Читать книгу: «Шелкопряд», страница 2

На просторной кухне очень стильно смотрелся кухонный гарнитур из натурального дерева, на окошке – черный телефон. Семья Чистяковых была из тех ретроградов, кто всё еще не отказался от домашнего номера. Но после событий прошлого года Ольга постаралась полностью сменить мебель. Она говорила, что вещи из прежней квартиры погружали ее в кошмар.

Пока женщина не присоединилась к ним, Регина спросила негромко:

– Как Елисей?

– Так же, – с каким-то отчаянием махнул рукой Гриша, затем полез в стол, достал сигареты и прикурил.

– Гриша? – удивленно воскликнула Регина.

– Если я не буду курить, то сопьюсь, – с кривой усмешкой пояснил он. – Магией пользоваться научили, а справляться со стрессами – нет.

– Извини, но тогда мне придется попросить тебя выйти на балкон. Я от сигаретного дыма задыхаюсь.

– Всё, – он быстро раздавил в пепельнице сигарету и открыл форточку. – Потом покурю. Знаешь, иногда мне кажется, что это вообще не мой сын, – он так и замер у окна, глядя на улицу, спиной к Регине. – От него прежнего только внешность осталась. Он смеется не так, как Елисей, интересы у него другие. Он не смотрит мультфильмы, не читает детские книжки. Он уверен, что ему надо учиться как можно больше, чтобы стать лучшим хирургом. Он часами изучает атласы по анатомии. А ему семь лет!

– Гриша, но разве это главное? – робко вставила Регина. – А если бы ничего не произошло, и тот, прежний, Елисей захотел стать хирургом, ты что, его бы разлюбил?

– Да не в этом дело, – он опять махнул рукой и сел на табуретку. – Он меня не любит.

– Гриша…

– Я слышал, как он говорил Ольге, что его папа умер, что он готов жить со мной, но любить будет только прежнего папу…

– Послушай, не надо сгущать краски, – робко предложила Регина. – Представь, что ты женился на Ольге недавно, и Елисей – твой сын – ведь он действительно твой – но тебя никогда не знал. Без тебя вырос. Как бы ты действовал в таком случае?

– Да, ты права. Это мелочи, по сравнению… Как там Борик? – и стало понятно, что эти его долгие жалобы лишь повод отсрочить вопрос и услышать ответ, который ему не понравится.

– Плохо, – Регина опустила голову. – В коме, весь обвешанный трубками. Только врачи уверены, что это ненадолго. Кто-то очень хотел его убить. Настолько хотел, что позаботился не только об осиновом коле, но и о специальном яде. И распознать этот яд они не могут. С каждым днем ему становится хуже.

– Мне так же сказали, – кивнул Гриша и потянулся за сигаретами, потом швырнул пачку обратно в стол и с грохотом задвинул ящик.

– Привет, Регин, – Оля не вошла, а будто соткалась из воздуха на кухне, настолько плавными были ее движения. Глаз не отвести.

То же самое событие повлияло на нее противоположным образом. Из неприметной женщины, привлекающей к себе внимание, только если сама захочет, она превратилась в элегантную даму, поражающую одновременно красотой и неприступностью. Она еще обучалась магии, но каждый день делала успехи и через год-другой запросто могла превзойти прежнего Гришу в этом искусстве. К Грише нынешнему она уже подобралась. Ей прочили тоже карьеру мага-надзирателя, но она не торопилась найти свое место в системе.

– Значит, врачи ничего не придумали? – она слышала окончание диалога.

– Нет, – покачала головой Регина. – Спасибо, Гриша его нашел вовремя, до утра без медицинской помощи он бы точно умер.

– Он мне позвонил, – объяснил Чистяков, – говорит: «Оставил Азу возле “Пятерочки”, минут через десять буду у тебя». Но его не было и через десять минут, и через двадцать. Я думал, может, в магазин зашел. Так зачем? Мог бы сначала зайти, потом мне звонить. И так муторно мне. Звоню ему – вызов идет, а трубку не берет никто. Ну, я и колданул. Вычислил, где он, пошел туда… – он снова полез за сигаретами и снова с грохотом задвинул ящик. – И это был человек. Как такое может быть, Регина? Человек не из системы, но точно знающий, как убить Борика. Что происходит, Регина? И я ведь предупреждал. Когда двух подростков-оборотней убили из детей ссыльных, никто даже шевелиться особенно не стал. Убили и убили. А я предупреждал: если на охоту по какой-то причине вышли люди – это серьезно, потому что встает вопрос: откуда они узнали? Кто их просветил? А что если они не остановятся на ссыльных или каторжанах? И вот, пожалуйста, – как накаркал. Только опять никто не пошевелится, да? Борик, он же не человек. Всякое бывает. Работа у него такая, да?

