Читать книгу: «Самара-мама», страница 4

16

– А что в вашей Кинели вообще есть? – услышали они вдруг за спиной знакомый голос.

– Беляш! – воскликнули друзья, обернувшись.

– Ты откуда взялся? – спросил его Пузырь.

– Откуда взялся, там уже меня нет, – ответил ему паренек.

– А конкретнее?..

– Да я от самого дома моей бабки за вами шел, – признался Беляш. – Видел, как вы в парикмахерскую зашли. Хотел тоже за вами туда нырнуть, да передумал, решил обождать на улице. А потом и около магазина «Одежда» вас ждал… Ну а тут думаю: пора наконец объявиться, а то вы еще ненароком заблудитесь.

– Ну в этих улочках-закоулочках и впрямь немудрено заблудиться, – согласился Ленька. – Город большой, незнакомый. Ты скажи, что это за улица, по которой мы сейчас идем. Больно уж красивая.

– Это Дворянская, – пояснил Беляш. – Так ее назвали, потому что когда-то здесь строили особняки приближенные Петра Первого. Слыхали про такого?

Надо сказать, что в волжских городах любили называть главную улицу Дворянской. Но, пожалуй, ни в каком другом городе главная улица не сохранила свой архитектурный облик, образ, обаяние и аромат, как Дворянская в Самаре. Она всегда была самой оживленной частью городского центра, самой благоустроенной – здесь впервые в городе появились водопровод, телефонная связь, электричество. Дворянская была центром притяжения не только для жителей города, но и для обширной губернии – здесь были сосредоточены административные здания, финансовые учреждения, объекты культуры, церкви. Одним словом, Дворянская улица для Самары была, что Невский проспект для Питера и Тверская для Москвы.

– Кто ж про него не слыхал! – усмехнулся Пузырь. – Это великий царь. Он Петербург построил и «окно в Европу» прорубил.

– Все правильно, – похвалил его Беляш, – а своим самым верным слугам он жаловал земли и разрешал строить на них дворцы. В Самаре тоже такие господа жили. Вот, к примеру, этот дом, – он указал на красивый особняк, оштукатуренный натуральным известняком. – Он тоже принадлежал одному из таких приближенных Петра.

Позже Ленька узнает, что это бывший особняк предводителя местного дворянства по фамилии Наумов и что был он построен по проекту архитектора Щербачева, который черпал вдохновение у мастеров эпохи Ренессанса, оттого фасад строения напоминал парижский театр «Гранд-Опера».

– Кстати, это наша главная улица, которая вначале называлась Хлебной, потом Главной, Казачей и еще бог весть какой, – продолжал Беляш. – Но лично я ее всю жизнь знал уже как Дворянскую.

Они прошли несколько кварталов и свернули в сторону Волги.

– А теперь гляньте на вон то красно-белое здание, – указал Беляш пальцем на двухэтажный особняк с небольшими балкончиками, построенный в стиле модерн. – Когда-то там жил один из самых богатых купцов Самары, а сейчас в нем располагается Клуб красноармейцев. Однако, поговаривают, что со следующего года это будет Дом крестьянина, с гостиницей и столовой. Так что любой труженик села сможет останавливаться в нем, когда приедет в Самару.

– Слыхал, Ленька? – зашептал товарищу Мишка. – Надо своим в деревне сказать, авось им пригодится.

– А вот это, – указал Беляш на длинное здание из красного кирпича, – наш знаменитый пивзавод, который выпускает самое лучшее в стране пиво. Вы пили когда-нибудь «Венское»?

Друзья молчали.

– Да я вообще ничего не понимаю в этом пиве, – неожиданно заявил Пузырь. – Другое дело – вино.

– Эх ты! – с укором посмотрел на него Беляш. – Пиво это… это… – и он захлебнулся в своих чувствах. – Ты попробуй наше «Венское», тогда по-другому заговоришь. Правда, теперь оно называется «Жигулевское». А знаете, почему? Это все народный комиссар торговли Микоян, который два года назад приезжал в Самару. Ему дали отведать «Венского», он его похвалил, только остался недоволен тем, что сорт этот носит буржуйское название и посоветовал переименовать его. Мол, у вас тут есть очень красивые Жигулевские горы, так почему бы пиво не назвать «Жигулевским». Но нам, местным, все равно, как называется пиво – главное, чтобы оно было вкусное и не забодяженное. А то, бывает, продавцы, чтобы заработать лишнюю копеечку, нальют в бочку воды, а ты потом пей эту бурду. Тебе, Пузырь, видно, такое и досталось когда-то, оттого и не понравилось… Кстати, завод этот принадлежит австрийскому купцу Альфреду фон Вакано. Он был один из самых богатых людей в Самаре. Пиво-то у него льется рекой. Он даже проложил до двух ресторанов трубы, по которым течет пиво. Люди приходят вечером в ресторан и пьют его сколько душе угодно, при этом всегда свеженькое, сечете?

