигалось с пугающей грацией, он не уклонялся – будто заранее знал, куда придётся следующий удар. Глаза, сузившиеся до щелочек, высчитывали каждый миллиметр. Но одной ловкости для победы над драконом – мало.

Я видела, как ему тяжело: дыхание сбилось, движения замедлялись. Шаг навстречу – и вдруг Фридрих преградил путь.

– Защитите его! – указал на Вальтера.

Наглость ошеломила. Я открыла рот, чтобы возразить, но прежде, чем успела хоть что-то сказать, его силуэт мелькнул рядом с Авелем. Но…

«Помощь» оказалась хуже бездействия. Навыки Фридриха – мягко говоря, не на высоте. Движения – уверенные, реакции – запоздалые. Авелю пришлось прикрывать его, рискуя собой.

Враг не упустил шанса. Обманный манёвр. Резкий удар в грудь – Авель согнулся пополам, пальцы впились в рёбра. Колени ощутили холод бетона, лёгкие наполнились свинцом. Лицо исказила гримаса боли, но в глазах ещё теплилась ярость.

Фридрих остался один на один с угрозой. Офицер повернулся к нему с неестественной плавностью. Зрачки сузились – как у хищника перед убийством.

Ещё секунда – и Фридрих пополнил бы коллекцию трупов, но мои пальцы вцепились в его плащ, швырнули к Вальтеру. Ткань хрустнула в кулаке, под ногтями остались чёрные нитки.

Офицер замер, оскалился. Дыхание стало тяжёлым, в глазах вспыхнуло что-то первобытное. Шаг вперёд. Резкий выпад. Но уверенность подвела.

Удар сапогом пришёлся точно в солнечное сплетение. Воздух со свистом вырвался из лёгких – он отлетел вглубь коридора. Глухой удар о пол смешался со стоном – низким, похожим на рычание.

– Что ты за невиданное чудовище? – мои губы растянулись в злорадной усмешке, рука сильнее сжала офицерский кортик. – Порождение безумных экспериментов Аненербе? Или игра с богами, обернувшаяся кошмаром?

Слова сработали как плеть по открытой ране. Услышав оскорбление, офицер взбесился. Он поднялся с пола неестественно плавно, рванулся вперёд. Физическая сила была запредельной – каждый удар отдавался глухой болью, вперемешку с агрессией и чистой злостью.

За спиной послышались хриплые стоны – Авель пришёл в себя. С трудом поднялся, ладонь оставила на стене кровавый отпечаток. Каждая мышца дрожала от усталости и напряжения. Взгляд заметил движение – Вальтер сделал шаг.

– Не смей! – голос сорвался в гневный хрип. – Это чудовище с лёгкостью убьёт тебя! – он резко махнул рукой в сторону Фридриха, брызги крови оставили на стене короткий мазок. – Помоги ему! Это приказ!

Вальтер замер, челюсти сжались до боли. Внутри разгоралась битва – гордость, не желавшая признавать слабость, и долг, требующий подчинения. Но железная дисциплина взяла верх. С тяжёлым вздохом он подавил сомнения и бросился к Фридриху.

Авель, тем временем, ринулся ко мне. Его обычно безупречные движения были скованы болью. Мы стояли плечом к плечу, но противник… Он двигался с пугающей точностью, будто читал наши мысли за секунду до действия.

– Похоже… – Авель с раздражением вытер кровь, уголок губ дернулся в подобие усмешки. – Перед нами… генерал.

По телу пробежала ледяная дрожь, в горле застыл ком. Голос превратился в жалкий шёпот:

– Ты… шутишь?

Он молча покачал головой. И в тот же миг разум отчаянно крикнул: «Беги! Беги и не оглядывайся!». Но тело не слушалось – словно невидимые цепи страха впились в каждую мышцу. Если он прав и это действительно генерал… Мы вскоре присоединимся к мертвецам.

✼✼✼

Мир – это скрипучие половицы в тёмном коридоре науки, где каждое объяснение сверхъестественного звучит скупо, неохотно – будто стыдясь собственного бессилия.

Одни списывают мистические проявления на галлюцинации – шёпот воспалённого сознания, который легко объяснить и забыть. Другие крестятся, вспоминая старые проклятия, выцарапанные на стенах забытых часовен – словно пытаясь защититься от того, что не поддаётся разуму. А третьи знают правду, но молчат. Потому что правда – гораздо опаснее легенд.