– Зря ты, – мягко упрекнула Регина. – Расследование Фролову поручили. Он рвется в бой. Ты же его знаешь. Он сделает всё, что может.

– Только вы там, в следственном комитете, можете сделать гораздо больше. Но не будете.

– Гриш, не заводись, – снова попыталась успокоить его Регина. – Ты меня позвал на систему пожаловаться? Так ни ты, ни я, ничего здесь не изменим. Следственный комитет занимается только убийствами людей, да и то не всякими. Тут даже отец вряд ли что-то изменит. Разве что личная инициатива…

– Вот насчет инициативы… Оля, ты не могла бы оставить нас минут на десять?

Ольга демонстративно включила электрический чайник.

– Кто хочет чаю или кофе? – спросила она у обоих.

– Оля, я прошу тебя… – повысил голос Гриша.

– Ты ничего не спутал? – ровно поинтересовалась Ольга. – Прошли те времена, когда ты скрывал от меня большую часть своей жизни. Теперь я знаю всё и впредь тоже хочу знать. Если ты во что-то впутываешься, то я с тобой. Или не позволю тебе встрять, если это будет опасно для ребенка.

Гриша сжал кулаки и отвернулся, сцепив зубы.

– Да ладно, – легко улыбнулась Регина. – Хватит уже в Штирлица играть, говори, что ты задумал, все свои.

Мужчина тут же повернулся к ней, делая вид, что не замечает Олю.

– Я думаю, зигорра² должен знать, как помочь Борику. Или подскажет, как найти преступника. Чем-нибудь обязательно поможет.

– С чего ты взял? – Регина поникла. Ей и самой пришла в голову та же мысль в больнице, но, вспоминая, какое давление ей пришлось выдержать в прошлый раз, чтобы попасть к зигорра, она заранее испытывала уныние.

– Потому что он всё знает, черт его подери! Он даже сидя в газовой камере умудряется всё знать. Иногда мне кажется, он до сих пор сидит в тюрьме лишь потому, что хочет там сидеть, иначе давно бы свалил. Слишком силен, зараза. Я уверен, он поможет.

– Я тоже думаю, что он может помочь. Но вот в том, что поможет у меня никакой уверенности. Он и в прошлый раз намекал, что, мол, выпустили бы меня, так я бы с радостью. А теперь наверняка условие поставит: только если выпустят. Но никто на это не пойдет, ты же сам понимаешь. В конце концов, он к нам бесплатным консультантом не нанимался…

– Регин, ты вообще слышала, что я сказал? Если бы он захотел, он бы сбежал без всяких просьб. Он сидит там, потому что это ему для чего-то надо. Не знаю уж, для чего. Не нужно ему ничье разрешение.

– Сомневаюсь, – поджала губы Нарутова.

– А ты не сомневайся. Ты ведь сейчас рассуждаешь в духе мудрой Эльзы: а что если… А что если твои рассуждения ложны, и он с радостью поможет, чтобы еще раз показать свою лояльность? Пожалуйста, Регина. Кроме тебя, никому не дадут разрешение.

– Потому что папа – большой начальник, – ухмыльнулась она. – Разрешение дадут. Просто, кроме меня, никому в голову не придет, спрашивать по этому поводу мнения зигорра. Да ты не волнуйся, Гриш. Я уже заполнила требование на беседу с зигорра. Просто хочу охладить тебя немного, чтобы ты особенно ни на что не рассчитывал. Вероятность очень мала, поверь. Очень.

Чистяков услышал только то, что ему было нужно:

– Уже заполнила?! Ты умница, Регина. Я всегда говорил, что ты умница и далеко пойдешь. Завтра с ним встретишься?