– Вот бы грабануть этого вашего купца! – мечтательно произнес Пузырь. – Такие бы деньжищи заработали – до конца жизни хватило…

– Ты прямо рассуждаешь как тот студент Родион Раскольников, – усмехнулся Ленька.

– Это еще кто такой? – не понял Пузырь.

– О, этот тот еще фрукт, – протянул Сокольников. – Хочешь, расскажу о нем?

– Ну давай, валяй! – согласился Кешка.

– В общем, жил-был на свете бедный студент Родион Раскольников. Из-за своей нищеты он решил убить старуху-процентщицу, а потом пришил ее сестру, которая стала невольной свидетельницей преступления. Родиону не удалось воспользоваться деньгами и пришлось податься в бега. Он встречает свою любовь и родственную душу Соню Мармеладову. Девушка вынуждена зарабатывать на жизнь своим телом. После долгих скитаний и мучений Раскольников вынужден сдаться на волю правосудия, и его отправляют на каторгу. Соня следует за ним. Восемь лет Родион провел в заключении, мучаясь совестью и проклиная тот день, когда решился на убийство… Да, это всегда так бывает с теми, кто совершает зло, иные всю жизнь после этого мучаются. И зачем было пускаться во все тяжкие?

– А что, мне этот Родион нравится, – произнес Пузырь. – Только зря он легавым сдался. Надо было бы ему укрыться от людских глаз и жить себе тихо-мирно. Нам бы его сейчас, он быстро бы придумал, как разбогатеть. Смелый парень – лично я уважаю таких.

– Э, брат, от себя не убежишь, – возразил ему Ленька. – От людей можно сбежать, а куда от совести своей спрячешься?

– А, все это ерунда! – заяил Пузырь. – Совесть – это не камера пыток и не тюрьма, с ней как-то можно договориться…

– Это тебе только кажется! – фыркнул Ленька. – А когда ты будешь сходить с ума, проклиная свою поганую жизнь, тогда тебе это похуже любой тюрьмы покажется.

Проезжающих машин было немного, поэтому друзья смело шагали по проезжей части.

– Слышь, Беляш, а куда это ты нас ведешь? – спросил Мишка, когда они, дойдя до конца Дворянской, повернули в обратную сторону. – Мы ведь хотели пивка попить где-нибудь.

– Но вы же просили меня свести вас с серьезной воровской бригадой, – ответил Беляш. – Я тут переговорил кое с кем, и меня попросили привести вас сегодня на блатхату.

– Это ты про «малину» что ли? – поинтересовался Ленька.

– Можно сказать и так, – произнес тот.

– А у нас в Кинели это еще притоном зовется, – вспомнил Пузырь.

– Да не все ли равно! – ухмыльнулся Беляш. – Главное – вас ждут.

– А с кем ты разговаривал? – спросил Беляша Ленька.

– Ну как с кем? Конечно, с самим бригадиром, – сделал серьезное лицо Беляш. – Джафаром его зовут. Запомните это имя! Это один из самых сурьезных блатных в нашем городе. С ним даже наш грозный Чума считается, с которым они верховодят в бригаде. Вместе разрабатывают очередные операции – на какой склад налет совершить, где лошадей угнать или ювелирный магазин ограбить. А иногда им и со стороны работенку дают, обещая хорошие деньги. Чаще всего к нам обращаются главари подпольных политических организаций, которые не смирились с победой большевиков и всячески стараются им навредить. А нашей братве лишь приходится слушаться их – иначе не поздоровится. Попробуй сказать что-то против – тут же эти паханы на перо посадят, а то и родственников твоих до полусмерти изобьют. Чтобы этого не случилось, нам приходится делать все, что скажут. Случалось нам расправляться и с городскими чиновниками, и с сельскими активистами, вести контрреволюционную агитацию, грабить граждан, возвращавшихся с городских рынков с выручкой, совершать налеты на лавки сельпо и сельсоветы, угонять скот… Чекисты не раз пытались нас уничтожить, но пока нам удавалось от них уходить.

