Читать книгу: «Багровое откровение. Исповедь алого генерала», страница 7

Но, как и все паразиты, Фридрих оказался на редкость «живучим». Его сознание и тело не хотели сдаваться. Минута. Две. Веки дрогнули. Пальцы впились в полку, оставив алые следы. Сжав зубы, он с трудом поднялся, опираясь на стеллаж, который едва не рухнул вместе с ним.

– Прошу… подождите! – он поднялся на ноги, пошатнулся. Дрожащая ладонь взметнулась в умиротворяющем жесте. – Мы с вами…

– Не враги, – я сделала шаг. Ещё один. Каблук раздавил протокол, оставив грязный след на гербовой печати. – Да, уже слышала.

Фридрих… Такой наивный. Непростительно. Даже когда клыки впились в его шею, он продолжал верить, что не посмею убить товарища по службе.

В глубине души мелькнула тень сожаления – редкий отблеск человечности, который я давно позабыла. Ах, какая досада… А ведь он был красив: высокий, с широкими плечами и статной фигурой. Его голубые глаза и волосы цвета спелой пшеницы… Мне почти было жаль… Почти.

Но беспринципность шептала: «Враги уже выстроились в очередь – что значит ещё одна жертва в этом бесконечном списке?»

Он выгнулся в последнем отчаянном сопротивлении. Его пальцы судорожно сжались в кулаки, оставляя на ладонях кровавые следы. Сознание ускользало, но тело продолжало бороться – мышцы напрягались до дрожи.

Стоны смешались с прерывистым дыханием, разжигая порочное желание. Непокорный, сильный. Кровь соответствовала хозяину – густая, насыщенная, с горьковатым послевкусием. Словно редкое выдержанное вино. Едва ощутив её на губах, я позабыла обо всём. Мир сузился до этого мгновения – пульсации в висках.

– А вы… – шёпот коснулся его уха, – полны сюрпризов, – язык провёл по алым губам. – В отличие от характера, ваша кровь… превосходна. Ваша смерть станет… приятным дополнением…

– Вы… не понимаете, что делаете… – его голос сорвался в прерывистый шёпот. Грудь судорожно вздымалась. А взгляд, мутный от боли, всё ещё пытался найти во мне что-то человеческое. – Я вам… – судорожный вдох, – не… враг…

– Неважно, – воздух наполнился резким запахом железа и пыли, словно предвестник надвигающейся бури. – Вскоре наши отношения закончатся.

Жажда требовала продолжения, но в этот момент здание содрогнулось. С улицы донёсся грохот – сначала глухой, как отдалённый гром, затем перешёл в оглушительный рёв. Стены затряслись, с потолка посыпалась штукатурка, оседая на плечах мелкой пылью.

– Быстрее! – голоса охраны прорезали коридор, смешиваясь с лязгом оружия. – Они уже здесь!

Солдаты бросились навстречу хаосу, сапоги глухо стучали по полу. Я отпустила Фридриха, позволив ему осесть у стены. Шаг. Остановилась у окна. Внизу, в клубах чёрной гари, плясали языки пламени. Охрана металась в клубах густого дыма, словно призраки в хаосе. Солдаты махали руками, перекрикивались, пытались спасти уцелевшие бумаги.

Взгляд скользнул к пожарной лестнице в отделении. Силуэты. Чёрная форма. Охрана? Нет. Ни шевронов, ни погон. А движения… Слишком быстрые. Резкие. Агрессивные.

Авангард из нескольких полицейских преградил им путь. Во главе – Авель. Он пытался остановить нападавших, но враги напоминали живую стену. Щит. Прикрывали товарища с папкой в руках. Убивали всех, кто приблизится к нему.

– Проклятье! – Фридрих выругался. Глухой шаг. Другой. И вот он рядом. Рука прижала платок к окровавленной шее. Ткань мгновенно стала алой. Голос был хриплым, но взгляд… В нём читалась холодная ярость. – Я думал, они не осмелятся…

– А вы мне начинаете нравиться, – я усмехнулась, проводя пальцем по губам, влажным от его крови. – Даже убежать не пытаетесь. Может, продолжим наше веселье в более… спокойном месте? Пусть солдаты сами разберутся.