– Завтра, – подтвердила она.

– А потом сразу мне позвонишь?

– Ну, этого уж обещать не буду. Может, и не позвоню. Смотря, что он мне скажет. Так что остынь немного. И поверь, что не ты один хочешь, чтобы Борик выжил. Хороший он мужик, хоть и вампир. И гады мы будем, если просто так его сольем.

– Не я один хочу его спасти, – снова криво ухмыльнулся Гриша. – Я и ты.

– И я, – вдруг заговорила Оля. – Давайте всё же выпьем чай или кофе, – опять предложила она. – У меня конфеты вкусные есть.

– Мне кофе покрепче, – Гришу, кажется, немного отпустило.

– А мне чай, – ободряюще улыбнулась Регина. – Ройбуш есть?

Глава 2

Первая синяя нить

В темноте гремела музыка, свет разноцветных прожекторов скользил по извивающимся телам и стойке бара. Володя задумчиво крутил в руках бутылку колы, то и дело прикладываясь к горлышку. Мельком глянул в зеркальную панель бара. Там отражался какой-то подросток в гавайской рубахе. С его ростом 174 см и телом без грамма жира, у него постоянно спрашивали паспорт, а потом придирчиво рассматривали. Не могли поверить, что ему уже 28. Иногда приходилось еще и удостоверение показывать, что он уже вообще-то следователь. Но вот в бар же не пойдешь с удостоверением.

Он с тоской смотрел на Федора, чуть не в три глотка допившего огромную кружку пива и с азартом оглянувшегося вокруг. Огромный орк под два метра ростом с косой саженью в плечах заметил его взгляд. Он шикарно смотрелся в модных зауженных джинсах со множеством молний и стильной футболке, обтягивающей канаты мышц.

– Щас, – заверил он, успокаивающе махнув рукой. – Щас всё будет, – заверил он.

– Что будет? – жалостливо поинтересовался Фролов.

Он всегда неуютно чувствовал себя в подобных местах, как будто он не молодой парень, а чуть ли не инвалид. И не потому, что был он поборником нравственности или любителем провести время за книжкой, а не в клубе. Просто не вписывался он в эту веселую компанию. Не соответствовал ей и, что самое страшное, не знал, как соответствовать. Все попытки оборачивались грандиозной неудачей. Он выглядел жалким и смешным, будто школьник-аутсайдер, а не молодой мужчина с вполне состоявшейся карьерой и четкими жизненными приоритетами. Даже Федя, с его внешностью деревенского простачка и недалеко ушедшим от этого образа интеллектом, вписывался сюда лучше. От этого в сердце пробуждалась зависть. Он вроде бы тоже сюда не в костюме-тройке пришел, и всё равно кажется, что у него поперек спины написано: «Лузер!»

– Федь, пойдем отсюда, а? – попросил он, одновременно ругая себя за то, что не может просто рубануть: «Я ухожу», а всё еще уговаривает друга. Он очень любил и уважал своих родителей. Но, если бы они были чуточку меньше интеллигенты, наверно, ему бы жилось проще. Он, в следователи когда подался, думал, что работа с каторжанами его переделает. А вот хренушки. Характер, видимо, прямо в генах записан. И, где бы, с каким бы контингентом он ни работал, он так и останется мальчиком-одуванчиком с неправдоподобно синими глазами.

– Федя, мне здесь не нравится, – он попытался придать своему голосу твердости. – Я ухожу.

– А чего не нравится? – искренно огорчился друг. – Куревом здесь не пахнет, колу я тебе достал. Ты че хотел? Приятно провести вечер с дамой, чтобы потом никто тебе не звонил и нервы не мотал? Погоди чуток. Я говорю, здесь девки – огонь. Сами на тебя прыгают.

– На тебя, может, и прыгают… – пробурчал Володя, запивая свою реплику колой.

– А чего на меня? А ты чего? – тут же бросился утешать братан. – Да ты вона какой. Я даже как ты и говорить не умею.

– И в этом твое счастье, – вздохнул Фролов.

– Вона-вона, – Федя понизил голос до шепота и зачастил. – Вона. Прямо к тебе идет. Как я говорил. Ты это. Не теряйся. Может, мне свалить пока?