Беляш, конечно, не мог знать, отчего это им так часто везло. Дело в том, что в самарской милиции у Джафара был свой человек, который постоянно предупреждал его об опасности. Джафар дорожил этой связью и щедро платил своему информатору.

– А отчего вы одного из своих главарей Чумой называете? – Ленька испуганно посмотрел на Беляша. – Он что, чумой переболел?

– Да нет, это у него фамилия такая – Чумаков. Ну так к бригадирам идем или пиво пить?

– Конечно, к бригадирам, – за всю компанию поспешил ответить Пузырь. – Мы же делом приехали заниматься, а не дуру гонять… Деньги-то на исходе, надо где – то новые добывать. Как у вас с этим?

– Нормально! – отвечает Беляш. – Скоро сам увидишь.

– А как у вас заведено – на общий котел все работают, или каждый на свой карман? – поинтересовался Мишка. – А то в Кинеле нас за рабов держали. Всю добычу паханы отбирали.

– Не, у нас не так, бригадиру пацаны должны отстегнуть только десятину – остальное себе.

– Ну, этак можно жить! – обрадовался Пузырь. – Я же давно говорил, что нужно в Самару валить. Ты скажи, что вы чаще всего чистите? Магазины, склады или квартиры богачей?

– Да что подвернется, то и чистим, – был ответ. – Вот третьего дня мы с пацанами, к примеру, квартирку одного нэпмана почистили. Вынесли все подчистую, начиная с женских комнатных тапочек и кончая коллекцией ружей.

– И что, нравится тебе у Джафара? – спросил Ленька.

– Жить можно, – протянул Беляш. – Хотя многие пацаны и не любят его. Считают, что слишком он ярый. Чуть что-то не по его – тут же по морде, ну а за что-то сурьезное может и того…

– Убить, что ли? – с опаской посмотрел на него Пузырь.

– Ну да! Говорю же, он ярый… – тяжко вздохнул Беляш. – Мочит почем зря, не глядя на твои прошлые заслуги. Ведь он никого не боится, а уважает только силу. Например, на Чуму он не полезет. Потому что тот сам может, если надо, глотку перегрызть, хотя он гораздо мягче Джафара, говорю, не лютый, как тот. У него все по справедливости.

– Говоришь, Чума добрее? – с надеждой спросил Мишка.

– Ну не так чтобы очень. Просто Чума культурнее, что ли, и не такое хамло – ведь он из бывших царских офицеров. У нас таких несколько человек. Все они жесткие, но не жестокие, культурные, даже дерутся и то не по-нашему, уличному, а по боксерским правилам. С виду посмотришь на такого – вроде ничего особенного, но в драке может так отделать!.. Их, этих бывших, Джафар «белыми перчатками» называет. За то, что они часто где не надо слабинку дают, желая разрулить что-то по справедливости. Ну а бригадир – по праву сильного. Он ведь из босяков, а у тех свои законы.

17

Про Чуму Беляш не врал. Таких, как он, теперь в России было много. И они составляли главную конкуренцию блатным в борьбе за власть в преступном мире. Дело в том, что многие бывшие царские кадровые военные после Гражданской войны, попав в тюрьмы и лагеря, старались подчинить себе воровскую «чернь», которую хотели использовать в своих целях в качестве боевых единиц. В воровском мире их стали назвать жиганы. Испугавшись растущего влияния этих бывших, которые постоянно мутили народ, настраивая людей против большевиков, официальные власти решили с помощью блатных авторитетов бороться с ними, натравливая их на жиганов. Существовало даже такое мнение: дескать, жиганы появились при участии НКВД для того, чтобы чекистам было проще контролировать осужденных в лагерях и тюрьмах. Еще поговаривали о том, что это жиганы придумали воровские законы, состоящие из нескольких «не» – не работать, не сотрудничать с любой властью, не доносить на товарищей. Ведь что-то похожее существовало и в кодексе офицерской чести, где у военных, как и в блатном мире, все было выстроено согласно четкой иерархической структуре. Так, по мнению многих сведущих людей, жиганы постепенно превратились в воров в законе. В целом же их суть менялась вместе с историей. Так, если до революции жиганами называли наибеднейших сидельцев и каторжан, чаще проигравшихся в карты, то теперь это были отчаянные преступники, уголовные вожаки, стремившиеся к лидерству в криминальном мире, у которых было два злейших врага – советская власть и племя старых уркаганов, доселе безраздельно правящих в уголовном мире.