– С радостью, – его губы дрогнули в ехидной улыбке, но свободная рука подозрительно лежала на рукояти кортика. – Только ваши угрозы убить меня… Они очень больно похожи на правду…

– Досадно, – мой взгляд упал на царящий внизу хаос. – Может, скажете, что происходит?

– Нет времени, – он резко повернулся, шагнул к выходу, – сейчас нужно помочь Авелю.

Нападавшие выглядели как обычные люди. Но смертные не двигаются так – без раздумий, пауз, словно их мышцы не знают усталости. Миг – и очередной полицейский падает, истекая кровью. Ещё удар – и Авель почти загнан в угол.

– Фридрих! – он резко обернулся в нашу сторону. Голос резал слух. – Сыворотка! Они забрали всё, что мы нашли по ней! Нельзя позволить им уйти!

– Сыворотка? – я с подозрением посмотрела на Фридриха, но вопрос предсказуемо остался висеть в воздухе.

Он рванул вперёд, его фигура мелькнула между солдатами. Я последовала за ним. Но… Мы потерпели поражение. Враги действовали как безжалостный механизм – точные, слаженные, неумолимые. Последний выстрел, крик отчаяния – и они растворились в дыму. Оставили после себя лишь трупы и горький привкус поражения.

✼✼✼

Директорату пришлось нелегко. Цифры потерь давили безжалостностью: тридцать семь убитых – двадцать восемь солдат, три офицера, шестеро гражданских, попавших под перекрёстный огонь.

Воздух был густым от едкого дыма – смесь пороха и горелой плоти. Под ногами хрустело битое стекло, перемешанное с обугленными документами и пожухлыми кленовыми листьями. Будто сама природа хоронила эту бойню.

Я стояла у покорёженной пожарной лестницы – и вдруг взгляд выхватил среди обломков потрёпанный клочок бумаги. Фотография. Пожелтевшая, с надломленным углом. На ней – Фридрих, но совсем другой: молодой, в советской форме тысяча девятьсот тридцать третьего года, с искренней улыбкой. Она казалась почти чуждой ему сейчас. За спиной – нидерландский Фоккер, вокруг – такие же молодые парни в идентичных гимнастёрках.

– Тайная подготовка рейхсвера? – промелькнула мысль.

Я вспомнила: после поражения в Первой мировой Германии запрещалось иметь полноценную армию. СССР тайно нарушал Версальский договор, обучая немецких новобранцев. Призывник? Бегло говоришь на русском? Добро пожаловать в «специальные отряды».

Новобранцы служили на территории Советского Союза, носили его форму, пользовались его оружием. Советские командиры обучали их новым тактикам ведения войны. Инженеры и танкисты делились чертежами, схемами ремонта, планами постройки оборонительных сооружений.

Фридрих, как старший офицер в начале своей военной карьеры, вполне мог быть членом одного из таких отрядов. Но что-то было не так.

Сомнения исчезли, стоило перевернуть фотографию. На обороте – несколько надписей чёрной ручкой:

«Алексею.

От лучших друзей.

Смерть фашистским оккупантам!»

Последние слова привели в замешательство. Было непонятно: зачем майору СС носить с собой подобную фотографию? И это имя на обороте…

Авель и Фридрих сидели на ступенях у входа. Дрожащие пальцы с трудом держали тлеющие сигареты. В глазах – смесь холодной ярости и бессилия. Вокруг суетились фельдшеры экстренной помощи – простой протокол: осмотр тела, носилки, погрузка в машину и конечная станция – морг.

– Фридрих, да? – я подняла и показала ему фотографию. – Не хотите объяснить?

Он медленно перевёл взгляд, зрачки расширились, мышцы напряглись. Затем – взрыв эмоций: сигарета упала на землю, резко вскочил на ноги. Дрожащие руки судорожно искали что-то в карманах.

– Откуда она у вас?! – голос сорвался на грозный крик. Губы застыли в гневном оскале, глаза налились кровью. – Отдайте! Немедленно!

– Прежде, – снимок исчез за спиной. – Ответьте на пару вопросов…

Фридрих оскалился, подался вперёд, был готов кинуться, насильно отнять реликвию. Но вдруг перед его взором появилась рука Авеля.