Володя оглянулся, чтобы понять, кто вызвал такую бурную реакцию у водилы, и обреченно уставился на этикетку бутылки.

– Не. Не уходи. Тебе тоже полезно познакомиться, – заявил он.

– А че? – не понял Федор.

Девушка, подошедшая к ним, ростом была ниже чем Фролов, и от этого еще больше походила на подростка. Вызывающе яркий макияж был, возможно, лишь чуть ярче, чем у каждой второй девушки в зале, но в ее движениях, взгляде проскальзывало нечто, приковывающее к ней внимание и вызывающее безотчетное желание. Настоящая жрица любви.

– Мальчики, – она положила руку на плечи Володи, а другой рукой притянула к себе Федора. – Чего тут делаем? Работаем или отдыхаем?

У Фролова в глазах потемнело, Федя стал дышать шумно и быстро.

– Рит, не надо, а? – также жалобно попросил он, снимая с себя ее руку. – Тебе что, поиздеваться не над кем? Отдыхаем мы, – он взглянул на Федора всё еще не пришедшего в себя и представил. – Это вот друг мой, Федор Хороший. Водитель наш.

– Федя – хороший, – пропела Рита, пристально оглядывая сержанта.

Володя указал на девушку:

– Маргарита Княжнина, подполковник полиции, исполнитель наказания.

– Не понял, – Федор всё также глупо хлопал глазами.

– А чего тут понимать? – она приподняла красиво очерченные брови и тряхнула длинными серьгами. – Вы тут отдыхаете, а я, между прочим, работаю. А вы мне всю охоту испортили. Думаете, бандюки ваши рожи не знают?

– Извини. Сейчас уйдем, – Фролов слез с барного стула. – Мы ж не знали. Прям хоть созванивайся заранее.

– А ты бы и позвонил, красавчик, – она лукаво улыбнулась, и Володя быстро отвел глаза. – Пойдем, Федя. Поищем счастья в другом месте.

Хороший уже немного пришел в себя. И сердито пробурчал:

– Антипова на тебя нет.

После громкого расследования дела Лекса, это стало у них дежурным ругательством по отношению к стервозным женщинам. Оказалось на этого красавчика-ругару эльфийка повесила неснимаемое проклятие: каждая женщина, с которой он переспит, умирала до восхода солнца.

– Ишь напугал, – в голосе Риты послышался металл. – Хотела бы я сама с этой с… встретиться. Поплясал бы он у меня, – и растворилась в толпе танцующих.

Когда они уже выбрались из клуба на свежий воздух, Федя, убедившись, что теперь его точно никто не слышит, поинтересовался:

– А чего она?

– Да ничего. Думаешь, все такие добрые, как Стерва наша? Эта вот вряд ли бы обеспокоилась, если нас убивать стали. Еще бы и сама поспособствовала. Блин, никак это дело из головы не идет, и сосредоточиться не могу. Как вспомню Борика в больнице…

– А Стерва чего? Она ничего. В смысле и не стерва вовсе. Вот эта – да. А он как? Ходил к нему?

– Ты чрезвычайно красноречив, мой друг, – криво усмехнулся Фролов. – Плохо Борик. Отец говорит, шансов нет. А ведь единственный выживший свидетель. Вся надежда была, что даст нам какую-нибудь зацепку.

– Тут рядом еще кафешка. Пойдем? – предложил Федор, и как только увидел, что Володя покорно отправился за ним, добавил: – Ты говори, уши свободны.

Он знал, что лучше всего Фролову размышляется, если он беседует с кем-то. Причем главным качеством собеседника должна быть молчаливость. Версий ему не нужно, просто сам факт присутствия. И орк-водитель с милой фамилией Хороший, подходил для этой цели как нельзя лучше. Может, только поэтому и подружились они, такие разные.