Таким человеком, стремившимся к лидерству в банде, был и Василий Чумаков, случайно оказавшийся под крылом у Джафара, который, как справедливо сказал Беляш, был выходцем из босяков. Кураповские пацаны уже знали, что босяк – это блатной пацан, щеголяющий тем, что не ценит нормальную жизнь с ее главной составляющей – деньгами, потому что он живет, как говорится, часом с квасом, а порою – с водою, то есть деньги у него сегодня есть, а завтра их нет. А коль так, он ими и не дорожит, считая их обыкновенным мусором.

Бывший штабс-капитан Василий Чумаков был выпускником кадетского корпуса. Позже было юнкерское училище, которое он не окончил, потому что началась Первая мировая война. Ему не повезло: он сразу попал в действующую армию. Его пехотный полк сплошь состоял из необстрелянных бойцов, и только умелое руководство командира части полковника Кутяпова позволило полку не только уцелеть в первые месяцы сражений, но и отбросить немцев на сто верст от Вильно. В этих боях подпоручик Чумаков сумел отличиться, командуя взводом новобранцев. Однажды на свой страх и риск он выбил с ними противника из хорошо укрепленного хутора, за что получил Георгиевский крест и без выслуги лет, минуя несколько воинских званий, сразу надел мундир штабс-капитана. Теперь в его подчинении была уже целая рота, состоявшая из выходцев с Кавказа. Уж эти дрались так дрались, неся смерть и ужас врагу.

И когда в декабре 1915 года в Россию со специальной миссией прибыл французский сенатор Поль Думер, чтобы просить русское правительство о посылке четырехсот тысяч русских солдат на помощь Франции, в состав сформированной бригады была включена и рота штабс-капитана Чумакова.

И там, на чужой земле, Чумаков отличился со своими бойцами. Корпус, в котором они сражались совместно с французскими и британскими войсками и который защищал регион Шампань-Арденны, не допустил под Реймсом прорыва немецких дивизий в направлении Парижа. За этот подвиг несколько сот русских, в том числе и Чумаков, были удостоены наивысших наград Французской Республики. Позже Василий, как и тысячи других русских военных, до глубины души был возмущен известием о том, что Россия по решению большевистского правительства вышла из войны, не дав союзническим силам победоносно завершить ее. Он на чем свет клял большевиков, захвативших власть в его стране, клял и их революцию. С таким настроением в Россию вернулись многие военные. Когда бывшие командиры попытались протестовать против действий правительства, их стали арестовывать, судить и отправлять в лагеря, тюрьмы. И никакие подвиги, совершенные ими на войне, никакие награды не помогли. Бывшего штабс-капитана Василия Чумакова приговорили к десяти годам исправительных работ. В лагере он и познакомился с Джафаром.

К тому времени тот уже был известным авторитетом в воровских кругах. Он уверил Чуму, остро переживавшего революционный апокалипсис в России, что былые времена уже никогда не вернутся, и если он хочет занять достойное место в обществе, то должен стремиться к этому. А верный путь к славе и деньгам – это насильственная экспроприация материальных ценностей, которые покуда принадлежат другим. Джафару нужен был такой храбрый и умный человек, как Чумаков, и он позвал его в свою банду. Так бывший штабс-капитан и стал заместителем у одного из самых известных в те годы в России бандитских авторитетов. Банда Джафара еще до войны орудовала в Москве. Это была крупная группировка, хорошо организованная, сплоченная, со своей разведкой.