– Угомонись, – он привстал, отряхнул плащ с холодной решимостью. Наши взгляды встретились. – Тише, Эл. Не здесь.

Кабинет встретил тяжёлой тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем настенных часов.

Дверь закрылась с глухим щелчком – словно отсекая внешний мир. Рядом с окном – широкий дубовый стол с резными краями. Его полированная поверхность отражала свет единственной лампы с матовым абажуром.

Я медленно провела взглядом по комнате: серые стены без украшений, лишь схема структуры директората в строгой чёрной рамке. Тяжёлые шторы плотно закрывали окна, пропуская лишь неуверенный луч.

Воздух был насыщен запахом кожи, металла и едва уловимого табака. Под ногами – тёмный дубовый паркет, сохранивший следы немногочисленных визитов: царапины от сапог.

Авель молча прошёл к своему чёрному кожаному креслу. На столе перед ним – аккуратные стопки документов, рассортированные по цветным меткам. Чугунная пепельница доверху заполнена окурками.

Фридрих прошёл следом, встал позади. Его силуэт сливался с книжным шкафом, за которым прятался сейф, искусно замаскированный под часть мебели.

Я опустилась на жёсткий гостевой стул, ощущая его неудобство – явный намёк на то, что здесь не принято задерживаться.

– Итак, – фотография легла на стол, словно бросая вызов. – Что вы оба скрываете?

– Всё… – Авель резко поднял голову. Его пальцы впились в подлокотники, оставляя белые царапины на мягкой обивке. – Не так, как ты думаешь…

– Не так? Интересно… – я подняла снимок, повернула его к свету, указала на надпись. – Герр Фридрих, объясните?

Тишина. Лишь демонстративная поза выдавала напряжение. Сказать ему было нечего.

– Повторяю вопрос, – ногти провели по столу, оставив длинные царапины на лакированной поверхности. Голос стал ниже, холоднее. – Кто вы? Почему на этой фотографии в советской форме? И это имя… Алексей… – веки сузились. – Что-то подсказывает, вы не из директората…

Его молчание говорило больше, чем громкие марши. Может, в первый раз удалось всех обмануть – сыграть роль наглого офицера. Но теперь сомнений нет: Фридрих не тот, за кого пытался себя выдать.

– Вы правы, – он неожиданно шагнул вперёд, поправил фуражку и мундир. – Позвольте представиться, – его голос звучал без привычной насмешливости, чётко, по-военному. Рука резко поднялась к виску. – Майор НКВД Алексей Краснов. Специальный отдел.

В солнечное сплетение будто ударили молотом, тело на мгновение парализовало. Я не сомневалась: у всех в СС есть мрачные секреты. Но офицер комитета государственной безопасности Советского Союза? В рядах Вермахта? Вот так «сюрприз»!

– Офицер… контрразведки?! – голос почти сорвался на крик. Я посмотрела на Авеля, чувствуя, как адреналин разливается по венам. – Ты понимаешь, чем это грозит?

В ответ – краткий кивок. Пальцы нервно постукивали по столу, выдавая внутреннее напряжение.

– Пришлось пойти на крайние… меры, – его голос прозвучал слишком спокойно для человека, стоящего на краю пропасти.

– На крайние… меры? – я резко вскочила на ноги. Ладони обрушились на стол. Документы съехали в сторону, пепельница подпрыгнула. – Авель, ты сошёл с ума?! – мой палец дрожал, указывая на Алексея. – Этот человек – враг! Возможно, он и есть причина сегодняшней бойни!

– Позвольте объяснить… – Алексей вклинился в разговор, плечи напряглись. – Понимаю ваше недовольство, но…

– Понимаете моё недовольство? – мой голос прозвучал резко, как хлыст. – Вы смеете открывать рот в присутствии старшего по званию? Без разрешения? Хотите продолжение того, что было в архиве?!

– Я такой же офицер, как и вы…

– Офицер? Знайте своё место! Я – генерал-инспектор Имперского Департамента Порядка. Вы – шпион! Одно моё слово, – острые клыки обнажились в холодном оскале, – и ваша миссия окончится пулей в затылок! Без суда. Без свидетелей!