– Что тебе сказать, брат? Ты и так всё знаешь. Ничего нового пока не появилось. За последний месяц убито три каторжанина: один болотник, один гном и один тролль. После этого наш преступник переключился на семьи ссыльнопоселенцев – убито два оборотня-подростка. Едва шестнадцать пацанам исполнилось. Потом Борику еле удалось ускрестись. Если это, конечно, можно так назвать. После этого убили убора¹ и фею – соответственно каторжанина и ссыльнопоселенку. О чем это нам говорит? Мне лично это говорит лишь о том, что у убийцы нет никакой системы. Зато он чрезвычайно хорошо осведомлен о том, кого и как можно убить и где их лучше искать. Еще он ловок, силен и хитер. И да – это совершенно точно человек. Поэтому ему не присвоили статус маньяка и вообще особо не ищут. Он не представляет угрозы для людей, понимаешь? Но я не о том. Я о том, что искали связь между жертвами, – не нашли. Роемся еще, конечно, но дело гиблое. Все потерпевшие пересекались друг с другом, но близко знакомы не были, не общались. Общих друзей или знакомых не имеют. Это большой висяк мне на шею, понимаешь? Но это пофиг. А вот когда идешь и думаешь, что, может, за углом опять кого-то режут, а я об этом завтра узнаю, но сделать уже ничего не смогу, опять буду тупо смотреть в свои бумажки… Опять я не о том. Извини. Голова совершенно не варит. Я скоро свихнусь.

– А Стерва? – печально поинтересовался Федор.

– А что Стерва? Ей дело не передадут, пока не начнут убивать людей. И что она сделает? Да ничего. Хотя, может, и очень хочет.

– А ты говорил?

– С ней? Нет пока. Думаешь, надо позвонить?

– А чего? Вдруг поможет?

– Ну да. Если у меня тупик, надо посоветоваться. Может, действительно пнет в нужном направлении. Ладно, Федь. Не будем киснуть. Где там твое кафе?

Дальше всё завертелось так стремительно, что зрение муриана² получало картинки, а тело реагировало быстрее, чем мозг успевал обрабатывать сигналы.

Тонкий свист из темноты, петля, обвившая шею друга. Рубануть по веревке ножом, мгновенно скользнувшим в руку, а потом в темноту, чтобы нарваться на удар такой силы, что искры натурально брызнули из глаз, и угасающим сознанием поймать кажущийся далеким свист патрульно-постовой службы…

Вторая черная нить

Матвей решительно шел прямо по проезжей части. Шел в никуда, просто чтобы идти, чтобы сбросить злость. Машин в четыре утра почти не было, а если и появлялись водители, то, возмущенно погудев и выкрикнув что-нибудь матерное, ехали дальше. Пускай. Не трамвай, объедут. Фонари расцветили город праздничными огнями, так что почти не видно было звезд. В последнюю неделю лета волгоградская жара будто решила напоследок снова задушить всех в своих объятиях, но сейчас на улице хорошо – приятно прохладный ветер остужает еще пылающее от горячки спора лицо. Кажется, ему пощечин надавали.

Эльф, родившийся на Каторге, это не совсем эльф. Раньше Матвея задевало, когда кто-то из «своих» произносил подобное. Теперь же он убедился, что это правда. От этого стало пусто и тоскливо. Как будто он один такой, убогий на свете.

Все-таки эльфы – совершенно особая раса, более возвышенная, утонченная, мудрая. Может быть, последнее, лишь от того, что живут дольше, кто знает. Понятно, что за шестьсот лет можно научиться лучше разбираться в людях, в ситуации, лучше владеть мечом и боевыми искусствами. Даже стрелять можно лучше научиться. И вот в мирах всех трех классов, где обитают эльфы, как-то так сложилось, что эльфы довольно изолированы от других. Правильнее даже самоизолированы, политика у них такая: ни во что не встревать, никого к себе не приглашать и самим не лезть. Эдакая вещь в себе. Вся культура эльфов создана для них же самих, а вовсе не для того, чтобы поразить людей или оборотней. Им не нужны восхищенные зрители и преклонение. Это даже несколько раздражает: что могут понимать примитивные существа, живущие раз в десять меньше, чем обычный эльф. Ведь для того, чтобы понять их искусство, тоже надо обладать мудростью и жизненным опытом, которые такие вот «однодневки» приобрести просто не успевают. Да, эльфы – снобы, и никуда от этого не денешься. У них просто нет конкурентов, потому что все, кто хоть немного приближен к ним по продолжительности жизни, либо находится на низкой ступени развития, вроде швекю³, либо не заинтересованы в том, чтобы что-то творить, а чаще разрушают, как те, кого люди прозвали зигорра.