Джафар уговорил Василия, которому он присвоил погоняло Чума, совершить побег из лагеря. Им это удалось. Добравшись до Москвы, Джафар быстро восстановил все свои прежние связи, и уже скоро новая российская столица вздрогнула, узнав о возвращении одного из самых жестоких бандитов своего времени. Все вернулось на круги своя – ограбления, убийства, налеты на милицейские участки следовали один за другим, так что газеты не успевали рассказывать о подвигах воскресшего вдруг Джафара. У Джафара и Чумы появились деньги, которые они просаживали в ресторанах, казино и борделях. Их постоянно видели изысканно одетыми в обществе таких же богато одетых дам. С этим эскортом столичных красавиц они появлялись в театрах и на высоких приемах, которые устраивали новые власти. Знакомство с новой элитой России дало свои плоды – они смогли легализоваться в обществе, имея на руках удостоверения полномочных представителей власти, с которыми можно было разъезжать по всей стране. И когда однажды они оказались в Самарской губернии, Чума, бывший оттуда родом, предложил Джафару там и осесть. Дескать, а столицах они сильно наследили, и за ними устроена охота, а здесь они еще не примелькались, поэтому могут начать с чистого листа. На том и порешили. Здесь тоже не составило труда сколотить банду, подобрав опытных людей, и завести нужные знакомства.

Джафар даже отыскал старого своего знакомого, с которым они когда-то вместе хлебали тюремную баланду. Тот, как оказалось, работал в местном уголовном розыске, что было на руку Джафару.

Нашел в Самаре старых товарищей и Василий. Двое из них в свое время были участниками крестьянского восстания в Поволжье, а теперь, выйдя из заключения, стали активистами антисоветского подполья, где первую скрипку играли бывшие члены самарской эсеровской организации.

В общем, жизнь налаживалась, и у друзей были далеко идущие планы. Объявленная правительством Новая экономическая политика стала залогом этого успеха. У людей появились деньги и недвижимость, что не могло не радовать того же Джафара, у которого главной целью было разбогатеть и уехать на постоянное место жительства в Америку, чтобы там создать свою банду.

18

– …А ты, случайно, не из босяков? – спросил Беляша Ленька.

– Нет, – ответил парнишка. – Я жил в нормальной семье, где был какой-никакой достаток и где ни отец, ни мать пьяницами не были – трудились, растили детей. Я тоже мечтал прожить нормальную жизнь. Выучиться, найти хорошую работу, жениться, детишек нарожать… А босяку все это не нужно. Он живет тем, что есть. А что может быть у босяка? Да ничего! Ни денег, ни жилья, ни семьи, ни работы – только вечные скитания да поиск приключений на свою задницу. А я так не хочу. Я хочу к чему-то стремиться.

– Но сейчас ты живешь почти как босяк, – напомнил ему Ленька.

– Это не по своей воле, это я так. Не было бы Гражданской войны, в которой я потерял родителей, жил бы по-другому. И зачем все это нужно было?

– Это ты про революцию? – не понял его Ленька.

– А про что же еще?

– Вот и дед мой по матери так говорит, – вспомнил Ленька. – Но отец мой думал по-другому. Дескать, негоже эксплуатировать трудового человека, негоже пить из него всю жизнь кровь – тут и последняя шелудивая собака взбунтуется. Мать была не согласна с ним. Говорила, что даже одна загубленная в революцию жизнь – это трагедия. На этом у них и ссоры происходили.

…Дом, куда привел компанию Беляш, находился на Казанской, недалеко от Хлебной площади.

– Беляш, а Беляш, я слышал, здесь где-то есть квартал, где находятся местные бордели… Это далеко отсюда? – поинтересовался Пузырь.

– Мал еще о борделях думать! – шикнул на него Мишка. – Ишь, куда тебя понесло!

Пузырь обиделся.

– Больно ты у нас взрослый! – смерил он его недобрым взглядом. – Да ежели хочешь знать, у меня-то были уже женщины, а вот у тебя – я не уверен.

– Да иди ты! – махнул на него рукой Мишка. – Женщины, видите ли, у него были! Во сне, что ли? Да и во сне они тебя всегда обходить будут. Зачем им детский сад?

– Есть у нас, парень, такой квартал, который нэпманы называют «улицей красных фонарей», – сказал Беляш. – У нас там даже свой человек имеется – это мадам Залесская, которая содержит лучший на квартале бордель. А мы ей девочек туда поставляем. Так что ежели будет у вас на примете какая – тут же Джафару об этом доложите. На крайний случай – Чуме, они оба в доле с Сарой Евгеньевной. А девочки там – цимус, я вам доложу!

– Вот бы поскорее туда попасть, – мечтательно произнес Кешка.

– Подожди, не все сразу, – осадил его Беляш. – Вам надо сначала проявить себя. Вот когда Джафар поймет, что вы ценные кадры, он вам многое позволит – будете жить как у Христа за пазухой.