Угроза полоснула, как нож по открытой ране. В его взгляде плескался гнев. Кулаки сжались, костяшки побелели, ногти впились в ладони. Он хотел ответить, возразить. В своей стране, за тысячи километров от Берлина – пожалуйста. Но здесь… В этих коридорах, пропитанных страхом, правила устанавливала я.

– Эл, – Авель осторожно протянул руку. Его губы дрогнули в подобии улыбки. – Я понимаю… – взгляд метнулся к Алексею, – он тебе… приглянулся. Но дай нам шанс всё объяснить. Его…

– Закрой рот, Авель! – моя рука потянулась к пистолету на поясе. Миг – и дуло взметнулось в воздух, глядя прямо ему в лицо. – Дёрнешься, и охрана быстро доставит тебя и твоего… – ствол резко развернулся в сторону Алексея, – «товарища» в камеру.

Тишина. Дыхание сорвалось, пальцы дрожали от гнева, сжимая рукоять. Я тяжело опустилась на стул. Как он мог предать нас так низко? Как Авель – полковник полиции, опытный ищейка, способный учуять измену за версту, мог опуститься до такого гнусного сотрудничества? Покрывать врага?!

А предложения выслушать… В первое мгновение – абсурд. Алексей – не простой рядовой, а офицер вражеской армии. Больше – разведчик НКВД. Его место – в подвале директората, на допросах с «особыми» методами. И Авеля следом.

Но… Спешить действительно было некуда.

– Хорошо, – я медленно положила пистолет на стол. Металл глухо стукнул о дерево. – Говорите. Но малейшая ложь… – взгляд впился в Авеля. – Ты умрёшь первым.

✼✼✼

Восьмой отдел родился из навязчивого кошмара рейхсфюрера – идеи «совершенного» солдата, что мерещилась в душных кабинетах Берлина. Не люди – оружие: без страха, без боли, без человеческих слабостей. Сильные. Выносливые. Машины для войны, способные переломить ход истории.

Эти больные фантазии обрели плоть в проекте «Возмездие». Учёных отбирали лично – не за гениальность, а за готовность ступить по ту сторону человечности. Неограниченный бюджет, полномочия. «Мечта», а не работа.

Первые опыты оставили после себя тихие комнаты с запахом формалина и криками – жестокими, бесчеловечными. Они дали поразительные результаты. Профессор Клаус Кёхлер – глава австрийских учёных, мясник похлеще Менгеле – создал уникальную сыворотку.

Алексей, описывая её действие, говорил тот же бред, что и Карл: тела подопытных менялись. Они поднимали взрослых мужчин, как пустые пальто. Зрачки расширялись в темноте, поглощая свет, которого не было. В ушах звенело от биения чужих сердец за стеной.

Но думаете, это конец истории? Как же… Немцы далеко не первые, кто продал душу за власть. За несколько лет до Берлина в подвалах Лубянки уже шептали о Тринадцатом отделе. Там пахло сыростью и страхом.

«Нечистый» – так называли его те, кто боялся даже произносить это вслух. Место, где наука цепенела перед тем, чего не могла объяснить.

Охотники за призраками. Их работа не знала границ: Вена – сегодня, Стамбул – завтра, к утру – Шанхай. В чемоданах – пожелтевшие манускрипты и «артефакты», купленные за пачку валюты у дрожащих антикваров.

Но большинство «находок» – подделки: искусные, ядовито красивые, созданные для кошельков богатых безумцев. Но однажды…

Они нашли их – «…не совсем обычных людей», которые не старели. Чьи пальцы сжимались в кулак быстрее, чем успевал щёлкнуть курок. Жили столетиями, продлевая существование чужой кровью, словно вампиры из дешёвых романов. Только правда оказалась страшнее.

Учёные Тринадцатого отдела не верили в сказки. Иные стали лабораторными крысами. Обречённых пытали, вскрывали без наркоза, погружали в ледяную воду, засекая время до первого вздоха. Делали их живыми мишенями для оружия, вводили большие дозы цианида.

Результаты? Трупы. Много трупов. Командование скрипело зубами: «Закроем этот цирк уродов!» Но судьба – эта любительница жестоких шуток – подбросила «подарок»: шпиона Аненербе.