Снобизм эльфы впитывают прямо с молоком матери. Все россказни о смешанных браках, о любви эльфа к человеческой женщине или эльфийки к мужчине – миф. Люди могут любить эльфов, ведь они так невыразимо прекрасны, как боги, сошедшие с небес и милостиво поселившиеся среди людей. Но наоборот… Как может человек полюбить таракана настолько, чтобы жениться на нем? Завести у себя дома в аквариуме экстремалы находятся, но ведь каждый понимает, что это лишь прихоть, попытка показать свою необычность. Либо помешательство.

Вот почему на Каторге не так много эльфов среди сотрудников полиции. Таких, которые осели здесь надолго, как родители Матвея, можно сосчитать по пальцам. Почему они это сделали? Они не любят об этом распространяться. Говорят, были какие-то непримиримые разногласия. Настолько сильные, что и через двести лет их не жаждут видеть в Юваэле. И от этого они не могут быть полностью счастливы. Каждый раз, когда Матвей встречался с ними, он видел: они втайне мечтают, что однажды, может, лет через пятьсот, они всё же вернутся, и представят там своего сына Мэлилиндиса. Если что, Мэлилиндис – это он, Матвей. Только человеческое имя стало давно намного привычней, потому что называют так его гораздо чаще.

И вот сегодня выяснилось, что даже родители считают его как бы неполноценным эльфом. Недоэльфом. Почему? Да потому что нормальный эльф в этом возрасте должен думать о том, как найти себе достойную супругу среди своего народа, воспитать сына и дочь, вернуться на родину.

А он вот не мечтает. Ему на хрен эта незнакомая родина не сдалась, как бы восторженно о ней ни отзывались родители. Он родился и вырос здесь, среди каторжан и нелюдей. Ему всё знакомо и привычно, он чувствует здесь себя как рыба в воде.

Конечно, он женится когда-нибудь. И, конечно, на эльфийке. Человеческие женщины ему тоже нравятся, они для него не тараканы, а… бабочки. Такие же хрупкие и недолговечные. Полюбоваться можно. Осторожно потрогать разноцветные крылья. И отпустить, иначе искалечишь.

Вот только отправляться в другой мир на поиски благоверной он совершенно не собирался. И картины, подсунутые родителями, чтобы он полюбовался на очередную кандидатку, его бесили до невозможности. Если уж он женится, то женится здесь, на Каторге. С тем, чтобы остаться на Каторге. Кто она будет – тоже будет работать в полиции или окажется ссыльнопоселенкой, но ему нужна такая, которая не будет оглядываться назад, тоскуя об эльфийских дворцах. Ему нужна та, что будет счастлива здесь.

Это всё он попытался объяснить родителям, нежданно нагрянувшим в гости (соседям пришлось сказать, что приехал брат с женой, потому что по внешности он мало чем отличался от отца). Разразился грандиозный скандал, во время которого родители вели себя как настоящие эльфы: холодно, отстраненно, невозмутимо, ни на один миг не повысив голос. А вот он бесновался. Уже лет шестьдесят почти все его друзья – люди, карсы⁴, тэнгу⁵, оборотни и многие другие… Орка только нет – через этот предрассудок он переступить так и не смог. Большинство из них выражают свои эмоции открыто и непосредственно. Как тут не заразишься? Как не выйдешь из себя, особенно если видишь, что самые близкие люди будто стену между тобой и собой воздвигли. Стену, через которую не докричишься, не объяснишь.

В результате отец бросил так же холодно:

– Ты неполноценный эльф. Мне жаль, что ты мой сын.

После этого оставалось только уйти, громко шваркнув металлической дверью о косяк.

Матвей знал, что сейчас пройдется, успокоится, а как только начнут ходить маршрутки, сядет и поедет обратно. И родители сделают вид, будто ничего не произошло. И еще на год оставят его в покое. А потом, конечно, снова попытаются исправить недостатки своего воспитания. Как бы ему иммунитет приобрести к этим «нашествиям»? Хотя он уже всё перепробовал: и такую же холодную отстраненность, и шутки, и ярость, как сегодня. Видимо, запас прочностей у родителей гораздо больше, чем у него. Надо бы посоветоваться с кем-нибудь, чем их можно пронять. Если вообще можно.