На допросе, который длился неделю – или, правильнее, под пытками «бравых» красных командиров – он рассказал о достижениях немецких учёных. О «неизвестной доселе науке сыворотке, дающей людям невероятные способности». Профессор Кёхлер создал её из крови тайного заключённого под кодовым именем «генерал».

– Сначала думали – бредит, – Алексей упёрся в край стола, достал из верхнего кармана кителя пачку сигарет, протянул одну Авелю. Воздух наполнил горький привкус дыма. – Но приказ есть приказ.

Разведка постаралась на славу. Самоотверженно бросившись в самое пекло, солдаты нашли и освободили пленника. И тогда советские учёные поступили иначе. Немцы ломали – они предложили сделку. И только выиграли.

Тринадцатый отдел добился поразительного результата: воссоздал сыворотку и усилил эффект. Теперь она не просто повышала физические способности – силу, слух, реакцию. Подопытные – пленные, добровольцы, предатели – обретали дар, который даже во сне не мог присниться.

Алексей оказался среди немногих «счастливчиков». Сыворотка текла в его венах, превращая кровь в продолжение воли. Мог сплести её в прочные нити или – больше – вскипятить чужую прямо в жилах врага.

Но за каждым даром – горы трупов. Кровь генерала – почти чистый яд для смертного. Из ста подопытных выживал один. И тот – ненадолго.

Тела не выдерживали. Мышцы и органы рвались на части. Пульс учащался до предела – боль становилась невыносимой. А потом начинался последний акт смертельного представления: появлялась жажда крови. Неестественная. Сжигающая вены и артерии.

Люди становились одержимы тем, что организм не мог принять. Агония пугала: рвота, отравление, мышечная слабость, потеря рассудка. И это – лишь малая часть последствий чудовищных амбиций красного террора.

Только Алексей – исключение из череды провалов. Он не сошёл с ума. Не умер. Не стал чудовищем. Почему? Никто не знал.

Учёные, дрожа от страха перед очередным расстрелом за некомпетентность, вновь приползли к новоиспечённому «союзнику».

– Как из смертного сделать хладнокровного убийцу с жаждой насилия? – генерал улыбнулся и рассказал про инициацию.

Как это происходит? О… больно. Очень больно. Вначале – острое прикосновение на шее, будто вогнали раскалённые иглы. Тело бросает в жар – он быстро сменяется ледяным холодом, пробирающим до костей. Ноги и руки дрожат, разум поглощает страх и хаос. Мир перед глазами плывёт и мерцает – каждый вдох борьба за жизнь.

А затем… на губах обжигающий вкус крови мастера. На хрупкое мгновение она дарит блаженство, покой. Но вдруг тишину разрывает крик. Собственный. От боли – нестерпимой, мучительной агонии, рвущей каждый нерв. Повезёт, если испытание продлится пару часов, а не дней. И если жертва откроет глаза. Ах да… И не превратится в чудовище вроде меня. Но вернёмся к подопытным.

Выжившие после обращения и введения сыворотки становились на порядок сильнее, выносливее, опаснее обычных иных – не говоря о людях. Яды? Болезни? Пустяки. Раны затягивались за несколько часов – оставались лишь бледные шрамы. Сила? Трое таких могли перебить роту.

Казалось – вот она, победа! Но природа не прощает насилия над собой. В конечном счёте эгоистичные амбиции привели к резне в польском комплексе. Созданные учёными монстры сорвались с цепи.

– Позвольте угадать, – я перебила Алексея на полуслове. – Солдаты, как по приказу, начали убивать без разбора?

– Как вы… – губы дрогнули, будто слова застряли в горле. Пальцы сжались в кулаки – на ладонях остались следы от ногтей. Он осознал паузу, резко выпрямился. Солдатская выучка взяла верх над потрясением. – Да. Безумие… Они рвали всех подряд. Я едва выжил тогда…

– Вам удалось их остановить?

– Мы… – взгляд скользнул в сторону, словно пытался спрятать боль, – пытались, но многим удалось сбежать. Командование приказало…

– А генерал? – перебила я, не желая заострять внимание на мелочах. – Что произошло с ним?

– Он шёл… – зрачки резко сузились, дыхание участилось, кулаки сжались до хруста. – По трупам. Наши же солдаты… – пауза. Глубокий вдох, будто готовился нырнуть в ледяную воду. – Они подчинялись каждому слову. А я был… – голова опустилась, веки дрожали, – бессилен. Просто смотрел, как убивают моих товарищей… друзей.

– Это они? – фотография хрустнула в моих пальцах. На снимке смеялись пятеро – молодые, глупые, бессмертные.

– Да, – горечь исказила лицо, будто проглотил стекло. – Мы были одним отрядом, знали друг друга с военной академии. Эти… – рык вырвался из сжатого горла, – чудовища… фашисты! Они забрали их жизни вместе с кровью. – Кулак ударил в стену. – Я поклялся, что отомщу!

✼✼✼

Алексей пролил свет на самые тёмные уголки расследования – как луч фонаря в заброшенном подвале. Теперь стало ясно, откуда на телах жертв глубокие отметины, рваные раны, почему все они обескровлены.

Кровавая бойня, в которой ему «посчастливилось» выжить, не удивила. Стоило услышать о «чудесном освобождении» – и правила игры стали ясны.

Почему генерал с такой лёгкостью заключил союз с врагом? Ответ прост: ему изначально было выгодно, чтобы проект увенчался успехом.

План сработал идеально. Учёные – фанатики науки – как послушные овцы следовали за пастухом. Создали оружие, даже не понимая, что воспитывают палачей для собственной казни.

А потом… Кровь связала их невидимыми узами. Один приказ – и солдаты превращались в безумных зверей, рвущих глотки по воле нового хозяина. А он? Покончив с одним врагом, решил поквитаться с прежними мучителями.

Генералы Энгельс и Лехнер. Их смерть была зверской, жестокой, но не случайной. Они знали о вагонах с «материалом». О криках, впитавшихся в толстые стены лабораторий.

А что, если пленник, освобождённый советским отрядом, был подчинённым одного из них? Они узнали его секрет, лично сдали психам Аненербе. Безразлично наблюдали, как бывшего товарища мучают, пытают.

– Теперь ты всё знаешь, – Авель сжал подлокотники. В глазах промелькнула редкая эмоция – страх. – Как поступишь?

Мой взгляд медленно скользнул от него к Алексею. Как? Арестовать. Немедленно. Обоих. Авеля – за государственную измену, второго – на виселицу за шпионаж. Но…

Польша. Тела в коридорах, разорванные, будто их пропустили через мясорубку. Офицер, шагающий по лужам крови с жуткой улыбкой. И худшее – война.

Она длилась уже два долгих года. Устроить конец света в хаосе, где каждый день забирает сотни и тысячи жизней, а артиллерия разрывает плоть на куски – детская забава.

Границы между правдой и предательством размылись. Сегодняшний герой – завтрашний труп. А эти двое… Они знали, как остановить кошмар.

Я неспешно поднялась – стул с тихим скрипом отъехал назад. На плечи давила тяжесть невысказанных слов. Каждый шаг к двери отдавался в висках тяжёлым стуком – не сердце, а молоток палача. Замок щёлкнул с неестественной лёгкостью, словно насмехаясь.

Улица встретила резким, холодным светом фонарей. Здание Департамента Имперского Порядка казалось неестественно тёмным пятном – провалом в неизвестность.

Кабинет наполнился тяжёлым молчанием. Всё в нём казалось чужим. Опасным. Шаг. Ещё шаг. Я с шумом рухнула в кресло. Пальцы непроизвольно сжались у воротника – воздух казался густым, удушающим.

Случившееся за день окончательно лишило сил. В голове, словно киноплёнка, прокручивались моменты разговора: генерал, разрывающий плоть как бумагу. Учёные, создавшие монстров из тщеславия. Ужасные последствия эгоистичных амбиций.

И самое пугающее – ни одна из сторон не отказалась от своих планов. Эксперименты продолжились. Это доказывала резня в польском комплексе, нападение на директорат…

Те солдаты… Нет, существа – лишь на первый взгляд обычные люди. Они вознамерились положить конец спокойной жизни столицы. И кто знает – может, следующим будет мир?