Хватит об этом. Завтра опять на работу. Столько убийств за последние две недели – просто уму непостижимо. Борик в коме. Он тоже заходил к нему. Казалось бы, что Матвею в нем? Вампир. Ничуть не лучше, чем орк. А что-то кольнуло сердце и захотелось носом рыть землю, чтобы добыть для Фролова хоть какую-то зацепку. И еще больше от этого резанул случайно пойманный взгляд. Не должно быть у постели умирающего такого взгляда…

А ведь зацепка есть. Маленькая, даже бредовая, но есть. И он до сих пор не поделился ею со следаком только по одной причине: уж очень некрасиво всё вырисовывается, если он прав. А если не прав, то получится еще некрасивей. Его уже не недоэльфом величать будут, а просто подонком. Поэтому хорошо бы найти что-то побольше взгляда. Потихоньку, не привлекая ненужного внимания. Чтобы если вдруг вышла ошибка, то он вздохнул с облегчением и никто бы его не закидал гнилыми помидорами.

Погруженный в себя, он отмахал пару километров и уже подходил к магазину «Лента», когда одна из проезжающих мимо машин внезапно притормозила, а затем остановилась метрах в пятидесяти впереди. Матвей не обратил на нее внимания. «Лента» вон круглосуточная. Может, туда человек приехал. Хотя он тогда бы не здесь остановился. Да и почему оттуда никто не выходит?

Он замедлил шаг. В это время водительская дверца распахнулась и прежде, чем он обратил внимание на человека, разглядел его лицо, руки, он увидел, уставленный в него арбалет. Матвей не успел ни упасть на землю, ни дернуться в сторону, только вдохнуть, а потом боль взорвалась в области солнечного сплетения, выключая сознание.

Третья желтая нить

– Мааам… мааам… мааам…

Настойчивый монотонный звук пробивался сквозь сон, сверлил мозг, беспокоил и, наконец, сделал свое дело: Варя проснулась. Еле-еле оторвав голову от подушки, она увидела перед собой «самое лучшее в мире привидение с мотором»: закутанный в покрывало с ног до головы перед ней стоял Илюша. Ободренный тем, что мама посмотрела в его сторону, он продолжил свою речь.

– Мам, я описался.

– Колобочек ты мой, – вздохнула она. Взглянула на часы – почти четыре. Стряхнуть остатки сна и перестелить постель? Нет, уж пусть лучше часа три поспит с ней.

– Лезь к стенке, – предложила она.

Илюша мышкой шмыгнул на диван и затих. Везет ему – пять минут и он спит. А ей что теперь делать?

Варя поворочалась, пытаясь вновь погрузиться в сновидение, но мысли уже были взбудоражены. Вспоминалась странная встреча на вокзале, благодаря которой у нее теперь есть новые босоножки, сумка и коллекция странных монет. Еще в поезде Андрей забрал у нее мелочь и стал внимательно ее рассматривать, а потом заявил:

– Мам, а он тебя обманул. Смотри, на этих монетах написано «1991 год».

Он продемонстрировал ей кругляш около пяти сантиметров в диаметре. На одной стороне красовался профиль какого-то Максимилиана Арова (об этом свидетельствовала надпись полукругом под портретом) с гордо вздернутым подбородком и лохматой, неровно постриженной челкой, а на другой – цифры и буквенная надпись: сто рублей (здесь-то и отчеканили год). Имя показалось Варе странным, не слышала она никогда о таком человеке. Но всё же она нимало не расстроилась.

– Я не думаю, что он обманул. В любом случае моя сумка стоила дешевле, чем пять тысяч рублей, а они подлинные. А это наверняка какая-нибудь редкая коллекционная монета. Такие обычно стоят очень дорого. Так что он намного больше дал.

Они обнаружили еще три таких необычных монеты прошлого века. Остальная мелочь оказалась вполне платежеспособной. Приехав домой, они, едва искупавшись и немного разобрав вещи, полезли в Интернет, но поиски их разочаровали. Наверно, это все-таки были фальшивые монеты, потому что ничего подобного монетный двор России никогда не выпускал, и ни о Максимилиане, ни о прочих товарищах, изображенных на монетах, никто не слышал. Они сохранили их в качестве необычного сувенира.

«Всё, спать», – тряхнула она головой. Но в голову полезло другое: когда Женя еще был жив, они приучили детей, что родительская кровать только для родителей, а они спят в своих. И до сих пор это осталось законом для всех. Никто и никогда не просился ночевать к ней. Разве вот такие непредвиденные аварии случались. Она на мгновение замерла, и вдруг показалось, что Женя спит у стенки, а Илюша между ними. И он во сне проверяет, не раскрылся ли маленький, не холодно ли ему.

Она вздрогнула и села на кровати, всматриваясь в темноту. Илюша спал, безмятежно раскинув руки и сладко посапывая. Привидится же такое. Варя решительно откинула простынь и пошлепала босиком в ванную, прихватив полотенце. Всё равно не уснуть, так чего мучиться?

Приведя себя в порядок, Варя села за комп. Вчера ей позвонили, попросили отредактировать и сверстать книгу. Надо начинать. Зачем время терять? Она всматривалась в электронный текст, иногда хмыкала, иногда нещадно правила, иногда помечала отрывок, чтобы обсудить это место с автором. У нее было особое языковое чутье, поэтому знакомые часто спрашивали: «Почему сама не пишешь?» Почти так же часто спрашивали, как и о детях. И она всегда отвечала: «Чем больше читаю плохих книг, тем больше понимаю, что не стоит мне увеличивать их число». Но эту заготовку она придумала, чтобы не говорить о настоящей причине. О настоящей нельзя говорить, подумают, что у нее на нервной почве крыша потекла.

В коридоре оглушительно хлопнула туалетная дверь. Варя машинально взглянула на часы. 6.30. Как время-то летит. Не успела она что-то предпринять, как Сергей горячо прошептал ей на ухо:

– Good morning, мамочка. Скажи, Андрюхе, чё он на весь диван разлегся? Мне приткнуться негде.

– Доброе утро, принц, – она чмокнула сына в колючую щеку – уже бреется! – Опять раздел территорий? – усмехнувшись, поинтересовалась она. – Если спать негде, предлагаю встать. Всё равно через полчаса будить буду.

– Не, я еще полежу, – он тут же исчез и быстро нашел место, где приткнуться. Не так всё страшно, оказывается.

До семи она успела отредактировать одну главу. А потом, хочешь не хочешь, надо вставать.

– Принцы и принцессы! Королевы и королевичи! – Варя заговорила громким, хорошо поставленным голосом. – Бьют барабаны! Подъем. Умываемся, одеваемся и завтракать!

В комнатах началось вялое шевеление. Потом вопли:

– Опять колобок мой ремень утащил!

– Я не брал! Вот он валяется.

– Где мои носки?

– Ты мой портфель не видел?

– Я первый в ванную!

– Опять ты? Сегодня моя очередь!

– Ты иди постель заправляй.

Варя в это время быстро разогревала кашу, жарила яичницу-глазунью и резала бутерброды. Первым на кухне появился Илюша – чистенький, отглаженный с еще влажными волосами, следом Андрей – одетый, но неумытый и не расчесанный, за ним Полина – умытая, но не одетая и лохматая, а затем и Сергей при полном параде, даже побриться успел.

– Галя, завтракать! – крикнула Варя в комнату.

– Мам, я на диете! Сегодня не завтракаю.

– Лучше бы ты не ужинала, – укорила мама. – А еще лучше, завтракать, обедать и ужинать, но чуть меньше, чем обычно. Иди, я положу тебе только яичницу.

– Я тоже хочу только яичницу! – вскинулся младший.

– А ты будешь есть всё, если хочешь вырасти таким большим и красивым, как старший брат. Андрей, ты почему без носок?

– Я не знаю, где они! – сонно пробормотал он.

– Круто! – восхитилась Варя. – В панаме без штанов.

– Я в штанах!

– Да, в твоем случае это – в пиджаке, но босиком. Иди умывайся. Сергей, найди ему носки, пожалуйста. Илюша, а ты зубы чистил? Быстро в ванную, – мальчики со стоном и кряхтением покинули кухню. – Поля, принеси мне расческу, заплету тебе пока косички.