Пальцы сжали край стола, оставив бледные отпечатки. Что делать с «товарищами»? Один рапорт – и собственные подчинённые станут врагами. Затем многочасовой допрос. В самом конце – вердикт чрезвычайной комиссии верховного военного трибунала.

Итог этой истории? Предсказуем. Алексея, если ещё останется в живых – что маловероятно – ждёт виселица. Авель? Его приговорят к высшей мере, выведут во двор собственного департамента и расстреляют. Только…

Реальность куда сложнее. Авель не из тех, кто покорно склоняет голову перед ударом палача. Четыре века прожитой жизни научили его простой истине: каждый сам за себя.

Он старший следователь имперского директората, прекрасно знает все методы допросов. Сам использует их с удовольствием. Но стать безропотной игрушкой в руках садистов? Нет. На такую позорную смерть он не согласится.

Если что-то – точнее, когда всё пойдёт не по плану – он исчезнет. Тихо. Быстро. Оставит всё: дом, карьеру, людей, которых успел полюбить. Начнёт с чистого листа: новое имя, новая жизнь…

Но такое предательство не прощается. После всех лишений и позора он захочет отомстить. И поверьте – по жестокости ему сложно найти достойную замену.

А я? Промолчу – стану соучастницей государственной измены. И когда об этом узнает Шелленберг,¹² на допросе окажемся мы оба. Вот тогда разверзнется настоящий ад.

✼✼✼

Город медленно тонул в сумерках. Фонари – бледные стражи – боролись с наступающей тьмой, отбрасывая на тротуары длинные, дрожащие тени. Я шла по тихим улицам, пытаясь заглушить тягостные мысли, но тревога вилась – колючая проволока, впивающаяся в кожу.

Гражданские, чьи изувеченные тела нашли польские детективы – бесполезные куски мяса. Почти каждую ночь я убивала таких – беззащитных, ничего не подозревающих. Генералы? Если говорить начистоту – получили по заслугам. Авель? Жалкий предатель… Крыса, недостойная холёного мундира. Лишь одно беспокоило: «Как сохранить этот хрупкий мир? Уберечь самых дорогих?»

Мария, Феликс, Себастьян… Возможно, при первой мимолётной встрече на ночной улице я не планировала оставаться с ними надолго. Не ожидала, что приведу домой двух детей – напуганных, совсем маленьких – и стану для них всем. Не могла представить, что буду жить под одной крышей с легендарным охотником, на чьих руках кровь двух генералов.

Себастьян заменил Марии и Феликсу отца, стал близок мне. Я хотела защитить их. Запомнить каждый смех, улыбку, печальный взгляд. Они – семья, самое дорогое в жизни.

А ещё была служба – элегантная военная форма, статус генерала-инспектора и детектива. Своевольный и непреклонный шеф – у него был самый тяжёлый характер из всех, кого приходилось знать.

Это был мой мир – жестокий, мрачный. Но я любила его – свой город, страну, вставшую на неверный путь. Нельзя было позволить уничтожить это.

Я резко остановилась – поглощённая мыслями, даже не заметила, как дошла до городского парка. Тенистая аллея, ещё не сбросившая осенний наряд, рассекалась узкой дорожкой.

В глубине – на деревянной лавочке сидел молодой патрульный. Тусклый жёлтый свет одинокого фонаря освещал его юношеское лицо. Нога закинута на ногу, кончик грифеля нервно постукивал по блокноту – оставляя на бумаге резкие штрихи. То ли рисунок, то ли бессвязные линии тревоги.

Вокруг густела темнота, но поздние патрули давно перестали быть редкостью. Германия выбралась из нищеты и кризиса – Берлин оставался пороховой бочкой.

Война бушевала за сотни километров, но её отголоски ползли по улицам – как чума. Дефицит, страх, тени на стенах – всё это питало криминальных гиен. Банды и синдикаты рвали город на куски. Их клыки впивались в шеи друг друга, чужаков, не брезговали пополнять длинный список и полицейскими.

Имперский директорат был начеку. Берлинские следователи и детективы, оставшиеся в городе, вели свою войну. Стычки, драки и убийства блюстителей правопорядка стали обычной практикой. Даже рейхсфюрер и начальник полиции не могли это изменить – что уж говорить о простых гражданах, уставших жить в страхе.

Бандиты устанавливали свои законы. Запугивание и кровавый террор – их основное оружие. Стандартная схема: шаг на порог дома очередного «должника», дверь с петель без лишних слов. Затем – избиение хозяев, попутно погром и присвоение самого ценного. А последствия? Да кого они волнуют.

Так продолжалось, пока правительство не приняло решение усилить патрули. Полиции позволили принимать всех желающих на своё усмотрение. Думаете, помогло? Нет.

Набирали всех подряд. Обучение – два-три месяца. Обязанности – патрулирование улиц, «урегулирование» мелких гражданских конфликтов. Реже – участие в облавах и рейдах, которые оборачивались кровавой бойней.

Преступники не собирались сдаваться. Виселица или концлагерь? Они предпочитали третий вариант – старую «добрую» перестрелку в стиле Аль-Капоне и гангстеров двадцатых годов прошлого столетия. Но вернёмся к тишине парка.

Жёлтый свет выхватил из тьмы его шею – белую, с синими прожилками вен. Они пульсировали. Манили.

Я научилась убивать быстро, тихо – не давая шанса на спасение. Шаг. Ещё один. Прерывистый стон смешался с отчаянным сердцебиением. Боль пронзила тело – резкая, пронзительная. Ноги подкосились – охваченные слабостью. Солдат рухнул на брусчатку – судорожно задёргался, как подстреленный заяц. Пальцы скользнули по тёплой, липкой крови – сочащейся из раны. В глазах – ужас, губы что-то тихо прошептали – может быть, молитву или имя любимой.

Почему именно он? Пустой вопрос. Случайная жертва. Просто не повезло. Всё равно, кто утолит жажду. Полицейский, прохожий, бродяга – всех пожирает одинаковая тьма.

Но стоит отдать должное, парень отчаянно боролся – хотел жить. Но как ни пытайся – смерть не дано победить никому, даже нам. Ей безразличен статус, зло и добро, хороший человек или плохой, убийца или спаситель. Однажды она придёт за каждым.

✼✼✼

Лучи утреннего солнца золотыми нитями пробивались сквозь плотные шторы. Оставляли тонкие полосы на полу, ползли по одеялу. На прикроватном столике дымился свежезаваренный кофе. Горьковатый аромат смешивался с запахом типографской краски – утренняя газета лежала рядом.

На главной странице сиял кричащий заголовок:

«Жестокое убийство в центральном парке…

Новая жертва кукловода…»

Газетчики – с их вечной жаждой сенсаций – обсуждали убийство молодого полицейского прошлой ночью так, будто это было театральное представление. Их слова сочились ядом любопытства, ссылаясь на «тайного информатора». Раскрывали шокирующие детали места преступления и жертвы, похожей на сломанную фарфоровую куклу, чья душа оказалась в руках ночного убийцы-кукловода.

Этот «кукловод» будоражил умы читателей уже несколько лет. Тень скользила по улицам – появлялась и исчезала с первыми лучами солнца, оставляя после себя обескровленные тела.

Почему такое прозвище? Тусклый свет фонарей рисовал следователям жуткую картину: бледные, застывшие в скрюченных позах, окоченевшие. Жертвы напоминали больших сломанных кукол, которых намеренно забыли после мрачного представления.

Газета с тихим шелестом опустилась на стол – холодные руки обхватили чашку. Кофе был настоящим спасением. Приятное тепло разливалось по телу – бархатный аромат прогонял мрачные образы, оставшиеся ночным кошмаром: бледные лица, пустые глаза, безмолвные крики…

Я откинулась на подушку. В голове крутился вчерашний разговор в кабинете Авеля. Мысли мелькали, как назойливые мухи, жужжа: «У тебя нет времени. Нужно действовать быстро».

Быстро… Да, нужно. И по возможности избегая худшего. Но как? Уповать на благоразумие вышестоящего начальства? Нет. Это игра в одни ворота. Проще убить их самостоятельно.

Тихий стук в дверь вырвал из раздумий.

– Госпожа, – голос Марии звучал ласково. Я улыбнулась, поддавшись её заботливой интонации. – Вы проснулись? Я могу войти?